Первая глава Родился в рубашке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первая глава

Родился в рубашке

Вильгельм Канарис родился в рубашке. В его родительском доме, возможно, не было большого богатства, но все же был достаток. Здоровый мальчик, который появился на свет 1 января 1887 г. в Аплербеке, округ Дортмунда, был младшим из трех детей директора Карла Канариса и его супруги Августы Амелии, урожденной Попп. Большую часть своей юности Вильгельм Канарис прожил в большом доме в Дуйсбург-Хохфельде, в который семья переехала через несколько лет после его рождения. Здесь у бойкого мальчика было все, что могло желать мальчишеское сердце. Большой сад вокруг дома был идеальным местом для игр с ровесниками в индейцев Там были кусты, в которых можно было спрятаться, высокие деревья, на которые можно было легко забраться На собственной теннисной площадке он рано освоил игру, которой отдавал предпочтение до последних лет своей жизни в редкие часы досуга.

Вильгельм рос в семье, где царила гармония. Родители его баловали. Отец был строгим, сдержанным человеком, но своему младшенькому, который юмором и оригинальными идеями часто заставлял смеяться всех окружающих, в том числе отца, он отдавал предпочтение. «Малыш Вильгельм всегда заставлял всех смеяться», — рассказывает сестра, которая была на четыре года старше брата; она опекала и баловала его. Мать также не могла не поддаться очарованию мальчика и прилагала все силы, чтобы оставаться серьезной, когда Вильгельм в ответ на ее осуждающий взгляд замечал: «Мама, у тебя взгляд как рентгеновские лучи».

С 1893-го по 1896 годы Вильгельм посещал начальную школу при реальной гимназии Дуйсбурга, а потом на пасху 1896 года перешел в первый класс. Довольно длинный путь до школы ему не приходилось проделывать пешком. Семейный экипаж доставлял его каждое утро в школу, а в обед забирал домой. С кучером у маленького Вильгельма было полное взаимопонимание. Когда семья в хорошие дни выезжала за город, Вильгельм сидел на козлах около кучера и развлекал все общество своими бесконечными выдумками. Но он и сам себе был кучером, потому что уже в раннем возрасте получил в подарок козла, который тащил маленькую тележку и на котором он разъезжал по саду. Когда Вильгельму исполнилось 15 лет, отец подарил ему верховую лошадь; так он стал увлеченным и хорошим наездником. В течение всей жизни Канарис использовал любую возможность для верховой езды. Он любил лошадей и умел с ними обходиться. С норовистыми конями он справлялся благодаря своей интуиции и умелому управлению. Уже с ранних лет он развил в себе то, что англичане называют horse sense — чувство лошади, как в прямом, так и в переносном смысле.

Еще когда Вильгельм был маленьким, обнаружилась его необыкновенная наблюдательность и стремление всегда вникать в суть дела — таланты, благодаря которым он позже, уже служа во флоте, получил кличку «цепкий», и история предопределила его на должность начальника службы разведки и контрразведки. Ничто не ускользало от его внимания, а его наблюдения и меткие замечания по этому поводу нередко приводили взрослых в смущение.

Атмосфера родительского дома и круга, в котором вращалась его семья, естественно, сыграли большую роль в формировании характера подростка. Родители Вильгельма были религиозны, но без ярко выраженной конфессиональной установки. Семья Канарисов вначале была католической. Только дедушка Вильгельма, женившись на протестантке, перешел в ее веру. Мать Вильгельма, хотя и происходила из семьи евангелистов, больше склонялась к католицизму. И мать и отец не были регулярными посетителями церкви. Посещение церкви ограничивалось, как это было принято в годы, когда в большой моде была либеральная теология, в основном, большими церковными праздниками. Однако дети воспитывались в естественной вере в то, что более высокая власть направляет и охраняет человеческую жизнь, и на принципах христианской этики. Это воспитание осуществлялось не столько с помощью поучений, сколько благодаря живому примеру родителей. Вильгельм Канарис хотя и не имел ярко выраженной веры, но был все же глубоко религиозным человеком. Позднее, уже будучи зрелым человеком, он часто ходил вместе со своими обеими дочерьми в евангелистскую церковь в Далеме; однако он, очевидно, унаследовал от матери то, что в тяжелые последние годы своей жизни на него оказывала сильное влияние мистическая атмосфера католических соборов.

Отец и мать Канариса были людьми с возвышенной душой, многосторонними интересами и обширными знаниями. Конечно, такой развитый ребенок, как Вильгельм, многое усваивал из бесед взрослых. Тот период, когда ум мальчика начал критически воспринимать окружающий мир, был эрой Вильгельма II. Это было время бурного экономического развития. В районе Рура закладывались все новые шахты, вырастали новые доменные печи и металлургические заводы. Молодая германская империя стремительно превращалась в ведущее индустриальное государство континента. Внешняя торговля расширялась; рос флот, для которого в Руре изготавливали броню. Колониальная политика империи волновала фантазию людей, и прежде всего молодежи. Конечно, в доме Канариса все были настроены патриотически. Отец был восторженным почитателем Бисмарка. В конфликте между старым канцлером и молодым неопытным императором симпатии отца были безраздельно на стороне основателя империи. В остальном в семье мало говорили о политике; только когда предстояли выборы в рейхстаг или происходили исключительные события, дети слышали, как их родители при случае затрагивали политические темы — в беседе между собой и с гостями. Тогда произносились с неодобрением имена либерала Евгения Рихтера и социал-демократа Августа Бебеля. Сами говорившие были сторонниками национального либерализма. Тогда эта партия еще была ведущей в индустриальном районе в сравнении с партией центра, к которой относились в своей основной массе представители индустриальной верхушки. Сближение между промышленными магнатами и прусскими консерваторами еще только предстояло.

В индустриальной среде, в которой вырос Вильгельм Канарис и которая уже тогда чувствовала и называла себя экономикой страны, естественно, ничего общего не имели с социализмом как из-за классовых, так и интернационалистических тенденций. Это было золотое время ничем не ограниченной предприимчивости. Многие из этих людей, хотя им и приходилось смиряться с существованием профсоюзов, занимали позицию хозяина в доме, которая, однако на практике значительно смягчалась патриархальным чувством социальной ответственности. Потому что во многих случаях подъем от рабочего к предпринимателю и фабриканту происходил слишком быстро, чтобы в среде индустриальных магнатов смогло развиться чувство классового превосходства.

Классовый оттенок диктовался снизу и лишь тогда смог пустить корни в западногерманском промышленном районе, когда отечественные рабочие смешались благодаря иммиграции с востока с иностранными элементами.

Можно со всей отчетливостью наблюдать в последующей жизни Канариса влияние этой среды; отвращение к марксизму, особенно в его экстремальных формах, сохранилась в нем навсегда. С другой стороны, ему было свойственно очень сильное чувство социальной ответственности, которое он унаследовал от среды промышленников и военных и которое нашло свое выражение в его заботе о своих подчиненных всех званий. Канарис был совершенно лишен какого бы то ни было чувства превосходства. Поэтому ему легко было общаться после революции 1918 года с представителями всех партий, в том числе и пролетарских. По этой же причине его сопротивление Гитлеру было основано не на осуждении «ефрейтора», а имело более глубокие и серьезные основания.

В семье Канарисов профессия военного не была наследственной, как бы далеко мы ни проследили его родословную — а мы можем просмотреть ее по документам до XVI века, — мы не находим ни одного активного солдата среди предков адмирала. Это типично буржуазная семья. Дед по отцовской линии был управляющим рудником в районе Брилона и имел титул королевского горного советника. Идя еще дальше в глубь времени, мы находим среди Канарисов множество служащих, одного советника и одного директора льняной мануфактуры, кроме того есть купцы, ремесленники и юристы.

Дед по материнской линии был старшим лесничим саксонского герцога. Среди ее предков более ясно проглядывает крестьянский элемент, чем у Канарисов. Несколькими поколениями раньше мы находим среди предков первую фрейлейн фон Польхайм и первую мадемуазель фон Трише, записанную позже де Дриеш, имя которой позволяет сделать вывод о дворянском происхождении. Однако это ничего не меняет в буржуазном характере генеалогического древа. Даже при исключительном полете фантазии адмирала Канариса нельзя охарактеризовать как представителя юнкерской или офицерской касты, как это время от времени встречается в обширной литературе о бывшем начальнике немецкой разведки.

Иностранное звучание имени Канарис было поводом для многочисленных спекулятивных версий о происхождении его носителя. Даже Ганс Бернд Гизевиус, который был осведомлен лучше других, в своей книге «До горького конца» говорит о Канарисе как о «маленьком выходце с Ближнего Востока».

Очень часто немецкого адмирала ошибочно называют то потомком, то близким родственником Константина Канариса, героя морских боев, прославившегося в освободительной войне Греции и ставшего позже премьер-министром. Есть сведения о том, что и Вильгельм II на полях одного служебного донесения об удачном потоплении, совершенном Вильгельмом Канарисом, бывшем тогда командиром подводной лодки, сделал пометку примерно такого содержания: не потомок ли он греческого борца за освобождение? Можно не без юмора отметить, что в семье будущего адмирала тоже в течение некоторого времени считали, что мужественный грек был их родственником. В начале века в буржуазных семьях еще не было принято слишком живо интересоваться собственным происхождением. Канарисы, конечно, понимали, что их фамилия имела иностранное звучание и что их предки, очевидно, приехали в Германию несколько поколений назад. Откуда — этого они не знали. Сходство имен навело на мысль, что греческий моряк мог быть их родственником. И в действительности, отец и мать Канарисы в начале века использовали возможность и поехали в Грецию, чтобы посетить греческих «родственников» в Афинах, которые, в свою очередь, приняли их очень приветливо.

Была даже приобретена копия афинского памятника моряку и отослана в Дуйсбург, где ее поставили в доме директора металлургического завода. Не исключено, что рассказы о героическом «предке» не только вдохновляли фантазию юного Вильгельма, но и укрепляли его желание стать морским офицером, чтобы быть похожим на знаменитого грека. Но и спустя много лет, когда Канарис уже давно знал все о своей родословной и не сомневался, что в его жилах не течет греческая кровь, он со свойственным ему неподражаемым юмором любил немного пококетничать греческим родством. Цветная гравюра, изображающая Константина Канариса, висела на стене его дома в Шлахтензее, и он охотно показывал ее своим посетителям.

Сам Вильгельм Канарис в более зрелом возрасте с увлечением изучал свою родословную. Исследования, начатые им, увенчались успехом и подтвердили, что его семья происходит от Томаса Канариса, который вместе с многочисленными братьями в прошлом столетии переселился из Салы на Комерзее в Западную Германию и поселился в Бернкастеле, где он женился на дочери своего земляка родом из той же области, что и он сам. Итальянские переселенцы, которые в то время были в большом количестве в западной и южной Германии (вспомним такие имена, как Караччиола, Брентано и др.), похоже, длительное время держались очень близко друг к другу, потому что еще прадед адмирала, советник канцелярии курфюрста Франц Канарис, в 1789 году, то есть примерно через 100 лет после переселения вышеупомянутого родоначальника Томаса, женился на девице Жоанетте, дочери доктора юридических наук Фридолин Мартиненьо, имеющего практику при имперской судебной канцелярии. Главный ствол различных ветвей семьи Канарисов в Германии наглядно представлен в книге, вышедшей из-под пера Петера фон Гебхардта и изданной в 1938 году частным издательством. В ней четко и подробно прослеживается также родословная итальянских предков по отцовской линии вплоть до упомянутого в документах 1506 года Гаспара Канариса и, кроме того, упоминаются предполагаемые предки с XIV века по документам из Милана. Эта книга была составлена по инициативе Вильгельма Канариса. В новогодний день 1942 г. бывший в то время начальником военной разведки полковник, а позднее генерал Чезаре Аме, переслал адмиралу Канарису специально написанное произведение о его семье — «Канарисы» в богатом переплете, которое содержало ряд документальных очерков о различных ветвях семьи, пользующейся в северной Италии высоким авторитетом, и фотографии принадлежащих ей издавна домов и владений. В книге Гебхардта, упоминавшейся ранее, указывается, впрочем, на то, что некоторое родство между немецким Канарисом и греческим Канарисом нельзя полностью отрицать; не в том смысле, что Вильгельм Канарис происходил из рода греческого борца за свободу, в том, что также и греческие Канарисы вышли из северной Италии, так как это имя имеет не греческое происхождение и члены семьи Канарисов в Греции на острове Псара являлись переселенцами. Похоже, Канарисы вообще питали страсть к путешествиям, и можно с юмором отметить, что и среди предков Наполеона I тоже были Канарисы. В своих исследованиях Гебхардт установил, что дед императора, Джузеппе Бонапарт, был женат на Марии Савериа Паравичини, мать которой носила девичье имя Николетта Канарис. Но так как Паравичини происходят из Италии, а одна ветвь этой семьи проживала на Комерзее, то можно с большой уверенностью сказать, что эта Николетта Канарис была родом из той же семьи, из которой происходит Вильгельм Канарис.

Итак, если относительно происхождения семьи Канарисов из северной Италии не может быть никаких сомнений, то, с другой стороны, можно все же отметить, что за те два столетия, которые она к моменту рождения Вильгельма Канариса прожила на немецкой земле, эта семья полностью онемечилась. Достаточно лишь одного взгляда на родословную Канариса, чтобы увидеть, что у адмирала было гораздо больше немецких предков, чем итальянских. И все же он, без сомнения, обязан своим итальянским предкам многими своими качествами, которые решающим образом повлияли на его характер: оригинальное сочетание живой фантазии и чувства реальности, доходящее порой до границ невозможного, скрытый, подчас почти шутовской юмор, необыкновенная, граничащая с ностальгией любовь к странам Средиземноморья: Испании, Италии и Греции — и инстинктивное понимание склада ума уроженцев романских стран, и это было далеко не все. Даже в своих внешних проявлениях он обладал качеством, которое напоминало о его предках из солнечных широт: его потребность в тепле в сочетании с необыкновенным отвращением к холоду, которая даже в самые жаркие дни в наших широтах не могла заставить его выйти на улицу без пальто.

В реальной гимназии в Дуйсбурге Вильгельм Канарис считался хорошим, любознательным и прилежным учеником. Уже с ранних лет проявилась его способность к изучению иностранных языков, и он приобрел в школе более глубокие практические знания английского и французского языков, чем большинство его одноклассников. Он много читал. Вильгельма особенно интересовали исторические темы, он любил книги, которые углубляли его знания о чужих странах. Феноменальная память позволяла ему легко запоминать прочитанное и расположить все в уме в виде каталога, так что он при необходимости мог все это снова извлечь из недр памяти. Уже в гораздо более поздние годы дядя Вильгельм Канарис, которого в остальном все обожали, вызывал ужас у племянников: он «всегда все знал» и легко приводил в смущение тех, у кого была не столь блестящая, как у него, память.

Мы уже отмечали, что в семье Канарисов не было военных. Кроме того, в кругах поднимающейся немецкой индустриальной буржуазии начала века мало симпатизировали профессиональным офицерам. Представители индустриальной буржуазии имели ярко выраженное предубеждение против юнкерского элемента в армии, точно так же как некоторые офицеры — выходцы из дворянских семей видели тогда в промышленной буржуазии все еще торгашей и «слесарей». Индустриалы, однако, были убеждены в необходимости сильной армии для защиты империи, их сыновья служили, по возможности, в «хороших» полках (сам отец Канариса дослужился до старшего лейтенанта запаса и ценил военную дисциплину и порядок) и становились офицерами запаса; но в качестве профессии на всю жизнь малодоходная карьера офицера противоречила сильно развитому инстинкту наживы мужчин, которые привыкли в своей профессии «считать». Менее отчужденно, чем к офицерскому корпусу армии, относились к офицерам морского флота, которые были внешне не так отягчены «феодальными» традициями и предрассудками. Несмотря на это отец Канариса подумывал над тем, чтобы позволить своему младшему сыну поступить в морской флот, о котором он мечтал. Однако до того как было принято окончательное решение, отец, еще довольно молодой — ему было только 52 года, — неожиданно умер от сердечного приступа на курорте в Бад-Наухайме. На следующую весну Вильгельм закончил свою учебу в реальной гимназии в Дуйсбурге. Мать больше не препятствовала его желанию стать морским офицером. 1 апреля 1905 года Вильгельм Канарис стал морским кадетом императорского морского флота.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.