ВЗЯТЬ СВЯТОЙ ГОРОД

ВЗЯТЬ СВЯТОЙ ГОРОД

Ричард сделал следующий шаг к Иерусалиму 15 ноября, выдвинув армию крестоносцев на позиции между Лиддой и Рамлой. Саладин отступил, оставив эти два поселения с разрушенными укреплениями франкам. После этого он перебрался в Латрун, а потом, около 12 декабря, в Иерусалим. Хотя мусульманские силы весь этот период продолжали совершать набеги на латинян, в некотором смысле путь к воротам Иерусалима теперь был открыт.

Но пока его люди поспешно старались восстановить укрепления Рамлы, Львиному Сердцу пришлось столкнуться с другим беспощадным врагом — зимой. На открытой равнине ее наступление принесло безжалостную смену погоды. Страдая от дождя и холода, крестоносцы провели шесть недель, накапливая в Рамле продовольствие и оружие и обеспечивая связь с Яффой, и только потом медленно двинулись сначала в Латрун, потом в маленькую разрушенную крепость возле Бейт-Нубы у подножия Иудейских холмов. Теперь они находились в двенадцати милях (19 км) от Иерусалима.

Условия были ужасными. Один крестоносец записал: «Было холодно и пасмурно… Дождь и град хлестали изо всех сил, снося палатки. На Рождество, до и после него, мы потеряли много лошадей и от сырости лишились большого количества продуктов. Одежда не высыхала, люди страдали от недоедания».

И все же, несмотря ни на что, дух обычных солдат был высоким. После долгих месяцев, а то и лет войны они находились в непосредственной близости от своей цели. Люди жаждали увидеть город Иерусалим и завершить свое паломничество. Один крестоносец заметил, что «не было людей злых и грустных, все радовались и повторяли: „Господи, теперь мы идем правильным путем, направляемые Твоей милостью“». Преданность священной войне вдохновила их даже среди невзгод зимней кампании. Как их предки-крестоносцы в 1099 году, они были готовы, даже рвались осадить Святой город, невзирая на связанные с этим лишения и риск.[316]

Вопрос был лишь в том, разделяет ли король Ричард их рвение. Когда начался новый, 1192 год, ему пришлось принять важное решение. Крестовому походу потребовалось два месяца, чтобы пройти тридцать миль (48 км) по направлению к Иерусалиму. Линия связи с побережьем пока держалась, но подвергалась почти ежедневным набегам мусульман. В таких условиях в разгар зимы начать осаду значит пойти на большой риск. Но большая часть латинской армии явно ожидала штурма.

Примерно 10 января Ричард Львиное Сердце созвал совет, чтобы обсудить дальнейшие действия. Его шокирующим решением было следующее: Третий крестовый поход должен отступить от Бейт-Нубы, повернувшись спиной к Иерусалиму. Официально было сказано, что сильные лоббисты тамплиеров, госпитальеров и латинских баронов, уроженцев Леванта, убедили Ричарда. Опасности организации осады, пока Саладин обладает полевой армией, были слишком велики, утверждали они, да и франкам все равно не хватало живой силы для обеспечения гарнизоном Святого города, даже если он каким-то чудом падет. «Мудрые люди не считали, что они должны уступить необдуманному желанию простых людей [осадить Иерусалим]», — вспоминал один из современников, — и вместо этого они посоветовали, чтобы экспедиция «вернулась и укрепила Аскалон», перерезав линии снабжения Саладина, которые протянулись между Палестиной и Египтом. На практике представляется вероятным, что король подобрал совет так, чтобы в него входили люди, симпатизирующие его собственным взглядам, и прекрасно понимал, каким будет его решение. Пока, во всяком случае, Ричард не желал ставить судьбу всей священной войны в зависимость от такой опасной кампании. И 13 января он огласил приказ отойти от Бейт-Нубы.

Это было шокирующее заявление, но в недавних исторических исследованиях решение Ричарда рассматривается в положительном свете. Такие ученые, как Джон Гиллингем, представили Львиное Сердце проницательным полководцем, который принимал решения, исходя из реальной обстановки, а не набожного рвения, и превозносили его за осторожную стратегию. Ганс Майер, к примеру, сделал вывод, что «принимая во внимание тактику Саладина, [решение Ричарда] было правильным».[317]

Конечно, как дело было на самом деле, мы уже никогда не узнаем. Один очевидец из числа крестоносцев позже записал, что франки упустили великолепную возможность захватить Иерусалим, потому что недооценили «затруднительное положение, страдание и слабость» мусульманских сил, составлявших гарнизон города, и в какой-то степени он был прав. Стараясь держать свои измученные войска в поле, Саладин был вынужден после 12 декабря распустить большую часть армии, оставив в Святом городе лишь слабый гарнизон. Прошло десять дней, прежде чем Абул Хайджа Жирный прибыл с египетским подкреплением. А до этого решительная и уверенная атака на Иерусалим вполне могла сломить волю Саладина, разрушив и без того непрочный союз мусульман и погрузив ближневосточный ислам в хаос. Хотя по зрелом размышлении Ричард, возможно, был прав, уклонившись от такого риска.

Но даже если так, Ричарда нельзя не упрекнуть за его ведение этой стадии Крестового похода. До сих пор историки игнорировали фундаментальную черту принятия им решений. Если в январе 1192 года для военных советников Ричарда да и для самого короля, возможно, тоже было очевидно, что Святой город несокрушим и непригоден для последующей обороны, почему об этом не было речи несколькими месяцами раньше, до того, как экспедиция покинула Яффу? Король, которого положение обязывало быть сведущим в военной науке, определенно должен был понять еще в октябре 1191 года, что Иерусалим — почти недостижимая военная цель, которую невозможно удержать. В начале XIII века Ибн аль-Асир пытался реконструировать ход мыслей Львиного Сердца в Бейт-Нубе. Он вообразил сцену, в которой Ричард просит показать ему карту Святого города. Изучив его топографию, король предположительно сделал вывод, что Иерусалим не может быть взят, пока у Саладина все еще имеется полевая армия. Но все это не более чем воображаемая реконструкция. Характер и опыт Ричарда предполагают, что, прежде чем выйти из Яффы, он собрал самые полные разведывательные данные.

Ричард Львиное Сердце, вероятно, ступил на дорогу к Иерусалиму в конце октября 1191 года, или колеблясь, или не имея намерения действительно атаковать город. Это означает, что его наступление было, по сути, уловкой, военной составляющей комбинированного наступления, в котором демонстрация военной агрессии дополняла и усиливала интенсивные дипломатические контакты. Той осенью и зимой Ричард стремился испытать решимость и возможности Саладина, но был готов отойти от опасной грани, если не появится реальной возможности добиться победы. При этом король действовал согласно лучшим принципам средневекового командования, однако не учел отличительных особенностей священной войны.

Влияние отступления на дух христиан и общие перспективы Крестового похода были катастрофическими. Даже Амбруаз, ярый сторонник Ричарда, признал: «[Когда] стало ясно, что армия должна повернуть обратно (не будем называть этот маневр отступлением), люди, которые еще недавно рвались в бой, были настолько обескуражены, что со времени Сотворения мира еще никто не видел такой подавленной, такой удрученной армии. <…> Ничего не осталось от радости, которая ею владела, когда люди считали, что идут к Гробу Господню… Каждый проклинал тот день, когда родился».

Разом превратившись в ошеломленную толпу сброда, армия потянулась к Рамле. А там унылая, лишившаяся иллюзий экспедиция распалась на части. Гуго Бургундский и многие французы снялись с места. Одни вернулись в Яффу, другие отправились в Акру, где было много еды и земных удовольствий. Ричард остался во главе существенно ослабленного войска, которое он повел к Аскалону.[318]