II

II

Со своего места царь увидел аккуратный частокол, которым был обнесен римский лагерь, часовых, расставленных по порядку, мускулистых невысоких солдат в добротных шлемах и кольчугах из железных пластин, гуськом шагавших к реке за водой. Обернувшись к одному из своих военачальников, он сказал: «Порядок в войске у этих варваров совсем не варварский».

Больше он не успел ничего сказать. Узнав о его приближении, римляне хлынули из лагеря к бродам, вспенивая реку легковооруженными воинами. Было бесстыдством не ответить на вызов; больше того, в те времена по соображениям не тактики, но обычаев и чести считалось желательным начинать сражение после перехода на противоположный берег реки, как поступил Александр на Гранике. Пирр приказал Мегаклу вывести и построить фалангу, а сам встал во главе конницы, намереваясь остановить дерзкое наступление римлян.

Тогда завязался главный бой его жизни. Всадников у римлян было меньше, чем царь полагал, но они оказались куда лучшими воинами, чем он ожидал; за конницей войска Пирра наткнулись на легионеров, с которыми грекам дотоле не приходилось иметь дело. Вооружение легионеров состояло из больших полуцилиндрических щитов, которые они смыкали, обороняясь, коротких копий и тяжелых коротких мечей. Они разделились на небольшие отряды – манипулы и выстроились в шахматном порядке в отличие от обычной для греков сплошной линии. Манипулы проявили удивительную подвижность. Стоило только ударить во фланг одной из них, как противника тут же с фланга атаковала другая. Лошадь Пирра была убита под ним, его конная гвардия отброшена, сам он еле успел укрыться за фалангитами, прежде чем две передние линии сошлись в схватке.

Столкновение было оглушительное; когда конница врезалась во фланги, началось одно из самых ожесточенных сражений в истории. Фалангитам пришлось сомкнуть ряды, поскольку на открытых местах римским отрядам, расположенным в шахматном порядке, удавалось дробить фалангу на отдельные части, после чего римляне бросались в разрывы, вонзая в неприятелей свои короткие мечи и ударяя их под подбородки верхними краями больших щитов. Римляне не могли пробиться сквозь крепкие ряды фаланги, но и та могла лишь обороняться, не больше. Семь раз противники расходились и сталкивались снова. Обе стороны несли ужасные потери; римская линия была длиннее греческой, хотя не такой глубокой; гипасписты на флангах терпели поражение. Мегакл погиб, и фаланга дрогнула, но Пирру наконец удалось вывести из арьергарда неторопливых слонов, направив их против конницы на правом фланге римлян.

До той поры ни один римлянин не видел и не слышал о громадных чудовищах; лошади, как обычно, не вынесли их вида. Римская конница обратилась в бегство и смяла боевые порядки легионов, а Пирр напал во главе фессалийской конницы на пришедших в замешательство врагов, и битва была выиграна.

Это была не Александрова победа. Римляне потеряли 7 тысяч убитыми и 2 тысячи пленными, а у Пирра только погибли 4 тысячи человек – 16 процентов от всего войска. Пришлось вырубить целый лес, чтобы сжечь мертвые тела, о погоне не могло быть и речи. Римляне удерживали свои переправы и лагерь, пока не подготовились к уходу.

По заведенному Александром обычаю греческие монархии предлагали пленникам перейти на службу к победителям, и Пирр сделал захваченным римлянам традиционное предложение. К его удивлению, те единодушно отвергли предложение; царь не получил ни одного воина.

Не считая самой битвы, это обстоятельство должно было заставить его понять, что он столкнулся с необычным явлением; некоторые данные свидетельствуют о том, что он в какой-то степени осознал это, но продолжал поступать в соответствии с принятым стереотипом. Поскольку теперь все греческие города южной Италии с энтузиазмом присоединились к нему, у него появились причины действовать именно так. Лучший способ покончить с конфедерацией варварских племен – ударить по ее связям, как это сделал Александр сначала в Бактрии и потом в Индии; рыжий царь отправился в поход на Рим.

Там его ждал еще один сюрприз: конфедерация не показывала ни единого признака распада. Неаполь и Капуя отказались впустить его, под покровом ночи местные жители с деревьев стреляли по его кострам; а когда Пирр подошел к стенам города, оказалось, что там стоит еще одна консульская армия, причем крупнее той, которую он разгромил. Римляне даже изыскали ресурсы, чтобы прислать в подкрепление отступившим силам два дополнительных гарнизона.

Разумеется, варвары с такой военной организацией могли бы стать полезными союзниками, не хуже фессалийцев. Кроме того, Пирр уже получил несколько предложений, открывавших ему дорогу в сказочно богатую Сицилию, с которой прибыль будет куда больше, чем с упрямых горцев. Пирр отправил в Рим Кинея с дарами для сенаторов и жен высокопоставленных лиц и предложением мира и дружбы. Он обещал отпустить пленников в обмен на то, что римляне обязуются соблюдать неприкосновенность греческих городов, оставить самнитов в покое и покинуть свои южноиталийские колонии, в том числе в Лукании. Иными словами, Пирр предлагал римлянам заключить союз и определить границы, по которым южное и западное Средиземноморье будет открыто для имперских притязаний Пирра.

Появление Кинея в Риме было отмечено с подобающей торжественностью как первый невраждебный контакт двух разных цивилизаций. Дары оратора с достоинством отклонили, но самого его с уважением выслушали, и некоторые сенаторы уже подавали голоса, склоняясь принять предложения. В этот миг в зал на руках внесли патриция Аппия Клавдия, слепого старца, который произнес первую воинственную речь, зафиксированную в римских летописях. «Теперь, – сказал он, – я слепой; жалею, что не оглох, ибо тогда я не слышал бы из уст римлян постыдных советов»; неужели они не понимают, что мир с Пирром, заключенный после поражения, откроет путь для других посягателей со всего мира и конца этому не будет? Рим ни с кем не заключит мира на своей земле.

Старец убедил сенаторов; Кинея отправили восвояси, велев передать, что Рим уже собрал войск больше, чем потерял в битве. В римскую армию вошли не только римские граждане, но и жители всех союзных территорий центральной Италии; воевать с ними – все равно что сражаться с лернейской гидрой. К тому же римляне назначили двух новых военачальников П. Сульпиция и Деция Муса; возможно, они неплохо себя проявят.

Казалось, это не произвело особого впечатления на Пирра. В конце концов, Геракл нашел способ победить гидру, а Пирр считал себя почти военным гением и доказал свой талант. Однако теперь он выбрал более осторожную стратегию: отступил к своим базам в южной Италии, собрал значительные союзные войска и двинулся в северном направлении вдоль побережья Адриатического моря; зону его коммуникаций защищали антиримски настроенные южные самниты. Удалившись от Рима на север и ожидая подхода новых антиримских сил, он создал передовую базу для нападения на город, затем отправился в глубь страны, намереваясь перейти через Апеннинский хребет…

Здесь Пирр натолкнулся на консульскую армию примерно в 40 тысяч солдат, равную по численности его войску с учетом контингента союзников. Среди народностей, населявших ту местность, было столько же настроенных за римлян, сколько и настроенных против них, а консулы наладили превосходную разведывательную службу. Чтобы остановить Пирра, римляне выбрали место на реке Ауфид близ города Аускула, в крае непролазном и лесистом, где заболоченные берега реки мешали передвижениям Пирровой конницы и слонов. Римляне перешли через быстрый поток и построились параллельными боевыми порядками, разместив фланги на болотах, и в апреле 278 года сражение началось.

В центре Пирр поставил фалангу; чтобы не дать охватить себя с флангов, что едва не погубило его в Гераклее, расширил передовую линию в обоих направлениях греческими гоплитами и самнитами, разделив их на отдельные отряды, подобные манипулам. Обе армии вели детально спланированные военные операции, перевеса не было ни на той ни на другой стороне, как часто случалось в сражениях древности, пока одна сторона не начинала слабеть. Ночью как бы по взаимному согласию битва была приостановлена. И тут Пирра озарило: что делает этих варваров такими опасными? Они применяют против пехоты общепринятую тактику конницы, то есть попеременно атакуют сплоченными ударными группами, которые затем отходят, уступая место для атаки второй линии манипул, затем третьей. Он должен взять их в тиски, не дать им свободно маневрировать. С этой целью царь выставил на фланги легковооруженных воинов, укрепив свои уязвимые позиции на болотах и обеспечив себе больший простор для передвижений. Он хотел пустить в ход слонов, но в первый день не смог это сделать так, чтобы в рядах его войска не образовался гибельный разрыв.

Утром римляне снова атаковали, и Пирр двинул слонов вперед по низине, расставив между ними легковооруженных воинов. Римляне подготовились к встрече с чудовищами, укрепив на своих колесницах длинные острые копья, но местность была слишком неровная, и слоны прорвали вражеские ряды. Им удалось обратить в бегство римскую конницу и добраться до легионеров, хотя с большим трудом; отряды союзников на флангах фаланги готовы были отступить, сам Пирр был тяжело ранен. Римляне потеряли 6 тысяч человек, но не отдали переправы и лагерь.

Пиррова победа при Аускуле вошла в крылатую фразу, которую произнес царь в ответ на поздравления: «Еще одна такая победа, и я погиб». Погибли три с половиной тысячи человек, в том числе многие его военачальники и ближайшие друзья, настоящий цвет армии; гвардия гетайров была практически уничтожена, и Пирр не больше приблизился к окончанию войны, чем до Гераклеи. Римляне собирали новые легионы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.