2. …и семя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. …и семя

Нестор Иванович Махно думал, что он родился 27 октября 1889 года. Такова уж была его судьба, что даже дата рождения связана с мистификациями. Метрическая книга говорит, что 26 октября 1888 года в семье Ивана Родионовича Михно и его законной жены Евдокии Матвеевны, родился сын Нестор. На следующий день он был крещён[11]. Родители исказили год рождения сына, чтобы подольше не отдавать его в армию. Впрочем, в царскую армию молодой Нестор так и не попадёт, а родительская выдумка спасёт ему жизнь, когда по малолетству смертная казнь для него будет заменена каторгой. Так уже родители Нестора стали воздействовать на ход истории страны.

Фамильное имя Нестора Махно происходит, по видимому, от «Михненко». Такие фамилии в этих местах принято было таким образом сокращать, просторечное сокращение закреплялось не сразу, и отца Махно называли также Михно. Интересно, что позднее на пути Махно встретится его «полуоднофамилец» Михно. И будет бит.

Отец Махно, бывший крепостной крестьянин, а затем конюх, воловник помещика Мабельского, кучер заводчика Кернера (натерпятся наследники фабриканта от сына конюха), скончался в 1890 г. «Пятеро нас братьев-сирот, мал мала меньше, остались на руках несчастной матери, не имевшей ни кола, ни двора. Смутно припоминаю своё раннее детство, лишённое обычных для ребёнка игр и веселья, омраченное сильной нуждой и лишениями, в каких пребывала наша семья, пока не поднялись на ноги мальчуганы и не стали сами на себя зарабатывать»[12], — вспоминал батько в 1921 г.

Заработки старших братьев позволили Махно получить сносное начальное образование. «На восьмом году мать отдала меня во 2-ю гуляйпольскую начальную школу. Школьные премудрости давались мне легко. Учился я хорошо. Учитель меня хвалил, и мать была довольна моими успехами. Так было в начале учебного года. Когда же настала зима, и река замёрзла, я по приглашению своих товарищей стал часто вместо класса попадать на реку, на лёд. Катанье на коньках с сотней таких же шалунов, как и я, меня так увлекло, что я по целым неделям не появлялся в школе. Мать была уверена, что я по утрам с книгами отправляюсь в школу и вечером возвращаюсь оттуда же. В действительности же я каждый день уходил только на речку и, набегавшись, накатавшись там вдоволь со своими товарищами, проголодавшись — возвращался домой. Такое прилежное моё речное занятие продолжалось до самой масленицы. А в эту неделю, в один памятный для меня день, бегая по речке с одним из своих друзей, я провалился на льду, весь измок и чуть было не утонул. Помню, когда сбежались люди и вытащили нас обоих, я, боясь идти домой, побежал к своему родному дяде. По дороге я весь обмёрз. Это вселило дяде боязнь за моё здоровье, и он сейчас же разыскал и сообщил обо всём случившемся моей матери. Когда явилась встревоженная мать, я, растёртый спиртом, сидел уже на печке. Узнав в чём дело, она разложила меня через скамью и стала лечить куском толстой скрученной верёвки. Помню, долго после этого я не мог сидеть как следует на парте, но помню также, что с тех пор я стал прилежным учеником. Итак, зимою я учился, а летом нанимался к богатым хуторянам пасти овец или телят. Во время молотьбы гонял у помещиков в арбах волов, получая по 25 копеек в день»[13]. В 1897 г. Нестор окончил школу. В 1903 г. нанялся на завод Кернера чернорабочим. Затем работал литейщиком.

Будущий сподвижник Махно Виктор Белаш писал: «поднявшись немного и окрепнув, Махно поступил чернорабочим на чугунолитейный завод Кернера. И здесь его не покидало болезненное стремление быть в центре внимания, выделяться любой ценой (свои мемуары В. Белаш писал с оглядкой на большевистскую цензуру — А.Ш.). Узнав, что на заводе есть любительский театральный кружок, руководителем которого был Назар Зуйченко, Махно попросил записать его в труппу. «Однажды подходит ко мне Нестор Махно, — вспоминал позднее Зуйченко — и просит принять его в артисты. Ну, чего раздумывать, смешить так смешить публику. А он — что мальчик с пальчик, вот так, по пояс мне… Приняли…»»[14]

Так формировался характер будущего революционера. Условия почти идеальные: бедность, стремление выбраться из нищеты, самоутвердиться и отомстить виновникам горькой доли, упорство, необходимое для выживания, низкий рост — известный в истории стимул к самоутверждению.

Навыки театрального искусства также очень полезны для политика. Но почему из миллионов сверстников, оказавшихся в тех же условиях и в той же культурной среде вольного приазовского края вождём массового движения стал именно он?

Жизнь Махно до 1906 года напоминает историю о сапожнике, который был по способностям самым выдающимся полководцем мира, но за всю жизнь так и не попал на войну. В стабильном обществе из него мог выйти диссидент-бунтарь, актёр, предприниматель или организатор профсоюзного движения (в 1917 г. он некоторое время будет «профбоссом»). Махно не имел достаточных культурных предпосылок для того, чтобы стать, скажем, парламентским политиком. К 1905 г. он был одним из сотен тысяч молодых людей низшего класса, мечтавших о том, чтобы вырваться из безысходной обыденности. Течение дальнейшей жизни каждого из них определила революционная эпоха.

Началась революция 1905 г. 22 февраля завод Кернера забастовал. Рабочие требовали улучшений условий труда, отмены штрафов и сверхурочных работ. Так Махно впервые окунулся в политическую жизнь.

5 сентября 1906 г. в Гуляйполе начала действовать террористическая «Крестьянская группа анархистов-коммунистов» («вольных хлеборобов»). Во главе группы стоял Вольдемар Антони, связанный с Екатеринославскими анархистами, и братья Семенюты — Александр и Прокопий.

Для тихого провинциального городка это была сенсация, а для молодого, жаждущего приключений Нестора — шанс вырваться из замкнутого круга будней. Он «вычислил» террористов быстрее полиции, заставил их принять себя в состав группы и уже 14 октября участвовал в ограблении. Мальчишка был опьянён новой ролью, он обладал оружием, боролся за счастье людей (правда, террористы пока расходовали добытые средства на себя и покупку оружия, а не на «бедных»). Нестора «распирало» желание показать односельчанам свою новую силу. В конце 1906 г. он применил пистолет в бытовой ссоре, по счастью без жертв. Его тут же арестовали за хранение оружия, но потом по малолетству отпустили.

В течение года группа провела четыре бескровных ограбления. Молодые люди в чёрных масках (или вымазанные грязью) требовали денег «на голодающих» или просто так, представлялись анархистами и скрывались в неизвестном направлении. Их добычей стало около 1000 рублей[15].

27 августа Махно вступил в перестрелку со стражниками. Через некоторое время он был опознан и арестован. Но друзья не бросили Нестора в беде. Под давлением террористической группы опознавший Махно крестьянин забрал назад свои показания. Но молодому рабочему не повезло — 15 февраля 1908 г. задержанный после ограбления завода Кернера А. Ткаченко признался, что участвовал в перестрелке со стражниками вместе с Махно. Нестору угрожал военно-полевой суд, который в то время обычно заканчивался казнью. Но улики всё ещё были шаткими, Махно пользовался хорошей репутацией на заводе (вступив в группу, он не бросил работу), и заводское начальство внесло за него залог в 2000 рублей. 4 июля Махно вышел из тюрьмы и уехал в Екатеринослав[16].

Пока Махно сидел в тюрьме, 19 октября 1907 г. при нападении на почту террористы убили городового и почтальона. Это было первое убийство, совершённое террористами. Антони и ряд других членов группы были арестованы, но за недостаточностью улик высланы. Тем временем крестьянин Зуйченко рассказал сокамернику Брину о том, что он участвовал в нападении. Когда Зуйченко выпустили, Брин передал его слова полиции. Начались допросы и аресты. 10 апреля 1908 г. произошло новое успешное ограбление. После этого группу уже устойчиво преследуют неудачи — 13 мая не удалось нападение на дом купца Шидлера, была ранена его дочь, а 9 июля в селе Новосёловке при нападении на казённую винную лавку был убит сиделец. Грабители явно не ожидали такого исхода и бросились бежать. Оба убийства, совершённых бандой, были случайностью, а не запланированными актами «террора».

Интересно, что уже с 1907 г. банда гуляйпольских «робин-гудов» действовала под наблюдением полиции. Доблестные стражи порядка не спешили остановить молодых людей с пистолетами, давая им поглубже увязнуть в преступлениях — чтобы потом создать максимально громкое дело. «Роль Шерлока Холмса в раскрытии гуляйпольской группы выпала на долю проживающего в Гуляйполе пристава Караченцева. Для обнаружения её участников сельский сыщик пустил в ход обычное российское орудие — провокацию. В группу были «влиты» агенты Караченцева, принимавшие участие в нападениях, они сообщили ему о работе группы»[17], — рассказывает советский исследователь Г. Новополин, изучавший материалы судебного дела. Полиция выявила 14 членов группы. Одного из агентов полиции — Кушнира — террористы вычислили и убили. Но Караченцев уже шёл по следу распадающейся группы террористов. После убийства 28 июля урядника Караченцев «накрыл» членов группы Хшиву, Левадного, Зуйченко и Альтгаузена, и заставил их говорить. В тот же день ядро группы было окружено в Гуляйполе, но анархисты с боем прорвались. После этого группа фактически распалась и вылавливалась по частям. Антони уехал за границу, А. Семенюта погиб. 26 августа Махно снова оказался в тюрьме.

Он ни в чём не признавался. В конце концов на свободе он находился легально. 1 сентября была перехвачена записка Махно Левадному «берите на себя дело», но Нестор легко объяснил её как требование не наводить на него напраслину. Дело рассыпалось. Давшие показания раньше, утверждали, что были вынуждены к этому побоями. Тогда Хшива был отдельно приговорён к смерти и 17 июня 1909 г. повешен. После этого Зуйченко и Левадный подтвердили свои показания (последнего это не спасло — он вскоре умер)[18].

31 декабря 1908 г. Махно пытался бежать, но был схвачен. 22 ноября 1909 г. пристав Караченцев был убит. 5 января 1910 г. П. Семенюта попытался освободить друзей при их перевозке в Екатеринослав, но неудачно (помешал провокатор Альтгаузен).

20 марта 1910 г. группа анархистов, в том числе Махно, предстала перед военным судом. Это не предвещало ничего хорошего. Правительство П. Столыпина решило ответить на революционные волнения беспрецедентными для России репрессиями, которые ужаснули даже противников революционеров. «Никто столько не казнил, и самым безобразным образом, как он, Столыпин, никто не произвольничал так, как он, никто не оплёвывал так закон, как он, никто не уничтожал так хотя бы видимость правосудия, как он, и всё сопровождая самыми либеральными речами и жестами», — писал С. Витте, и продолжал: он «казнит совершенно зря: за грабёж лавки, за кражу 6 рублей, просто по недоразумению… Одним словом, явилась какая-то мешанина правительственных убийств, именуемая казнями»[19]. Так начинало раскручиваться в России печально известное «красное колесо».

22 марта Нестор Махно вместе со своими товарищами «за принадлежность к злонамеренной шайке, составившейся для учинения разбойных нападений, за два нападения на жилой дом и покушение на такое же нападение» был приговорён к смертной казни через повешение[20]. К этому времени Махно не участвовал ни в одном убийстве и по законам «мирного времени» должен был получить каторгу. Но в стране шла «антитеррористическая операция», при коих, как известно, человеческая жизнь стоит дёшево.

Нестор ждал исполнения приговора. Он был молод, полон энергии. А его ждала виселица. Махно не знал, что в это время бюрократические органы продолжают решать его судьбу. Решающую роль сыграла подделка даты рождения — Махно всё ещё числился несовершеннолетним. Это позволило властям учесть и то, что его собственные преступления не сопровождались гибелью людей. В итоге решением Столыпина смертная казнь была заменена вечной каторгой[21].

* * *

2 августа 1911 г. Махно привезли из Екатеринослава в Московскую центральную пересыльную тюрьму (Бутырки), где он и «осел». Здесь он продолжал бунтовать, спорил с тюремным начальством, за что часто отправлялся в карцер. Итог — туберкулёз, болезнь, которая приведёт Нестора Ивановича к смерти в 1934 г. А пока юный каторжанин не хоронил себя заживо. Он верил в революцию, верил, что она прервёт его вечную каторгу, что он ещё вернётся домой. Нестор писал письма родным и своей любимой девушке Анне Васецкой: «Ведь помнишь, как радостно нам было, когда мы были дома, а Савва в Японии, в плену, и когда мы получили от него письмо, отражающее собой всю жизнь его. Как больно, тяжело и в то же время радостно было нам оттого, что он жив, что у него есть надежда быть в живых и возвратиться на родину. Так ожидаю я от Вас и Нюси того письма, которое мне скажет, что вы обе живы-здоровы, что у Вас, мама, есть надежды на здоровую жизнь и на счастье увидеть меня возле себя, а у Нюси надежды на её счастливую юную жизнь, познающую своё призвание, и так же видеться со мной. Я от одного только воспоминания прихожу в неописуемое упоение»[22]. Мечты сбудутся, их судьбы снова соединятся в 1917 г., родится ребёнок. Но безжалостные волны гражданской войны разметают эту семью уже на следующий год. В 1919 г. Махно создаст новую семью.

А тем временем тюремные «университеты» продолжались. Судьба снова укрепила Махно в анархистских взглядах, послав знакомство с другим местным зэком Петром Аршиновым. Он был старше Махно всего на год, но куда опытнее политически. В 1905 г. слесарь-железнодорожник Аршинов вступил в РСДРП и стал издавать в городке Кизил-Арват нелегальную газету «Молот». Скрываясь от полиции, переехал в Екатеринослав, где в 1906 г. сблизился с анархистами. Участвовал в организации террористических актов в Екатеринославской губернии, в том числе в Александровске. Недалеко действовала террористическая группа, в которой участвовал Махно. Терроризм был популярен. Общественность сочувственно относилось к партизанской войне с режимом, террористы охотились на представителей власти, а не на население. В 1907 г. Аршинов был схвачен и приговорён к смерти. Но он сумел бежать вместе с группой заключённых и эмигрировал во Францию. Но за границей не сиделось — Аршинов был человеком дела. В 1909 г. он вернулся в Россию, вёл нелегальную пропаганду под псевдонимом Марин, участвовал в экспроприациях, арестовывался (но полиция не знала, что это человек, приговорённый к смертной казни). В 1911 г. за контрабанду оружия и литературы Аршинов был приговорён к 20 годам каторги и попал в Бутырку. В тюрьме Аршинов излагал Махно идеи анархизма, как он сам их понимал.

Аршинов воспоминал о своём ученике: «Как ни тяжела и безнадёжна была жизнь на каторге, Махно, тем не менее, постарался широко использовать своё пребывание на ней в целях самообразования и проявил в этом отношении крайнюю настойчивость. Он изучил русскую грамматику, занимался математикой, русской литературой, историей культуры и политической экономией. Каторга, собственно, была единственной школой, где Махно почерпнул исторические и политические знания, послужившие затем ему огромным подспорьем в последующей его революционной деятельности. Жизнь, факты жизни были другой школой, научившей его узнавать людей и общественные события…

В обстановке каторги он ничем особенным не отличался от других, жил как и все прочие, — носил кандалы, сидел по карцерам, вставал на поверку. Единственное, что обращало на него внимание, — это его неугомонность. Он вечно был в спорах, в расспросах и бомбардировал тюрьму своими записками. Писать на политические и революционные темы у него было страстью. Кроме этого, сидя в тюрьме, он любил писать стихотворения и в этой области достиг большего успеха, чем в прозе»[23]. Некоторые стихи Махно в 1919 г. распространяли махновские агитаторы в 1919–1920 гг.:

Восстанемте, братья, и с нами вперёд!

Под знаменем чёрным восстанет народ.

Мы смело рванёмся все радостно в бой

За веру в коммуну, как верный нам строй…

Разрушим мы троны и власть капитала,

Сорвём все порфиры златого металла…[24]

Такая жизнь могла продолжаться несколько десятилетий. Как много в истории примеров, когда пламенные революционеры выходили из камеры уставшими стариками с умеренными взглядами. Нестору Махно повезло больше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.