МИНБИДЖ
МИНБИДЖ
Отсутствие противодействия со стороны режима Асада способствовало росту ИГИЛ. Кроме того, она умела обыграла ситуацию вокруг того, что Латтиф назвал «плохими батальонами ССА».
В первые годы существования АКИ Айман аз-Завахири не только предостерегал аз-Заркави от массовых убийств иракских шиитов, но и давал советы по поводу введения эффективного исламистского управления в областях, контролируемых этой группировкой. «Совершенно необходимо в дополнение к принуждению думать об умиротворении мусульман и об их участии в управлении», — писал аз-Завахири своему полевому командиру в 2005 г.5 То, за что он агитировал, можно назвать применением мягкой джихадистской силы. И хотя запрет аз-Завахири в отношении шиитов не соблюдается, но к его советам относительно мусульманского правления ИГИЛ все-таки прислушалась. Яркий тому пример — Минбидж.
Это город с населением примерно 200000 человек, занимающий стратегически важное положение между Алеппо, Рак-кой и турецкой границей. Войска сирийского режима покинули Минбидж в ноябре 2012 г., после чего жители создали муниципальную администрацию и организовали самоуправление. Очень скоро этот город, хоть и ненадолго, стал ярким символом сирийской революции. Идиллия длилась около года.
В то время как по всей Сирии звучали обвинения в адрес националистических и религиозных повстанческих группировок в том, что они ведут себя как бандиты, исламистские структуры, включая «Ан-Нусру», стремились к тому, чтобы в противовес слухам явить себя образцами дисциплинированности и справедливости. В апреле 2013 г. ИГИЛ, укрепившаяся за счет того, что в нее перешли почти все иностранные боевики «Ан-Нусры», действуя совместно с несколькими другими военизированными структурами, создала в Минбидже опорный пункт, при котором действовала небольшая, но внушавшая страх жандармерия, в состав которой входило около полусотни человек.
ИГИЛ использовала этот опорный пункт для того, чтобы контактировать с местными жителями: приглашать горожан к себе на мадхафу (место встречи), где они могли неформально пообщаться и узнать об исламистском проекте аль-Багдади. ИГИЛ посредничала в спорах и принимала меры по жалобам горожан, фактически действуя как глава местного самоуправления в городе, лишившемся какой бы то ни было государственной власти. Постепенно присутствие ИГИЛ в городе нарастало. Оценить его масштабы можно было по количеству арендуемых домов, которые использовались как тайные склады оружия и боеприпасов. Политика разрешения споров между жителями ужесточалась и становилась менее прозрачной. ИГИЛ арестовывала бойцов ССА, не прибегая к суду шариата, созданному повстанцами, запугивала нерелигиозных активистов, контролировала все ресурсы, на которые могла наложить руки, и подкупала население, распределяя социальное обеспечение. Она держала своих боевиков подальше от передовой и заключала тактические сделки с ССА и другими исламистскими группировками: в обмен на шахидов, которых можно было использовать для взрыва автомобилей, начиненных взрывчаткой, на блок-постах и военных объектах режима. Повстанцы, воюющие против сил Асада, должны были делиться своими военными трофеями с ИГИЛ. К сентябрю 2013 г. стремление «Исламского государства» единолично контролировать все городские службы переросло в прямую конфронтацию с соперничающими группировками.
ИГИЛ объявила в Минбидже войну против курдов, пообещав «очистить» регион от Рабочей партии Курдистана, сирийское ответвление которой — Партия демократического союза Курдистана — была наиболее мощной военизированной группировкой курдского меньшинства в стране.
В октябре силы повстанцев в Минбидже отбили у ИГИЛ мельницы и призвали джихадистов не игнорировать решения военных и шариатских советов в городе при улаживании общественных споров. Когда мятежники в Алеппо и Идлибе объявили в январе 2014 г. войну ИГИЛ, местные силы в Минбидже захватили опорный пункт организации, убив или взяв в плен всех находившихся там бойцов.
Однако, по словам нескольких жителей Минбиджа, с которыми авторам этой книги удалось поговорить, горожане симпа-тизировали ИГИЛ и сетовали на то, что ее вытеснили из города. «Люди видели от ИГИЛ только хорошее, хотя им не нравились ее религиозные установки, — сказал горожанин Шади аль-Хасан. — Кроме того, все знали, что те, кто воюет с ИГИЛ, — худшие люди в наших краях». Уход ИГИЛ из Идлиба и северного Алеппо помог ей вернуться в Минбидж и взять реванш. Получив подкрепление из Ракки и северо-восточного Алеппо, «Исламское государство» вновь установило контроль над городом. Вскоре в нем заработала полноценная система управления, поразившая и коренных жителей города, и беженцев. Быть может, в это трудно поверить, учитывая кровавые злодеяния ИГИЛ, но сирийцы массово присоединялись к этой джихадистской группировке и охотно сотрудничали с ней на местном уровне. Члены ИГИЛ выполняли разные роли: некоторые были готовы воевать, в то время как другие работали охранниками, лечили людей, пекли хлеб, заседали в шариатских судах и т. д. Для местного сообщества разница была ощутима: ИГИЛ обеспечивала безопасность и охрану, а ее правосудие было скорым и не делало исключений даже для собственных бойцов, если те нарушали строгий моральный кодекс организации. Поэтому похищения людей, грабежи и вымогательство почти прекратились.
Айман аль-Митьиб, беженец, живущий в Минбидже с ноября 2013 г., рассказывал: «Их действия не находят полной поддержки, но и не встречают всеобщего неприятия и сопротивления. Люди поддерживают „Исламское государство“ из-за его честности и неподкупности на фоне коррупции, свойственной большинству группировок ССА. Некоторые из отрядов ССА тоже присоединились к ИГИЛ».
Рассказ о том, насколько успешно проявила себя ИГИЛ в Минбидже, актуален и для других областей, находящихся под ее контролем, в особенности тех, где структуры ССА оказались не состоянии справиться с коррупцией и нарушением прав человека. Перебежчик из сирийской армии в беседе с корреспондентом Guardian в ноябре 2013 г. рассказал, что ИГИЛ распространяется по Сирии подобно вирусу, подчиняя себе другие группировки и присоединяя территории. «Они нападают на более слабые формирования под предлогом того, что их командиры либо бандиты, либо грабители, действуя одномоментно только против одного подразделения». А стоит ИГИЛ обосноваться в каком-либо городе, как она начинает расширять сферу влияния, захватывая все населенные пункты вокруг6.
Одним из первых командиров повстанцев, публично казненных ИГИЛ, стал Хасан Джазра из группировки «Гураба аш-Шам». До революции Джазра был торговцем арбузами, потом принимал участие в мирных протестах против Асада и, в конце концов, стал повстанцем. Чтобы финансово поддерживать свой отряд, он занимался грабежами. В сообщении о смерти Джазры журналист Оруа Мокдад написал: «В Алеппо Хасана Джазру знали как вора. Но, как бы то ни было, в течение полутора лет он не покидал свой боевой пост, несмотря на постоянные атаки регулярной армии. Он был сыном протестного движения, которому, когда ситуация стала ухудшаться, пришлось стать военачальником… И такое по ходу войны случается все чаще»7. ИГИЛ казнила его вместе с шестью его бойцами в ноябре 2013 г. Этой казнью «Исламское государство» хотело показать: те, кто ищут на войне собственную выгоду или отклонились от прямого революционного пути, ничем не лучше режима. И хотя посмертная репутация Джазры зависит от того, кого вы о нем расспрашиваете, для ИГИЛ его казнь стала актом правосудия, который добавил ей популярности. После этого события она упрочила свое положение в районах, удерживаемых повстанцами.
Организация управления стала выигрышной стратегией ИГИЛ. Благодаря ее модели руководства многие люди перешли на сторону «Исламского государства», стали сотрудничать с ней или по крайней мере не противились ее существованию на территориях их проживания. Поскольку это ключевой аспект выживания ИГИЛ, важно понять, каким образом этой группировке удается завоевывать сердца и умы, несмотря на ее патологическую жестокость.
Когда сирийские повстанцы начали по всей стране брать под свой контроль целые регионы, их жители относились к беззаконию более-менее терпимо, считая его неизбежной платой за последующее свержение режима. Впоследствии выяснилось, что некоторые связанные с ССА группировки занимались грабежом и разбоем, утверждая, что за всем этим стоит режим Асада. Но по прошествии времени такая ситуация стала вызывать недовольство местных общин. Некоторые соединения ССА решили и вовсе отойти с передовой и заняться более прибыльным делом на подконтрольных территориях. Их разобщенность, нацеленность на собственную выгоду и некомпетентность заставили людей отвернуться от них.
К концу 2012 г. независимые исламистские группировки упрочили свое положение, проявив себя более эффективными как в управлении, так и в военном деле, чем плохо организованные подразделения ССА. По всей стране в районах, захваченных повстанцами, исламисты становились доминирующей силой и возглавляли управляющие органы. Они создавали шариатские комитеты, контролировали ресурсы и местные правительства. В некоторых областях «Ан-Нусра» и исламисты работали над укреплением механизма правоприменения шариатского суда. Но предлагаемая ими модель оказалась нежизнеспособной, и тому было несколько причин.
Поскольку большинство исламистских повстанцев получали финансовую поддержку от разных спонсоров, требовавших отчета о том, на что и как будут потрачены средства, разногласия были неизбежны. Идеологические расхождения также препятствовали созданию сильных судов и сил безопасности. Кроме того, исламисты больше прислушивались к местными общинам и могли применять законы шариата только для содействия в спорных ситуациях и при условии общественного согласия, особенно когда дело касалось другой вооруженной группировки или могущественного семейства. Даже «Ан-Нусре», которая до возникновения ИГИЛ была самой влиятельной и дисциплинированной группировкой, приходилось отказываться от некоторых своих решений, чтобы не идти на конфронтацию с кланами. Не желая, чтобы местное население отвернулось от них, «Ан-Нусра» и исламисты воздерживались от жестких действий.
Модель управления ИГИЛ была рискованной. Она предполагала жесткое соблюдение законов «Исламского государства», даже если это вызывало сопротивление более могущественных местных сил. Даже в те времена, когда казалось, что будущего у ИГИЛ в Сирии нет — так думали, к примеру, в феврале 2014 г., — она не изменяла своим принципам. ИГИЛ не терпела никакого соперничества и не признавала никаких шариатских комитетов, кроме собственных. Она требовала единства любой ценой. «Если вы командир ССА и у вас есть родственник среди мирных жителей, (ССА и другие повстанческие группировки) принимают заступничество, — рассказывал Хасан ас-Саллум, бывший командир повстанцев из провинции Идлиб, живущий в турецкой Антакье, имея в виду те времена, когда ИГИЛ еще не играла большой роли в Сирии. — Но, когда дело касается ИГИЛ, если я жалуюсь на военнослужащих ССА, они пойдут, приведут их и допросят. Они не примут во внимание никакое родство. Поэтому люди начали обращаться к ним с жалобами. Их сделали посредниками в разрешении конфликтных ситуаций. Человек приходит к ним и просит помощи. ССА ему не поможет. А ИГИЛ сделает так, как вы хотите, и вы начнете всем об этом рассказывать. Если я ударю своего солдата, он пойдет в ИГИЛ. А они дадут ему оружие, жалованье, карманные деньги».
Установив контроль над областью, ИГИЛ создает обманчивое впечатление порядка, не проявляя ни малейшей терпимости ни к какому соперничеству или публичной демонстрации оружия. «Исламское государство» тут же разоружает местные общины, забирая в первую очередь тяжелое вооружение. Сирийцы, которые жили под управлением ополченцев ССА, приветствуют такие перемены. «Вы можете проехать от Алеппо до Ракки и дальше в Дайр-эз-Заур, а оттуда в Ирак и никто вас не тронет, — рассказал нам житель Дайр-эз-Заура. — Раньше, если вас останавливали на сооруженном наспех блок-посту, вы должны были заплатить и стерпеть это».
Еще больше от беззакония устали те, кто работает на транспорте и в торговле или живет в местности, где есть нефтяные месторождения. Вооруженные группировки контролировали нефтедобычу, вводили дорожные поборы, сопровождали нефтеторговцев, занимались контрабандой и обогащались всеми возможными способами. Постоянные перестрелки, убийства, похищения людей и вымогательство стали во многих регионах обычным делом. Зачастую, если человек, имеющий хорошо вооруженную родню, кого-то убивал, семье жертвы нечего было и думать о том, чтобы добиться правосудия, если у нее не было друзей среди ополченцев, которые могли бы просить о справедливом разбирательстве в шариатском суде. Стоило появиться ИГИЛ, и ситуация кардинально изменилась. Люди поначалу, казалось, были приятно удивлены воцарившимся порядком, явно испытывая чувство облегчения. «Мы за прошедшие 20 лет никогда не чувствовали себя в такой безопасности, — сказал нам один старик-горожанин из Дайр-эз-Заура. — Мы больше не слышим выстрелов. Мы больше не слышим новостей о том, что такой-то убил такого-то. Мы можем без проблем ездить куда нам надо». Позже те же самые люди говорили, что в целом удовлетворены сложившейся ситуацией, но были более сдержанны в похвалах, когда речь заходила о законах ИГИЛ.
Очень часто мы слышали, как ИГИЛ хвалят за то, что она любое дело доводит до конца. Если на кого-то подали жалобу, то ИГИЛ, в отличие от ССА и исламистских группировок, обязательно пошлет патруль, чтобы доставить этого человека. Даже если жалоба, о которой идет речь, подана за много лет до восстания, рассказывал один местный житель, который был участником подобного процесса, ИГИЛ возьмется за урегулирование ситуации, если у подателя жалобы есть соответствующие документы. Рифаат аль-Хасан из Альбу-Камаля рассказал нам историю своего дяди, который потерял сотни тысяч сирийских фунтов за годы до восстания из-за мошеннической схемы, придуманной местным бизнесменом. Когда ИГИЛ установила контроль над Альбу-Камалем, мошенника арестовали и заставили вернуть все незаконно полученные деньги.
Еще более значимо, что эти же законы распространяются и на рядовых членов, и на командиров ИГИЛ. «Исламское государство» казнило десятки своих людей за незаконные спекуляции и превышение власти. В ноябре 2014 г. ИГИЛ казнила одного из своих лидеров в Дайр-эз-Зауре после предъявления ему обвинения в растрате и грабеже. Расследование показало, что командир грабил местных жителей, предварительно обвинив их в вероотступничестве. Подобные истории часто рассказывают в местах, контролируемых ИГИЛ. Имад ар-Рави из приграничного иракского города Эль-Каим, присягнувший на верность ИГИЛ в августе 2014 г., рассказывал о десяти членах этой организации, казненных за то, что они продавали табак, отобранный у контрабандистов. «Совершив рейды в табачные лавки, они не сжигали потом табак, — рассказал ар-Рави. — А проходя с рейдами по домам, они воровали его и там. Когда государство раскрыло это, их казнили. Никто из казненных не курил, они просто продавали табак».
Такая тактика создала ИГИЛ репутацию активного правоприменителя и обеспечила ему симпатии и поддержку со стороны двух важных социальных групп: тех, кто утратил какие-либо иллюзии в отношении сирийской революции и начал с грустью вспоминать о спокойной и безопасной жизни при режиме, и тех, кто никогда не принимал ССА и исламистские группировки. Для этих людей ИГИЛ вполне приемлемая временная структура. «Режим совершал ошибки и повторял их, — сказал Гасан аль-Джума из Эль-Хасаки. — ССА тоже допускала ошибки, и никто не мог ничего с этим сделать. Но, если ошибки совершает ИГИЛ, она их уже не повторяет. Вы идете и подаете жалобу. Если никто не реагирует на вашу жалобу, вы идете к командиру того, кто совершил преступление, и всегда добиваетесь того, чего хотите, если правда на вашей стороне».
В Ираке ИГИЛ также стремится к тому, чтобы избежать повторения ошибок, допущенных в годы, предшествовавшие созданию «Советов пробуждения». Частью ее стратегии на контролируемых территориях стало завоевание сердец и умов, а также налаживание контакта с лидерами местных общин. После взятия Мосула члены ИГИЛ старались не демонстрировать своего присутствия на улицах. Местные жители рассказывали, что в первые недели после того, как иракские силы безопасности оставили город, на улицах можно было увидеть в основном боевиков из окрестных районов.
В Мосуле, да и в других регионах, в особенности там, где она чувствовало себя в относительной безопасности, или там, где у нее было недостаточно людских ресурсов, ИГИЛ позволяла муниципальным властям самим управлять на местах. Не столь явная демонстрация своего присутствия способствовала установлению доверия к новому порядку, в особенности в иракских городах. На территории Сирии, до того как она установила там свой контроль, ИГИЛ не могла широко применять эту тактику, так как там доминировали враждебные повстанческие группировки. Вместо этого она сосредоточилась на создании подпольных ячеек и завоевании лояльности членов местных сообществ, чтобы упрочить свое положение. А печально известная жестокость этой группировки помогала ей избежать открытого сопротивления, когда она входила в город.
«Люди были охвачены ужасом перед ИГИЛ, потому что слухи о ней шагали впереди нее, — рассказывал ар-Рави из Эль-Каима. — Поначалу жители старались избегать контактов с иги-ловцами, но, начав встречаться с ними в мечетях, как-то взаимодействовать с ними, все сразу почувствовали себя спокойнее. Людям нравилась их самоотдача, и они постепенно начинали сотрудничать с членами ИГИЛ, даже если сами еще не принадлежали к ним. ИГИЛ проявляла себя тогда, когда это было нужно. Но в основном они не вмешивались».
Такая ситуация типична для тех областей, где ИГИЛ нужно привлекать дополнительные людские ресурсы. После захвата Мосула она предложила новую систему членства для местных силовых структур, которые не вызывали у нее доверия. Их стали называть словом мунасир («сторонник»), чтобы отличать от ансар, как джихадисты называют местных членов группировки в противоположность мухаджиринам, иностранным боевикам. Мунасир клянется в верности ИГИЛ, но его не включают в структуру организации. Эти представители «второго эшелона» получают зарплату и работают на низших должностях в городском управлении и полиции своих районов; это так называемые хидмат алъ-муслимин. Такая стратегия помогает ИГИЛ быть менее заметной и ловко уходить от ответственности, обостряя внутри местной общины соперничество в сфере управления. ИГИЛ может обратиться к таким силовым структурам, когда возникает необходимость обеспечить подкрепление своим войскам на передовой, как, по словам жителей Ракки, было в Кобани. Несмотря на свободу действий, предоставленную местным силовым структурам, ИГИЛ сохраняет всеобъемлющий военный, религиозный и политический контроль.
Такое сочетание грубой силы и эффективного управления приводит к тому, что местное население не имеет желания выступать против ИГИЛ или боится делать это, особенно в отсутствие какой-либо жизнеспособной и приемлемой альтернативы. К тому же такая политика затрудняет для кого бы то ни было возвращение этих областей из-под контроля ИГИЛ ввиду трудностей, связанных с последующим заполнением управленческого вакуума и формированием новых альянсов с местными общинами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.