4. Подход Кеннеди-Джонсона
4. Подход Кеннеди-Джонсона
При Эйзенхауэре возросло общее число государств, с которым и США имели соглашения о военных союзах, их стало 45. Президент Эйзенхауэр считал, что дело укрепления позиций Америки в мире в период его правления находилось в надежных и опытных руках. «Если, учитывая наше положение в мире, мы будем заменены людьми с меньшим опытом, меньшим престижем и без уз знакомства, и даже дружбы, какие есть у нас с Фостером (Джоном Ф. Даллесом. – А. У.) со многими лидерами мира в различных его частях, тогда возникает вопрос: что будет дальше?»* (Запись в дневнике Эйзенхауэра, помеченная январем 1956 г.) Политические противники Д. Эйзенхауэра думали иначе. Идеологи оппозиции стали появляться как на стороне тех, кто считал его политику излишне рискованной, так и на стороне тех, кто считал эту политику малоэффективной.
Важно отметить возникновение явления, невозможного в прежние годы, для которого была характерна быстрота развития экспансии: формируется идейная оппозиция «тотальной вовлеченности» — первая линия критики американской внешней политики. Так, известный и влиятельный сенатор Рассел начиная с середины 50-x годов стал излагать мысль о том, что Америка приблизилась к опасной грани, когда становится очевидным предел ее материальных возможностей.
Но все более влиятельной во второй половине 50-x годов начала становиться вторая линия критиков и противников внешнеполитического курса Д. Эйзенхауэра. На пике могущества Америки в ее правящем классе появилась группа политиков, призвавших «не дрейфовать к неоизоляционизму», а, напротив, более активно использовать «дарованные судьбой» возможности Америки. В ходе предвыборных президентских кампаний самым простым способом завоевания престижа и влияния становится требование более энергичной внешней политики. Пожалуй, первой кампанией такого рода была кампания демократов в 1956 г., когда они обвиняли республиканского президента Эйзенхауэра в пассивности, приведшей к тому, что половина Индокитая была окончательно потеряна для Запада, где США выглядели «бумажным тигром», что НАТО встала на путь упадка. Спустя четыре года Дж. Ф. Кеннеди повторил эти обвинения с удесятеренной силой. Важно отметить начало процесса: от одной избирательной кампании н другой средством привлечения избирателей на свою сторону стало обещание блюсти интересы внешней экспансии наиболее эффективным образом. Судьба Америки, ее влияния в мире стала частью предвыборных баталий. Внутри правящих кругов возникла влиятельная группа сомневающихся в способности «медлительного и консервативного» Д. Эйзенхауэра быстро найти подход к нарождавшимся молодым государствам. Нацеливаясь на борьбу за президентское кресло, сенатор Кеннеди указывал правящему классу Америки: «Мы позволили коммунистам лишить нас положения, принадлежащего нам по праву... Мы оказались в положении защитников статус-кво, в то время как коммунисты изображают себя авангардной силой, указывавшей путь к лучшему, более яркому и смелому образу жизни»*. В предвыборной кампании 1960 г. противники курса Эйзенхауэра сделали акцент на «недостаточности» усилий США во внешнем мире, считая, что Америка «теряет темп», что она ставит под удар свое положение лидера капиталистического мира, что необходимы мобилизация ресурсов, новые внешнеполитические средства, правильное использование необъятных технологических возможностей США*. Не один Кеннеди стремился обрести национальную известность путем обоснования необходимости новых усилий. Сенатор Л. Джонсон делал упор на интенсификацию американских усилий по освоению космического пространства. Сенатор Г. Джексон утверждал, что мощь Америки зависит от количества атомных подводных лодок; сенатор С. Саймингтон стоял за увеличение числа стратегических бомбардировщиков Б-52. В конечном счете Дж. Кеннеди продемонстрировал свой «грандиозный стиль» тем, что выдвинул программу перевооружения на всех участках стратегической мириады.
(При этом, заметим, США превосходили СССР по числу ядерных средств доставки в 10 раз, валовой национальный продукт США троекратно превосходил объединенный западноевропейский и японский, десятки новых государств лишь «стучались в двери» ООН).
Осевая идея выступлений Дж. Кеннеди – мобилизация ресурсов для движения вперед: «Я начал эту кампанию (борьбы за пост президента. – А.У.) на том единственном основании, что американский народ испытывает недовольство нынешним ведением нашего национального курса, народ обеспокоен относительным спадом в проявлении нашей жизненной силы и падением престижа, наш народ имеет волю и силу сделать так, чтобы Соединенные Штаты начали движение вперед». Кумирами Кеннеди были президенты Вильсон, Ф. Д. Рузвельт и Трумэн, «потому что они привели нашу страну в движение, поскольку только так может Америка видеть наблюдающий за ней мир». «Мы находимся, – говорил Кеннеди (цитируя Э. Берка), – на самой видной сцене», Америке принадлежит волна будущего, ибо «это будущее и Америка – одно и то же»*.
Приход Дж. Кеннеди к руководству демократической партии означал ослабление того ее крыла, которое связывало свои идеалы и планы с традицией, идущей от Франклина Рузвельта. Отличительной чертой либералов группы Э. Рузвельт – Э. Стивенсон – Ч. Боулс было признание, что не имперское могущество, а выживание Америки является целью # 1 национальной политики; что в мире существует сила, более мощная, чем все секреты Пентагона, – национально-освободительное движение, способное изменить политическую картину мира; что Соединенным Штатам следует признать реалии в китайском вопросе; что не менее опасной угрозой, чем коммунизм, являются для Соединенных Штатов сдвиги в освобождающихся от ига колониализма странах. Противники этой группы, возглавляемые Д. Ачесоном, усматривали в ее взглядах «предательство американских идеалов». С их точки зрения, люди типа Э. Стивенсона предпочитали ООН Соединенным Штатам, гуманные благоглупости – национальным интересам США, «банальную идеалистическую морализацию» – здоровому чувству американизма, сомнительную благожелательность новорожденных наций – связям с сильными западноевропейскими союзниками, «мировое общественное мнение» – реальным интересам США в мире.
Близкая к идеям Д. Ачесона новая волна идеологов внешнеполитической экспансии начала подниматься примерно с 1957 г. Главной отличительной чертой ее программы было требование привести американское влияние в мире в соответствие с колоссальным американским потенциалом. Эти новые стратеги глобальной вовлеченности Америки вышли из цитаделей северо-восточного истэблишмента, университетов, традиционно поставлявших лидеров правящей элиты, исследовательских центров – «фабрик мысли» Северо-Востока. Они были уверены в себе, в своей компетентности и нисколько не сомневались в своем превосходстве над консерваторами маккартистского периода, над республиканскими политиками-бизнесменами администрации Эйзенхауэра, которым приходилось туго в споре со светскими, энергичными и эрудированными представителями клана Кеннеди. Близко наблюдая «новых людей», скептически настроенный заместитель государственного секретаря Ч. Боулс позже писал: «Они ищут случая показать свои мускулы… Они полны воинственности»*.
Для плеяды, возглавляемой Дж. Кеннеди, неверие в способность Америки решить любую проблему и направить развитие мира в нужное русло означало измену главным американским принципам, недооценка мощи США (военной, экономической, политической), внутренней стабильности метрополии, основанной на национальном консенсусе, отсутствии реальной оппозиции политике расширения влияния, веры в особое предназначение Америки. Осторожное маневрирование, свойственное политике Д. Эйзенхауэра, стало казаться преступным пораженчеством. Тем самым оно (с точки зрения Кеннеди) как бы ставило предел распространению американской мощи в мире. Президент Кеннеди считал, что пассивность, свойственная республиканской администрации, может лишить США стратегической инициативы, вызвать у союзников и подопечных стран волю к самоутверждению.
Дж. Кеннеди указал на чрезвычайность переживаемого периода: «Поток событий (выдвинувших Америку вперед. – А. У.) иссякает, и время перестает быть нашим союзником»*. Мощь Америки должна была быть использована быстро, активно, эффективно и немедленно. Даже при решении задач местного значения следует добиваться успеха ценой привлечения всех ресурсов, находящихся в американском распоряжении. Президент Кеннеди выразил кредо своей администрации в инаугурационной речи: «Пусть каждая нация вне зависимости от того, желает она нам добра или зла, знает, что мы заплатим любую цену, вынесем любое бремя, перенесем любые трудности поддержим любого друга, выступим против любого врага ради обеспечения торжества свободы»*. Даже делая скидку на неизбежную высокопарность риторики, следует сказать, что это было огромное обещание. Ни одна страна не может вынести «любое бремя», «заплатить любую цену». И CIIIA брали на себя рискованное обязательство судить о том, кто нуждается в их поддержке.
Годы правления Зйзенхауэра порицались за самодовольство, за отсутствие чувства ответственности, за массовый уход в собственные мелкие проблемы, за безразличие к «всемирным задачам» США. Готовность охранять имперские интересы стала приравниваться к патриотизму. С точки зрения Кеннеди, обязанность идеологов его администрации – «выработать убедительное идейное обоснование делу поддержки и укрепления нашего общества в критическое время»*. Поэт Роберт Фрост во время инаугурации Джона Кеннеди объявил, что наступают великие новые времена, аналогичные эпохе римского императора Августа. Даже поэт-демократ не остался безразличен к пафосу имперского блеска и желанию видеть Вашингтон «великим Римом новейшего времени». «Волнение охватило страну,– писал журналист и историк Д. Хальберштам, – волнение охватило по меньшей мере ряды интеллектуалов, разделявших чувство, что Америка готова к переменам, что власть будет отнята у усталых, мыслящих как представители торговой палаты людей Эйзенхауэра и передана в руки лучших и самых способных представителей нового поколения»*.
Двумя характерными чертами практической реализации более активной политики были: 1) концентрация власти в самом близком окружении президента (а не делегирование ее министрам, как это было, скажем, в годы Эйзенхауэра); 2) повышение значимости военного фактора в решении политических, экономических и социальных проблем эпохи. Президент Кеннеди не верил в способ правления путем долгих заседаний и принятия расплывчатых меморандумов. С его точки зрения, бюрократия могла погубить даже такую великую идею, как «американская империя». В начале 5О-х годов в государственном департаменте служили 150 чиновников, а когда Дж. Кеннеди пришел в Белый дом, внешнеполитическое ведомство насчитывало 20 тыс. человек. Кеннеди полагал, что главные решения эйзенхаузровского периода были приняты не в ходе многочасовых заседаний СНБ, а в ходе коротких встреч ведущих политиков в Овальном кабинете президента. Поэтому штат госдепартамента и СНБ он посчитал необходимым сократить. Госдепартамент лишался своего прежнего значения*. Центр дискуссий и принятия политических решений сместился в четыре основных института: Белый дом, где этим занимался аппарат советника по национальной безопасности М. Банди; госдепартаменте — там был задействован традиционный штат госсекретаря Д. Раска; министерство обороны, где готовились разработки стратегами во главе с Р. Макнамарой; объединенный комитет начальников штабов, где председательствовал генерал М. Тэйлор. (Именно эта «команда» оставалась на своих постах и при президенте Л. Джонсоне, формулируя основные политические концепции для правительства на протяжении всего восьмилетнего периода пребывания у власти демократов.)
Специальный помощник президента по проблемам национальной безопасности приобрел при Кеннеди большой вес – и надолго. Этому способствовало назначение на этот пост Макджорджа Банди, деятеля, выдвигавшего свой план реализации мирового лидерства США. Бывший декан Гарвардского колледжа М. Банди олицетворял веру в то, что хорошо налаженное управление политикой – хладнокровный скрупулезный анализ, учет всех действующих факторов, осведомленность, проницательность и интуиция, воображение и логика – поднимет американское лидерство в мире на неслыханную дотоле ступень*. Специальный помощник президента создал свой «мини-госдепартамент», состоящий из скорых на суждение и решение экспертов, тесно связанных с министерством обороны и Центральным разведывательным управлением.
Президент Дж. Кеннеди убеждал свою страну, что «без Соединенных Штатов блок СЕАТО падет завтра же. Без Соединенных Штатов не будет НАТО. И постепенно Европа сползет к нейтрализму и апатии. Без усилий Соединенных Штатов по осуществлению проекта «Союз ради прогресса», наступление враждебных сил на материк Южной Америки давно бы уже имело место»*. Дж. Кеннеди неустанно говорил о США как об оплоте мирового статус-кво. С его точки зрения, ослабление после второй мировой войны германского и японского центров мощи «вытолкнуло» США на авансцену мировой истории, позволило распространить свое влияние в глобальном масштабе. С тех пор главной внешнеполитической целью США стало сохранение такого положения в мире, когда «ни одна держава и никакая комбинация держав не могли бы угрожать безопасности Соединенных Штатов. Простой центральной задачей американской внешней политики является сохранение такого положения, когда никакой блок не может овладеть достаточной силой, чтобы в конечном счете превзойти нас»*.
Такая цель означала, что США не могут допустить возникновения силы (или комбинации сил), равной американской, что США готовы пойти на крайние меры ради удержания такого порядка в мире, каким он сложился в 1961 г.
У. Ростоу подготовил в 1962 г. целый том теоретического обоснования американской внешней политики под названием «Базовые цели национальной безопасности», где говорилось: «Крупные потери территории или ресурсов сделают более трудным для Соединенных Штатов осуществление задачи создания благоприятного для себя окружения в мире. Такие потери могут генерировать пораженчество среди правительств и народов в некоммунистическом мире или дать основание для разочарований внутри страны (тем самым увеличивая страхи, что США могут в панике начать войну); и это сделало бы бое сложным поддержание баланса военной мощи между Востоком и Западом». Отсюда прямая постановка задачи: ««Американским интересам отвечает такое развитие международных отношений, когда страны Евразии, Африки и Латинской Америки развиваются по линиям, в целом соответствующим нашим собственным концепциям» *.
Дж. Кеннеди и его советники не были удовлетворены системой блоков, уже созданных во времена Д. Ачесона и Дж. Ф. Даллеса. Для усиления влияния им казалось необходимым подкрепление военных блоков экономической зависимостью, своеобразным повторением в глобальных масштабах «плана Маршалла». Администрация придавала большое значение более чем миллионной американской армии, обеспечивавшей влияние США за пределами страны, но призывала также дополнить военное влияние «дипломатическими усилиями, деятельностью органов информации, программами обмена всех видов, помощью в образовательном и культурном развитии, контактами с другими народами на неправительственном уровне, помощью в программировании экономического развития, технической помощью, предоставлением капитала, использованием дополнительных средств, новой политикой в отношении торговли и стабилизации цен на товары, а также множеством других мер, способных в значительной мере затронуть ориентацию людей и общественных учреждений»* (из меморандума У. Ростоу «Базовые цели национальной безопасности»). У. Ростоу предлагал особое внимание обратить на Аргентину, Бразилию, Колумбит, Венесуэлу, Индию, Филиппины, Тайвань, Египет, Пакистан, Иран и Ирак. В случае «закрепления»своих позиций в этих странах США контролировали бы территории, на которых проживало 80% населения Латинской Америки и половина населения всех развивающихся стран*(У. Ростоу – Дж. Кеннеди, 2 марта 1961 г.).
Администрация Дж. Кеннеди выдвинула несколько региональных экономических проектов, наиболее заметным среди которых был план помощи Латинской Америке «Союз ради прогресса». Латинской Америке предоставлялась американская помощь в размере примерно 20 млрд. долл. на период 10 лет. Для оказания влияния на другие развивающиеся страны создавались так называемый «Корпус мира», который стал инструментом экономического и идеологического воздействия, и Агентство международного развития, располагавшее фондами для финансирования региональных проектов.
Важным отличием Кеннеди от Эйзенхауэра было отсутствие осторожного отношения к государственным расходам. Как уже говорилось выше, Д. Эйзенхауэр при полной поддержке консервативных и умеренных республиканцев отказывался увеличивать бюджет Пентагона на требуемую военными сумму из-за опасения подорвать экономическую базу США, стабильность доллара. Кеннеди претил подобный подход. После избрания он поручил дать оценку возможности крупных государственных расходов одному из своих экономических советников – П. Сэмюэлсону. Тот, к удовлетворению президента, пришел к выводу: «Расширение государственных программ может только помочь, а не помешать здоровью нашей экономики». Другой советник президента – У. Хеллер убеждал президента, что в его руках «достаточно ресурсов, чтобы создать великое общество внутри страны и осуществить великие проекты за ее пределами»*
Президент Кеннеди с удовлетворением воспринял такого рода советы. В марте 1961 г. он заявил конгрессу: «Наш арсенал должен быть таким, чтобы обеспечить выполнение наших обязательств и нашу безопасность; не будучи скованными спорными бюджетными потолками, мы не должны избегать дополнительных трат там, где они необходимы»*. (Л. Джонсон сделал последний логический шаг в этом направлении. Он говорил в июле 1964 г.: «Мы – самая богатая нация в мировой истории. Мы можем позволить себе расходовать столько, сколько необходимо... И мы именно так и будем поступать»*) Итак, Америка готова была «заплатить любую цену» за тот курс внешней политики, который она считала необходимым.
Существенно отметить также следующую особенность стратегии демократов Кеннеди-Джонсона. Они полагали, что социалистический мир в том виде, в каком он существует в Европе и Азии, представляет собой долгосрочное историческое явление. Другое дело – огромный развивающийся мир. Освободившиеся страны представляли как угрозу зоне влияния США, так и возможности расширения этой зоны. Предвидя определенную стабильность на линии конфронтации двух систем в Европе, Кеннеди готовился встретить десятки потенциальных конфликтов в зоне развивающихся стран, где, по его мнению, решалась судьба и глобального противоборства двух социальных систем.*
Характерной чертой перемен в Вашингтоне, осуществленных в начале 60-х годов, было новое, повышенное внимание к средствам дипломатического воздействия, которые все активнее применялись в качестве инструментов политики. Проект меморандума совета национальной безопасности от 18 февраля 1963 г. аргументирует необходимость в будущем «контролируемого и постепенного применения совокупной политической, военной и дипломатической мощи»*. Прежняя, чисто военная охрана союзных, зависимых, находящихся в пределах американского влияния государств стала со времен Дж. Кеннеди более активно, чем прежде, дополняться привлечением дипломатических методов.
Итак, главными элементами внешнеполитической стратегии США при президенте Дж. Кеннеди стали ускоренное военное строительство (1), консолидация союзников (2), стремление закрепиться в развивающихся странах (3), мобилизация средств дипломатии, предполагавшая начало диалога с потенциальными противниками (4). Рассмотрим эти особенности курса демократов в 60-х годах.
Военный аспект
Концепция Кеннеди предусматривала быстрое наращивание ракетно-ядерных вооружений, с тем чтобы оставить далеко позади СССР и еще многие годы действовать, не опасаясь стратегического вызова потенциальных противников. Стратегическое превосходство должно было стать твердым основанием всей внешней политики США. Министр обороны США Р. Макнамара требовал доведения числа МБР до 950, объединенный комитет начальников штабов – строительства 3000 межконтинентальных баллистических ракет*. Это были фантастические цифры, не все они были одобрены, но военное ведомство США получило за первую половину 60-х годов невиданные дотоле средства. Военный бюджет был увеличен на 13% за период между 1961 и 1964 годами (с 47,4 млрд. до 53,6 млрд. долл.*). К 1967 г. число межконтинентальных баллистических ракет было увеличено в пять раз (с 200 единиц, имевшихся во времена Эйзенхауэра, до 1000). При Кеннеди был построен подводный флот, состоявший из 41 атомной подводной лодки типа «Поларис», способный осуществить запуск 656 ракет стратегического назначения. 600 стратегических бомбардировщиков составили военно-воздушные силы созданной при Кеннеди стратегической триады*.
Выступая перед редакторами и издателями агентства ЮПИ в 1967 г., Р. Макнамара объяснил мотивы грандиозного стратегического строительства следующим образом. Когда администрация Кеннеди пришла к власти, Советский Союз обладал «очень небольшим оперативным арсеналом межконтинентальных ракет», но СССР имел, мол, возможность «очень существенно увеличить этот арсенал», и эта-то гипотетическая возможность была взята за основу национальной стратегии США. У американской стороны, признает Р. Макнамара, «не было никаких доказательств того, что Советы в реальности планируют полное использование этих возможностей»*. Отталкиваясь от этого априорного и надуманного аргумента, Соединенные Штаты пошли на колоссальное развитие стратегических сил. Внешнюю политику администрации Кеннеди можно понять, лишь учитывая тот факт, что во время его президентства создавалась гигантская военная машина, происходил грандиозный стратегический бросок, опираясь на который амбициозный американский президент хотел укрепить позиции Америки в мире.
Уже осенью первого года пребывания Дж. Кеннеди в Белом доме (1961 г.) американские спутники-разведчики подтвердили, что Соединенные Штаты в очень значительной мере опережают СССР по числу межконтинентальных баллистических ракет. США признали этот факт в октябре 1961 г. Тем не менее исключительный по масштабам рост стратегических вооружений был начат и осуществлялся с невиданной интенсивностью. Видели ли проводники американской имперской политики, что стратегический рывок Америки не окажется безнаказанным, что он не пройдет бесследно, что он вынудит к развитию вооружений и противостоящую сторону? К. Кейзен, сотрудник совета национальной безопасности, близкий к М. Банди, убеждал президента Кеннеди, что «отсутствие великодушия будет иметь неизбежным следствием вынесение гонки вооружений на более высокий уровень. В мире ракет и термоядерных боеголовок больший арсенал оружия не добавляет больше безопасности». Однако президент Кеннеди не видел альтернативы этому способу укрепления американских позиций*. Он продолжал делать расчет на выигрыш в гонке вооружений, он верил, что «сверхусилия», прилагаемые Соединенными Штатами в сфере ядерных вооружений, еще долгое время не смогут быть повторены никем в мире. В 1967 г. Макнамара признал, что Советский Союз не имел намерения вступать в ракетно-ядерную гонку и, с его точки зрения, удовлетворился бы соотношением сил 1960 г., когда США имели значительное превосходство.
Готовность воздействовать на процессы в Евразии, Африке и Латинской Америке предполагала более широкий выбор средств, чем эскадрильи стратегической авиации и авианосцы. Лишь обычные вооруженные силы могли быть применены на раннем этапе «обороны» американских позиций в каждом конкретном случае. Уже в 1961 г. под влиянием поражения в заливе Кочинос президент Кеннеди увеличил вооруженные силы США на 300 тыс. человек, мобилизовал 158 тыс. резервистов и солдат национальной гвардии, создал шесть дивизий резерва, готовых к быстрой мобилизации*. В наиболее важную зону влияния – Западную Европу были посланы дополнительно 40 тыс. американских военнослужащих. Дж. Кеннеди желал иметь полный набор средств для сохранения и расширения американского влияния – от стратегических ядерных сил до эффективных тайных служб. Вашингтон увеличил число регулярных армейских дивизий с 11 до 16. Спешно разрабатывалась стратегия «двух с половиной войн» – когда США могли бы вести две полномасштабные войны в Европе и Азии и одну, «половинную», в любом другом месте*.
Для решения последней задачи создавались специальные части, готовые вести боевые действия скрытно и в самых необычных условиях, на отдаленных рубежах мировой зоны влияния США. В военных колледжах страны произошло нечто прежде невообразимое: для лучшего знакомства с потенциальным противником здесь стали изучать книги Мао Цзэдуна и Че Гевары. В докладе Пентагона от июля 1962 г. говорилось о необходимости выработки «программы действий, рассчитанных на поражение коммунистов без обращения к опасностям и террору ядерной войны; программы, направленной на подавление подрывных действий там, где они уже возникли, и, что еще более важно, на предотвращение возможного их возникновения. Другими словами – это стратегия как терапии, так и профилактики»*. Соединенные Штаты бросали вызов всем силам, влиявшим на изменение международной обстановки. Важно отметить, что США стали готовиться к борьбе против национально-освободительных движений, обучая для этого небольшие группы войск, учитывая особенности тех районов мира, где такая борьба могла бы развернуться.
Американское руководство нуждалось в таком идейном обосновании, которое убедило бы американцев в необходимости «заплатить любую цену» в борьбе с народами, вставшими на путь национального самоопределения. Пропагандистская машина Кеннеди – Джонсона пошла по линии, начатой их предшественниками – демократами времен Г. Трумэна: обозначения внешнего врага в лице Советского Союза. «Холодная война» была охарактеризована Дж. Кеннеди как «борьба за первенство между двумя идеологиями: свобода вместе с богом против безжалостной, безбожной тирании»*. Вея сложная система международных отношений была утрированно сведена к противоборству США с «силами зла» в лице Советского Союза. Угрозу американской империи демократы двух разных поколений описали в сходных выражениях. Президент Кеннеди: «Во всех пределах мира нам противостоит монолитный и не знающий жалости заговор, который направлен на распространение сферы влияния путем преимущественно подрывных действий»*. «Отражая коммунистическую угрозу», президент Кеннеди стремился перегруппировать силы американского империализма, привести в систему то, что подпало под американское влияние в 40 – 50-х годах. Примитивный и ложный подход искажал сложную картину бытия. В «вопросе вопросов» – как приспособить мир к Америке или приспособиться к мировым переменам – американская сторона занимала «активную» позицию. Освободившиеся страны должны были, с точки зрения Вашингтона, развиваться в желательном для США русле либо в противном случае встретить противодействие США. Кеннеди в 1961 г. полагал, что Соединенные Штаты достаточно сильны, чтобы диктовать свою волю этим государствам. Однако ход истории внес коррективы в подобное самомнение. Вехами его были Плайя-Хирон, карибский кризис и Вьетнам.
У администрации Кеннеди было желание добиться быстрого успеха в решении «кубинской проблемы», с переориентацией страны, находившейся в 90 милях от их территории. Еще в ходе предвыборной кампании 1960 г. Кеннеди призывал к «серьезному наступлению» на Кубу*. Впоследствии Дж. Кеннеди проклинал экспертов из Центрального разведывательного управления и объединенного комитета начальников штабов, предсказывавших восстание населения против Фиделя Кастро сразу же после высадки кубинских контрреволюционеров, поддерживаемых американцами. Позднее он объяснял: «Неодобрение им плана вторжения было бы воспринято как признак слабости, что явно несоответствовало общей линии поведения администрации»*. События показали, что влияние США в мире может ослабнуть не только от бездействия, но и от непродуманной активности. Серьезным испытанием президентского варианта стратегии глобальной экспансии стал так называемый карибский кризис (октябрь 1962 г.).
Напомним, что в ответ на размещение американских ракет средней дальности близ советских границ – в Турции, Италии и Англии (ракеты «Юпитер») Советский Союз по согласованию с правительством Кубы начал установку там сходных ракет. Это вызвало пароксизм страха у американского руководства. В ходе этого кризиса Вашингтон показал себя готовым на все, включая ядерный конфликт. Готовность администрации Кеннеди пойти на риск ядерной войны должна была предполагать, что установка этих ракет меняет стратегический баланс между США и СССР. Но как согласовать с этой оценкой мнение ЦРУ и объединенного комитета начальников штабов, выраженное еще до начала карибского кризиса, что американские ракеты среднего радиуса в Турции и Италии не влияют на общий стратегический баланс? Даже тайно созванный совет – «исполнительный комитет» совета национальной безопасности пришел к выводу, что ракеты на Кубе не меняют стратегического баланса*.
Советник и главный составитель речей Кеннеди – его биограф Т. Соренсен оценивал ситуацию таким образом: «Не вызывает сомнений, что эти размещенные на Кубе ракеты, взятые сами по себе, на фоне всего советского мегатоннажа, который мог бы обрушиться на нас, не меняли стратегического баланса фактически... Но баланс мог бы существенно измениться по своей видимости; в вопросах национальной воли и мирового лидерства такие видимости влияют на реальность»*. Как пишет по этому поводу американский историк С. Амброуз, «самый серьезный кризис в истории человечества разразился по вопросу о видимости. Мир подошел вплотную к тотальному уничтожению из-за вопроса о престиже»*.
Один из высших чинов министерства обороны США предложил президенту Кеннеди забыть о ракетах на Кубе, игнорировать их, так как они не представляют собой дополнительной угрозы Америке и не нарушают общего баланса, благоприятного для США. Дж. Кеннеди ответил, что обязан действовать, в противном случае против него будет возбужден процесс импичмента – лишения президентского поста. Президент выступил по национальному телевидению 22 октября 1962 г. и объявил о блокаде Кубы (предложение, отстаивавшееся Р. Макнамарой)*. Все это показывает, что американская правящая элита находилась в состоянии невероятного опьянения своей мощью*. То были достаточно короткие годы упоения всемогуществом. Вслед за событиями на Плайя-Хирон карибский кризис положил начало процессу отрезвления. Он имел определенное просветительское значение – содержал момент приближения к пониманию истины ядерного века: в современном ядерном конфликте не может быть победителей и дипломатия должна помнить, что ее ошибки могут иметь фатальные последствия. Столкнувшись с угрозой ядерной катастрофы в октябре 1962 г., Кеннеди осознал, что подобную цену не стоило платить даже за глобальное влияние. Отнюдь не разделяя идеи изоляционизма и ограничения притязаний, Дж. Кеннеди все же пришел к выводу, что абсолютное отстаивание превосходства повсюду может вовлечь США в ядерный самоубийственный конфликт, привести к национальной катастрофе.
Исторические уроки стали давать свои результаты. Стало предельно ясно, что «кризисное регулирование является слишком опасным делом и события могут развиваться слишком быстро»*. В 1963 г. была установлена прямая линия связи между Белым домом и Кремлем. В том же году Соединенные Штаты пошли на важный шаг – ограничение испытаний ядерного оружия. Договор об ограничении испытаний означал, что американская сторона увидела ту реальность, которую сна прежде откровенно игнорировала: увеличение количества ядерных боезарядов не укрепляет безопасность США. Американская сторона предприняла беспрецедентные шаги: поддержала вместе с Советским Союзом в ООН резолюцию, запрещавшую размещение ядерного оружия в космосе, подписала соглашение о продаже СССР зерна. Особенно существенное значение имел заключенный в Москве в августе 1963 г. США, СССР и Великобританией Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой, ставивший реальную преграду на пути совершенствования ядерного оружия, оберегавший экологическую среду и в целом служивший целям взаимного доверия. В речах президента прозвучали идеи, означавшие, что в понимании американским руководством своих интересов появился важный новый элемент: слепая враждебность к СССР может в кризисной ситуации погубить и глобальную зону влияния, и саму Америку.
Возглавляемый Дж. Кеннеди круг политиков на рубеже 1962 – 1963 годов как бы открыл для себя тот все усложняющийся мир, в котором прямолинейные силовые действия могут дать необратимые негативные результаты. Пройдя через период самоуверенности и силовой дипломатии, он обрел опыт и публично усомнился в универсальном значении американского образа жизни для митра, где большинство населения «не являются белыми... не являются христианами... и ничего не знают о системе свободного предпринимательства или подлинном юридическом процессе»*. На своей последней пресс-конференции президент проявил понимание сложности осуществления опеки над огромными территориями развивающихся стран: «Эти страны бедны, они настроены националистически, они горды, они во многих случаях радикально настроены. Я не думаю, чтобы угрозы, исходящие с Капитолийского холма, приносили те результаты, на которые мы часто надеемся... Я думаю, что это очень опасный, лишенный равновесия митр. Я думаю, что мы должны сосуществовать с ним»*
Одним из наиболее важных выводов из Карибского кризиса было осознание опасности распространения ядерного оружия. В начале 60-х годов ядерным оружием обладали четыре державы – СССР, США, Англия и Франция, на подходе к ядерному порогу находилась КНР. Дальнейшее распространение ядерного оружия сужало зону действия Вашингтона, с одной стороны, и грозило возможностью превращения обычных конфликтов в ядерные – с другой США приложили в 1962 г. значительные усилия, чтобы замедлить развитие ядерных программ Англии и Франции, тех союзников, на которых Вашингтон мог оказать давление. Дж. Кеннеди увидел еще одну особенность ядерного века: распространение ядерного оружия грозило подорвать исключительное положение самих США в этой области.