Новоассирийский период

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новоассирийский период

Известные строки Байрона

Ассирияне шли, как на стадо волки,

В багреце их и в злате сияли полки...[30]

несправедливы к ассирийской военной машине. Ассирийцы выступали не просто за добычей. Завоеванными землями они довольно успешно управляли, по стандартам древних, конечно. На самом деле ассирийское управление смотрится очень выигрышно по сравнению с ситуацией, которая царила в этих же районах веком раньше. Изображенная Байроном картина ассирийских орд, нападающих на беззащитное население долин и уходящих, оставив после себя только смерть и разрушения, совершенно неверна. Об этом говорит даже Ветхий Завет. Если в нем звучат обвинения в адрес Ассирии, то вовсе не за варварство и даже не за жесткое управление. Пророк Наум, объявивший, что Ассирия обречена, обвинил ее лишь в магии и коммерческих успехах: «Это за многие блудодеяния развратницы приятной наружности, искусной в чародеянии, которая блудодеяниями своими продает народы и чарованиями своими – племена» (3: 4).

Далее он насмешливо восклицает: «Купцов у тебя стало более, нежели звезд на небе» (3: 16).

У других пророков обвинения в адрес Ассирии выдвигаются не из-за обращения с подчиненными и завоеванными расами, а из-за того, что лучше всего назвать заносчивостью, надменностью, за уверенность, что ассирийцы имеют право осуществлять власть бога. Что касается Осии, он вообще не порицает Ассирию. Все его обвинения выдвигаются в адрес Израиля, который полагается на могущество Ассирии, а не Бога. Исаия признает Ассирию, которую называет «жезл гнева» Господня (10: 5), инструментом Иеговы, и для него Ассирия обречена не за некое неправильное использование силы, а за то, что она не признала источник этой силы, которой обладала по воле Господа (10: 6 – 16). Софония тоже предсказал гибель Ассирии не из-за бесчеловечности, а из-за гордости: «И прострет он руку свою на север, и уничтожит Ассура, и обратит Ниневию в развалины, в место сухое, как пустыня... Вот чем будет город, торжествующий, живущий беспечно, говорящий в сердце своем я и нет никого, кроме меня» (2: 13 – 15).

Библейские ссылки на наказание Ассирии с последующим ее падением не упоминают ни о каких формах несправедливости, а говорят лишь о высокомерии ассирийцев, узурпировавших власть, принадлежащую Богу, о том, что они поглотили избранный народ. Иезекииль рисует самую привлекательную картину Ассирийской империи: «Вот, Ассур был кедр на Ливане, с красивыми ветвями и тенистою листвою, и высокий ростом: вершина его находилась среди толстых сучьев. Воды растили его, бездна поднимала его, реки ее окружали питомник его, и она протоки свои посылала ко всем деревам полевым. Оттого высота его перевысила все дерева полевые, и сучьев на нем было много, и ветви его умножались, и сучья его становились длинными от множества вод, когда он разрастался. На сучьях его вили гнезда всякие птицы небесные, под ветвями его выводили детей всякие звери полевые, и под тенью его жили всякие многочисленные народы. Он красовался высотою роста своего, длиной ветвей своих, ибо корень его был у великих вод. Кедры в саду Божием не затемняли его, кипарисы не равнялись сучьям его, и каштаны не были величиною с ветви его, ни одно дерево в саду Божием не равнялось с ним красотою своею». (31: 5 – 8).

Грехом великого дерева Ассирии была гордыня, но Иезекииль не испытывает мстительного чувства, говоря о падении империи. Он добавляет: «Так говорит Господь Бог: в тот день, когда он сошел в могилу, Я сделал сетование о нем, затворил ради него бездну и остановил реки ее, и задержал большие воды, и омрачил по нем Ливан, и все деревья полевые были в унынии по нем» (31: 15).

Конечно, мы не можем отрицать, что ассирийские административные методы были по современным меркам жесткими, но нельзя забывать и о другой стороне вопроса. Не являясь простым деспотическим милитаризмом, звериной жестокостью удерживающим покоренные народы, ассирийский империализм обязан своим успехом именно высокоразвитой и эффективной системе управления и вниманию энергичной бюрократии к ежедневным нуждам системы. Уже во время правления Ашшурназирпала (883 – 859 до н. э.) административные действия на завоеванных территориях были не произвольными, а согласующимися с общепризнанными принципами. А во времена Тиглатпаласара III (спустя 140 лет), когда древнееврейские царства окончательно попали под влияние Ассирии, уже виден отчетливый образец имперской администрации, который при следующих царях изменился лишь в деталях.

Политическое управление редко является чистым делом, и поэтому к любому общему правилу должны быть исключения. Если говорить широко, на контролируемых Ассирией территориях имелись административные единицы, которые были связаны с центральным ассирийским правительством узами трех типов. Первые – самые свободные и необременительные – связывали с Ассирией государства, правители которых из соображений благоразумия платили дань ассирийскому царю как знак дружеского отношения, которое, в зависимости от обстоятельств, колебалось между союзническим и вассальным. Правители таких государств в обмен на дань получали конкретные преимущества в виде ассирийских гарантий против агрессии, в отличие от Египта – трости надломленной, «которая, если кто опрется на нее, войдет тому в руку и проткнет ее» (Ис., 36: 6). Ассирийские гарантии обычно претворялись в жизнь и настолько высоко ценились, что в некоторых случаях, самым известным из которых является случай с Ахазом, сыном царя Иудейского (4 Цар., 16: 7 – 9), маленькое государство брало в свои руки инициативу и само выражало желание стать данником Ассирии. На практике политический статус государств, состоящих в таких отношениях с Ассирией, варьировался в очень широких границах, в зависимости от таких факторов, как географическое положение, матримониальные союзы с другими государствами, расстояние от ближайших ассирийских военных сил или крупных чиновников. В некоторых случаях за интересами Ассирии наблюдал и усиливал ее влияние ассирийский военный советник или наблюдатель, постоянно находившийся при местном дворе.

Государства, которые однажды приняли – по собственной инициативе или под давлением – такой тип взаимоотношений с Ассирией, с течением времени рано или поздно попадали под более жесткий контроль. Ведь если такой данник, однажды предложив формальное подчинение, впоследствии по той или иной причине переставал платить ежегодную дань, это рассматривалось ассирийцами как враждебный акт и являлось поводом для применения военной силы. Иногда, благодаря везению или дальновидности не выполнившего свои обязательства государства, вооруженные силы Ассирии оказывались занятыми в другом месте, и даннику удавалось избежать немедленного наказания. Однако во многих других случаях ассирийским ответом на подобную ситуацию была атака на непокорную территорию малыми силами, которые урезали ее, аннексируя удаленные районы к более надежным государствам или провинциям. Затем ассирийцы вмешивались во внутренние дела государства, чтобы заменить ненадежного правителя на другого, более приемлемого для Ассирии, или, если вполне лояльный проассирийский правитель оказывался смещенным внутренними силами, чтобы восстановить ассирийского протеже. В любом случае правитель, признанный Ассирией, связывался клятвой перед великими богами, а ассирийский чиновник, вероятно при поддержке небольших военных сил, оставался на проблемной территории, чтобы наблюдать за местными событиями и международными отношениями государства и обеспечивать своевременную уплату дани. Таков был второй, он же промежуточный, тип взаимоотношений с Ассирией.

Последующее нарушение клятвы о союзе было преступлением, причем не только перед Ассирией, но и перед великими богами, и потому каралось смертью. Наказание было не столько отмщением провинившемуся или предупреждением другим, сколько искуплением вины перед богами, которые, если не будут удовлетворены, могут наслать чуму, потоп, голод, землетрясение или любое другое явление, которым можно выразить недовольство богов, на всю территорию. Сходство этой концепции неприятностей национального масштаба, вызванных нарушением клятвы или другой обидой, нанесенной богам, с некоторыми библейскими текстами очевидно. Ахан «взял из заклятого, и гнев Господень возгорелся на сынов Израиля» (Иис. Нав., 7). Ситуация изменилась, только когда грех обнаружился и грешника покарали. Ионафан нарушил пост, клятву о котором дал от имени всех израильтян его отец Саул, и должен был умереть, но его отстоял народ, который считал, что, если Господь даровал войску под предводительством Ионафана победу, значит, он одобрил его действия (1 Цар., 14). Из-за своей искупительной природы казнь в таких обстоятельствах могла предваряться пытками, которым придавалось религиозное или магическое значение. Подобные жестокости, обычно рассматриваемые вне контекста событий, в основном ответственны за то негодование, которое высказывают в адрес Ассирии современные историки и толкователи Ветхого Завета. Другие два момента, давшие повод для негодования современных историков, – это сваливание в кучу голов или тел мертвых и холокост пленных, о чем нередко упоминается в ассирийских царских анналах примерно в таких выражениях: «Их трупы я сложил в столбы, их юношей и девушек я сжег в огне». Первое, хотя и оскорбляет религиозную чувствительность живых, жестокостью по отношению к павшим, строго говоря, не является. Более того, подобные примеры можно найти и в XX в. н. э. Сэр Филип Гиббс (The Pageant of the Years – «Шествие лет») упоминает о фотографии турецкого офицера, сидящего на груде черепов и курящего сигарету. Что же касается сожжения в огне, значит ли это, что детей сжигали живыми, – вопрос открытый. Если да, возможно, это был некий религиозный или магический акт, сходный с тем, что совершали иудеи в период древнееврейских царств.

Следует помнить, что пытки живых людей (см. фото 63) были далеко не типичным обращением с покоренными народами в целом и затрагивали крайне ограниченное число людей. Основную массу населения или штрафовали, или оставляли их в покое, предоставляя заниматься своим бизнесом, или, что со временем делалось все чаще, депортировали (см. фото 47 и 49). Завоеванные территории населялись людьми из других мест и реорганизовывались в провинции под прямым управлением ассирийцев. Более того, ассирийская практика вовсе не должна рассматриваться в свете высших христианских идеалов, о которых так часто забывали во время войн XX в. н. э. Ее следует мерить современными ей стандартами, примеры которых легко найти в Книге Царств. Несколько примеров из записей правителей избранного народа, которые относятся примерно к тому же периоду, прояснят вопрос. Вааса, воцарившись на троне Израиля, «избил весь дом Иеровоамов, не оставил ни души у Иеровоама, доколе не истребил его» (3 Цар.,15: 25 – 30). Замврий, также с одобрения пророков, сделал то же самое с семьей Ваасы, узурпировав трон (3 Цар., 15: 8 – 13), причем в этом случае, поскольку Замврий правил только семь дней, царственный убийца не мог тратить время на размышления или пытаться изобрести убедительный предлог, чтобы удовлетворить общественное мнение. Когда же один из царей, Ахав, продемонстрировал великодушие по отношению к поверженному врагу, то был гневно осужден одним из пророков (3 Цар., 20: 30 – 42). В 4 Цар., 2: 23 – 24 с явным удовлетворением описывается судьба сорока двух детей, проклятых Елисеем и впоследствии растерзанных медведями. Случилось это в действительности или нет, пророческие круги, очевидно, считали, что это должно было случиться, и мораль истории была приемлемой для пророческих школ не только времен Елисея, но и значительно позже, во время составления Книги Царств. Другой израильский монарх, Инуй, уничтожив семьдесят сыновей Ахава и всех его уцелевших родственников заодно с сорока двумя сыновьями Охозии и большим числом вполне мирных последователей Ваала, получил энергичное одобрение влиятельных поклонников Иеговы (4 Цар., 20: 1 – 30). В качестве последнего примера древних стандартов упомянем Менаима, который «...поразил... Типсах и всех, которые были в нем и в пределах его... за то, что город не отворил городских ворот, и разбил его, и всех беременных женщин в нем разрубил» (4 Цар., 15: 16) и даже не навлек на себя никакой кары за столь очевидную жестокость. Судя по моральным стандартам, которые принимали такие события как нормальные и оправданные, Ассирия не может обвиняться в исключительном варварстве. А если сравнивать с современной войной, лишь очень немногое в самых ужасных частях ассирийских царских анналов не может сравниться с событиями в Европе и Африке после 1939 г.

Хотя анналы ассирийских царей, наш основной источник знаний об ассирийской истории 1-го тысячелетия до н. э., содержат лишь редкие намеки на административную машину, действовавшую в имперских провинциях, к счастью информацию можно получить из переписки между царем и его чиновниками на местах. Очень много – сейчас их насчитывается уже около 2 тысяч – писем этого жанра было найдено при раскопках в древних столицах Ниневии и Калахе (Быт., 10: 11 – 12), а также в библейском Гозане (4 Цар., 17: 6). Подавляющее большинство этих документов было найдено в архивах двух царских столиц, причем в основном это письма, написанные царю, а не те, что писал он. Можно предположить, что соответствующее число царских ответов еще где-то ожидает своей находки.

Письма касаются самых разных вопросов и показывают, что чиновники, крупные и мелкие, активно занимались управлением своими территориями, а не просто обогащались за их счет, облагая непомерными налогами. Временами видна неожиданная забота о людях, и, хотя она, разумеется, вызвана в первую очередь соображениями эффективности, а вовсе не гуманности, это не меняет существа вопроса. В одном случае чиновник по имени Ашшур-матка-гур получил царский запрос о неких арамейцах, которых он должен был переселить. В ответе он доложил: «Они скоро отправятся в путь. Я обеспечил их едой, одеждой, обувью и маслом. Но едой и предметами первой необходимости не ограничивалась забота царя о переселенцах: очевидно, он также планировал дать им жен. В этом случае, однако, проект царя не имел немедленного успеха, поскольку в другом письме Ашшур-матка-гур упоминает, что возникли проблемы, потому что брачные обычаи арамейцев отличаются от соответствующих обычаев выделенных для них дам. Он докладывает: «Об арамейцах, о которых говорил царь: «Они должны жениться, но женщины говорят, что арамейские мужчины не хотят давать им денег. Женщины не хотят становиться их женами, пока не получат денег».

Судя по всему, дамы настаивали в соответствии с общепринятыми нормами ассирийского права на получении до брака денег в качестве платы за невесту. Арамейцы или не хотели, или не могли их выплатить. Ашшур-матка-гур предложил решить проблему, выделив арамейцам денег, чтобы они могли выполнить требования дам. Такие детали, несомненно, планировались не из соображений абстрактной человечности, а имея в виду обеспечение стабильности переселенного населения. Тем не менее внимание к таким мелочам, должно быть, устраняло многие трудности.

В другом письме чиновник, возможно губернатор города и провинции Какзу, что на востоке Ассирии, обвиненный в том, что поселил земледельцев на земли, подверженные затоплению, защищает свое решение. Он пишет, что на этих землях выращивается очень хороший урожай, и приводит еще ряд доводов в свое оправдание. Нет никаких сомнений в том, что забота центрального правительства вызвана в основном нежеланием лишиться доходов, но с точки зрения обычного крестьянина результатом внимания центрального правительства стали в конечном счете более приемлемые условия труда.

Некоторые письма от чиновника, ответственного за дела в Тире и Сидоне, также весьма содержательны и поучительны. Чиновник Курди-Ашшур-ламур в одном письме напоминает царю, что его посылали с наказом относиться к покоренному населению с милосердием, а в другом – описывает, как он выполняет поручения царя. Он говорит, что некий ассирийский чиновник, мы можем предположить, что речь идет о военном губернаторе, перерезал канал, по которому Сидон снабжался водой. Курди-Ашшур-ламур сообщил, что отменил это решение и восстановил водоснабжение.

Во многих подобных письмах автора можно идентифицировать как провинциального губернатора, если его имя встречается в списке лимму (см. главу 3). В таких случаях проблемы, стоящие перед администратором, часто можно видеть не только с местной точки зрения, но и в более широком историческом контексте. Это особенно верно для губернаторов северных провинций империи, на которые приходился первый удар с севера варваров, угрожавших всему цивилизованному миру в течение полутора веков после Тиглатпаласара III.

Ассирийский губернатор, назначенный в провинцию, находящуюся в прямом подчинении центрального правительства, являясь личным представителем царя, получал статус, который при разных обстоятельствах мог включать гражданские, фискальные, военные и религиозные обязанности. Его официальная резиденция в провинциальной столице называлась «дворцом», и при нем имелся весьма разнообразный штат – писцы, гонцы, землемеры, астрологи и многие другие, а также военные помощники и офицеры, командовавшие войсками в распоряжении губернатора. Еще в свите губернатора должны были быть переводчики. Ассирийский главнокомандующий при осаде Иерусалима тоже должен был иметь герольда, говорящего по-иудейски, если, конечно, сам не владел этим языком и не желал лично делать все объявления.

Как и в любой колониальной администрации, важность разных провинций и старшинство губернаторов было разным. Самые древние провинции обычно поручались ответственности самых высокопоставленных чиновников, которым приходилось часто оставлять провинции заместителям, если возникала необходимость возглавить военную кампанию или выступить в роли советника царя. В недавно присоединенных провинциях ранг губернатора был не так высок. Однако нам представляется, что разница между провинциями, основанная на старшинстве губернатора, специально не поддерживалась. Два разных термина – нагу (буквально «остров») и пихату (буквально «ответственность») в разных случаях применялись к регионам, доверенным губернаторам, но они, похоже, не имели отношения к статусу губернатора. Скорее первый термин обозначал естественный изолированный географический объект – долину реки, район, окруженный холмами, а последний – территорию, выделенную по политическим соображениям.

Провинция в Ассирии подразделялась на несколько мелких районов, называемых канну (возможно, это слово означает «кольцо»). Центром каждого был один из крупных городов провинции, а во главе стоял чиновник – раб алани (глава города), который, как и губернатор в столице провинции, имел в своем распоряжении вооруженные силы. Как будет показано позже, в некоторых случаях, главным образом внутри самой Ассирии и в Вавилонии, муниципальные администрации больших городов сохраняли некоторую автономию, в определенных случаях дарованную царем в ответ на поддержку во время внутренних кризисов, особенно народных волнений и спорного престолонаследования. В таких случаях власть местного раб алани не простиралась до города в центре его канну. Тем не менее присутствие представителя центрального правительства, поддерживаемого вооруженными силами, в районе вокруг города, несомненно, иногда служило напоминанием агрессивной городской администрации о пользе умеренности в своих требованиях царю.

Важнейшей функцией раб алани был сбор налогов и препровождение их в казну центрального правительства. В случае недостачи немедленно следовал царский запрос. В одном из случаев в Вавилон был направлен специальный инспектор, Ашипа, чтобы проанализировать подозрительные обстоятельства и доложить. Очевидно, он был удовлетворен, посчитал раб алани невиновным и написал царю, в чем дело. Недостающее зерно, сообщил он, не могло быть перевезено в Сиппар (где, вероятно, было царское хранилище) до открытия местного канала: автор письма заверил своего господина, что работы по завершению постройки канала ведутся со всей возможной скоростью.

Раб алани также отвечал за охрану порядка в районе под его юрисдикцией. Иногда в пограничных районах могло получиться так, что безопасность всей империи зависела от принятия неотложных военных мер перед лицом противника. В царских архивах есть несколько упоминаний о таких случаях. Пример – столкновение на границе Урарту, к северо-востоку от Ассирии, о котором местный губернатор доложил:

«Я послал войска с раб алани, которые построились в боевую линию.

Лейтенант раб алани и девять человек с ним были ранены из луков. Двое врагов мертвы, трое ранены».

Эффективная система связи была жизненно необходима для безопасности и самого существования империи. Письма, которые были приведены ранее, показывают, что губернаторы провинций находились в постоянном контакте с центральным правительством. А офицеры раб алани также поддерживали связь с губернатором своих провинций и, если необходимо, с центральным правительством тоже. Связь осуществлялась с помощью профессиональных гонцов, которых существовало четыре или пять классов, хотя не вполне понятно, чем они различались. Обычно связь с центральным правительством поддерживал чиновник мар шипри (сын вести), который передвигался по «царским дорогам». Эти царские дороги были основными транспортными артериями империи. Они, вероятно, были всего лишь очищенными проселками, а не настоящими дорогами в современном или даже в римском понимании, но все же достаточно хорошо выраженными, чтобы служить границами между провинциями, и ровными, чтобы по ним могли быстро проходить крупные армии с колесницами. Отлично построенные и совершенно ровные дороги из каменных плит тоже были найдены, но они являлись столичными улицами или непосредственными подходами к ним. Вдоль дорог, ведущих через империю, на расстоянии дня пути друг от друга (30 – 50 километров), располагались посты правительственных войск, которые имели смену лошадей или мулов для использования гонцами на следующем переходе. Таким образом, мар шипри путешествовал верхом с небольшой свитой военных. При себе он имел таблички с письмами губернатора и ответами царя. Лошади, взятые на очередном посту, могли использоваться только на строго ограниченных дорогах, чтобы при необходимости всегда на каждом из них нашлись свежие, отдохнувшие животные. Последнее неоднократно приводило к трениям. Найдено немало писем с жалобами царю от персонала поста на высокопоставленного чиновника, потребовавшего последних лошадей для использования на неофициальном маршруте. Это могло вызвать сбои в системе связи. Один из «постовых» людей объяснил царю: «Царь, мой повелитель, знает, что на пути в Шабиришу нет наших постов и животные, которые направятся туда, не вернутся».

Можно с уверенностью заявить, что известная персидская система дорожных постов, действующая на всем протяжении Персидской империи, не является изобретением персов, а лишь развитием уже существующей ассирийской системы.

Описанная выше система связи далеко не всегда соответствовала возникающим обстоятельствам. Так, временами в отдаленных горных провинциях сильные снегопады прерывали сообщение, но депеши все равно должны были попадать ко двору. Мы знаем, как поступали в таких случаях, из письма чиновника по имени Дур-Ашшур, возможно губернатора провинции Тушхан, расположенной в горах сегодняшней Юго-Восточной Турции. В своем письме царю Дур-Ашшур замечает: «Возможно, царь скажет: «Почему ты не послал... мар шипри?» Снег слишком глубок, поэтому я послал дайалу («бегуна») с депешей». Можно сделать вывод, что «бегуном» был опытный горец, который мог найти путь по местности, непроходимой для лошадей. Использование обычного мар шипри было неразумным также, если новости предназначались для передачи только лично царю или другому губернатору. В таких случаях отправлялся специальный посланник, который имел рекомендательное письмо, запечатанное печатью своего господина. Только предъявив «верительные грамоты», такой посланник излагал свою информацию с соблюдением всех требований секретности. У царя было несколько таких агентов, которых называли курбути (доверенное лицо). Когда поступала жалоба на поведение высокопоставленного чиновника, как правило, один из них отправлялся, чтобы провести расследование и доложить царю результат. Даже губернатор не мог отказаться принять личного посланца царя, поскольку не имел полной свободы действий на своей территории. Не только его инициативы были ограничены. Во многих случаях губернатор получал и запрашивал инструкции из столицы как по вопросам общей политики, так и по довольно тривиальным мелким проблемам. Бывали случаи, когда один губернатор подчинялся другому, правившему в соседней провинции. А уж жалобы на губернаторов поступали к царю отнюдь не редко и тщательно расследовались. Но кто же осмеливался критиковать губернатора? Судя по всему, жалобы шли либо от другого чиновника, считавшего, что губернатор покушается на его привилегии, или от горожан, даже, возможно, не ассирийцев, которые подвергались угнетению и обращались к царю за справедливостью. Мы имеем письмо некоего Мардук-шум-узура, который обратился к царю, чтобы ему вернули собственность, поскольку небольшое поместье, выделенное ему предшественником царя в качестве фьефа, было захвачено губернатором Бархальци, хотя, по утверждению Мардук-шум-узура, он всегда исправно выполнял свои феодальные обязанности.

«Царю, моему господину, твой слуга Мардук-шум-узур. Да пребудет всегда благополучие с царем, моим господином. Да благословят царя, моего господина, боги Набу и Мардук.

Отец царя, моего господина, пожаловал мне 10 имеров пашни в стране Халах. В течение 14 лет я пользовался этим участком, и никто не оспаривал у меня этого права. Теперь же пришел правитель области Бархальци, употребил силу по отношению к земледельцу, разграбил мой дом и отнял у меня мое поле. Мой владыка-царь знает, что я лишь бедный человек, который несет службу охраны для моего господина и который предан дворцу. Так как у меня теперь забрали мое поле, я прошу у царя справедливости. Пусть мой царь воздаст мне по праву, дабы я не умер от голода».

Мы не знаем, добился ли справедливости Мардук-шум-узур. Не знаем мы и того, при каких условиях обращение от простого горожанина могло дойти до царя. Несомненно, чиновники во многих случаях могли не допустить рассмотрение такой жалобы царем. Тем не менее присутствие таких писем в царских архивах говорит о том, что, по крайней мере, в некоторых случаях подобные обращения достигали цели.

Отдельные древние города, даже в период расцвета Ассирийской империи, пользовались значительной автономией, которую царь, обычно желая обуздать, все же был вынужден признавать. Как возникали или расширялись такие права (за пределами собственно Ассирии), изложено в нескольких письмах, написанных в 731 г. до н. э. Тиглатпаласару III. Два автора, чиновники в Вавилонии, оказались в очень сложной ситуации. Они столкнулись с бунтом, столицу – Вавилон – захватили бунтовщики, а в пределах досягаемости не было существенных ассирийских сил. В одном письме они доложили царю о принятых мерах. По их словам, они заняли место у городских ворот, чтобы начать переговоры с вавилонянами, засевшими внутри. Очевидно, они попытались вызвать раскол между мятежными халдейскими лидерами и коренными вавилонянами. В этом отношении, как, впрочем, и в других, вся сцена удивительно напоминает попытку переговоров между Рабсаком и обитателями Иерусалима (4 Цар., 18: 26 и далее). «Почему вы ведете себя враждебно к нам? – вскричал ассирийский чиновник. – Привилегии вашего города уже определены в грамоте». Надо полагать, он имел в виду, что в обмен на сотрудничество готов признать все их традиционные местные права. Другое письмо описывает подобные переговоры во время того же кризиса в другом месте. В нем автор конкретно обещал людям, занявшим город лидеров повстанцев: «Я освобожу от принудительного труда и дани всех арамейцев, которые дезертируют».

В древних городах местное управление обычно находилось в руках старейшин или их совета под руководством хазанну, чиновника, о котором уже говорилось в связи с городом Тирка в старовавилонском периоде. Этого чиновника нередко для удобства восприятия современным читателем называют мэром, хотя в Ассирии его статус был, вероятнее всего, не только гражданским, но и религиозным. Хазанну в совете старейшин в таком городе, как Ашшур, мог быть постоянным источником тревоги для царя, и это, вероятно, являлось причиной некоторых изменений в столичном городе. Это также могло являться причиной существования в некоторых крупных городах, помимо хазанну, другого чиновника, титул которого назывался «человек города». Эта должность не была столь древней, как хазанну, которая существовала уже в начале 2-го тысячелетия до н. э. и не имела религиозного значения. Можно предположить, что должность была специально создана ассирийскими царями, чтобы служить противовесом хазанну и быть на страже царских интересов в городе. Соответствующий метод установления некоторого царского контроля в могущественных храмовых корпорациях был использован в Вавилонии несколько позже. Как уже отмечалось, разные цари давали поддерживающим их городам ценные привилегии в отношении освобождения от налогов, и существование грамот, содержащих такие привилегии, часто сбивало с толку следующих правителей. Однако, в отличие от Вавилонии, где городские земли тянулись на 50, а иногда и на 80 километров от черты города, официальные пределы юрисдикции ассирийского города были довольно ограниченны. Власть хазанну тоже ограничивалась городскими стенами. Таким образом, в самой Ассирии в качестве последнего средства центральное правительство всегда могло держать в страхе проблемный город, окружив его войсками, а если необходимо, и перерезав жизненно важные для него торговые пути. Известны случаи, когда это действительно происходило. В одном из писем хазанну Ашшура пишет царю, жалуясь, что два шейха племени иту разбили лагерь со своими людьми в канну перед великим городом Ашшуром и мешают нормальной жизни города:

«Царю, нашему господину, твой слуга Мутаккил-Ашшур, помощник жреца, и твой слуга Иштар-наид, хазанну. Да пребудет всегда благополучие с царем, моим господином. Да благословят царя, моего господина, бог Ашшур и храм Эшарра.

Бибийя, предводитель людей иту, и Тардиту-Ашшур, предводитель людей иту, оба расположились в канну Ашшура перед Великими воротами и вместе едят и пьют вино. Они мешают выходу из города. Я направил к ним своих людей, но они задержали их и наложили на них руки...Я бессилен против них».

Ашшур, один из древнейших городов, был одним из тех, кто требовал для себя особых привилегий, а войска иту, как нам известно из многочисленных ссылок в других письмах и прочих документов, использовались царем для полицейской работы, чтобы справиться с непокорными городами. Поэтому хазанну вряд ли был настолько наивен, чтобы считать, что шейхи иту расположились у городских ворот по чистой случайности.

Города, относительно недавно вошедшие в состав Ассирийской империи, не представляли столь больших административных трудностей для центрального правительства. Часто исконный местный царек сотрудничал с Ассирией, а если даже покорение города было связано с подавлением вооруженного сопротивления, правитель вполне мог быть возвращен на свое место, но теперь как агент Ассирии – «Господин города». Его обязанности с точки зрения Ассирии в основном были связаны со сбором дани, которая была наложена на город. Кроме того, он отвечал за поддержание порядка и для этой цели имел в своем распоряжении небольшой гарнизон. Хотя, когда ассирийская армия действовала в районе города, командование этим гарнизоном, судя по всему, возвращалось к ассирийским военным. В общем, можно сказать, что если такая ограниченная автономия рушилась в результате непокорности горожан или ненадежности их правителя, город передавался в подчинение губернатора провинции, в которой он находился. В некоторых случаях, вероятно, города с таким прошлым отдавались под управление «человека над городом» (ассирийский назначенец), который подчинялся царю, а не местному губернатору.

Три главные задачи были священными для ассирийской администрации – обеспечение связи, сбор налогов и поддержание порядка. О системе связи уже шла речь, хотя и без подробностей, которые еще предстоит узнать из ассирийских документов. Что касается налогообложения, ему уделяется значительное влияние и в Ветхом Завете, и в ассирийских царских анналах. Следует отметить, что список дани, который приводили ассирийские цари в своих надписях, во многих случаях дает искаженную картину действительного налогового бремени на простого горожанина, жителя Ассирийской державы. Для этого существует несколько причин: во-первых, в некоторых случаях цифры завышались из соображений царского престижа. Во-вторых, обычно нигде не указывается размер и уровень благосостояния населения, которое должно выплатить дань. В-третьих, перечисленные товары во многих случаях не являются, строго говоря, данью, а скорее добычей, которая хотя и была, безусловно, бременем, но разовым. Действительное влияние налогообложения будет понятнее при сравнении требований ассирийских правителей от своих подданных с аналогичными требованиями других правителей Древнего мира. Для такого сравнения прекрасно подходят сведения из Ветхого Завета.

В Библии есть несколько упоминаний о дани или налогах, большинство из них относится ко времени правления Соломона – то есть к несколько более раннему периоду, чем мы рассматриваем, – и цифры могут быть вздутыми. Понятно, что размер годового дохода во время правления Соломона в 666 талантов золотом (3 Цар., 20: 4) подозрительно похож на достоверный. Достоин ли он доверия и как рассчитан – непонятно. Можно утверждать, что эта цифра, если она рассчитывалась по записям одного конкретного года, включила все доходы от экспедиции в Офир – 420 талантов, которые следовало растянуть на три года (3 Цар., 9: 26 – 28, 10: 22), или, возможно, один из единовременных платежей в размере 120 талантов или от Хирама из Тира (3 Цар., 9: 14), или от царицы Савской (3 Цар., 10: 10). Против этой гипотезы тот факт, что библейский рассказ утверждает, что 666 талантов Соломонова дохода – это «сверх того, что получаемо было от разносчиков товаров и от торговли купцов, и от всех царей Аравийских и от областных начальников» (3 Цар., 10: 15). Поэтому автор принимает библейское число как имеющее правильный порядок, даже если оно являлось максимумом, который редко достигался (если когда-нибудь достигался вообще). Интересно оценить, каким при этом было налоговое бремя на среднего израильтянина. Несмотря на утверждение 3 Цар., 9: 22 о том, что «сынов же Израилевых Соломон не делал работниками», часть этого дохода, безусловно, поступала от работорговли, поскольку библейские тексты свидетельствуют, что Соломон получал колесницы и лошадей из Египта в обмен на израильских рабов. Древняя Палестина производила очень мало других товаров, кроме разве что меди из израильской зоны Синайского полуострова, пригодных для экспорта. Остальная часть царского дохода поступала от принудительного труда и прямого налогообложения. Об этом довольно подробно говорится в Книгах Царств. Рискованно пытаться точно оценить размер населения, на которое ложилось это налоговое бремя, но некоторые намеки даются количеством еды для храмового празднества, упомянутым в 3 Цар., 8: 63 – 65. Очень похожий храмовый праздник, длившийся, как и при Соломоне, неделю, проводился при закладке Ашшурназирпалом ассирийской столицы Калах, и в недавно обнаруженных текстах об этом праздновании количество овец и скота составляло примерно 1/10 часть того, что упомянуто в Библии. Ассирийская надпись утверждает, что на празднике Ашшурназирпала присутствовало 70 тысяч человек, так что, если соблюдать пропорциональность, на храмовом празднике Соломона число присутствующих должно было составить около 700 тысяч. Эта оценка неплохо согласуется с библейским утверждением (3 Цар., 13 – 15), что призванных на трудовую повинность у Соломона было 180 тысяч человек. Последняя цифра рассчитывалась следующим образом: двое взрослых здоровых трудоспособных мужчин из средней семьи в восемь человек, значит, общая численность населения – около 720 тысяч человек. Итак, принимая во внимание библейские данные и предполагая, что их порядок верен, максимальный царский годовой доход в Израиле составлял 666 талантов золотом с населения около 700 тысяч человек, то есть почти талант золотом на тысячу человек населения. Иными словами, при грубом раскладе – 4 мины серебра (более 2 кг) на семью. Почти вся эта сумма шла прямо или косвенно от принудительного труда. Если данные о доходах Соломона верны и население Палестины существенно не уменьшилось за следующие два века, сказанное выше означает значительно более тяжелое ежегодное бремя на страну, чем объединенные платежи Менаима из Северного царства Тиглатпаласару III (тысяча талантов серебром) и Езекии из Южного царства (300 талантов серебром и 30 талантов золотом), что составляет примерно 1/4 мины серебром на семью. Даже если данные о доходах Соломона неверны или если в период правления Соломона золото было дешевле в переводе на серебро, чем позднее, доходы Соломона, выраженные в серебре, все равно следует разделить на три, прежде чем его поборы с народа Палестины будут сравнимыми с весьма умеренными поборами ассирийских царей. Понятно, что сравнение в этом случае не вполне корректно, поскольку доходы Соломона в значительной степени тратились на строительство в Палестине, и «налогоплательщики», которые в конечном счете сделали эти работы возможными, могли испытывать какое-то удовлетворение. А дань, выплачиваемая Ассирии, оседала в ней безвозвратно. Тем не менее сравнение тяжести бремени на обычного горожанина вполне допустимо. Есть и другие факты, указывающие на то, что ассирийское налогообложение было менее обременительным для палестинского населения, чем поборы Соломона. Налоговое бремя во времена Соломона было настолько тяжелым, что после его смерти северные племена специально обратились к его преемнику относительно снижения выплат (3 Цар., 12: 4) и, получив отказ, взбунтовались. В то же время условия, предложенные ассирийским командующим, осадившим Иерусалим во времена Езекии, были настолько соблазнительными, что городским властям пришлось принимать специальные меры, чтобы ассирийское предложение не было услышано простыми людьми (4 Цар., 18: 26 – 36).

Фактическая дань, которую налагали на покоренные территории, могла включать разные платежи. Непосредственно после военной операции завоеванное государство выплачивало тамарту, что, вероятнее всего, было военной контрибуцией. Другой термин, очевидно, относится к подарку, который делал покоренный правитель ассирийскому царю, получив помощь в случае внутренних беспорядков или нападения извне. Это были, так сказать, платежи по особым случаям. Кроме того, существовала собственно дань (по-ассирийски – мандату), которая была фиксированным регулярным платежом, который покоренные и зависимые государства должны были ежегодно направлять в ассирийскую столицу (см. фото 51).

Кроме дани от покоренных и зависимых стран, также существовали, в основном в самой Ассирии, но в некоторых случаях и в государствах-данниках, налоги, за уплату которых были ответственны частные лица. Такие налоги с частных лиц были, как и почти во всех обществах, кроме самых недавних, в основном связаны с пользованием землей. Вся ассирийская земля была теоретически, а в большой степени и практически, собственностью царя. Наделы выделялись ветеранам армии и гражданским служащим или в качестве награды за преданную службу, или за выполнение определенных специальных заданий. Особо отличившимся могло быть даровано освобождение от налогов. Такое освобождение закреплялось грамотой. Далее приводится отрывок из такой грамоты:

«Я, Ашшурбанипал, великий царь, могущественный царь, царь цивилизованного мира, царь Ассирии, царь четырех регионов, истинный пастырь, служитель добра, царь правосудия, возлюбленный права, который дает своим людям процветание, который вознаграждает милостями чиновников, стоящих в его присутствии и служащих ему хорошо, соблюдая уважение и выполняя царские приказы,

...что касается Балты, главного чиновника царя Ассирии, хорошего и благожелательного человека... сердце которого верно его господину, который стоял передо мной преданно, всегда проявлял честность на своей должности в моем дворце... занимаясь царской стражей,

...обдумав. И, взвесив вопрос, я объявляю свободными поля, сады и людей, которых он приобрел под моим покровительством... Я написал и скрепил моей царской печатью эту грамоту и передал ее Балте. С этих полей и садов не будет взиматься зерно или солома, скот или овцы. Они [земля и люди] не будут облагаться данью, храмовой или воинской повинностью, они свободны от портовых и паромных сборов...»

Из грамот, таких как эта, мы можем составить довольно полный перечень платежей, которые выплачивал держатель земли. Это 25 процентов – налог на зерно, 10 процентов – налог на солому, налог (его размер точно не известен) на стада, а также воинская повинность или выплата денежной суммы за освобождение от нее, и еще такая же служба или денежная компенсация местному храму. Держатель земли также должен был платить пошлину за любую свою продукцию, перевозимую по воде.

Ассирийские чиновники были обязаны поддерживать гражданский порядок, однако об этом известно мало. Возможно, об этом и знать-то нечего. Нет необходимости особо подчеркивать отсутствие полицейских сил в современном европейском понимании, хотя определенно в городах Вавилонии и, вероятно, Ассирии обычно существовала стража – сдерживающие силы для предотвращения преступлений и гражданских беспорядков. В случае более серьезных проблем привлекались специальные подразделения армии. Как и все армии до греков, большая часть ассирийской армии (хотя и не вся) была организована по племенному принципу: одно племя – иту – очень часто вводилось в город, чтобы разобраться с беспорядками. Об использовании таких сил в качестве меры предосторожности уже говорилось в связи с Ашшуром (см. ранее в настоящей главе), а в другом официальном письме (см. главу 4) говорится об их использовании в Сидоне, где среди горожан начались беспорядки из-за налога на лес, который они по привычке валили в Ливане.

Уместно сказать несколько слов об организации ассирийской армии. Поскольку существовала теория о том, что земля и ее население являлись собственностью племенного бога, который действовал через своего представителя – царя, каждый здоровый мужчина мог быть призван к оружию, если, конечно, национальный бог при определении судьбы на новогоднем праздновании провозгласит войну. На практике богатые горожане могли купить освобождение от воинской повинности. В дополнение к национальному ополчению существовала небольшая регулярная армия с ударными частями, царской стражей и отрядом молодых отпрысков знатных семейств, которые имели большую привилегию – право бежать рядом с колесницей царя. Обязанность снабжать военных лежала не только на Ассирии, но и на провинциях, и такие войска, по очевидным причинам, должны были организовываться в основном по национальному принципу. Исконная ассирийская армия, с другой стороны, имела специализированные подразделения колесниц, кавалерии (см. фото 65), лучников (см. фото 62), штурмовых войск, инженеров и то, что в современном мире называют вспомогательными службами. Размер таких подразделений, равно как и самой армии, точно не известен. По последним оценкам, размер полевой ассирийской армии составлял от 100 до 200 тысяч человек. Но можно подсчитать и более точную цифру, если использовать все переписные листы периода, размещенные в разных музеях мира. Речь идет о списке военнообязанных лиц в разных районах.

Командование ассирийской армией в поле могло осуществляться любым губернатором, поскольку все губернаторы, судя по всему, являлись военными губернаторами. В главных операциях, правда, армией командовал главнокомандующий – или сам царь, или один из военных высшего ранга, или Рабсак (4 Цар., 18: 17 и далее), или Тартан (Ис., 20: 1). Высокопоставленный офицер, подчиняющийся главнокомандующему, – раб-муги. Этот титул мог войти и в вавилонскую военную администрацию. Одно из главных военных подразделений называлось кисру, им командовал «глава кисру» (по-аккадски раб кисру). Среди его подчиненных известны «офицер пятидесяти» и «офицер десяти». Известны и некоторые другие звания армейских офицеров, одни являются чинами в военной иерархии, другие – должности специалистов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.