Курт Карл Эберляйн Немец в немецком искусстве

Курт Карл Эберляйн

Немец в немецком искусстве

Искусство не всегда объективно. Оно зачастую выступает против романтизма, называя натурализмом романтику «морской живописи». Часто можно слышать выражение: «Дух в условиях, в которых мы творим, является определяющим». И этот дух нередко подобен врачебному диагнозу, выступая в форме статики, даже фотографии. Так называемая цивилизация современной живописи, начало которой было положено французским импрессионизмом, не относится ни к душе, ни к языку души: она не способствует размышлению, а только созерцанию. Такое искусство подобно газетам и может рассматриваться как развлекательное, но не содержащее в себе никакого жизненного опыта. Искусство созерцательно, и все решает внутреннее зрение. В душе художника наличествует определенный пейзаж, который образуется в результате наблюдения и обретает душу. Немецкое искусство привязано к родной земле и несет ее в своей душе, что проявляется в изображении картин, животных, цветов и вещей даже в условиях чужеродной обстановки. Если художник говорит по-немецки, то по-немецки говорит и его душа, но коли он говорит на иностранном языке и эсперанто, то становится космополитом и душа его уже ничего не говорит. Родная земля — это дом, который немец так любит, его комнаты и зеркальное отражение самого существования. Мысль о доме у немца присутствует всегда, где бы он ни был и что бы ни испытывал. Тот, кто знает эту особенность немцев, поймет меня. Однако появившаяся в последнее время декоративная мода убивает привязанность немцев к дому, как совсем недавно убила немецкое одеяние, поскольку модели стали однообразными, похожими друг на друга и бедными в духовном отношении. Новая Германия тем не менее живет в мире, основанном на прежнем культе дома, поскольку суть народности в том, что семья формируется благодаря возрастанию и жизни ее членов в своем доме, в своих комнатах. Суть эта прекрасно описана еще Песталоцци. Поэтому задача нынешних архитекторов состоит в том, чтобы создавать такие помещения, в которых семейный дух мог бы обитать и оказывать свое влияние на домочадцев. В этом заключены корни нашей силы. Те, для кого германизм является существенным понятием, видят в семье основу здоровья, спасения и будущего государства, а вокруг семейного стола — силы, защищающие и развивающие душевные качества.

Родная страна, окружающий пейзаж, жизненное пространство, языковое сообщество представлены в семье, развивающейся в собственных границах. В ней произрастает ребенок, впитывая нравы и обычаи, игры и празднества, в ней живут песни, сказки, пословицы и поговорки, представлены одежда и обстановка и все прочее. В ней заключена энергия предков, сохранено все, что было сделано по дому, сохранены ремесло и традиции, а также сентиментальные чувства в отношении семейного искусства, которое нельзя недооценивать, так как оно приносит в дом хлеб и радость. Здесь можно слышать обычную музыку, танцевальную, семейную и домашнюю музыку, связанную со здоровой магией. Здесь из года в год сохраняется заданный ритм жизни, пульсация которого западает в душу. Как далека сельская жизнь от жизни больших городов, в которых нравы и обычаи меняются очень часто, подобно вращению Земли вокруг Солнца! Насколько же смешными, кукольными и синематичными кажутся там художественные группки больших городов, наклонности которых в искусстве подобны экзотическим животным, сидящим в клетках городских зоопарков. Конечно, можно возразить, что семьи, в особенности деревенские, никогда не были, мол, знатоками или судьями в вопросах искусства, да и не могут быть ими. Это конечно же не так! Упаси боже, мы не хотим давать никаких оценок, да и речь-то не идет о критике, а о чем-то большем — о самой жизни. Это вопрос не цветения, а деревьев в целом. «Достижением» и результатом Ренессанса стало то, что искусство считается только поверхностным слоем эстетических ценностей, феноменальных, но и чисто формальных, и рассматривается в эстетическом плане как стенное украшение, комнатный декор или же как концерт или выставка.

Поэтому наш музей — еще не музей для народа. Он еще, не потерял характера замка, его декоративности и воздействия как аристократического, некомфортабельного, величественного дворца культуры. Посещение его оставляет впечатление паноптикума и своеобразной твердыни. «Искусство» поэтому для многих товарищей по расе представляется хотя и подлинным, но не основным костяком жизни, не имеющим большой жизненной ценности и не питающим душу. И даже более того, это дорогая безделушка, кондитерские изделия, выставленные в витрине магазина, предмет роскоши и спекуляций для преуспевающих дельцов или же собственность государства. Жизнь трудового народа протекает мимо такого искусства. Хлеб и работа имеют для него куда большее значение. Такова реальная ситуация, несмотря на лозунги типа: «Искусство для каждого», «Искусство для народа», «Искусство без платы за вход», «Искусство вечерней зари». Такое искусство является «культурой», неприемлемой и чуждой для народа. Вина за это, однако, лежит не на государстве и не на индивидууме, а на самом искусстве, оторванном от крови и души народа.

(Эберляйн Харт Карл. Что есть немецкого в немецком искусстве? Лейпциг, 1933.)