Гудрун Штрафте Дневник невесты штурмовика

Гудрун Штрафте

Дневник невесты штурмовика

Я очень устала, но уснуть не могу. События последних дней преисполнили меня большим энтузиазмом, и я, несмотря на поздний час, беру в руки свой любимый дневник, чтобы записать туда все, что меня волнует.

Небо было затянуто облаками, когда я с товарищами обоего пола, сторонниками Гитлера, направилась к Рейну. На плохую погоду мы даже не обращали внимания. Наши сердца были переполнены энтузиазмом и радостью. Звенели лютни, и мы непрерывно распевали песни. Почти на каждой остановке в трамвай садились члены нашей партии, внося большое оживление. Время летело столь быстро, что мы не заметили, как добрались до берега реки и из Нидервальского леса нас приветствовала Германия. Оказавшись в Бингене, мы еще не решили, переправляться нам на другой берег Рейна на пароме или на пароходике. Тут за нас все решила погода. В небе клубились черные облака, цеплявшиеся друг за друга. Поднялся сильный ветер, нагнавший на реке волны, и начался дождь. Мы погрузились на пароходик и разместились на верхней палубе, чтобы ветер немного остудил наши разгоряченные головы. Как же сильно стучали наши сердца и как гордо развевались флаги со свастикой! С обоих берегов Рейна нас приветствовали овеянные легендами старые замки. Наш энтузиазм и восхищение все возрастали. Чудесная поездка, однако, быстро окончилась, и мы высадились в небольшом городке, в месте нашего назначения. Нас шумно приветствовали собравшиеся там люди. Бесчисленные оркестры коричневорубашечников маршировали с кроваво-красными знаменами. Раздавались громкие крики «Хайль!», отдававшиеся эхом. Когда мы вошли в городок, перед нами раскрылась чудесная панорама. На улицах виднелся целый лес знамен и флагов. На каждом доме висели флажки и транспаранты. Гирлянды цветов украшали улицы. Повсюду ощущалось оживление. Мимо нас торопливо пробегали штурмовики, выполняя распоряжения своих командиров. Со всех сторон неслись звуки прусских военных маршей. Вдруг я увидела нечто, никогда ранее не виденное: женщины и девушки в военной гитлеровской форме. Они продавали различные значки. Это произвело на меня чудесное впечатление, и во мне стало расти желание, чтобы и мне было разрешено помочь им, принять участие в деятельности нашего лидера Адольфа Гитлера. Ни о чем другом мне не хотелось и думать.

Почти бессознательно я следовала за своими подругами. Я уже ничего не видела и не слышала, что творилось вокруг меня. Меня занимала мысль, каким образом можно стать помощником в деле восстановления Германии, моего отечества. Одна из наших девушек взяла меня за руку и повела к месту, где штурмовики давали открытый концерт для публики. В глубине души я была даже недовольна, что тем самым был нарушен ход моих мыслей. Виду я, конечно, не подала и старалась веселиться по-прежнему. И все же, несмотря на оживленные разговоры подруг, снова возвратилась к своим мыслям, не осознавая, что, по сути дела, уже включилась в гитлеровское движение. Подойдя к площади, мы услышали последние такты «Петербургского марша», после чего в музыкальной программе наступила пауза. В толпе я быстро потеряла своих друзей. Я пошла вдоль Рейна и неожиданно оказалась у памятника великому Блюхеру. Оказывается, я стояла на том самом месте, где в ночь на новый, 1814 год прусская армия, ведомая Блюхером, форсировала Рейн. Я долго стояла там, обуреваемая мыслями о событиях прошлого и о мужестве пруссаков. Из этого состояния меня вывел внезапно раздавшийся мужской голос. Стоявший рядом со мной штурмовик произнес:

— Извините, вы член нашей партии?

— Да, конечно, — ответила я.

— Приветствую вас, — продолжил он.

Оглянувшись, я увидела загорелое мужское лицо с огромными сияющими глазами. Он посмотрел на меня вопросительно, добавив:

— А вы не могли бы помочь нашему движению, приняв участие в распространении открыток?

— С удовольствием, — сразу же сказала я.

Он тут же вручил мне целую пачку открыток. С воодушевлением я поспешила к толпе людей, стоявших около оркестра. За какую-то четверть часа я продала все открытки и с радостью вручила деньги тому парню-штурмовику. В знак благодарности он пожал мне руку и назвался: Вольфганг Йенсен. В ответ я назвала свое имя. Обменявшись с ним еще несколькими словами, я поспешила к своим товарищам, чтобы рассказать о том, что сделала.

В десять часов вечера около памятника Блюхеру было большое сборище. Мы стояли с гитлеровскими легионерами. В отрядах и группах были представлены эсэсовцы и штурмовики, члены организации гитлеровской молодежи, женского национал-социалистского союза, союза «Штальхельм», объединений бойскаутов, а также туристы, тысячи горожан и другие участники праздника. Тут же стояли знаменосцы, в вечернем бризе развевались многочисленные флажки и вымпелы. Почти неподвижно мы простояли более двух часов. В четверть первого ночи наступил заключительный аккорд, Были зажжены факелы, и колонны одна за другой двинулись маршем. Мы распевали песни, маршируя по улицам этого небольшого городка. Когда мы вышли на торговую площадь, раздались крики: «Хайль!» На подиуме стоял летчик — капитан Герман Геринг с рукой, поднятой в гитлеровском салюте, всматриваясь в проходящие колонны. Выйдя из городка, мы оказались в гористой местности с многочисленными огнями, представлявшими великолепную картину. Дорога шла серпантином, с многими изгибами и поворотами. Поднявшись на вершину горы, мы увидели в долине марширующие колонны с горящими факелами в руках. Зрелище было незабываемым, даже ошеломляющим. Чтобы описать это великолепие, не хватает слов. Но вот наше внимание привлекло большое взметнувшееся пламя — символ праздника солнцестояния. Вновь раздались звуки прусских военных маршей. Затем был совершен благодарственный молебен. Люди стояли с непокрытой головой. Скрестив руки на груди, мы вслушивались в слова песнопения:

«Вознесем благодарность праведному Богу…»

В завершение к нам обратился с пламенной речью Герман Геринг. Его призыв к борьбе за свободу Германии отразился от окружавших скал, подобно мольбе за освобождение от иностранного деспотизма. В ночной темноте слова Эрнста Морица Арндта[22], процитированные Германом Герингом, прозвучали сильно и громоподобно:

«Рейн — река Германии, но не ее граница».

После пения национального гимна мы расселись вокруг большого костра и принялись распевать наши песни. Геринг вошел в круг и остался стоять горделиво, с высоко поднятой головой. Картина была торжественной: ведь перед нами находился герой прошлой войны. Хотя вокруг было много огня, лицо его все же оставалось в тени. Мне посчастливилось сидеть прямо позади него. Внезапно приняв решение, я вскочила и подняла свой факел к его плечам и лицу. Он повернулся и благодарно кивнул мне. Для меня это был великий момент.

Был ли в тот момент кто-либо счастливее меня? Потом мы спели песню на слова Лёнса[23] о красных гусарах. И снова оратор обратился к нам с призывными пламенными словами, прежде чем выйти из нашего круга и скрыться в темноте. Вслед ему неслись крики: «Хайль!» Мне подумалось, что я более его не увижу. Я даже не заметила, как около меня появился какой-то штурмовик, и обернулась, услышав, как меня назвали по имени. Это был Йенсен. Он пожал мне руку и поинтересовался, какое впечатление произвел на меня праздник. Я стала ему рассказывать восторженно и несколько сбивчиво. Он смотрел на меня доброжелательно, разделяя мой восторг. Когда я закончила свой рассказ, мы оба помолчали. И тут я заметила, что выражение его лица изменилось, оно стало очень серьезным. Он пристально посмотрел на меня, а затем спросил, давно ли я стала сторонницей Гитлера и что привело меня в ряды национал-социалистов. Он не отрывал пытливого взгляда от моего лица. Я никогда не забуду эти минуты. Его взгляд дошел до самой глубины моей души. Я почувствовала, что не смогу скрыть от него ничего, что он захочет знать, и ответила на его вопросы ясно и без утайки. Помолчав некоторое время, он отвернулся и задумчиво посмотрел в огонь костра. Потом медленно повернул лицо ко мне, посмотрел в глаза, пожал руку и сказал на полном серьезе:

— Вы правильно поняли суть национал-социализма.

Костер стал постепенно гаснуть. Некоторые из сидевших вокруг побросали в него свои факелы. Вольфганг Йенсен и я последовали их примеру. Пламя снова вспыхнуло. Мы молча и серьезно смотрели в огонь. Затем Вольфганг Йенсен сказал мне убежденно, почти торжественно:

— Не забывайте никогда этот огонь. Пусть он продолжает гореть в вашей душе. И поделитесь им с вашими товарищами. Тогда вы действительно поможете великому делу Адольфа Гитлера.

(Штрайтер Гудрун. Так близко от смерти: (Дневник невесты штурмовика).)