Честолюбивые замыслы Алексея

Честолюбивые замыслы Алексея

Византийский император Алексей I Комнин уже был свидетелем краха Народного крестового похода, и обычно считают, что он ожидал главных сил крестоносцев с недоверием и подозрением. Его дочь и биограф Анна Комнина написала, что Алексей опасался прибытия франков, зная об их неконтролируемом энтузиазме, непостоянстве, нерешительности и жадности. Она также изобразила крестоносцев варварами Запада и с особой язвительностью описала Боэмунда, назвав его обыкновенным негодяем, к тому же лжецом по натуре. Основываясь на ее оскорбительной риторике, историки часто изображают ранние греко-латинские встречи 1096–1097 годов как исполненные недоверия и скрытой враждебности. В действительности рассказ Анны Комнины, написанный спустя несколько десятилетий после события, был изрядно искажен ретроспективным взглядом на него. Конечно, отношение друг к другу было настороженным, не обошлось без антипатии, враждебности и даже стычек. Но, по крайней мере, вначале они были вполне конструктивными.[31]

Чтобы правильно понять путешествие первых крестоносцев через Византию и за ее пределы, следует реконструировать предубеждения и предрассудки и франков, и греков.

Многие считают, что в части богатства, могущества и культуры в европейской истории всегда доминировал Запад. Но в XI веке фокусная точка цивилизации находилась на Востоке, в Византии, наследнице греко-римского могущества и славы, продолжательнице самой прочной империи. Алексей мог проследить свое имперское наследство от Августа Цезаря и Константина Великого, и для франков это окружало императора и его владения почти мистической аурой величия.

Прибытие крестоносцев в Константинополь еще более усилило это впечатление. Стоя перед его колоссальными внешними стенами — длиной четыре мили (6,5 км), толщиной до пятнадцати футов (4,5 м), высотой до шестидесяти футов (18 м) — они не сомневались, что созерцают сердце величайшей державы христианской Европы. Тем, кому повезло получить разрешение на вход в столицу, довелось увидеть еще больше чудес. Этот город, вмещавший около полумиллиона человек, заставлял казаться маленькой деревенькой самый крупный город Европы. Посетители смогли полюбоваться украшенной куполом базиликой Святой Софии, самой красивой церковью христианского мира, увидеть гигантские триумфальные статуи легендарных предков Алексея. В Константинополе также находилась непревзойденная коллекция святых реликвий, включая терновый венец Христа, пряди волос Святой Девы, по меньшей мере две головы Иоанна Крестителя и мощи практически всех апостолов.

Естественно, многие крестоносцы ожидали, что их экспедиция начнется на службе у императора. Со своей стороны, Алексей встретил франкские армии настороженно и постоянно следил за ними на пути от границ его империи к столице. Он считал Крестовый поход военным инструментом, который следовало использовать для защиты своих владений. Попросив помощи у папы Урбана в 1095 году, он теперь оказался лицом к лицу с ордами латинских крестоносцев. Но, несмотря на их предполагаемую неуправляемую дикость, он понял, что кипучую энергию франков можно использовать в интересах империи. Управляемый осторожно и твердо, Крестовый поход мог стать решающим оружием для отвоевания у турок-сельджуков Малой Азии. Таким образом, и греки, и латиняне были изначально настроены на сотрудничество, но тем не менее семена раздора присутствовали. Большинство франков ожидало, что император лично возглавит армии и поведет их — гигантскую коалицию — к воротам Иерусалима. У Алексея таких планов не было. Для него главными всегда были нужды Византии, а не Крестового похода. Он был готов помочь латинянам и извлечь выгоду из их успехов, если таковые будут, особенно если они помогут ему отразить угрозу со стороны ислама и, возможно, даже вернуть стратегически важный город Антиохию. Но он не собирался подвергать свою династию опасности свержения, а империю — опасности вторжения, начав продолжительный военный поход на далекую Святую землю. Разница в целях и ожиданиях будет иметь трагические последствия.