III

Казалось, этот процесс находится полностью во власти фон Тилли и возглавляемой им армии, поскольку сопротивление встречалось лишь на местах. Но он привлек внимание одного человека с широким лбом, проницательным взглядом, щетинистыми усиками, остроконечной бородкой и невероятным талантом к интриге – Армана Жана дю Плесси де Ришелье, первого министра Франции. Он ничего не имел против возвращения католичества, ибо и сам был кардиналом; но ему не нравилось то, как во главе разных государств оказываются немецкие князья только милостью императора. Император, имея громадную территорию в своем распоряжении, способный с пустого места мобилизовать такие силы, как армия Валленштейна, объединившийся с испанскими Габсбургами, может вскоре решить, что вторым номером у него в списке стоит Франция. Ведь Ришелье помог королю Христиану Датскому деньгами. Теперь он обратился к единственной оставшейся силе, которая могла противопоставить что-то огромной империи Фердинанда, и согласился на условия, которые давно предлагал король Швеции: единовременная сумма сразу плюс 400 тысяч риксдалеров в год и содействие Франции в заключении перемирия между Швецией и Польшей, которые находились в состоянии войны.

Доклады французских дипломатов были превосходны, но вряд ли Ришелье полностью отдавал себе отчет в том, что именно он получает. Во всей Швеции, включая владения на востоке Балтики, проживало меньше полутора миллионов человек, в три раза меньше, чем в Англии, и в десять раз меньше, чем в землях Габсбургов. Ведя хищническую политику, характерную для того времени, Швеция годами воевала с несравнимо более сильной католической Польшей, король которой претендовал на шведский трон, вдобавок приходилось сдерживать Московию и Данию. Наверняка Ришелье знал о маленькой шведской нации только то, что она предоставила подкрепления и военно-морскую помощь Штралзунду, когда Валленштейн осадил его в 1628 году, занимаясь покорением ганзейских городов, и что помощь шведов оказалась результативна. Ришелье также было известно, что оглушительное поражение в Штуме заставило поляков заключить перемирие. Поскольку шведский король собственному народу сообщил об этом в обращении величиной в один абзац, то кардинал едва ли мог знать намного больше.

Ему определенно не было известно о том, что он втянул в конфликт одного из величайших государственных мужей эпохи Акселя Оксенстьерну и одного из величайших полководцев всех эпох Густава-Адольфа II, которого Наполеон сравнивал с Александром Македонским. Между знанием и незнанием есть зона полузнания, которой Ришелье вряд ли интересовался и упустил из виду некоторые технические вопросы. Этими техническими вопросами занимался сам Густав-Адольф; его воспитывали для войны и в ожидании войны, но ему пришлось стать Филиппом и Александром в одном лице. Кипучая энергия семейства Ваза, к которому он принадлежал, побуждала его браться за все сферы человеческой деятельности (он бегло разговаривал на девяти языках, проектировал здания и сочинял гимны, которые поют до сих пор), но именно войне он посвятил свои основные силы и способности.

Швеции всегда не хватало войск, хотя отец Густава-Адольфа Карл IX превратил страну из феодальной монархии в военизированное государство, издав указ, по которому каждая местность была обязана содержать в регулярной армии определенное количество солдат. После восшествия на трон в 1611 году Густав-Адольф, испытывая недостаток в количестве, взялся за качество и ввел несколько усовершенствований. Не все они были разработаны им лично, но он твердо знал и умел сказать, что ему нужно.

А нужна была ему сила, способная противостоять неуязвимым терциям, незыблемым боевым порядкам обученных на испанский манер пикинеров. Он посчитал, что эти плотные подразделения могут быть отличными целями для огнестрельного оружия, при условии что его будет можно широко использовать на поле боя. К 1626 году Густав-Адольф нашел средство сделать это, облегчив мушкеты и снабдив их колесным замком. Стало возможно две трети пехоты вооружить мушкетами и дать им в сопровождение треть пикинеров, выстроив их в шеренги глубиной в шесть человек вместо массивных шестнадцати-, двадцати– и даже тридцатирядных боевых порядков, характерных для испанских терций. Для большей подвижности доспехи пехоты были заменены более легким снаряжением.

Кавалерия претерпела столь же радикальные изменения. В течение долгого времени считалось, что конница не может сражаться с отрядом пикинеров; обычно всадники рысью приближались к пехотным порядкам, стреляли из пистолетов, отступали и затем повторяли тот же маневр. Густав-Адольф решил, что эта неуклюжая процедура не оправданна, и обучил свою кавалерию скакать галопом во весь опор, отпустив поводья, и пользоваться мечом; он ввел тактику атак эскадронов друг за другом. От этого сражение становилось более ожесточенным, чего добивался король.

Самые большие перемены затронули артиллерию. Применявшиеся в тогдашних войнах пушки были так тяжелы, что каждую приходилось тянуть двадцати четырем лошадям; пушки выводили на поле, расставляли по местам, лошадей уводили в безопасное место, и артиллерийский обстрел велся с установленных позиций. В неподвижности артиллерии крылась одна из причин редкости сражений; если применялись пушки, то битва происходила по взаимному согласию или потому, что военачальник одной из сторон был уверен в собственных силах и не боялся атаковать артиллерийские позиции. С помощью своего начальника артиллерии фон Зигерота Густав-Адольф поставил на вооружение четырехфунтовую пушку, которую могла тянуть одна лошадь, а также фиксируемый патрон; пока мушкетер успевал выстрелить шесть раз, из пушки можно было сделать восемь выстрелов. К каждому полку было прикомандировано по две таких легких пушки; более тяжелые орудия, перевозимые на двух лошадях, сформировали армейский артиллерийский парк. Но главное было в том, что эти пушки можно было передвигать на поле, в том числе под огнем, так шведы стали поступать.

Наконец, Густаву-Адольфу претило организовывать снабжение армии за счет систематического опустошения страны по методу Валленштейна или грабежей по необходимости, как поступал фон Тилли. Продовольствие, снаряжение и обмундирование содержались на вещевых складах и выдавались назначенными чиновниками; солдаты своевременно получали жалованье (тут постарался Оксентьерна) и под страхом сурового наказания были обязаны платить за все, что брали у мирных жителей. Одно это уже было революционным нововведением; никто не слышал ни о чем подобном.

Когда армейский аппарат был налажен, Густав-Адольф созвал риксдаг и объявил, что отправляется в Германию не только потому, что на весах стоит все дело протестантизма и свобода мысли, но и потому, что Валленштейн до своей отставки получил звание адмирал империи. Осада Штралзунда, которую он вел, его нападения на ганзейские города имели своей целью установить имперскую власть на Балтике. Едва ли империя оставит этот политический курс, и лучше воевать на чужой земле, чем на родине. Риксдаг единодушно согласился. 4 июля 1630 года Густав-Адольф высадился в Пенемюнде с 13 тысячами человек. Вербовка рекрутов продолжалась в Шотландии и Дании, вдобавок король ожидал значительной помощи от немецких князей, но всех этих сил, вместе взятых, было недостаточно, чтобы бросить вызов имперскому могуществу.

Того же мнения придерживалась и противная сторона. Услышав о выступлении шведского короля, Фердинанд легкомысленно заметил: «Выходит, у нас новый враг?» А Валленштейн в своем замке помянул «зимнего короля», которого растопит немецкое лето.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.