Глава 12 МОРСКОЙ ОХОТНИК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

МОРСКОЙ ОХОТНИК

Начиная с зимы 1943/44 года в эскортах стали появляться новые корабли. Их строили на американских верфях по заказу ВМФ Великобритании. Это были фрегаты «капитанского» класса, носящие имена военно-морских капитанов времен французской войны. Их строили с удивительной скоростью, используя новую для кораблестроения технологию – сварку отдельных, предварительно изготовленных секций. Минимальное время постройки составило 54 дня с момента начала работ до спуска на воду. Такому можно только удивляться, если учесть сложность корабельной электрики и большое количество электрических приборов, не говоря уже о машинном отделении.

Одним из «узких мест» в деле налаживания массового производства военных кораблей, приводимых в движение паровыми турбинами, стало изготовление тяжелых зубчатых колес, которые необходимы для передачи мощности от быстро вращающихся турбин относительно медленно поворачивающимся гребным винтам, которые на 20 узлах вращаются со скоростью примерно 200 оборотов в минуту. Чтобы преодолеть это, а также поскольку очень высокие скорости не являются обязательными, конструкторы отказались от турбин с редукторами и вместо этого предусмотрели электропривод. Появилось два типа фрегатов: паротурбоэлектрические и дизель-электрические. Первые имели максимальную скорость 24 узла, вторые – 18 узлов.

Эти корабли представляли собой компромисс между американским и английским проектом. Мостики на них были открытого типа, как тогда в Англии, «асдики» и оборудование для сброса глубинных бомб тоже были английскими. Электрооборудование было американским, а корпус стал более «тонким», напоминающим своими обводами туловище селедки. Результатом последнего новшества явилась жесточайшая бортовая качка на волне.

Чтобы хоть немного уменьшить эту неприятную черту новых кораблей, по прибытии в Великобританию на их верхних палубах начали устанавливать стеллажи для глубинных бомб. Но даже при таких условиях период бортовой качки составлял всего лишь три секунды. Постоянно находиться на таких кораблях было весьма утомительно. К тому же здорово раздражало то, что абсолютно ничего нельзя было оставить незакрепленным. Даже такие не слишком подвижные предметы, как ластики на штурманском столе, приобрели зловредную привычку скатываться на пол и забиваться в самые темные и дальние уголки, причем именно в тот момент, когда были особенно нужны.

Самым слабым местом этих кораблей было палубное вооружение. Трудно даже представить, где американцы сумели откопать короткоствольные 3-дюймовые орудия, которые на них установлены. Мы их сразу же переименовали в ружья для охоты на слонов. Снаряды, которыми они стреляли, как я подозреваю, были просто стальными болванками, без намека на какие-либо взрывчатые вещества. Пользовались мы этими, если можно так сказать, орудиями только от злости, надеясь, что снаряд если и не взорвется, то хотя бы своей тяжестью пробьет мишень. Эскортные корабли, которые американцы строили для себя, имели 5-дюймовые орудия совершенно другого класса.

Палубное вооружение было второстепенным для кораблей сопровождения атлантических конвоев. Следует честно признать, что достоинств у этих маленьких корабликов было все-таки больше, чем недостатков. С их появлением наши эскортные силы получили серьезное подкрепление, появилась возможность сформировать некоторое количество дополнительных групп поддержки, для того чтобы окончательно ликвидировать угрозу нашему флоту со стороны немецких подводных лодок.

Не буду утверждать, что я очень обрадовался, когда по прибытии в Ливерпуль в марте 1944 года получил приказ покинуть свою верную «Вечернюю звезду», принять под командование один из новых фрегатов «Бикертон» («Bickerton») и сформировать 5-ю эскортную группу. С одной стороны, после сокрушительного поражения, которое потерпел германский подводный флот весной 1943 года, большая часть вражеских субмарин убралась из Северной Атлантики. Сопровождение конвоев стало довольно-таки нудным занятием. Мысль о том, чтобы заняться каким-нибудь более живым делом, казалась мне весьма привлекательной. Но с другой стороны, я надеялся возглавить группу эсминцев, оставшись на «Вечерней звезде». Все-таки на этом корабле я провел без малого три года, мы вместе прошли норвежскую кампанию, пережили немало волнующих минут при охране конвоев. «Вечерняя звезда» не подвела меня ни разу на протяжении трех долгих и суровых атлантических зим. На ней стояли те же самые турбины, в испытаниях которых я участвовал на верфи Торнейкрофтс в 1940 году, причем они до сих пор работали с точностью швейной машинки. Я знал на этом корабле каждую заклепку и не желал другого.

Мысль о расставании с кораблем, моим верным и преданным другом, разбивала мне сердце. Да и с людьми я успел сродниться. И хотя мне было разрешено взять с собой на новый корабль старших офицеров Билла Ридли и Лалфа Стенли, остальные члены команды остались на «Вечерней звезде». Должен заметить, что Биллу Ридли предложили принять под командование собственный корабль, но он предпочел отправиться со мной.

К счастью, у меня не было времени долго горевать. Два корабля уже стояли рядом. Я быстро сдал командование своему преемнику коммандеру Легассику и отправился на «Бикертоне» в Белфаст, где должна была формироваться моя новая группа.

5-я эскортная группа состояла из шести фрегатов, три из которых, «Бикертон», «Эйлмер» («Aylmer») и «Блай» («Bligh»), были турбоэлектроходами, развивавшими скорость до 24 узлов, а остальные – «Кемпторн» («Kempthorne»), «Китс» («Keats») и «Гудсан» («Goodson») – дизель-электроходами с максимальной скоростью хода 18 узлов. Все командиры были мне незнакомы, за исключением маленького Джекки Купера, бывшего командира «Шиповника», который прибыл со своим неизменным моноклем (и, как всегда, переполненный энтузиазмом) командовать «Блаем». На этот раз мне дали время на «подработку» группы. Все корабли были новыми, а командиры пришли с маленьких корветов «цветочного» класса и не имели опыта работы на миноносцах. При таких условиях группу нельзя было отправлять в море без минимальных тренировок. Поэтому мы вскоре вышли в Ирландское море для отработки маневров. Мне пришлось одновременно знакомиться с достоинствами и недостатками нового корабля и новых людей. Как же мне не хватало группы В2, давно уже ставшей слаженной, единой командой! Сколько раз я помянул добрым словом главного сигнальщика Уилкинсона и его людей, неизменно четко и быстро выполнявших свою работу! Должен признаться, я никогда не отличался ангельским терпением, поэтому сигналы, передаваемые с моего корабля остальным, зачастую были весьма ядовитыми.

Думаю, что моя репутация человека, моментально избавляющегося от некомпетентных членов команды, всюду следовала за мной. В дополнение к этому один из кораблей был назван «Блай» в честь знаменитого капитана Блая со «Щедрого». Правда, он не был таким чудовищем, каким его изобразили в одноименном фильме. Это был отличный офицер, знающий и очень требовательный, ставший впоследствии адмиралом. Но мои командиры были настроены весьма пессимистично и, по-моему, не ожидали от нашей совместной работы ничего хорошего. К счастью, Билл и Лалф сумели их переубедить, и довольно быстро мы стали слаженной командой и были готовы к выходу в море. 21 апреля 1944 года мы получили первый приказ, в соответствии с которым мы должны были оказать поддержку эскорту конвоя ONS233. Задание обещало быть несложным, потому что к этому времени атлантические конвои уже никто не беспокоил. Вражеские субмарины предпочитали выискивать более легкие мишени.

Первые три дня нас немного потрепала непогода, что явилось неприятным испытанием для моей неопытной команды. Зато мы смогли до тонкостей изучить особенности поведения наших кораблей в штормовых условиях. Оказалось, что многие матросы не имели вообще никакого опыта. Рейс из Соединенных Штатов домой на новом корабле был для большинства из них первым в жизни. Пресловутая бортовая качка проверила людей на прочность, и к 25-му числу погода сменила гнев на милость.

В этот день нам приказали покинуть конвой, которому ничто не угрожало, и отправиться на поиск замеченной с воздуха подводной лодки. Не скажу, что мне доставила удовольствие мысль о том, что нас снова, как в далеком 1940 году, используют для охоты за химерами, но в этот период, накануне высадки в Нормандии, вражеских субмарин в Атлантике осталось так мало, что нашим теперь уже значительным эскортным силам делать было практически нечего. Поэтому следовало использовать подвернувшуюся возможность хотя бы для тренировки.

На следующий день, 26 апреля, мы получили новый приказ, который обещал нам более живую работу. Нам было предписано присоединиться к авианосцу «Виндекс» («Vindex», капитан Х. Т. Т. Бейлис), который действовал совместно с 9-й эскортной группой. Я был уверен, что, взаимодействуя с самолетом, моя группа сумеет обеспечить эффективную защиту конвоя от врага, если, конечно, таковой появится. Но нас так никто и не потревожил.

Спустя три дня наш энтузиазм постепенно пошел на убыль. Ничего не происходило, и люди заскучали. Но неожиданно картина изменилась.

Немцы обычно держали в центральных областях Атлантики одну или две лодки, чтобы те передавали регулярные метеосводки. Это было необходимо для составления долгосрочных прогнозов погоды в Европе и вокруг нее. Поскольку эти лодки исполняли только пассивную роль, им приходилось всплывать только для подзарядки батарей и передачи сообщений, они почти не подвергались риску быть обнаруженными.

Предыдущая попытка достать одну из этих лодок силами эскортной группы без поддержки с воздуха оказалась неудачной. Но при условии взаимодействия с патрульными самолетами следующая попытка вполне могла стать результативной. Поэтому, получив приказ встретиться с «Виндексом» в точке с координатами 52 градуса северной широты и 30 градусов восточной долготы, мы снова воспрянули духом.

К этому времени 9-я эскортная группа уже отошла, поэтому половина моей группы, а именно тихоходные дизель-электроходы остались для охраны авианосца, а я с оставшимися кораблями начал действовать независимо, но в сотрудничестве с «Виндексом», капитан которого был старшим офицером и осуществлял руководство всей операцией.

Чтобы достичь успеха, следовало запастись терпением. Прежде всего следовало попасть в район расположения вражеских субмарин. Такую информацию мы могли получить из Адмиралтейства, располагавшего данными с мощных береговых станций слежения.

Войдя в указанный район, надо было ждать, в надежде перехватить сообщение с лодки собственными радиопеленгаторами, определить пеленг, отправить в нужном направлении самолет, который обнаружит и точно укажет цель. Таков был план. Если бы у пеленгаторов по-прежнему находился мой удивительный Гарольд Уокер, лодка была бы у нас в кармане. Но, как и вся команда, радиометристы были новыми и неопытными. Поэтому процесс затянулся.

Мы подошли к району, указанному нам Адмиралтейством, 2 мая, перехватили переданный немцами утренний прогноз погоды и установили пеленг. Лодка находилась в значительном удалении, поэтому я не ждал многого от этой информации, мы только уточнили район ее расположения. Следовало ждать вечерней передачи. Я был взбешен, когда вечером никто из радиометристов не сумел перехватить сигнал, не достигли они успеха и утром. В течение последующих двух суток людям также не сопутствовала удача.

Задание становилось невыполнимым. Места для маневрирования у вражеской субмарины было более чем достаточно, поэтому она могла легко ускользнуть от нас. Не имея перехваченного сигнала, не было смысла вести поиск. Шансы на удачу были нулевыми. Не приходилось сомневаться, что команды вражеских лодок знали о наличии на наших кораблях «хаф-дафов» и относились к этому факту весьма уважительно. Из поступавшей от Адмиралтейства информации мы знали, что передачи никогда не ведутся два раза подряд на одной частоте. Это делало нашу задачу более сложной.

Но в конце концов ранним утром 5 мая на «Бикертоне» была перехвачена очередная передача, причем операторы быстро установили, что лодка находится неподалеку. Передав долгожданную информацию на «Виндекс», я взял «Эйлмер» и «Блай» и направился в указанный район. Хотя мы и не сумели установить контакт, тем не менее район поиска уменьшился. Позже я узнал, что в процессе поисков мы один раз прошли в непосредственной близости от лодки, но не заметили ее. Я считал, что, если ночью сумеет вылететь самолет, у него будет хороший шанс обнаружить врага. На этот раз нам сопутствовала удача, погода была вполне приемлемой. Между прочим, оказалось, что на «Виндексе» свои представления о летной погоде, отличающиеся от общепринятых. Его самолеты летали при ужасных погодных условиях и достигали удивительных результатов.

С наступлением ночи капитан Бейлис спланировал маршруты своих самолетов так, чтобы они «накрыли» весь подозрительный район. Вскоре после полуночи лейтенант Хаггис заметил с борта своего «свордфиша» вражескую субмарину, вынудил ее нырнуть и отметил место погружения сигнальной ракетой. Оно находилось всего в 12 милях от авианосца, но довольно далеко от расположения моей группы кораблей. Поэтому Бейлис принял решение направить туда «Китс» (лейтенант-коммандер Кин) из своего собственного эскорта. Одобряя и приветствуя такое решение, я развернул «Бикертон» и вместе с «Эйлмером» и «Блаем» поспешил на подмогу.

Прибывший на отмеченное место «Китс» сразу же начал поиск, но у лодки был почти час форы, за это время она могла уйти в любом направлении. И тем не менее тщательно проведенный поиск принес результат. В 4 часа утра радары «Китса» отметили контакт. Двигаясь вперед, Кин ничего не увидел, но вскоре чужую лодку услышали акустики. Можно было начинать атаку.

К сожалению, приходится констатировать, что командир германской лодки в этот раз перехитрил Кина, использовав ложную цель – SBT. Как и у всех нас, на гидролокаторах «Китса» работали новички. После первой атаки стало очевидно, что они «купились» либо на SBT, либо на эхо, отраженное водными возмущениями на местах взрывов глубинных бомб.

Людям был преподан хороший урок. В дальнейшем Кин и его команда приобрели необходимый опыт и потопили две вражеские лодки.

Но в этот раз лодке удалось ускользнуть. Чувствуя себя в полной безопасности, команда Кина утратила бдительность и даже не услышала шума наших винтов. Мы шли на скорости 20 узлов, это максимальная скорость, при которой «асдики» работают с полной эффективностью. Находясь примерно в трех милях от «Китса», мы установили четкий и ясный контакт слева по курсу. В таких условиях необходимы быстрые и решительные действия.

Прежде всего необходимо развернуть корабль носом по направлению контакта, чтобы максимально уменьшить площадь мишени для возможной торпедной атаки. На этой стадии еще не ясно, кто является дичью, а кто – охотником, и, может быть, в нашу сторону уже вовсю торопятся торпеды.

В то же самое время необходимо снизить скорость. Это не только позволит максимально использовать возможности гидролокаторов, которые должны получить и передать на мостик информацию, необходимую для проведения атаки, но также снизит шум винтов, чтобы не привлечь к кораблю акустическую торпеду, которая вполне может быть запущена с лодки.

Затем следует передать остальным кораблям сопровождения сигнал о том, что мы находимся в контакте, чтобы они согласовывали свои передвижения с нами. Выполнение этих действий занимает меньше времени, чем их перечисление, поэтому очень скоро «Бикертон» уже держал курс по направлению контакта. Команда находилась в полной боевой готовности.

Гидроакустики работали достаточно уверенно. Находясь на мостике, мы постоянно слышали их доклады по внутренней корабельной связи:

– Контакт устойчивый… Классифицирован – подводная лодка.

– Дистанция 1500 ярдов. Цель движется.

– Цель сместилась влево.

Билл Ридли ни на минуту не снимал наушников, внимательно контролируя действия своей команды. Судя по его жестам, все шло хорошо.

Расстояние постепенно сокращалось, мы постоянно наносили на карту маршрут лодки. Вражеская субмарина шла постоянным курсом на самой малой скорости. Очевидно, мы пока оставались незамеченными.

На расстоянии около 700 ярдов отраженные сигналы начали постепенно ослабевать, пока не исчезли совсем. Билл тут же отдал приказ расширить район поиска, но безрезультатно.

– Она на глубине, сэр, я уверен, – сказал Билл. И я чувствовал, что он не ошибается.

Припомнив все трудности, с которыми мы сталкивались на «Вечерней звезде», уничтожая спрятавшиеся на глубине вражеские лодки, я решил применить метод «ползущей» атаки, изобретенный капитаном Джонни Уолкером. Дело в том, что обычная подводная лодка, имеющая грамотного командира и хорошо обученную команду, может достаточно легко уйти от атаки глубинными бомбами. Винты атакующего судна хорошо слышны на лодке. Изменив в нужный момент курс, лодка может быстро уйти на безопасную дистанцию от взрывов. На атакующем корабле теряют контакт с лодкой, когда она находится на глубине от 700 до 800 ярдов. И с этого момента все изменения курса субмарины проходят незамеченными для надводного корабля. Даже более того, времени, которое затрачивают глубинные бомбы на погружение, вполне достаточно для лодки, чтобы ускользнуть.

Метод «ползущей» атаки основан на том, что гидрофоны лодки из-за шума собственных винтов не слышат подходящего со стороны кормы на медленной скорости корабля. Поэтому один корабль держит контакт с целью на расстоянии около 1000 ярдов со стороны кормы лодки и направляет другой корабль сопровождения за лодкой на минимальной скорости. Когда он, руководствуясь командами с направляющего корабля, «вползает» на позицию над ничего не подозревающей субмариной, то сбрасывает серию из двадцати шести бомб, установленных на максимальную глубину взрыва, которые ложатся точно вокруг цели.

Мы уже отрабатывали этот маневр на тренировках, теперь я решил испробовать его на практике. Увеличив расстояние до установления устойчивого контакта, я решил, что для роли атакующего судна лучше всего подойдет «Блай» под командованием Джекки Купера. На самой малой скорости «Блай» прополз мимо нас и двинулся вслед за лодкой. Расстояние между ними неуклонно сокращалось. Операторы «асдика» постоянно докладывали расстояние до лодки, а Лалф Стенли следил за расстоянием до «Блая». Когда оба расстояния сравнялись, я приказал Куперу приготовиться к атаке.

Нужно было, чтобы «Блай» продвинулся немного вперед, в расчете на то, что, пока бомбы будут погружаться, лодка будет продолжать идти прежним курсом. Действие разворачивалось невыносимо медленно, эта медлительность буквально сводила с ума. Но вот наконец «Блай» обогнал лодку на 50 ярдов, и наступил решающий момент. Хриплым от волнения голосом я просипел: «Огонь!» В отличие от моего голос старшины-сигнальщика, повторившего мой приказ по радиотелефону, был ясен и чист. И я увидел, как с кормы «Блая» ушли под воду первые бомбы. Я знал, что им предстояло довольно долго погружаться, так что под воду уже ушло больше дюжины снарядов, прежде чем мы почувствовали сотрясение от первого разрыва. Одна за одной бочки глубинных бомб скрывались под водой. Неожиданно мы увидели, что одна из бомб взорвалась преждевременно, прямо под кормой «Блая». Высоченный столб воды вырвался в воздух и с ужасающим грохотом обрушился прямо на палубу корабля. Но минная команда оказалась на высоте, и люди не пострадали. Только промокли.

Немецкая подводная лодка в это время медленно шла своим курсом в темной толще воды. На глубине больше ста саженей все было тихо и спокойно, ничто не предвещало беды. Люди еще не знали, что смерть уже очень близко. Первый взрыв отшвырнул лодку в сторону, но тут же раздался второй, третий… В лодке погасло освещение, все вокруг смешалось… В полной неразберихе был слышен только грохот близких разрывов и угрожающий треск деформируемого корпуса. Капитан лодки Вернер Вендт понял, что следует любой ценой вырваться на поверхность. Сжатый воздух со свистом ворвался в балластные танки, и лодка начала быстро всплывать, а вокруг продолжали рваться бомбы…

Стоя на мостике «Бикертона», я наблюдал за возникшими на поверхности воды гейзерами брызг и пены. Было очевидно, что их создает быстро всплывающая подводная лодка. Вскоре над водой показалась искореженная рубка, явно свидетельствующая о том, что как минимум одно попадание было прямым. Пока я отдавал приказания, выводя «Бикертон» на линию атаки, готовясь нанести смертельный удар, из облаков вынырнул «свордфиш» с «Виндекса», пилотируемый командиром эскадрильи, лейтенантом-коммандером Шефилдом. Мы увидели, как с него полетели бомбы, которые легли точно с обеих сторон лодки. В воздух взметнулись две белые водяные колонны, и лодка, задрав вверх нос, начала тонуть. Через несколько минут поверхность воды сомкнулась над ней. А раздавшийся через некоторое время взрыв подтвердил, что все кончено. Нам оставалось только подобрать нескольких человек, плавающих среди обломков, которые стали нашими пленниками.

Разумеется, все были очень рады, но я испытывал совершенно особое чувство. Моя новая группа получила боевое крещение и с честью прошла через все испытания. Теперь мы стали единой командой и могли этим гордиться.

Я до сих пор помню, как было приятно передавать на остальные корабли группы сообщение о том, что отныне и впредь они имеют полное право именовать себя «боевая пятая». Возможно, жест был слишком высокопарным, но я не сомневался, что он пришелся к месту. А проведенная нами операция впоследствии вошла в учебники, с легкой руки американцев получив название «Охотник-убийца» («Hunter-Killer» group). Мы впервые сумели обнаружить вражескую лодку в середине Атлантического океана, а затем уничтожить ее, используя одновременно «хаф-дафы», средства гидролокации морских кораблей, а также поддержку с воздуха. «Виндекс» и 5-я эскортная группа имели все основания гордиться собой.

Пленники, подобранные нами после гибели «U-765», рассказали нам свою историю. Кстати, среди них оказался и капитан лодки, Вернер Вендт. Как мы и предполагали, они сумели без труда уйти от первоначальной атаки «Китса» и чувствовали себя совершенно спокойно до тех самых пор, пока вокруг не начали рваться бомбы, что было для команды полнейшей неожиданностью.

Было удивительно, но они не услышали нашего приближения, хотя, когда мы впервые установили контакт, наша скорость составляла 20 узлов. «Ползущая» атака оказалась необыкновенно успешной, поскольку на лодке до самого конца даже не подозревали о близкой опасности. К сожалению, мне не довелось больше лично встретиться с Джонни Уолкером, и я так и не узнал, стало ли ему известно, насколько успешно мы применили в боевых условиях разработанную им тактику.

В один из относительно спокойных моментов я приказал привести к себе в каюту пленного капитана Вендта. Мне очень хотелось разобраться, что он за человек. Мы немного выпили вместе, после чего я попытался его разговорить. Он неплохо знал английский и утверждал, что до войны некоторое время работал в Англии.

Должен признаться, что единственным чувством, которое я испытал, общаясь с ним, была неприязнь. Это был высокомерный и чванливый хвастун. В частности, он поведал мне байку о том, что, еще будучи старшим лейтенантом на лодке под командованием фон Булоффа, он лично наблюдал, как затонул торпедированный ими американский авианосец «Ренджер» («Ranger»). Некоторое время он упорно настаивал на своей версии событий, но в конечном счете сдался, после того как ему предъявили неопровержимые доказательства того, что «Ренджер» скорее жив, чем мертв. Тогда он несколько видоизменил свою историю, сообщив, что лично не видел, как затонул авианосец, потому что у перископа находился фон Булофф, которому он поверил на слово.

Я с удивлением убедился, что мое отношение к Вендту разделяет его собственный экипаж, во всяком случае, те несколько матросов, которым удалось выбраться из лодки перед тем, как она совершила свое последнее погружение. Они с презрением рассказали, что их капитан был первым человеком, покинувшим корабль.

Несмотря на гибель «U-765», сообщения о погоде перехватывались с той же регулярностью, что и прежде. Мы узнали от уцелевших матросов, что их вахта в океане уже заканчивалась. Оказывается, мы потопили лодку в тот самый день, когда ей должна была прийти замена, а сама она – отправиться к родным берегам. Преисполнившись энтузиазма, мы решили повторить свой успех. Но на следующий день подул сильный западный ветер, и нам пришлось употребить все силы на борьбу с извечным врагом – непогодой. Только 8 мая мы получили возможность возобновить поиск, чтобы опробовать понравившуюся тактику на только что прибывшем «метеорологе».

В тот день условия для работы «асдиков» были необычайно плохими. Во-первых, море еще не успокоилось, волны оставались достаточно большими, а во-вторых, мы оказались в районе, изобиловавшем косяками рыбы и дельфинами.

Думаю, мы попали в самую середину Гольфстрима, но, как бы там ни было, гидролокаторный поиск привел к получению эха буквально на всех направлениях. Акустики напряженно работали, стараясь классифицировать отраженные сигналы и отбросить те из них, которые гарантированно шли от рыбных косяков. Иногда стайки дельфинов и крупные косяки рыбы можно было заметить даже с мостика.

К концу дня мы получили сообщение с «Эйлмера», который доложил, что установил контакт с чем-то более крупным, чем косяк. Он атаковал цель, но впоследствии не смог ее обнаружить повторно. В помощь ему подошли «Бикертон» и «Блай». Мы провели поиск и, похоже, засекли ту же цель.

Судя по сообщениям с «асдиков», это определенно была подводная лодка. Она шла устойчивым курсом на большой глубине. У нас появился реальный шанс повторить атаку. И снова я, находясь на небольшом расстоянии, руководил действиями «Блая», который надвигался на ничего не подозревающую лодку со стороны кормы. Казалось, все шло нормально, но, учитывая, что лодка двигалась со скорость 4 узла, а «Блай» не мог делать больше 5 узлов, чтобы и далее оставаться незамеченным, преследование грозило затянуться надолго.

Поскольку море оставалось неспокойным, Джекки Куперу было непросто вести корабль на такой низкой скорости, и он предложил увеличить скорость до 7 узлов. Страстно желая ускорить развязку, я сделал единственное, чего не должен был делать ни в коем случае. Я согласился.

В результате получилось следующее. Во-первых, возросла турбулентность, создаваемая винтами «Блая», что создало преграду для гидролокаторов. «Бикертон» потерял контакт с целью, и мне пришлось затратить немало времени и усилий, чтобы «асдик» вновь обнаружил цель.

Во-вторых, в тот самый момент, когда я приказал «Огонь!», команда вражеской лодки обнаружила опасность. Мы внимательно следили за перемещениями лодки по показаниям приборов и увидели, что она резко изменила курс и вышла из-под удара глубинных бомб, которые уже были сброшены, но не успели погрузиться на глубину взрыва. Она не успела уйти далеко, слишком мало оставалось времени, но все-таки оказалась за пределами радиуса поражения глубинных бомб, который составляет 30 футов. Я был страшно зол на самого себя, проклиная собственное нетерпение и горячность.

Несколько огромных воздушных пузырей, появившихся на поверхности, в том месте, где, по нашим расчетам, находилась лодка, вселили в нас надежду, что, несмотря на допущенную ошибку, лодка все-таки получила пробоину и, может быть, даже затонула. Для верности мы сбросили там еще одну серию бомб. Но все надежды рухнули, когда на следующее утро мы перехватили обычную сводку погоды, передаваемую с немецкой лодки.

Не знаю, что это были за пузыри. Может быть, они появились, когда лодка заполняла балластные танки, погружаясь на большую глубину.

К этому времени на моих кораблях уже оставалось слишком мало топлива. Учитывая, что «Виндекс» не мог помочь нам в этом вопросе, пора было возвращаться на базу. Конечно, приятно было сознавать, что в процессе первой боевой операции мы потопили подводную лодку. Но я снова и снова прокручивал в уме детали атаки на вторую лодку и с горечью осознавал, что причиной постигшей нас неудачи явилась моя поспешность, качество, не допустимое для морского охотника.

По прибытии в Белфаст наш вынужденный гость, капитан Вендт, был передан армейскому командованию. Он провел на «Бикертоне» целую неделю, а в кают-компании пользовался одинаковыми правами с моими офицерами. Когда он покидал корабль, один из офицеров вежливо попрощался с ним и сказал, что, возможно, они еще когда-нибудь встретятся. После войны. На что этот самонадеянный осел ответил буквально следующее: – В следующей войне я вас потоплю. Должен признать, что общение с ним оставило у всех нас очень неприятный осадок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.