УРОВЕНЬ ЖИЗНИ, УСЛОВИЯ БЫТА, ЭТИКА И МОРАЛЬ РИМСКОЙ ЗНАТИ

УРОВЕНЬ ЖИЗНИ, УСЛОВИЯ БЫТА, ЭТИКА И МОРАЛЬ РИМСКОЙ ЗНАТИ

В Риме было столько богатых людей, сколь никогда прежде не было в столицах. И они старались превзойти друг друга в транжирстве. Так, император Вителлий целые ночи проводил в пирах, принимая рвотное и чередуя его с пищей. Для одного из пиров понадобилось 2000 птиц и 6000 деликатесных рыб. Повара его постоянно ломали голову над изобретением новых блюд. Одно из них стоило 100 000 сестерциев, будучи приготовлено из невообразимой смеси: сладкое мясо, печеные птицы, фазаньи и павлиньи мозги, языки попугаев и т. д. Император Гелиогабал, возомнив себя богом, говорили, взял за обыкновение есть зеленый горошек, смешанный с крупицами золота, а рис с жемчугом. Мать Нерона, Агриппина, заплатила огромную сумму за певчего соловья, желая узнать вкус языка этой птицы. С ее легкой руки украшением стола у богатых римлян стал паштет из соловьиных языков. Римские традиции восприняли в России (далеко не лучшая преемственность цивилизаций). На Нижегородской ярмарке в трактире русские купцы обмывали удачную сделку. Один из захмелевших гуляк обратил внимание на поющего в клетке соловья и подозвал хозяина трактира. Тот подбегает к нему, угодливо кланяясь. Купец вопрошает: «Сколько стоит?» – «Сто рублей, вашество!» – «Зажарь!» Из соловья готовят жаркое и подносят купцу на серебряном блюде. Купец долго размышляет и наконец заявляет: «Отрежь на копейку».

Пиры в Риме

Культурно-моральный уровень новой знати оставлял желать лучшего. Правильнее было бы говорить об отсутствии морали. Поэт Марциал писал в эпиграмме:

Серебра всевозможного добыл ты:

У тебя одного Мирон старинный,

У тебя одного Скопас, Пракситель,

Для тебя одного чеканил Фидий,

Да и Ментора вещи у тебя лишь.

Гратий подлинный тоже есть

в избытке,

С позолотою каллаикской блюда

И настольный резной прибор

от предков.

Но среди серебра всего, как странно,

Нет, Харин, никакой чистой посуды.

Правда, были и такие люди, как Рутилий Руф, который хотел ограничить лихоимство властей, обуздать алчные аппетиты откупщиков, добиться того, чтобы и в провинциях установились справедливые порядки. Тиберий Гракх делал все возможное, чтобы обеспечить беднейшим слоям сограждан достойную жизнь. Среди тех, кто осуждал всевластие денег, стоик Сенека, ставший доверенным лицом императора. Он писал: «Эта вещь, которая держит в плену такое множество начальников и судей, которая и делает их начальниками и судьями, эта вещь – деньги. С той поры как деньги стали предметом культа, истинная ценность вещей пришла в забвение; поочередно становясь то торговцами, то товаром, мы интересуемся не тем, что есть та или иная вещь, а тем, сколько она стоит».

Гораций

Похоже, что этим должна переболеть каждая эпоха. Остановить это безудержное наступление богатства было трудно, оно захватывало души людей подобно тому, как дикий и вульгарный вояка захватывал беззащитные города, грабя, насилуя, убивая, растлевая. Победить его могут высокая культура в сочетании с долгом, долгом служения отечеству, высшие принципы и идеалы.

Вероятно, трудно было удержаться перед соблазном, когда богатство плывет само в руки. Гениальный Гораций (65 г. до н. э. – 8 г.), признанный лирик Европы, певец «золотой середины», жизнь которого совпала с важнейшим этапом в истории Рима, т. е. с падением Республики и установлением Империи, сражавшийся в рядах армии Брута, а затем перешедший в стан Октавиана Августа, его победителя, писал так:

У меня ни золотом,

Ни белой костью потолки не блещут;

Нет из дальней Африки

Колонн, гиметтским мрамором

венчанных;

Не был я наследником

Царей пергамских пышного чертога,

И одежжд пурпуровых

Не ткут мне жены честные клиентов.

Но за то, что лирою

И песнопенья даром я владею, —

Мил я и богатому…

Он и в самом деле получил от Мецената, известного богача, одного из столпов идейно-политической программы Августа, маленькое имение среди Апеннин в подарок. И он благословлял империю и ее вождя и, конечно же, имя своего благодетеля – Мецената, без которого жизнь была бы куда труднее. Он писал: «Славный внук, Меценат, праотцев царственных, о отрада моя, честь и прибежище!» Ему восторженно вторил и Вергилий, писавший в «Георгиках»: «Будь же со мной и моей начатой сопутствуй работе, о украшенье, о часть моей величайшая славы, ты, Меценат!» Многие говорили вполне искренне. Мы живем в иную эпоху.

Дж. Тьеполо. Меценат представляет Августу свободные искусства. 1742 г.

По рождению Меценат принадлежал к высшему слою римских граждан, к всадникам, объединявшим состоятельную часть римского общества, но и среди всадников он заметно выделялся благородством происхождения и богатством. В период войны против Секста Помпея (36 г. до н. э.) и позднее, в 31 г. до н. э., во время решающего сражения эскадры Октавиана с флотом Антония и Клеопатры у мыса Акциум, Меценат был оставлен императором в Риме и облечен высшими административными полномочиями. Тогда он спокойно и четко, не притязая на какую-либо формальную власть, пресек антиоктавианские заговоры. Когда цезарь отъезжал по делам в провинцию, Меценат замещал его в Риме (фактически выступая в роли 1-го вице-премьера). Не откажешь ему и в смелости. Он всегда готов был прийти на выручку к тому, над кем нависла смертельная угроза расправы. Меценату приписывают слова, коими тот удержал однажды Октавиана от подписания смертных приговоров: «Surge tandem, carnifex!» («Да полно же тебе, мясник!») Чуждый тщеславия, зависти и недоброжелательства, Меценат и в отношениях с цезарем, могущественным правителем, был свободен от низкопоклонства и заискивания. Важной чертой его было и то, что он находил в себе смелость высказывать суждения, противоположные взглядам первого сенатора – цезаря. Поэты эпохи находили в Меценате внимательного, заботливого, умного, щедрого покровителя. Публий Вергилий Марон, Квинт Гораций Флакк, Секст Проперций – вот круг друзей Мецената. Поддержка им друзей-поэтов в смутные времена гражданских войн пришлась как нельзя кстати. Вергилию он помог вернуть имение, потерянное тем в неразберихе конфискаций, сыну выкупившегося на волю раба, Горацию, не обремененному средствами, подарил собственное поместье в Сабине. В отношениях с талантами Меценат был прост, доступен, честен и благороден. Благотворительность – это рай в сердце. Человек широкой души, он частенько следовал правилу Аристотеля: «Щедрый человек – это тот, кто дает подходящему человеку подходящую вещь в подходящее время».

В кругу богачей, явившихся после победы Суллы, встречаются самые различные люди: знаменитый ученый и писатель М. Теренций Варрон; будущие полководцы, противники Митридата и фракийцев, братья Лукуллы, Луций и Марк; соперник Помпея, упорно делающий миллионы, М. Красс; красноречивейший и алчный Кв. Гортензий; будущие противники Цицерона и мятежники – П. Корнелий, Лентул Сура и Л. Катилина; ищущий славы оратора М. Цицерон. В их круг желали влиться богатые и зажиточные юноши из италийских городов (из провинции), чьи отцы изрядно обогатились на государственных субсидиях и кредитах и теперь приехали в Рим с карманами, полными денег, в надежде заполучить государственные посты и должности. Им нужны модные учителя, философы различных направлений, родовитые и влиятельные римские дамы, сочетающие мастерство шлюхи и интриганки, восточные и греческие красавицы куртизанки. Куртизанки играют в римском обществе большую роль.

Генрих Семирадский. На пиру богов

Число их растет по мере роста богатств. Настоящая куртизанка должна была уметь остроумно говорить, знать философию, любить стихи, уметь танцевать, петь латинские, греческие и египетские песни, играть на музыкальных инструментах, быть грамотной. Эти куртизанки имели множество поклонников из числа победителей, которые менее всего думали о строгой морали предков; не довольствуясь многочисленными наложницами, они в погоне за новыми ощущениями с величайшей охотой соблазняли молоденьких рабынь, хорошеньких отпущенниц и красивых мальчиков, целыми вечерами и ночами пропадали у мимов и кифаристок, в публичных домах и грязных кабаках. Жены знатных господ и олигархов не уступали своим мужьям, охотно снисходя до простонародья, отпущенников, гладиаторов, рабов. Падение нравов было ужасающим. Демократия торжествует. Люди преклонного возраста возмущались, молодежь отмахивалась от «стариков», отделывалась шуточками. Катулл писал: «Будем, Лесбия, жить, любя друг друга! Пусть ворчат старики – что нам их ропот?» Популярен афоризм, пущенный неким италийским острословом: «Развращать и быть развращаемым – значит идти в ногу с веком!» Овидий в эпоху Августа выразил общее настроение разгульной молодежи в следующих стихах, полных иронии и сарказма. В «Науке любви», за которую впоследствии он, как говорят, и пострадал, поэт писал, давая советы охотнику за прекрасным полом:

С.В. Бакалович. Вопрос и ответ. 1894

Первое дело твое, новобранец

Венериной рати,

Встретить желанный предмет,

выбрать, кого полюбить;

Дело второе – добиться любви

у той, кого выбрал;

Третье – надолго суметь эту любовь

уберечь…

Выбери – с кем из девиц заговорить

о любви?

С неба она к тебе не слетит

дуновением ветра —

Чтобы красивую взять, нужно

искать и искать.

Знает хороший ловец, где сети

раскинуть на ланей,

Знает, в какой из ложбин

шумный скрывается вепрь;

Знает кусты птицелов, и знает

привычный удильщик

Омуты, где под водой стаями

рыбы скользят;

Так и ты, искатель любви, сначала

дознайся,

Где у тебя на пути больше

девичьих добыч.

Ах, как жаль мне, как жаль,

у кого не чувствительно к неге

То, что на радость дано

и для мужчин, и для жен!

Но и в обмане своем себя

постарайся не выдать —

Пусть об отраде твердят

и содроганье, и взор,

И вылетающий вздох, и лепет,

свидетель о счастье, —

У наслаждения есть тайных

немало примет.

Большой популярностью в конце I в., при императоре Домициане, пользовался сюжет такого содержания. Молодая женщина, вышедшая замуж за старого глупого ревнивца, влюбилась в красивого юношу. Пройдоха раб устроил влюбленным свидание в том доме, где молодая жена жила с мужем. Все шло благополучно, влюбленные отдались своим чувствам, и вдруг нежданно-негаданно раздался стук в дверь. В замешательстве жена запихивает любовника в сундук. Открыв дверь, она вместо мужа видит соседа, зашедшего обсудить с мужем общие дела. Однако, вместо того чтобы уйти, сосед остался и решил дождаться мужа. Женщина чувствует себя, как на иголках, а несчастный любовник начинает задыхаться в сундуке. Наконец гость уходит, и любовник вылезает на свет божий. Но тут появляется муж, бросается с кулаками на неверную, хочет избить и ее и любовника. Жене пришлось пустить в ход все чары, всю силу обаяния, чтобы доказать глупцу, что это не любовник, а ее дальний родственник, почти дедушка, что она безумно любит мужа и ему верна. Все кончается мирной беседой меж мужем и любовником, а затем их дружескими объятиями. Сюжет не раз был повторен с вариациями в мировой литературе – от Апулеева «Золотого осла» до «Ночи перед Рождеством» у Гоголя. В руках умелых актеров сюжет превращался в комическое действо, вызывающее восторг у публики, которая могла с легкостью поставить себя на место любого из героев, в зависимости от того, какая из ролей была им уготована судьбой. При Домициане роль злополучного любовника играл великолепный комический актер Латин, о котором Марциал, его современник, писал, что он заставил бы глядеть на себя Катона, а Куриев и Фабрициев (представителей старинной строгости и чистоты нравов) забыть свою суровость. Напарницей Латина на сцене была актрисамим Фимела, блестяще исполнявшая роль лукавой обманщицы жены, надувшей мужа рогоносца.

Генрих Семирадский. Римская оргия

Кульминацией античной чувственности и римского гетеризма стала эпоха Августа, в которую творили поэты Овидий, Гораций, Тибулл. Нашей темой не являются гетеры сами по себе (желающие могут прочитать «Беседы гетер» Лукиана и другие интересные документы эпохи). Наше внимание привлекает то, что росту в Риме гетеризма и сопутствующих удовольствий предшествовали военные победы Рима и накопления богатств в элите. Рост ее богатств сопровождается ростом ее безнравственности. Рим имеет деньги, очень много денег. А это почему-то чрезвычайно волнует всех женщин мира. Они вообще любят победителей, а еще больше – победителей богатых. Особенно бурный всплеск сей «эпидемии» имел место во времена Суллы. Тогда, в эпоху гражданских войн и проскрипций, в эпоху перераспределения богатств и еще невиданных грабежей, в руках у новой знати оказались сказочные средства. На них можно было купить все что угодно: дома, земли, поместья, рабов и. женщин. Накопление богатств вело к росту комфорта и роскоши. Все словно обезумели, окунувшись в моря наслаждения, вина, пороков. В этом море «любви» представители знати и богачи иной раз выуживали понравившихся им «рыбок», как умелые рыбаки.

П. Батони. Чувственность. 1747

Столь завлекательной была эта мода, что мужчины перестали вступать в брак, женщины перестали рожать, не желая иметь детей, те и другие предпочитали кратковременные связи. Замуж женщины выходили, как гризетки на прогулку. Марциал рассказал о некой женщине, что проделала от шести до семи опытов в замужестве (и все оказались неудачными). Не отличались постоянством, прямо скажем, и мужчины. У некоторых были три жены, как у Августа, Овидия и Плиния Младшего, у иных четыре – как у Цезаря и Антония, а некоторые обзавелись даже пятью – Сулла и Помпей. Разумеется, в расчет не брали прочих пассий и метресс, а дамы при этом стоили недешево. Дело доходило до того, что грозные императоры, сенаторы и генералы просаживали на гетер целые состояния. Сулла так на этом фронте поиздержался, что гетера Никополис, его метресса, даже назначила его своим наследником.

Фр. Лейтон. Рыбак и сирена. 1856–1858

Правда, римские императоры не считали зазорным брать налоги не только с торговцев, ростовщиков, земледельцев или ремесленников, но и с бесчисленных проституток. Налог на промышленность собирался раз в четыре года, но император, следя за нравственностью, брал «очистительный налог» с женского тела. Живший в Риме в I в. до н. э. Катулл в поэтической форме выразил атмосферу Вечного города:

Сцена из Помпей. Фреска

Вижу, вижу, в распутную девчонку

Ты влюбился, и совестно признаться.

Не проводишь ты ночи в одиночку.

Молча спальня твоя вопит об этом,

Вся в цветах и пропахшая бальзамом,

И подушка, помятая изрядно,

И кровати расшатанной, на ножках

Не стоящей, скрипенье и дрожанье

Не помогут молчать и отпираться.

Ты таким не ходил бы утомленным,

Если б втайне страстям

не предавался…

Увлечение любовными похождениями становится в Риме чем-то вроде поклонения богам, своего рода священным ритуалом. Конечно, были и сторонники строгих нравов, но таких моралистов высмеивали поэты и сатирики. Поэт Петроний в «Сатирикионе», защищая свою книгу от нападок моралистов (как он выражается, Катонов), берет в союзники Эпикура: «Правды отец, Эпикур, и сам повелел нам, премудрый, вечно любить, говоря: цель этой жизни – любовь». Однако даже во время дум о прекрасных женщинах и пылких мужчинах античный муж нет-нет да и заговорит о деньгах, которые все время присутствуют в сюжете почти любого рассказа, любой сцены, любого стиха или истории. Вот, скажем, Петроний дает описание италийского города Кротоны, города древнего, когда-то первого в Италии. Теперь же «частые войны свели на нет его богатство». Город напоминал собой пораженную чумою равнину, на которой нет ничего, кроме терзаемых воронами трупов. Все думы – только о деньгах. Один из персонажей, Эвмолп, замечает, что «ровно ничего не имеет против любого способа обогащения». Аферисты, цель которых получение богатства (все равно, чьего и каким способом), расписали роли. Эвмолп изображал богача, у которого в Африке до сих пор «на тридцать миллионов сестерциев земель и денег, отданных под проценты», ну и огромное число рабов. При этом он должен был и вести себя как настоящий богач – т. е. «говорить только о золоте и серебре, о своих вымышленных имениях», «он обязан был изо дня в день корпеть над счетами и чуть не ежечасно переделывать завещание». Самое главное, что вся эта сцена настолько соответствовала реалиям жизни, что на нее многие клюнули. «Громкая слава о богатствах ослепляла глаза и уши этих несчастных», – делает вывод Петроний. Таковы были римские граждане, которые тут же сбежались в надежде получить наследство. Эти люди стали приносить Эвмолпу деньги, соревнуясь в намерении заручиться его благосклонностью.

Дж. Тьеполо. Зевс и Даная. 1736

Древний Рим все больше напоминал собой коллективный вертеп, где царили жадные и необузданные женщины, многие из которых имели деньги и принадлежали к «сливкам общества». Они стремились найти в этих увеселениях выход своим страстям и своим богатствам, коими их наделяли мужья, любовники и бесчисленные молодые и не очень молодые повесы. Среди дам такого рода гремело имя Клодии, супруги Метелла Целера. Говорят, что в эту Клодию был страстно влюблен поэт Катулл, который и вывел ее под именем Лесбии, в то же время изобразив ее как женщину-вампира. Эта самая Клодия каждый день меняла любовников, а под конец стала откровенно вести жизнь проститутки, при этом деньги ее особо не интересовали. А когда однажды любовник сунул ей в руку вместо серебряной монеты мелкую медную римскую монету, та и не заметила. Видимо, по этой причине за ней закрепилось прозвище Грошовая.

Рядом с ней стоит имя Валерии Мессалины, супруги императора Клавдия (10 г. до н. э. – 54 г.). Римляне говорили, что та уж очень напоминает чиновника: жадна и ненасытна в любви и стремлении к богатству. «Самая похотливая, самая развратная женщина», – сказал о ней Кассий Дио. Она была все же некоторым исключением из римской среды, которая, хоть и отличалась свободными нравами, все же придерживалась неких границ в поведении. Ее особу не обошел вниманием Плиний Старший, описав ее состязание с проституткой. Такая жизнь римской элиты, скорее, напоминала жизнь сомнамбул или пляски вакханок. Тацит написал: «Мессалина между тем пировала, более развратная в своей роскоши, чем когда-либо. Так как была уже поздняя осень, в доме подражали сбору винограда. Тиски выжимали, чаны текли, а подле них, опоясанные шкурами, плясали эти женщины, точно приносящие жертвы или бешеные вакханки». Сомнительная слава Мессалины намного пережила ее. Например, Фридрих Великий приобрел камею, изображающую Мессалину, с надписью «Непобедимая».

Б. Вепхвадзе. Мессалина

В. Бугеро. Обиталище нимф. 1878

Правда, в отдельные периоды истории Рим пытался как-то обуздать нравы своей распутной элиты. Вспомним, что император Август был особенно строг к своим детям, в том числе к Юлии, которая, увы, не отличалась строгостью поведения. Не вдаваясь в детали («Окунулась в распутство и разврат, не упустив ничего»), скажем только, что Август не побоялся отправить в ссылку собственную дочь, запретив ей даже в ссылке встречаться с мужчинами и пить вино. Что уж такого натворила дочь (а ей исполнилось тогда 37 лет, говорили, что она уже стала седеть), сказать трудно. Сенека уже после всех событий при Нероне, ее правнуке, называл ее публичной женщиной. Говорили, что она несла с собой «запах лупанара» (публичного дома). Главе государства иметь такую дочь – позор и наказание. Август считал ее поведение бесстыдным (impudicitia), так и не простив свою дочь даже после ее смерти.

Такое падение нравов, особенно среди элиты, вызывало гнев у народа. Развратников подвергали судебным преследованиям за «моральное разложение». Август хотел сделать законы в отношении «любителей клубнички» еще строже, но сопротивление со стороны лиц, которые вошли во вкус подобных забав (а это была почти вся римская знать), вынудило его уступить. Последовавший в 9 г. закон Папия и Поппея (они сами были холостяками и не имели детей) внес различия между не вступившими в брак и бездетными. Первые лишались права на наследство, бездетные же, но состоявшие в браке могли получить половину наследства. Август сделал так, что за каждого нового, родившегося ребенка родители получали льготы, а lex Papia Poppaea установил дополнительные преимущества для тех, у кого было более трех детей (ius trium liberorum). В 18 г. до н. э. он же издал закон против роскоши – lex Iulia de vestitu et habitu. Тем самым император добивался большей скромности в поведении сограждан. Состояния бездетных пар и богатых развратников поступали в доход государства, а тех, кто особо прославился в прелюбодействе, лишали не «орудия Приапа», а имущества и состояний, что было полезнее для государства и эффективнее. В итоге римская казна заметно пополнилась за счет тех, кто любил тратить сверх меры, роскошествуя дома или же за рубежом.

Италия. Помпеи

Между официальной позицией приверженности старым римским нравам и поведением знати все же была разница. В споре двух начал – богатства и любви – второму нередко отдавали предпочтение. Один из героев сатиры Лукиана «Две любви» говорит: «Неужели же ты, болтая весь этот вздор, потому не будешь считать себя счастливцем, что не дал тебе бог в удел ни грязного земледелия, ни скитаний купца, ни жизни воина, всегда готового к сражению, что занимают тебя лишь блестящие палестры, яркие одежды до пят, крашенные пурпуром, да, кроме того, еще уход за твоими искусно причесанными волосами? Что же до любовных влечений, то тут сами муки приятны нам, и зуб страсти кусает сладко; домогаясь, ты надеешься, а достигнув, получаешь удовольствие, и равное наслаждение несут настоящее и будущее». Нами движут желания и соблазны.

Публичный дом в Помпеях, «Лупанарий»

Чтобы убедиться в том, что римляне не только воевали, торговали и занимались спекуляциями или вымогательством, достаточно было приехать на курорт в Помпеи и увидеть, что италийцы очень любили щеголять своим богатством, в прямом и переносном смысле, не стесняясь предъявлять их urbi et orbi («городу и миру»)… От уплаты налогов не уклонялись, но и смело вывешивали табличку с изображением достоинств над порогом своего дома. Картины и статуи, обнаруженные археологами прошлых веков, были признаны настолько непристойными, что хранились в секретном кабинете Национального археологического музея города Неаполя. Теперь это все превратилось в передвижную выставку «Эротическое искусство Помпеи», которая с успехом кочует по миру. Ныне публичный дом в Помпеях, «Лупанарий» (название произошло от латинского слова lupa, «волчица», жаргонного прозвища проституток), в стенах которого в римскую эпоху развлекались богатые, знатные мужи города и «мэрии», отреставрировали. Правда, открыли его посещение только для туристов.

Ложе в Лупанарии

Альма Тадема Галло. Римские женщины. 1865

В эпоху Империи меняется и само одеяние римлян. Куда делись простые, строгие туники эпохи Республики! Время, когда Рим носил такие одежды, ушло в прошлое. Свобода в нравах, свобода в достижении богатств любым способом, свобода в одеждах, свобода в поведении. При этом мода римлянок все же не идет ни в какое сравнение с безумной, болезненной страстью современных женщин надевать на себя все новые и новые наряды. У римлян и греков всего-то были туника и тога, но женщины ухитрялись даже тунику превратить в орудие соблазна. Так, любовница прорывается к поэту Овидию в одной тунике, надеясь, что тот сорвет с нее оную в порыве страсти, что, впрочем, и происходит… В тунике появляется в романе Апулея прелестная и фривольная Фотида. В Рим и Грецию ввозились с острова Кос потрясающие ткани, прозрачные и легкие, как воздух. Успешно велась торговля и сирийскими тканями.

Рынок – чрево, исторгающее коррупционеров! Работая на полную мощь, он вытрясал из карманов мужчин все, что они добывали трудами, войнами или взятками. Сенека осудил такие обычаи: «Вот сирийские одежды, если только можно назвать их одеждами, в которых нет ничего такого, чем можно было бы защитить тело или стыдливость. Эти одежды за огромные деньги вывозятся на продажу малоизвестными народами, дабы наши матроны всенародно являлись в том виде, в каком являются в своих опочивальнях». Женская мода стала мощным орудием по добыванию денег. Правда, в эпоху процветания Империи иные мужчины стали одеваться так, что порой их совершенно невозможно было отличить от женщин.

Надгробный рельеф знатных римлян

Если у одежд были ограничения и пределы с точки зрения их стоимости, то вот уж на драгоценностях, золоте и прочих милых забавах жены римских богачей, банкиров, ростовщиков, дочки видных чиновников и военных, жены и дочери торговцев и откупщиков «свое брали». Плиний в «Истории» рассказывает, что супруга императора Калигулы владела жемчугами и изумрудами на огромную сумму – 400 тысяч фунтов. Петроний отмечал, что жена миллионера Тримальхиона носила золотые браслеты весом более 6 фунтов. Особенно ценился дамами жемчуг, который носили в серьгах. Конечно же, тогда еще не было неимоверного разнообразия украшений, предметов роскоши. В качестве украшений использовались алмазы (лишь в перстнях), опалы, изумруды, бериллы или же полудрагоценные камни – ониксы, горный хрусталь, яшма, халцедон, которые часто вставляли в прелестные камеи. Сенека писал, что женщины иногда «расточали на одни уши по два и по три состояния», насмешливо прибавляя, что «их уши уже приучены к ношению тяжестей». Одним словом, богатство дало повод женщинам возвести свою страсть, свое безумное желание украшать себя до степени искусства. Они увешивали шеи, руки, ноги, голову золотыми цепочками (особенно любили это делать проститутки или вольноотпущенницы). Конечно, очень любили дамы и мужчины бани, омовения и массажи.

Ювенал отмечал, что дамы в стремлении привлечь к себе внимание мужчин золотили себе разные места на теле, особенно груди, красили волосы, использовали для тела духи и благовония. Выход римской цивилизации из грубого состояния, в котором она находилась ранее, вряд ли стоит осуждать. Не стоит осуждать мужчин и женщин, следующих ревностно моде. Что же делать, если у иных нет других средств произвести впечатление… «Когда дурно воспитанный человек неожиданно становится обладателем власти и денег, он и в наши дни окружает себя вызывающей роскошью». Это справедливо и сегодня – цивилизации потребления развивают не умы и таланты, а вещи и инстинкты.

Дамы отдыхают…

В ожидании

В то же время надо понять и римское общество, которое сотни лет жило в условиях спартанской «скромности», хотя мы ранее говорили, что и спартанцы при возникновении определенных условий тоже полюбили деньги. Ливий говорит о римлянах: «Не было никогда государства. куда алчность и роскошь проникли бы так поздно, где так долго и так высоко чтили бы бедность и бережливость». Эти слова мы могли бы сказать и в отношении нашего народа, который сотни лет жил в очень похожих условиях (т. е. в бедности и нищете). Но нельзя думать, что все в Риме были в восторге от эпохи рыночного безумия. Ведь неумеренная роскошь убивала душу римского воина, стоика и патриота. Что могло подумать войско, узнав, что их полководец Антоний заплатил 200 сестерциев за двух молодых рабов, а Сеян, фаворит императора Тиберия, отдал 50 млн сестерциев за евнуха, тогда как легионер получал в год всего 900 сестерциев… Подобные поступки подрывали основы государства, наносили удары по его ценностям, вере, ну и, наконец, по его обороноспособности. Ведь если женщина занята лишь сама собой и не хочет иметь детей, если мужчина проводит дни и ночи в клубах, банях, на скачках и в увеселительных местах, то такое поведение разлагает основы государства. И тогда принимают закон об обязательном браке (lex de maritandis orbinibus). Среди широких масс народа – это особенно важно – суровые законы приветствовались, хотя и вызывали недовольство у правящей элиты, которая уже чувствовала себя всемогущей и привыкла к полной безнаказанности. Но народ выиграл от фискальных законов.

В. Бугеро. Рождение Афродиты. 1879

Этот закон касался всех мужчин в возрасте от 25 до 60 лет и женщин от 20 до 50 лет. Все обязаны были состоять в браке, а не выполнившим закон лицам сенаторского и всаднического сословия запрещалось присутствовать на публичных зрелищах. Римская Фемида преследовала желающих жить для себя, и только, прежде всего экономическими мерами… «Вечные холостяки» не имели права на передачу по завещанию своего имущества, незамужние женщины облагались налогом в размере 1 % стоимости их имущества. Порой у богатых женщин изымали средства на нужды отечества, как это имело место в 42 г. до н. э. Триумвиры потребовали тогда изъять у богатейшей части общества значительные средства, и удар пришелся по женам мужей – чиновников и торговцев, которые своим «непосильным трудом» накопили огромные состояния (1400 богатых женщин). Эти меры затронули только самый высший слой – 400 обладательниц состояний свыше 110 тыс. денариев. Дело в том, что Юлиев закон времен Августа гласил: приданое жены оставалось в ее собственности в случае развода. Август железной рукой заставлял женщин выполнять свой долг перед страной по продолжению рода. По его закону бездетные приравнивались к лицам, не вступившим в брак. Красотки могли остаться голыми, как Афродита – в лучшем из ее платьев. Все эти меры, разумеется, вызывали волну недовольства у богатейшей части элит. Тацит писал, что законы эти «довели многих до разорения». Но реквизиция богатств не лишила мужчин и женщин главных сокровищ.

Любопытно, что, по данным ценза 28 г. до н. э. и 13 г., число римских граждан за 41 год выросло на 1 млн человек, что составляло примерно седьмую часть населения. Многие поддержали действия императора в его политике возвращения «к духу предков». Гораций восторженно писал: «Нрав и обычай обуздали позорное нечестие». Народ, живший трудовой жизнью, приветствовал эти меры, которые были распространены по всей Италии. Только столица с ее пресыщенностью, роскошью, дикими богатствами, похотью думала, что она-то и есть Италия. Но это было не так… И люди охотнее приветствовали глав многодетных семей (вроде Гилара, у которого были 8 детей, 27 внуков, 8 внучек и 18 правнуков).

Траян. Античная мраморная статуя в Национальном музее в Неаполе

Но что нужно для создания могучей, экономически состоятельной и эффективной империи? Об одном слагаемом успеха мы уже говорили, и не раз, это – победы на всех нивах государственного строительства. А второе? Это здоровое и крепкое поколение, воспитанное на основе патриотизма и любви к родине, примирения разных партий и классов, создания сплоченного народа. К этому стремились Цезарь и Август, этого добивался и Траян, который попытался воссоздать единый взгляд на римскую историю, осмыслить пройденный государством путь, уйти от узкопартийных схем с тем, чтобы римляне гордились своей страной. Сплав Республики и Империи, личной свободы граждан и государственной власти должен был породить устойчивый порядок вещей, в котором нет места внутренним распрям, а процветание каждого – успех всех. Вся нация работает на расширение влияния страны и на благополучие каждого. Об этом наглядно свидетельствует и «Панегирик» Плиния Младшего Траяну. В нем, помимо общих похвал в адрес императора, имеются упоминания и о том, «насколько же это хорошо, что все провинции доверяют и подчиняются нам», что римляне видят «триумфальное шествие, загруженное не награбленным в провинциях и не исторгнутым у союзников золотом», но оружием побежденных врагов. Ну и, наконец, именно при Траяне был достигнут «всеобщий мир». Третий источник благополучия очевиден, и это, конечно, деньги. Понятно, что прежде, чем Империя подойдет к своему «золотому веку», она должна наладить четкую работу финансово-кредитной и денежной систем. В те времена, правда, узкой специализации не было. Если вы – цезарь, будьте любезны стать и финансистом, который успешно борется не только с врагами, но и с инфляцией. Кассий сообщал в 107 г.: «Траян расплавил все изношенные монеты».

Причины реформы достоверно не известны… Только что победоносно закончилась вторая война с Дакией, удалось захватить фантастический по стоимости трофей – личную казну Децебала, тонны и тонны золота и серебра. Вдобавок были захвачены богатейшие серебряные рудники. Началось заселение Дакии колонистами, создавались поселки, города, шло хозяйственное освоение территории. Боевой дух армии был высок, как никогда, а экономика показывала признаки оживления. И тут Траян затеял денежную реформу, желая избавить рынок от старых монет. Видимо, государство, которое несло значительные издержки, решило поступить просто – изъять старые монеты и переплавить их в новые. Государство получало солидный доход, потому что новый денарий облегчался на 5 %, и это покрывало издержки реформы. Размышления историка Т. Моммзена по этому вопросу похожи на правду, но, как считают другие, только из-за желания покрыть дефицит бюджета и «стабилизировать макроэкономические показатели» Траян вряд ли пошел бы на такую масштабную финансовую реформу. Это было не в его характере. Видимо, он хотел аккумулировать средства на инфраструктурные проекты в рамках своей программы, которая коротко была сформулирована им же самим: «Я хочу, чтобы продукт самого дальнего и труднодоступного поселения стал бы достоянием всей Империи, а достояние всей Империи могли разделить жители этого поселения». Именно потому на пике финансовой мощи Империи Траян и пойдет на шаги, еще более усиливающие централизацию финансов. Историк пишет, что масштаб задуманных инфраструктурных проектов превосходил все известное – дороги, порты, речной и морской флот, жилищное строительство и т. д.

Одним из таких национальных проектов Римского государства стал проект создания порта в Остии. Траян понимал: если он действительно хочет сделать Рим великой мировой державой, то надо создавать порты экстра-класса. На иллюстрации приведена современная реконструкция одного из таких проектов – порта Траяна в Остии, что неподалеку от Рима, в устье Тибра. Порт представлял собой огромную чашу в виде шестиугольника, со стороной почти в 400 метров. Порт возводился с расчетом приема огромных грузовых кораблей с зерном и другими товарами, плывущими с востока. Как известно из источников, длина их зачастую превышала 100 метров. Но порт был построен на перспективу – у пирса мог без проблем пришвартоваться «Титаник» (250 м) или даже современный авианосец (310 м). Каждый римлянин, таким образом, мог воочию лицезреть: нет, не разворовали господа чиновники богатств – вот они, результаты реализации национальных проектов. Вот истоки будущей мощи…

Порт в Остии, бпиз Рима, на реке Тибр

Одним из наиболее эффективных инструментов создания сей единой ойкумены станет и римское право. Если римские легионы до последних дней существования Империи везде и всюду сталкивались с яростным вооруженным сопротивлением и в конце концов пали на поле боя, то римское право лишь укрепляло свои позиции, демонстрируя победоносную поступь в Западном и Восточном Средиземноморье… И даже христианство взяло на вооружение институты римского права. Не только потому, что оно содействовало успеху христианства, но прежде всего потому, что в нем были заключены некие вечные идеи всеобщей справедливости и универсализма. Мудрость Рима и римских юристов состояла в том, что они внимательнейшим образом изучали культуру и юридический опыт всех древних народов и привлекали драгоценные кирпичики местных законов для создания единой системы римского частного права. Римляне осуществляли умелую социальную политику в пределах Империи. Известно, что на позднем этапе они давали гражданство почти всем жителям необъятной Римской империи, вне зависимости от этнического и религиозного статусов. Древние авторы удивлялись тому обстоятельству, что они даже рабам предоставляли гражданство, в результате чего те и вставали на защиту нового отечества. Хотя тут же вспоминается римская пословица: «Sero sapient Trojani» (лат. – «Троянцы слишком поздно стали умны»).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.