Русская армия в кампании 1814 г.

Русская армия в кампании 1814 г.

Первая империя пала, и в этом заключалась огромная заслуга русской армии. К 1814 г. русские уже обладали колоссальным опытом боевых действий, во многом благодаря своим учителям – французам. Не случайно Александр I, проходя мимо Аустерлицких ворот в Доме Инвалидов в Париже, заметил генералу князю А. Г. Щербатову: «Без этого и мы не были бы теперь здесь»[597]. Генерал К. Ф. Толь, по словам А. И. Михайловского–Данилевского, проезжая поле Аустерлицкого сражения, вспоминал о том, «как тогда весьма немногие из наших генералов имели понятия о военном деле, а теперь… мы служим примером всей Европе, и перемена сия совершилась менее, нежели в десять лет»[598]. Русские корпуса показали, что могут воевать бок о бок с лучшими европейскими армиями. Сравнивая их с пруссаками и австрийцами, необходимо признать, что это были лучшие и самые боеспособные войска коалиции. При этом стоит отметить ряд поразительных моментов, может быть раньше слабо проявлявшихся в русской армии. Даже не резко возросшую тактическую подготовку войск, а организацию тыловой службы и поступление резервов. Ведь армейские базы снабжения отстояли в России на значительном расстоянии (и даже не в Пруссии и не в Австрии), а резервы готовились в Польше и бесперебойно поступали в армию. Не случайно именно после окончания военных действий Александр I щедро наградил генералов, готовивших пополнения в 1812 – 1814 гг., – главнокомандующего Резервной армией князя Д. И. Лобанова–Ростовского орденом Св. Андрея Первозванного, а командовавшего кавалерийскими резервами А. С. Кологривова орденом Св. Владимира 1-й степени. Тыловые службы смогли удовлетворительно поставлять в армию все необходимое в кампании 1813 и 1814 гг., частично делая закупки за границей и постоянно испытывая трудности с денежными средствами при пустой государственной казне. Необходимо отметить и хорошую подготовку рекрут в тылу офицерским и унтер–офицерским составом в этот период, новобранцы постоянно вливались в войска и очень быстро приобретали боевые навыки.

Что касается самого хода кампании, поражений и побед русской армии, то многие специалисты считают, что 1814 г. – вершина военного искусства или величайшее достижение Наполеоном полководческого мастерства. Изучая этот период и поражаясь неожиданным ходам французского полководца, трудно спорить с подобным утверждением, хотя многие его действия можно назвать и предсмертной агонией Первой империи или лихорадочной попыткой сохранить любой ценой власть, поскольку он являлся уже не столько военачальником, сколько императором. Он мог выигрывать отдельные сражения как вождь армии, но он уже был побежден как политический и государственный деятель, не учитывавший реальную политическую атмосферу своей страны и дух эпохи.

Не так однозначна научная литература по поводу роли российской армии в Заграничных походах. Дело в том, что в России можно буквально по пальцам пересчитать монографии и толковые работы, посвященные проблемам участия русских войск в 1813 – 1814 гг. Совсем недавно акцент на такое состояние историографии сделал английский историк Д. Ливен, который не считает удивительным, что «огромный вклад России в уничтожение империи Наполеона был преуменьшен британскими, французскими и немецкими историками. Более интересен вопрос – почему российские историки также внесли свой вклад в умаление значимости усилий своей собственной страны». Он полагает, что это произошло из–за одержимости нашими исследователями военными операциями 1812 г., как до революции 1917 года, так и в советский период. «Обратной стороной этой увлеченности стало то, что российские историки в значительной степени игнорировали события 1813 – 1814 гг.… Все это безусловно позволяло британским, французским и немецким историкам свободно интерпретировать свержение Наполеона в манере, наиболее подходящей для поддержания собственных национальных мифов и историографических традиций». По его мнению, в нашей военно–исторической науке «контраст между огромным объемом знаний, имеющимся о 1812 г., и очень ограниченным вниманием, уделяющимся периоду 1813 – 1814 гг., остается колоссальным и разительным»[599]. Трудно не согласиться с мнением, прозвучавшим из–за границы, поскольку объективность его не оставляет сомнений. Так же, как то, что национальные исторические школы разных стран писали историю «со своей колокольни», преуспели в этом, тем самым радикально принизили вклад России в союзную победу. В досадных упущениях есть и вина российской военно–исторической науки.

Смерть императора Александра I в Таганроге. Гравюра 1825 г.