III
III
К 1700 году перемены коснулись технологической и политической областей. Главное нововведение в технологии – штык – было изобретено и введено во Франции в 1687 году, а в большинстве других стран появилось в течение следующих десяти лет. Оно сделало пикинеров ненужными, снабдив мушкетеров оружием, пригодным для отражения атаки и для обороны от кавалерии, а также упростив тактику пехоты.
Политические перемены проявились в том, что во всех экспансионистских государствах пустила корни новая идея – идея равновесия сил. Когда все государства, расширяясь, конкурируют между собой, они оказываются в равной опасности в случае, если одно становится так велико по территории и богато ресурсами, что может поступать без оглядки на других. Это в корне противоречило намерениям Людовика XIV, желавшего добиться для Франции именно такого положения, и со смертью короля Испании Карла II идеологический конфликт достиг своего апогея.
Король умер бездетным, и на его наследство могли претендовать Людовик XIV и Леопольд, император Священной Римской империи. Оба отказались от претензий на испанский трон в пользу младших отпрысков – Людовик в пользу своего второго внука Филиппа Анжуйского, Леопольд в пользу своего второго сына Карла Австрийского. Оба властелина согласились поделить часть громадного испанского наследства, включавшего южные Нидерланды и большую часть Италии, не считая обширных заморских владений. Но восшествие того или другого на испанский трон нарушило бы драгоценное равновесие сил: сосредоточение сил и эффективное управление позволило Франции занять недосягаемое положение сильнейшей нации на континенте, а победы над турками дали австрийцам контроль над всей Венгрией. В Европе рассудили, что французская угроза опаснее, учитывая то, что по завещанию Карла II Испанского его владения переходили к Филиппу, и испанцы согласились с его волей. Англия и княжества Священной Римской империи создали Большой альянс с Голландией против Франции, и началась Война за испанское наследство. Бавария договорилась с Францией, что есть ключевой факт; одной из военно-политических целей Людовика было лишить Леопольда императорского трона и возвести на него династию Виттельсбахов, передав Мюнхену столичные полномочия.
Эта война дала миру несколько замечательных полководцев, самым выдающимся из которых был принц Евгений Савойский, из-за тщедушного сложения не сумевший продвинуться по служебной лестнице во Франции, несмотря на высокое рождение. Он уехал в Вену и там необычайной отвагой и способностью брать ответственность на себя добился маршальского звания в возрасте двадцати пяти лет. Причины, из-за которых любому командиру той эпохи было трудно достичь убедительного успеха, видны на классическом примере его похода против турок в 1697 году. Принц разгромил их при Зенте на реке Тиса, где турки потеряли 20 тысяч человек, а по возвращении в Вену был арестован за то, что вступил в сражение без приказа.
Во всех инстанциях, вплоть до министерских кабинетов, господствовала доктрина войны маневров и осад, воевать жесткими методами считалось неджентльменским поведением, и даже победа каким-то образом могла расстроить магическое равновесие сил. Это умонастроение бытовало повсеместно, подобно концепции конкуренции и экспансии государств, хотя не высказывалось вслух. Только человек близкий к гению мог освободиться от него, чтобы сформировать собственные идеи: как в общем, так и в частностях, как в политическом, так и в военном смысле.
Таким человеком оказался Джон Черчилль, герцог Мальборо, о котором доподлинно известно, что он начал карьеру с того, что в нужный момент выскочил из окна в комнате королевской любовницы. Его талант к войне был почти равен его таланту к интриге; несмотря на некоторые сомнительные связи, он был назначен командующим армии Большого альянса в Нидерландах. Первые два года он вел кампании по общепринятому шаблону. Его армия по меньшей мере наполовину состояла из голландцев, и к штаб-квартире были прикомандированы голландские гражданские чиновники, наблюдавшие за соответствием его действий намерениям правительства, а намерения эти заключались в том, чтобы избегать открытых сражений и брать крепости.
Черчилль брал крепости, но между тем Большой альянс потихоньку проигрывал войну. Виллар, самый способный из французских фельдмаршалов, загнал армию во главе с принцем Людовиком Баденским в Штольхольфен, что на среднем Рейне, запер ее там несколькими отрядами и связался с курфюрстом Максимилианом II Баварским. Императору Леопольду в это время пришлось иметь дело с венгерским восстанием. Едва ли он смог бы выставить хорошую оборону, если бы соединенные франко-баварские силы двинулись на Вену, как предлагал Виллар. Однако курфюрста Максимилиана интересовала только быстрая прибыль, а его понятие о прибыли было так же ограничено, как и другие понятия в период экспансионистских государств и равновесия сил. Вместо того чтобы смело ударить по империи, Максимилиан настоял на том, чтобы потратить 1703 год на захват Тироля для Баварии. Виллар так резко обошелся с ним, что сделался персоной нон грата. В 1704 году Людовик XIV воспользовался старым политическим трюком, отвергнув человека, предложившего непопулярный план, но приняв план. Виллара отозвали; его заменил новый маршал Марсен, получивший приказ настоять на своем и выступить в сердце Австрии. Он располагал для этого всеми средствами.
Принц Евгений добился некоторого успеха в Италии, действуя от имени империи; его вызвали в Вену, чтобы возглавить оборону, но гарнизон был очень слаб, вначале не более 10 тысяч человек против 50 тысяч франкобаварцев, если не больше. Он связался с Мальборо, или Мальборо связался с ним, соблюдая полную секретность (чтобы не пронюхали голландские чиновники и императорский военный совет), и согласовал с герцогом план кампании. В то время главная французская армия находилась в Нидерландах; другая у Мозеля, к северу от Меца; еще одна в Бадене под началом маршала Таллара, не считая войск Марсена и курфюрста Максимилиана в Баварии. С наступлением весны главный армейский корпус Евгения Савойского, понемногу получающий подкрепления, выступил на запад, чтобы присмотреть за Талларом в Бадене. План Мальборо, как он был представлен голландцам, заключался в том, чтобы подойти к Мозелю. Итак, 25 мая он двинулся в Кобленц, где Мозель впадает в Рейн, но не повернул вверх по Мозелю, а перешел Рейн и отправился на восток, в направлении Баварии и Дуная.
Поход по плохим дорогам с громоздким транспортом по современным понятиям был очень медленным, но относительно скорости передвижения и распространения информации, типичным для той эпохи, он несся с реактивной быстротой. 3 июля Мальборо был у крепости Донауверт на Дунае, представлявшей определенную важность. Он взял ее приступом с первой попытки, причем франко-баварские войска потеряли 10 тысяч человек, и затем принялся так рьяно разорять баварскую землю, что известие об этом заставило курфюрста издать крик муки и вызвать армию Таллара из Бадена. Евгений Савойский не замедлил соединиться с Мальборо в начале августа и двинулся вперед, к деревне Бленхейм, где на берегу Дуная стояли франко-баварские силы.
60 тысяч солдат Марсена и Таллара заняли боевой порядок позади заболоченного ручья, правый край закрепился в Бленхейме и на речном берегу, левый в селении Оберглау. Они не ждали сражения, поскольку у Мальборо и принца было только 56 тысяч человек. Было немыслимо, чтобы кто-то атаковал такие сильные позиции. Но утром 13 августа 1704 года имперцы и англичане выступили вперед как бы для разведки и продолжали наступать. Таллар допустил ошибку, сконцентрировав пехоту в двух деревушках; Евгений прижал его левый край в Оберглау и буквально осадил его. Мальборо при помощи нескольких отрядов необычно стойких пруссаков сделал то же в Бленхейме и затем прорвал кавалерию вражеского центра. К тому времени, когда над дымящимся полем сгустился вечер, Франция и Бавария потеряли убитыми, ранеными и пленными 38 609 человек, и сам Таллар был захвачен.
Теперь победа была решающей; но область ее действия оказалась невелика, кроме того, она имела характер отрицания. Бленхеймская победа решила, что Виттельсбахи не заменят Габсбургов на императорском троне, что империя не выйдет из войны, а Франция не установит гегемонию в южной Германии. Но она не решила исход войны на остальных территориях. В 1705 году Мальборо вернулся в Голландию, чтобы защищать ее границы, задержанный нехваткой людей и денег, тогда как Евгений отправился в Италию, в долину реки По.
В 1706 году Мальборо собрал достаточно войск, заручился высочайшими соизволениями, чтобы предпринять новое наступление, и выиграл еще одну битву при Рамильи. Результатом ее стало то, что испанские Нидерланды с Брюсселем, Дюнкерком, Антверпеном и Лувеном попали в руки альянса. Евгений Савойский разбил французов при Турине и отнял у них и испанцев всю Италию. В 1708 году оба военачальника снова оказались вместе и выиграли знаменитое сражение при Уденарде; в 1709 году они разбили французов при Мальплаке в «смертельной битве». Но потом не происходило ничего, кроме новых маневров и осад во Фландрии, Брабанте и Лотарингии. К 1713 году воина постепенно сошла на нет.
По условиям мира испанские Нидерланды и испанская Италия были переданы империи. Таким образом, битвы при Рамильи и Турине задним числом стали решающими, как и Бленхейм. Шаблонные кампании с крепостями, тихоходными армиями, воздерживающимися от сражений; объединенными государствами, легко способными восполнить потери, и опасениями, что сегодняшний союзник станет завтрашним врагом, привели к тому, что оборона приобрела большую важность, чем нападение. Равновесие сил было достигнуто, экспансии государств положен предел; на поле боя не осталось идей и идеалов, только мелкие перемены в рамках одной системы, которые решались в сражении, но без ненависти. Искусство войны от призывных пунктов до пороховых заводов больше не позволяло решать важные вопросы в ходе войны или с помощью войны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.