2. Общество эпохи викингов: бонды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Общество эпохи викингов: бонды

Исходное звено общественной системы Скандинавии IX-XI вв. – унаследованный от предшествующих столетий родовой коллектив, aett (шв. kind, kyn), союз родичей, объединяющий (если буквально следовать «Эдде» Снорри Стурлусона) всю генеалогическую протяженность мужских родственников. Прежде всего, сюда входили кровные законные родственники (люди, рожденные в юридически нормативном браке), когда род (aett) невесты получал за ее приданое денежный выкуп – mund. Потомки от такого брака назывались aettborinn и вместе с принадлежностью к роду наследовали всю совокупность родовых прав.

Кроме прямых, кровных, потомков в. состав aett входили люди, введенные в род, acttleidiigr, принятые в число членов клана с соблюдением особой ритуальной процедуры, которая давала право:

note 118.

Полный круг располагавших всей этой совокупностью прав членов клана выражало понятие fraendr (franta, frinta) – «родичи» note 119.

Самым существенным правом, сплачивавшим воедино всех членов aett, было право-обязанность отстаивать и защищать жизнь каждого из родичей, или мстить, или получать плату, законную виру за эту жизнь от убийцы и его рода note 120. Ядро клана составляли те, кто в средневековых судебниках назывался bauggilldsmenn – «люди, получающие (или платящие!) кольца (золота) = возмещение». Родовым правом на возмещение обладали также более отдаленные родичи. В «Законах Фростатинга» они обозначены как nefgilldismenn – «получающие деньги родичей» (от nefi – «родственник»). Сходным термином (от nef – «нос») называлась nefgilldi – «подать с носа», налог, по преданию введенный Одином, а в государственной практике утвердившийся во времена Харальда Прекрасноволосого. Не только расчеты с другими родовыми союзами, но и – позднее – выплаты государству, подати, налоги и дани конунгам распределялись более или менее в соответствии с родовой иерархией; baugar в Норвегии (как и аналогичные платежи в Англии) были не просто вирой, но, в более широком смысле, штрафом за различные тяжкие преступления, который взимался в пользу короля.

Родовой коллектив, объединявший родичей совокупностью взаимных прав и обязанностей, обеспечивающих существование каждого из сородичей til brannz ос til bals – «до огня и костра» note 121, то есть до посмертного сожжения, базировался на глубоких, уходящих корнями в первобытность основаниях (генетически, видимо, хозяйственного характера). В позднем железном веке экономическая исходная общность в значительной мере трансформировалась; в сфере непосредственного материального производства ее значение снижается, но в характере обитания, внутригрупповых, межличностных и межгрупповых отношениях родовые связи остаются определяющими. Ими задана вся базирующаяся на aett общественная структура, по отношению к которой род, клан выступают как субсистема.

«Двор» – hus, gardr, bu, bo – («усадьба», «ограда») был основной единицей измерения социальной общности. Она включала семью (в норме – большую, разрастающуюся в патронимную иерархию малых), состоящую из кровных родственников (бонда, мужа – maid, его жены – kona, сыновей – sonar и дочерей – dottir), а также домочадцев и рабов, huskarlar ok thraclar. Все они в пределах ограды имели право на fridhelgi – неприкосновенность, священный домашний мир. Дом (bus), находившийся под покровительством богов и под защитой родичей, гарантировал безопасность: «at frjalser menn sculo aller fridhalger at heimile sino» – «все свободные люди должны быть неприкосновенны в жилищах своих» note 122.

Залогом единства родичей, обеспечивавшего их неприкосновенность, было неотчуждаемое, священное, как и дом, и домашний мир, родовое земельное владение – odal (одаль). Занимая землю в не освоенных еще местностях, переселенцы обносили границы участка огнем; это называлось helga ser landit – «освятить землю», сделать ее своей собственностью (eign). Перейдя по наследству в течение четырех поколений, такая собственность превращалась в одаль.

Одаль представлял собою наследственное владение, состоявшее из пахотных земель, луговых, пастбищных, лесных, водных и других угодий, которое, в принципе, находилось в нераздельной собственности aett. Даже в случаях временного раздела пашен в целях их посемейной обработки (hafnscipti) одаль оставался одалем, и находился в коллективном владении fraendr, baugarmenn. Для окончательного раздела требовалась особая юридическая процедура odalsskipti, с ритуальным действием skeyting сбрасывания земли в полу одежды (skaut) нового владельца. От этого обряда некоторые исследователи производят прозвище конунга шведов Олава Шетконунга (Scautkonungr); правда, не связывая его прямо с разложением родовой земельной собственности note 123. Fastae faethaerni ok aldac othal – «прочная отчина и старый одаль» – оставались основой структуры землевладения в Швеции вплоть до XIII-XIV вв. note 124. Несколько раньше эта структура сдала позиции перед надвигающимся новым порядком землепользования в Дании note 125. Детальная кодификация прав, связанных с одалем, в средневековых судебниках Норвегии свидетельствует, что до XIII-XIV вв. он оставался социальной реальностью, связывая землевладение феодального средневековья непрерывной цепью владельцев с дофеодальными временами note 126.

Правом на родовое владение располагали odalnautar, кровные родичи, круг которых совпадал с bauggilldsmenn: сюда входили ближайшие родственники трех поколений по мужской линии, которые в отдаленном прошлом, видимо, являлись членами одной патриархальной семьи, и вели в силу этого одно совместное хозяйство note 127. В эпоху викингов они, как правило, уже экономически разобщены; однако именно им принадлежит преимущественное право на покупку, и даже выкуп (в случае продажи) наследственной земли note 128; право выкупа земли – jardarbrygd – было закреплено внутри рода note 129. Являясь одним из коллективных совладельцев одаля, каждый из этих полноправных общинников мог рано или поздно претендовать на титул landsdrottinn – «господин земли», «хозяин», полноправный бонд.

Имущественное состояние такого бонда определялось понятием eign – «собственность»; eignar buanda, противопоставленная общинным владениям (almenningr), пастбищам, лугам, лесам, водам, находившимся в общесоседском пользовании note 130, была значительно шире понятия «одаль». То, что определялось как land ос lauss eyrir – «земля и имущество его» note 131, включало, во-первых, родовое владение, haugodal, «одаль с курганных (т.е. языческих, восходящих к эпохе викингов, если не к более ранней поре) времен» (от haug – «курган, могильный холм»); во-вторых, сюда входила приобретенная за деньги, «купленная земля» – kaupa jord (полученная в обмен па движимое имущество); в-третьих, сама эта движимость – aurar, fe (ценности, которые могут находиться «под замком, и запором» – i ladom eda i lokom) note 132. Fe прежде всего – ближайшее по смыслу обозначение для археологически опознаваемой составной части экономического потенциала общества эпохи викингов. Серебро и золото, ювелирные изделия и оружие, ткани и меха, орудия труда и дорогая посуда входили в состав этого имущества в первую очередь. Все это представляло собой «товар», ценности, свободно обращающиеся, переходящие из рук в руки и суммирующиеся.

К эпохе викингов восходит понятие felag. В семейном праве XI-XIII вв. оно обозначает общность имущества супругов note 133; генетически, однако, это общность – внесемейная, когда «два человека совместно имеют один кошелек» note 134. «Фелаги», «сотоварищи», компаньоны по торговой поездке, а то и по викингскому походу – частые персонажи рунических надписей X-XI вв. во всех скандинавских странах note 135.

Сформировавшаяся на основе: 1) земельного фонда родовых владений; 2) движимого имущества, fe, включавшего торговые накопления и военную добычу, поступления от различных межродовых платежей – baugar (и служившего, в свою очередь, источником для таких платежей); 3) наконец, земель, приобретенных в обмен на движимость, – собственность, eign, внутри семейного ядра родового коллектива передавалась из поколения в поколение как fadurerfd – «отцовское наследство»; какая-то часть ее могла перейти в порядке дарения (gjaferfd); обмен собственностью между родами осуществлялся и в виде выкупа за приданое невесты – mund. Все эти формы движения ценностей позволяли сохранять единство клана, его экономической базы и прочность совокупности его прав.

Центральным субъектом скандинавского обычного права, восходящего к эпохе викингов и кодифицированного в X-XI II вв., был odalsbondi, одальсбонд, глава самостоятельной семьи, хозяин усадьбы, полноправный владелец одаля note 136, Именно он служит эталоном при характеристике свободного и правоспособного человека, обозначаемого в судебниках также словом madr – «муж» (которое в сагах употребляется и в более узком значении – «человек конунга» «королевский вассал» – ср. G. 76, 77, 78 и, напр., Olafs saga ins helga, 96; подобная эволюция косвенно свидетельствует об одном из направлений общественного развития). Bondi, buandi, boandi (от bu – «усадьба, хозяйство, двор») в рунических надписях употребляется изредка также в значении «муж, супруг» – maki note 137; наиболее точным переводом этого термина, обычно понимаемого как «общинник», было бы «домохозяин» (т.е. от усадьбы, двора, хутора как основного структурного звена правовой сферы, «фокуса» реализации юридических норм). Двор, полный родственников, домочадцев, рабов, закрепляет социальный статус бонда, обозначаемого в этом случае термином fuller bonde – «полный бонд». Однако основные элементы этого статуса распространяются и на малоимущего бонда, «работающего в одиночку» (einvirki), и на бессемейного бобыля (einloypr madr). Все градации крестьянского статуса охватывало собирательное понятие karl (спектр значений: «крестьянин», «мужик», «парень»). Karlfolk ok sva jarla – «карлы и их ярлы», «простонародье и знать» – формула саг, сжато передающая представления об общественной структуре. Корень –karl-, сохраняющий, в отличие от bondi, некий уничижительный оттенок, стал продуктивным и за пределами крестьянской среды, точнее, – над нею: словом huskarlar, обозначавшим изначально работников, «дворовых», в рунических надписях эпохи викингов названы королевские дружинники note 138.

Бонд, будь он «полным» или «одиночкой», принадлежит к автономной крестьянской общественной структуре, когда она иерархически замыкается на домохозяина, когда вся полнота прав и власти в доме принадлежит тому, кто занимает в этом доме ondvegi, почетное хозяйское сиденье note 139. Высшим воплощением этой полноты крестьянских прав стала категория storbondi, «могучих бондов», представляющая собой не только особый социальный тип note 140, но и одну из ведущих сил эпохи. «Могучие бонды», опиравшиеся на крупные наследственные земельные владения, многочисленные собственные семьи (включавшие домочадцев, зависимых работников и слуг, рабов), обладавшие разветвленными родовыми связями в округе наряду с потомственной родоплеменной знатью, tignir menn (хавдингами, херсирами, ярлами, «малыми конунгами»), выступали своего рода «узлами прочности» социальных связей. Они в состоянии были выставить собственные вооруженные силы, организовать военный поход или торговую экспедицию, как Оттар в IX в. note 141, Брюньольв в X в. note 142, Торир Собака в XI в. note 143. Они были если не постоянными участниками (хотя в молодые годы случалось и такое), то организаторами походов викингов; они же выступают во главе наиболее упорного сопротивления королевской власти, утверждавшей в северных странах новые порядки и новую религию (Олав Святой при Стиклестаде в 1030 г . пал от рук именно «могучих бондов», Торира Собаки и Кальва Арнарсона). Социальный статус «могучих бондов» обеспечивала незыблемость сложившейся локальной военно-демократической структуры в пределах небольшой, охваченной прямыми родовыми связями древней племенной области. Но по мере того, как развертывались процессы, этой областью не ограниченные: походы викингов с их возрастающей масштабностью и организованностью (черпавшие ресурсы из множества мелких племенных областей и объединявшие их в единую надплеменную стихию); регулярное движение товаров по международным торговым магистралям и их циркуляция в крупных центрах; укрепление королевской власти и ее вооруженной силы, опиравшейся на новый социальный потенциал; по мере того, как формировались интересы и определялись средства новых общественных групп, слой «могучих бондов» оказывается на одном из трудных перекрестков социальных коллизий. Он, в принципе, выдерживает столкновение с королевской властью, которая уничтожила племенную структуру, но пошла на определенные компромиссы с бондами, сохранив и приспособив к своим целям сложившуюся административно-территориальную организацию, народное ополчение, обычное право. Однако устои родового землевладения были подорваны; в XI-XII вв. разворачивается процесс дифференциации бондов, многие из них теряют свой одаль. Те, кто сохраняет его, одальманы («могучие бонды» прежде всего) превращаются в условиях прогрессирующей феодализации в мелких вотчинников, хольдов – рыцарей note 144.

Эпоха викингов, – и в этом ее историческое своеобразие, – была временем появления, наивысшего подъема и начала разложения слоя «могучих бондов», временем полного и последнего расцвета общественного строя, основанного на крестьянском землевладении. В рамках эпохи викингов можно проследить начало его подчинения господствующей феодальной иерархии и перерождения в уклад угнетенного класса феодального общества, – правда, угнетенного, но, в отличие от других европейских стран, никогда не закрепощенного note 145. В IX-XI вв. скандинавские бонды, опираясь на родовое землевладение, одаль, создали достаточно стройную систему правовых норм, их гарантий, административно-территориальную организацию (обеспечившую эффективность функционирования правовой системы) и, наконец, военную организацию, интегрировавшую силы бондов в разных масштабах (от уровня первичного территориального округа, объединявшего несколько семей или родовых союзов, до уровня области или страны). Стимулируя в определенной степени внешнюю экспансию, движение викингов, как производной от общества бондов новой военно-социальной силы, эти общественные институты, прежде всего, обеспечивали прочность социального статуса бондов в IX-XI вв., а затем, перейдя в средневековье, сохранили определенный комплекс прав, личную свободу, политическую самостоятельность скандинавского крестьянства, что и определило своеобразие северного феодализма.

Bonda rette, народное право, охватывало сферу личной безопасности, имущественных отношений, пользования общинными угодьями, участия в работе народного собрания, вооруженной защиты личности, родовой группы, области, страны. Его действенность обеспечивал классический военно-демократический механизм, когда субъект права, землевладелец-общинник, член народного собрания и воин совмещаются в одном лице. Это совмещение выразилось в такой общественной гарантии, как обязательное вооружение folkvapn – «народное оружие», атрибут полноправия бонда, сохранявший свое значение вплоть до XIII-XIV вв.

В первом норвежском общегосударственном судебнике Landslov ( 1274 г .) «народное оружие» дифференцировано в зависимости от имущественного состояния бондов note 146. Сама по себе показательная, эта градация позволяет сопоставить военный потенциал норвежского крестьянства с потенциалом правящего класса, представленного в дружинном уставе XIII в. note 147: это соотношение характеризует общественные силы, сформировавшиеся и как результат, и как своего рода диалектическое отрицание эпохи викингов.

В XIII в. даже высший слой бондов уступал низшей категории королевских дружинников, хотя и приближался к ней по вооруженности. Тем не менее, как и в IX-XI вв., бонд «с копьем и мечом» (med odde ос eggiu) являлся для выполнения важнейших общественных функций note 148.

Таблица 2 — Народное и дружинное вооружение XIII в.

Вооруженные свободные группировались в сложную территориально – административную структуру. По мере разрастания родовых союзов от первичной, главной усадьбы hofud bol (остававшейся своего рода центром aett) отпочковывались дочерние хутора; возникала чересполосица поселений, относящихся к разным кланам. Первичная родовая организация дополняется территориальной. Дворы группируются в объединения, называвшиеся grend (в Трандхейме – sambud), куда входили соседи-одальманы пользовавшиеся одними общинными угодьями almenningr note 149. Жизнь такой соседской общины регулировалась сходками, религиозными обрядами, совместными пирами. Olhus, «дом для пира», был ее центром, каждый полноправный домохозяин-бонд был участником пира-братчины (olfoer); древний индоевропейский напиток note 150, пиво, как и у германцев Тацита, и у персов Геродота был средством общения с божествами note 151.

Ты сказал мне воин

браги нету в доме

Что ж тогда вы дисам

в жертву приносили?

– издевательски спрашивал бонда скальд Эгиль, оказавшийся нежеланным гостем на такой пирушке. Дисы – языческие божества плодородия, disaething назывался весенний тинг свеев в Упсале, когда совершались жертвоприношения «во имя мира и за победы конунга», устанавливался «мир дистинга» (disaethings frider) и устраивалась ярмарка (markadr ok kaupstefna) Этот комплекс функций дублировался и на других уровнях – областного, местного тинга, соседской сходки note 152.

Несколько соседских общин, grannar, объединялись в bygd – бюгд заселенную местность, ограниченную естественными рубежами или необитаемым пространством; бюгды объединялись в herad, (hundari). Херады составляли области, земли – fylki, или land, иногда – riki. Тенденция к интеграции этих в прошлом независимых территорий проявилась в становлении гаутского и свейского племенных союзов в Швеции, в Норвегии, возможно в образовании так называемых «судебных областей», в названиях которых есть корень –lag– –»закон» (Трендалаг – букв, «область, где действует закон трендов»; Данелаг, в Англии, – «область датского права»).

Бюгды, херады, фюльки (ланды, рики) управлялись – каждый – тингом соответствующего уровня. По крайней мере, с херада можно проследить и позиции племенной аристократии, «предводителей» – (hofdingi), из числа которых выдвигался для племенного ополчения воевода (hersir), а для области правитель (jarl) или даже король (konungr).

Смысл существования этой многоступенчатой системы заключался в поддержании того, что выражалось основным значением слова lag, lon, log – «закон». Med logum skal land byggja – «на праве страна строится». В принципе, верховное право, landslog, вершить суд, блюсти log ok landsrett, законы и обычаи страны, принадлежало конунгу в качестве его древней, сакрально-социальной функции note 153. Вероятно, какая-то часть этих функций в древности распределялась и по остальным ступеням аристократической племенной иерархии. Но в эпоху викингов реальной законодательной властью располагал, прежде всего, тинг, народное собрание (ting).

Именно сюда, на placitum, выносит rex – konungr свеев, скажем, такой вопрос, как принятие христианства note 154; конунг выступает, скорее, как власть исполнительная, верховный функционер племенной организации. Положение дел на тинге контролировали лагманы (logmadr – «законник»). И самый известный из них, свейский лагман Торгнюр, запечатленный в «Хеймскрингле», еще в начале XI в. мог от лица бондов и при их поддержке заявить конунгу: «А если ты не пожелаешь сделать то, что мы требуем, мы восстанем против тебя и убьем тебя… Так раньше поступали наши предки: они утопили в трясине на Мулатинге пятерых конунгов за то, что те были такими же высокомерными, как ты» note 155. Не отражает ли это воспоминание одну из коллизий, положивших конец вендельскому периоду?

Во всяком случае, в эпоху викингов «карлы и ярлы» в политическом плане составляли нечто целое: родовитая знать ничем, кроме своей родовитости (выраженной в поэтических генеалогиях, возводящих владельцев к мифо-эпическим персонажам, а то и божествам) и периодических, ритуального характера приношений (gjof – «дары», veizla – «угощения») со стороны других общинников, не выделяется. Регулирование работы военно-демократического тинга – функция лагмана, основанная не на каком-либо аппарате принуждения, а на его авторитете как знатока, помнящего правовые нормы (аллитерированные, как стихи) и знающего их наизусть, умеющего «сказывать закон» (logsaga); в Исландии это нашло выражение в титуле главы альтинга – logsogumadr – «законоговоритель». По инициативе лагмана могло происходить rettarbot – «улучшение права» (с такого рода предложением мог выступить и конунг); однако основой деятельности тинга был, прежде всего, sidr, обычай. Именно сохранение неизменным «обычая прежних конунгов» (sidr inna fyrri konunga) было постоянным условием «социального партнерства» между бондами и королевской властью.

Гарантией демократичности тинга был принцип его всеобщности, allsherjarting. В исследованиях А.Я. Гуревича детально прослежен процесс постепенного сужения числа участников тинга по мере прогресса феодализации Норвегии во второй половине XI-XIII вв. note 156. Военно-демократическое право постепенно, по мере разложения элементов родовой организации, парцеллизации хозяйств и имущественной дифференциации бондов, для части из них становилось обременительной повинностью, которой стремились избежать или передоверить ее другим, более имущим. Для бондов, сохраняющих это право, оно превращалось в политическую привилегию, как и вооруженная служба, сближавшая верхушку бондов с господствующим классом, постепенно втягивавшим одальманов-хольдов в свой состав.

Наряду с тингом и в функциональной связи с ним, вторым основополагающим институтом скандинавского общества было народное ополчение, ледунг (норв. leidangr, дат. leding, др.-шв. ledunger). В источниках этот термин выступает в двух значениях:

·         более раннем (связанном с вооружением folkvapn) как leidangr fyr landi – народное ополчение для защиты страны;

·         и более позднем, в XII-XIII вв., как коммутированная воинская повинность, денежный налог, в государственной практике Дании, Норвегии и Швеции утвердившийся примерно одновременно note 157.

В основе ледунга – местные (областные, племенные) ополчения довикингской поры. Процесс их активизации, связанный с началом походов викингов, в течение IX в. подготовил постепенную консолидацию, а затем подчинение централизованному королевскому управлению. В середине X в., в правление Хакона Доброго (945-960 гг.) были заложены основы военно-территориальной организации, сохранявшиеся па протяжении последующих столетий. Конунг получил право сбора ополчения в различных масштабах – в виде halfs almenningr (полуополчения) или полного, allan almenningr note 158. Исходной единицей мобилизации был manngord (маннгёрд) – 3 усадьбы, выставлявшие одного человека в лейданг, в то время как два других следили за его хозяйством; могло быть и наоборот – в поход уходили два, оставался один note 159. Маннгёрды объединялись в «корабельный округ», skipreidi (в Трендалаге – skipsysla, в Швеции – hamna, в Дании – havn) note 160. Корабельную команду-дружину возглавлял styrimadr, кормчий, который нередко назначался конунгом; флотилиями округов командовали королевские ленники-лендрманы (сменившая позднее титул lendrmadr форма syslumadr образована от названия корабельного округа sysla – «служба, работа»). Самым крупным подразделением лейданга был фюльк, fylki: «У норвежцев фюльком называется округ, который выставляет 12 полностью снаряженных кораблей с людьми и вооружением, и на каждом корабле обычно по шести или семи десятков человек» note 161. Фюльк возглавлял хавдинг или ярл, выставлявший обычно собственный корабль с дружиной note 162. Таким образом, по крайней мере, в XI в. командные посты в структуре ледунга сохраняла за собою на всех основных уровнях феодальная иерархия с ее вооруженной силой.

В течение всей эпохи викингов, с начала IX до середины XI в., между народным ополчением, ледунгом, постепенно приобретавшим все более государственно-организованный характер, и королевской дружиной (hird), развивавшейся в военно-феодальную иерархию, оставалась своего рода социальная ниша, исчезнувшая лишь по мере завершения обоих указанных процессов. Заполнялась она деятельностью относительно свободных (и от государственной власти, и от традиционной племенной структуры) дружин викингов, внутренняя организация которых, именно в силу этой свободы, наименее освещена в источниках.