Глава 1 Предпосылки, условия и мотивы создания «Темучином» и его соратниками государства нового типа. Идеология создателей державы монголов, отраженная в данных историографии. Толкование их различными авторами-историографами
Глава 1
Предпосылки, условия и мотивы создания «Темучином» и его соратниками государства нового типа. Идеология создателей державы монголов, отраженная в данных историографии. Толкование их различными авторами-историографами
В предыдущей части данной работы были приведены не являющиеся широко известными и не особо «популяризуемые» официальной историографией сведения о древних и средневековых татарах, данные об их этнической принадлежности, их отношении к «татаро-монголам Чынгыз хана». И мы могли убедиться, что при объективном сопоставлении приводимых сведений из различных источников становится ясно, что утверждение об «отсутствии» в период раннего средневековья такого этноса, как татары, противоречит фактам.
Имеются веские основания полагать, что этнос под названием «татары» существовал задолго до возникновения, и во время становления и процветания державы монголов Чынгыз хана и не исчез с исторической арены с утверждением власти монголо-татар на значительной части Евразии. Более того — само становление империи, произошло именно «благодаря силе и могуществу татар», направленных их лидером Темучином и его соратниками, в силу сочетания различных объективных причин и условий, на организацию единого государства, объединившего различные народы (этнические общности) Евразии.
Но каковы были мотивы, причины и условия, при которых началось и успешно развивалось движение монголов? Как были совершены военные походы, в сложнейших даже для современных армий условиях, в результате чего, как полагают, появилась столь внушительная держава? И главное — как все это удалось народу, пусть даже, как мы выяснили выше, не «маленькому и бедному», но с запада и востока имеющему могущественных и отнюдь не безобидных соседей?
Предлагаемые в классической западнической историографии мотивы, причины и условия, в силу которых были совершены «кровавые и опустошительные монгольские завоевания, разрушены древние цивилизации», нам известны и рассмотрены вкратце в предыдущей части. Они удовлетворительного и вразумительного ответа на поставленные вопросы не дают.
Как произошло чудесное превращение «бедного и неграмотного кочевого рода Борджигинов» в могучий клан, под власть которого мгновенно (по историческим меркам) устремилась половина «цивилизованного» мира, официальная концепция истории не предлагает.
И никоим образом не объясняют феномен высокой организации государственного и военного управления, явившихся основой побед монголо-татар, предположения вроде наличия «гениальных дарований у предводителя полудиких кочевников», помноженных на «здравый смысл дикаря» (8, 254). Также недостаточно объяснение успехов монголов усвоением их гениальным предводителем и самими «дикарями» «ценных советов» не менее гениальных изгоев из числа «культурных народов», вдруг пожелавших стать (и успешно ставшими) своеобразными «наставниками неграмотных аборигенов степей Центральной Азии» (там же).
Официальной исторической концепции о создании монгольской державы предками халха-монголов — неграмотными кочевниками — противоречат многие и многие факты, которые приводились в первой части данной работы.
И главное — была показана недостоверность и необъективность некоторых исторических источников, на которые опираются многие официальные историки, описывающие период возникновения Монгольской державы.
Считаю необходимым рассмотреть вопрос о достоверности основной концепции «истории монголов», содержащейся в летописях персов и китайцев, положенных в качестве «первоисточников» в основу «официальной» трактовки данного вопроса в современной исторической науке.
Обратимся вновь к Л. Н. Гумилеву — как убедились выше, мы находим, в его работах ответы на многие и многие «неясные вопросы» истории, запутанные сначала вполне умышленно, а позже — также и по великому недомыслию. Работа великого Евразийца XX века «В поисках вымышленного царства» (30) посвящена периоду истории Центральной Азии, находящемуся, по меткому выражению В. П. Васильева, «во мраке» — благодаря авторам «официальной монгольской истории», сочиненной в основном китайцами Минской династии и персами.
В указанной своей работе Л. Н. Гумилев рассматривает степень достоверности источников восточной историографии — «официальной истории» перса Рашид ад-Дина, составленной на основе китайской «Истории династии Юань» («Юань чао би-ши»), и «неофициальной истории» — тоже упомянутой в первой части данной работы «Сокровенного сказания» («Тайная история монголов»). Напомню, что это «Сказание…», согласно мнению русского академика В. В. Бартольда, «обнародована в Китае в конце XIV в., при династии Мин, под названием «Юань-чао биты», т. е. «Секретная история династии Юань» (8, 255).
Л. Н. Гумилев констатирует: «Несмотря на то, что проблема создания и разрушения державы Чингисхана волновала многих историков, она до сих пор не решена. В многочисленных общих и специальных работах нет ответа на первый и самый важный вопрос: как произошло, что нищий сирота, лишенный поддержки даже своего племени, которое его ограбило и покинуло, оказался вождем могучей армии, ханом нескольких народов и победителем всех соседних государей, хотя последние были куда могущественнее, чем он?.. Попытаемся ответить на этот вопрос. Самый неизвестный (неясный) период, …касается самой важной темы — образования монгольского государства до великого курилтая 1206 г., так как внешние войны монголов изучены подробнее и точнее» (30).
И вот основные выводы Л. Н. Гумилева относительно достоверности упомянутой «тайной истории» — «Сокровенного сказания», описывающего первые годы жизни и деятельности Чынгыз хана и создания державы монголов: «Перед нами — политический памфлет … цель сочинения его состояла в том, чтобы представить перед читателями 1240 г. монгольскую историю с определенной точки зрения и привить им определенную политическую концепцию» (там же, 221).
И еще — по предположению Л. Н. Гумилева — памфлет, направленный на «обличение Чынгыз хана и его соратников», написал «грандиозно начитанный старый монгольский ветеран», то есть воин-кочевник, для пропаганды среди монголо-татар своей политической точки зрения (там же, 224).
Допустим, что «старый воин-кочевник», выросший в юрте и проведший почти всю свою сознательную жизнь в завоевательных походах — даже будучи из «феодальной верхушки», был «грандиозно начитан» и владел почему-то в совершенстве сложнейшей китайской грамотой, которая и ныне не каждому некитайцу под силу. И, что странно, используемой в то время монголо-татарами Чынгыз хана уйгурской грамотой почему-то не владел данный «старый монгольский ветеран», «автор» «Сокровенного сказания», в чем мы и убедимся ниже.
Почему «монгольский ветеран» писал свою «Тайную историю…» на китайском языке, то есть — китайскими иероглифами? Для своих же — монголов? Для монголов монголы же, в указанный период (XIII–XIV вв.), что общеизвестно, всегда писали уйгурским письмом. И, само собой разумеется, вроде как должны были писать именно по-монгольски. (111, 155). А для китайцев — писали по-китайски, иероглифами естественно, и даже школы переводчиков на китайский язык для способной татарской молодежи существовали — но это уже примерно со второй половины XIII в. (там же), так что «ветеран-кочевник» наш — в эту школу опоздал бы…
Создается впечатление, что автор «Сокровенного сказания» не знал ни уйгурского письма, ни, соответственно, языка, на котором говорили в основном монголо-татары Чынгыз хана.
Вот и составители китайской «Юаньской истории» («официальной») — которая, достоверно установлено, составлялась именно в конце XIV в. — тоже «не знали монгольского языка» (там же, 170)! И написали автор свое сочинение именно по-китайски, иероглифами (111, 170)[114]. Также, получается, не знал этот язык («монгольского») и автор «Сокровенного сказания» — ситуация в точности повторилась. Здесь не будем пока задаваться вопросом, какой именно язык «подразумевается» под «монгольским», главное здесь — ясно, что не китайский.
Понятно, что именно имел в виду Л. Н. Гумилев — что писал «Сокровенное сказание» («Тайную историю монголов»), так же как и «официальную» — именно китаец (китайцы), которые не знали монгольского языка — и в политических именно целях — «чтобы представить перед читателями монгольскую историю с определенной точки зрения» (выделено мной. — Г.Е.)! (30, 221).
И не в 1240 г. составлялся «сей крайне любопытный документ» (В. В. Бартольд) — так как писать данный памфлет в это время смысла никакого особого не было — власть монголо-татар уверенно установилась на тот момент и в Китае, и на доброй половине Евразии. Соответственно не только монголо-татары, но и многие другие народы, в том числе и чжурчжени и многие-многие китайцы в тот период охотно присоединялись к народу-войску «кровожадных завоевателей» (но об этом ниже). Они верой и правдой служили монголо-татарским ханам-чингизидам. Составлялась «неофициальная история» или чуть позже «официальной», или же одновременно с ней, то есть не в XIII в., а полтора века спустя! Именно «в Китае в конце XIV в.», непосредственно перед «обнародованием» сего «героического, богатырского эпоса, в котором в фантастической окраске изложена легендарная история монголов и история создания монгольской империи», как и поясняет В. В. Бартольд (8, 255).
Не для монголо-татар было предназначено содержание «богатырского эпоса», так как их власть в Китае и почти во всей Монголии была тогда уже свергнута, и сами они были к тому времени практически уничтожены на этой территории. Нужна была легенда, содержащаяся в данном эпосе, как было выше отмечено, именно для китайцев династии Мин и их сторонников, для распространения содержания сочиненной ими версии «истории о монголо-татарах и их вожде Чынгыз хане — враге татар» среди населения Монголии и Восточного Туркестана. Так как там еще сопротивлялись монголы (в смысле представителей политической общности, руководимой чингизидами-татарами). И к тому времени в числе этих монголов большинство были представители «монголоязычных» (в современном смысле этого слова) племен, а этнических татар оставалось, скорей всего, немного, если не единицы.
И выводы Л. Н. Гумилева, как и содержание всех его работ, как уже отмечалось выше, рассчитаны именно на более или менее подготовленного и вдумчивого читателя — и только при серьезном к ним отношении, при соответствующем ознакомлении с вопросом и интересе к нему становится понятным читающему смысл его работ.
И вот главный его вывод о достоверности рассматриваемых нами источников по истории Монголов: «Вот по этой причине следует отнестись с сомнением к бытующему ныне пониманию восхождения на трон Чингисхана как консолидации монгольских племен и феодалов под властью способного военного вождя. Если бы дело обстояло так просто, то не было бы нужды в хронологических пропусках, а обе версии — «официальная» и «тайная» — одинаково повинны в них. Не было бы столь большого разброса в описаниях событий, иногда диаметрально противоположных, но зато было бы объяснение того удивительного факта, что маленький бедный народ за полвека покорил полмира. Очевидно, источники не собирались сообщать правду, и историки, доверяя им, сконструировали «ложную историю монголов». Этот негативный вывод я считаю очень важным» (выделено мной. — Г.Е.) (30, 221).
К этому выводу пришел Л. Н. Гумилев еще в 60-х гг., но и в опубликованной по рукописи, уже после его кончины, работе «Из истории Евразии» он пишет: «Заканчивается третье столетие с тех пор, как возникла проблема научного изучения «монгольского вопроса», а решения нет!.. Каким образом немногочисленные монголы, которых было чуть больше полумиллиона, разбитые на разные племена, неорганизованные, без военной подготовки, без снабжения — железа не хватало, — могли захватить полмира: Китай с Индокитаем, Тибет и Иран, Среднюю Азию, Казахстан и Украину, дойти до берегов Средиземного моря и пройти через Польшу и Венгрию на Адриатическое море! Эта задача, которая до сих пор в историографии не решена. Так и считается, что это какое-то монгольское чудо: Авели (скотоводы) победили Каинов (земледельцев).
…Вдумаемся в следующие факты. В Северном Китае было 60 миллионов жителей и власть находилась в руках маньчжуров, воинственного и храброго народа. В Северо-Западном Китае располагались сильные, богатые и многолюдные государства Тангут и Уйгурия.
Южный Китай, к югу от небольшой реки Хуайншуй, текущей между Хуанхэ и Янцзы, возглавляла династия Сун, под господством которой находилось 30 миллионов жителей. Итого почти 100 миллионов жителей, враждебных монголам.
Над Средней Азией и над Восточным Ираном господствовал хорезмский султан. В его владениях жили 20 миллионов мусульман. Армия султана состояла из воинственных степняков и горцев, жестоко угнетавших земледельцев и горожан.
В этой стране находились два крупнейших города, стоявших на высоте современной йм цивилизации. Самарканд и Бухара не уступали по богатству и роскоши Константинополю, Кордове и Ханчжоу в Южном Китае. Тогда это была первая пятерка городов, и лишь где-то в третьем десятке стояли Париж и Венеция.
В Восточной Европе, между Волгой и Карпатами, жили 8 миллионов человек. В Грузии — 5, и в Сирии — 5 миллионов. И вот, имея чуть более полумиллиона жителей, монголы одновременно воевали на три фронта, на три стороны света, и, как ни странно, не только воевали, но и побеждали.
Неужели все окружавшие Монголию народы были такими боязливыми, малосильными и безразличными ко всему, что дали себя разбить и — подчинить? Тут что-то не так. Очевидно, мы упустили какой-то фактор. Ведь в XIII в. тибетцы, половцы, русские, аланы и персы трусами не были. Так что причина скрыта в чем-то незаметном, в какой-то невидимой пружине, природу которой и надлежит угадать. Вот почему история XIII в. напоминает своей загадочностью криминальный роман» (34, 128–129).
И вот теперь рассмотрим — сопоставляя, как и выше, с данными из работ В. П. Васильева, а также с фактами из других «непопулярных» у западников, но серьезных и достоверных источников, что же удалось выяснить Гумилеву о важнейшем периоде в истории Центральной Азии? Об интересующем нас времени «выступления на историческое поприще монголов» — XII в. — начала XIII в., которое, как метко выразился выдающийся русский академик В. П. Васильев, «во мраке»?
И попытаемся воссоздать более реалистичную историю монголо-татар, то есть тех самых средневековых татар, обоснованный вывод о существовании этноса которых был сделан в первой части данной работы.
В Северо-Западном Китае, в центральной и западной частях Монголии в рассматриваемый период обитал племенной союза народа «цзубу»[115]. Вот этот «союз племен», как назвал это сообщество Л. Н. Гумилев, или — народ «цзубу» — татар, и стал первоосновой державы Чынгыз хана — Монгольской империи.
«Ван Го-Вэй считает, что цзубу — киданьское наименование татар, потому что это название «цзубу» исчезает вместе с киданями, а на этой же территории живут кераиты, найманы, меркиты, «словно они внезапно обрели историческое значение» (30, 88).
«Внезапно» появились в данных летописей некоторых авторов перечисленные кераиты, найманы, «которые каждое в отдельности имели своего государя и вождя» (87, 126), а также джалаиры, меркиты и др., «которые в настоящее время называют монголами», и «отдельное от первородных этнических монгол» племя «нехороших татар» (там же, 92) именно вместо народа татар («цзубу»).
И «появились» многочисленные «народы и племена» вместо народа татар, и именно впервые — в летописи Рашид ад-Дина, что отметил и академик В. П. Васильев (17, 127–128). А также «появились отдельные самостоятельные народы и племена» вместо народа татар в китайской историографии — и именно примерно с конца XIV в. В соответствии с указанной китайской «официальной и тайной историей монголов», как мы видели выше, писал свои летописи и перс. То есть именно в указанных источниках эти этнические группы упоминаются как самостоятельные, и главное — именно как совершенно отличающиеся от «племени татар».
А до того, на территориях, где «появились неожиданно» для историков последующих эпох «различные народы и племена», в конце XI — начале XIII в. жил именно народ «татары». То есть — «тот улус, в котором родился Чынгыз хан, и единоплеменные с ним поколения» (17, 159).
И эти татары успешно противостояли еще в XI в. стотысячной армии киданей, и имели уже свои государства — в Ганьсу (Северо-запад Китая), и в Восточном Туркестане. Не только там, но и западнее — территория образованного татарами Кимакского государства раскинулась к тому времени от Оби до Волги и от Сырдарьи до сибирской тайги (35, 223).
Также у Л. Н. Гумилева указано, что «тюркоязычные соседи (голубые тюрки и уйгуры) называли их (то есть «цзубу». — Г.Е.) татарами, средневековые мусульманские авторы фигурально именовали их тюрками Китая (Туркон-и Чин)» (30, 88) и были хорошо осведомлены, кто такие тюрки и «большое племя» из этого весьма пестрого даже в то время сообщества тюркоязычных народов и племен — татары (53, 119; 101, 4–5).
Татары, пишет далее Л. Н. Гумилев, в XII в. захватили гегемонию в Евразийских степях (30, 89). Но мы также знаем, что «китайское слово татар никогда не было исключительно общим названием всех племен, живших в Монголии. Это было название «только одного племени» и поколений этого племени — то есть конкретной этнической группы — народа «татар» (17, 136–137). И для того, чтобы мы убедились в этом, Л. Н. Гумилев и в данной своей работе указывает нам источник, направляя к более точным сведениям — к работам В. П. Васильева (30, 369). Так как был уверен — сведения В. П. Васильева верны, на месте виднее было русскому академику, и не торопился он — десять лет провел в Китае, и поэтому разобрался не торопясь. И сделал обоснованный и отнюдь не скоропалительный вывод, приведенный здесь, тем более что он в совершенстве знал местные древние языки — и китайский, и халха-монгольский, и маньчжурский.
Посмотрим, кто входил в этническое сообщество «цзубу» — «великих кочевников», как называли их кидани, или татар, как их называли и продолжали называть китайцы, уйгуры и другие народы:
Это, во-первых, «монголы» (там же, 89) — то есть те, которые только позже, и именно при Чынгыз хане, станут называться монголами, а до этого они не назывались этим именем (17, 137). То есть племена «нируны и дарлекины» — тот же «улус, в котором родился Чынгыз хан и единоплеменные с ним поколения» — именно этногруппа (народ) «татары» (там же, 159). А в XII в. еще нет такого этнического или политического сообщества как «монголы», они «жили на границе между черными и дикими[116] татарами — как переходное звено между теми и другими» (30, 90). То есть, Л. Н. Гумилев это тоже заметил и дает нам понять, что «белые, черные и дикие» татары есть и упомянуты древними историками — а «монголов Чынгыз хана» еще нет.
И не забудем, что тот народ, который назывался в то время похожим словом и примерно тогда же был «замечен» древними китайскими историками — то есть народ менгу или минву, жили далеко на северо-востоке, в низовьях Амура (см. первую часть). И будут они истреблены чжурчженями во второй половине XII в., и «никоим образом», как подчеркивает В. П. Васильев, не относились эти менгу к монголам Чынгыз хана (17, 80).
Также входили в этническое сообщество татар кераиты (30, 89, 94). Кераиты относились к «черным татарам» (там же, 90). Наиболее вероятно, что «черные татары» — это субэтнос татар «карачин» (карачу, карачы, караца, кара татар). Из «черных татар», по данным В. П. Васильева, и происходил Чынгыз хан (17, 135). В. П. Васильев так и переводит (транскрибирует) название племени кераитов — «кэрэ» (там же, 131). Сравните с татарским словом «кара» — «черный», переносное значение — «грозный».
Но возможно и другое объяснение названия кереитов или кэрэ, тем более что, как мы видели выше, скорее всего понятие «карачу», включая в себя несколько племен (субэтнических групп) татар (13, 34), было намного шире понятия «кераиты». Как известно, кераиты были христианами-несторианами с самого начала XI в. и соответственно, символ их веры был крест (30, 124). «Крест» по-татарски и произносится примерно так — «Керест». Буква «с» могла затеряться со временем (например, как в английском слове «island» — «айлэнд» и др.), и не зафиксироваться в уйгурском письме (21 буква в алфавите) (106, 114). Например, татары-христиане на современном татарском языке называются «керэшен» — тоже производное от слова «крест» слово «крещен, крещеный» (45).
О языке кераитов нет точных сведений, но, судя по их титулам — Буюрук-хан (30, 124), по именам их предводителей — Тогрул, Ван-хан, его сын Ильха (17, 131) и потому, что в молитвах они, будучи христианами, произносили «Абай-Бабай» (от «авва — отче» то есть, «Отче наш»[117]) (30, 145, 222), они были именно тюркоязычными. «Подчинение «природным ханам» обеспечивало «черным татарам» независимость, но не безопасность. Война в степи не прекращалась и вынуждала черных татар жить кучно, огораживаясь на ночь кольцом из телег (курень), вокруг которых выставлялась стража» (30, 90).
В отличие от «черных татар», которые составляли субэтнос средневекового татарского народа и так и назывались татарами — «карачы» (13, 34), понятие «дикие и белые» татары было только в лексиконе у китайцев — для обозначения ими татар, проживавших соответственно далеко и близко от Китая. К «белым татарам» относились тюркоязычные онгуты, пишет Л. Н. Гумилев: «Белыми татарами назывались кочевники, жившие южнее пустыни Гоби, вдоль Китайской стены. Большую часть их составляли тюркоязычные онгуты (потомки шато). …Они одевались в шелковые одежды, ели из фарфоровой и серебряной посуды, имели наследственных вождей, обучавшихся китайской грамоте и конфуцианской философии» (30, 90). Из «белых татар» был «Субухань (т. е. князь Субутай) … Во время сношений, Су-бу-хань никогда не обращался грубо, а был внимателен, вежлив, благодарен за услуги и ничего не жалел» — пишет Мэн-хун (17, 217).
Как видно, «белые» татары, в том числе знаменитый полководец Чынгыз хана Субутай, умели находить общий язык с «высококультурными» китайцами, будучи знакомы с китайской грамотой и основами конфуцианства. Районом локализации онгутов (белых татар по Л. Н. Гумилеву), является как раз место первоначального обитания татар после выхода их из Маньчжурии в VII–VIII вв. И в тот период, как было изложено уже в первой части, они «сообщили свое имя уйгурам» и тюркам-шато, и последние «смешались» с татарами», по определению В. П. Васильева, переняв имя и основные свойства этого этноса — «татары».
В качестве одного из составляющей «тюрок-монгол» племени, «имевшего в отдельности своего государя и вождя» (87, 135), «неожиданно» для историков «появятся в XII в.», в бассейне (верхнее течение) реки Иртыша найманы[118], «происхождение и этническая принадлежность которых до сих пор остаются открытым вопросом» (30, 118). А до этого «на месте их будущих кочевий обитал народ тикин, видимо, потомки древних тюрок, укрывавшихся в горах Алтая» (там же, 89).
Дополним — не только тикин. Несомненно, обитали там же, и еще севернее и западнее также и кимаки (йемеки) и татары Махмуда Кашгари. И были там город Камания и Кимакское государство, созданное и управляемое татарами — об этом тоже сказал Л. Н. Гумилев, только в другой своей работе (35, 225–228) — но об этом ниже. И ни государство это, ни «поколения» его народа и правителей никуда, разумеется, до XII в., не исчезли.
А найманы, ближайшие соседи, (а возможно, и часть) народа государства йемеков-кимаков, у арабского историка Ибн-ал-Асира, уже известного нам, прямо названы татарами, и предводитель их носит имя тюркское — Кучлук (8, 559). И другие предводители найманов носят исключительно тюркские имена — Таян (Даян), Наркыш, Буюрук (30, 119). И араб не отличает «найманов» от «кимаков» — и те и другие для него — «большое тюркское племя» татары. Так что, скорее всего, были эти найманы не «отдельным племенем», этносом, как нас уверяют персы и китайцы в своих летописях, а субэтносом средневекового татарского народа, имевшим уже «своего государя», т. е. государство. То есть, по выражению автора «Сборника летописей» Рашид ад-Дина, были найманы одним из упоминаемых им «шести татарских племен с государями и войском» (87, 103). Л. Н. Гумилев предполагал также, что в состав татар входило и племя тюркоязычных басмал, соседей найманов (30, 94).
Жили еще в Центральной Азии ойраты и меркиты, но те еще «сидели в горной тайге Саянского хребта» (там же, 89) и к «цзубу» — татарам — не будучи жителями степной и лесостепной зоны, скорей всего, не относились. Не относились к татарам также и древние урянхаи и уги на Амуре и опять же «племена, обитавшие севернее Саянского хребта» (там же, 91).
И еще следует сказать, что татары до Чынгыз хана не создавали единого для всего татарского народа, расселившегося по обширным просторам Евразии, государства, хотя предпосылки к этому у них уже были. Судя по факту локализации на огромных территориях и достаточно развитому уровню материальной и социальной культуры, у татар имелись признаки именно крупного и развитого для своего времени в материально-культурном отношении этноса, что и заметили «древние авторы, у которых было представление о суперэтносах» (35, 225).
Выше мы видели, что «татары» до XII в. было названием именно этническим. И этническое единство было присуще татарам в XII в., так как название «цзубу», «тюрки Китая» или «татары» означал общий этноним, под которым подразумевались татарские племена» (выделено мной. — Г.Е.) (30, 355). То есть, повторим слова В. П. Васильева, что это и был «тот улус, в котором родился Чынгыз хан и единоплеменные с ним поколения», название которых было «не иное, как Татар» (17, 159).
И по причине отсутствия у татар единого государства-державы, в рассматриваемое время название «татар» никак не могло стать политонимом — названием членов политического объединения («собирательным наименованием племен кочевников»). Например, так, как это случилось позже и с названием «монгол», и с названием «татар». Действительно, «этноним татар получил суперэтническое значение»[119] (в смысле политонима) позже, но именно параллельно и одновременно с названием «монгол» и «тоже по этой же причине» — в XIII в. (31, 565; 87, 103), так как был этническим названием народа татар, который положил начало державе монголов и был его связующим этносом. И не исчез этнос «татары», естественно, и название этническое продолжало существовать одновременно с названием «суперэтническим» — как название «русские», например, в XVI–XX вв. и в настоящее время.
Кераиты считали себя близкими родственниками «монголов Чынгыз хана» — первый «зафиксированный историей хан кераитов — Буюрук хан Маркуза (Марк) по легенде, изложенной в «Сокровенном сказании» — был из рода «нирунов», соплеменников Чынгыз хана, то есть из «потомства праматери Алан-гоа» (30, 124–125). Скорее всего, этот факт, то есть родство Чынгыз хана с кераитами, нельзя было скрыть в «истории монголов» и в данной части легенды была изложена правда. Но кераитов в китайской легенде тоже представили «врагами татар» — и в связи с этим интересен сам факт родства кераитов и «монголов — нирунов» для подтверждения изложенной в данной работе точки зрения.
Следует отметить, что «при столкновении с кераитами и монголами найманы великолепно с ними объяснялись, что говорит об их монголоязычии» (там же, 119) — из этого понятно, что языки у данных трех субэтнических групп были одинаковыми — или близкими, да так, что они составляли одну этническую группу — средневековый татарский народ, который при образовании державы Чынгыз хана «был назван монгольским» (там же, 147). Но были ли эти татары «монголоязычными» — то есть, был ли их язык древним халха-монгольским? Следует полагать, что нет. Так как, во-первых, мы знаем из работ Л. Н. Гумилева и В. П. Васильева, что язык «древних монгол» — монгол Чынгыз хана, ничего общего не имел с языком, «который мы ныне называем монгольским» (31, 413), даже в тот период, когда они только вышли из Маньчжурии в VII–VIII вв. (17, 129). И в первой части данной работы было приведено достаточно обоснований того, что язык «татарских племен», которых при Чынгыз хане «прозвали монголами», был тюркским, а точнее — средневековым татарским.
С начала IX в. известно об образовании государств у татар в данной части Центральной Азии — в Восточном Туркестане, на Северо-Западе Китая и в Западной и Центральной Монголии. Этому способствовала почти постоянная агрессия киданей империи Ляо, стимулируя татарских «старшин» объединяться для обороны. В итоге кидане были вынуждены признать их суверенитет, «пожаловав вождю цзубу Уба[120] титул царя» (30, 93). «Кочевники отнюдь не стремились к войне и в очередном конфликте киданей с тангутами в 1049 г. сами пригнали киданям коней для ремонта кавалерии. В это время у кочевников был уже «великий царь», то есть объединение степи было закончено» (там же, 94).
С уйгурами, «народом торговцев, ремесленников и садоводов» (30, 48) сотрудничество татар было таково, что они названы в раннесредневековых персидских и восточнотуркестанских источниках частью этих самых тугузугузов (уйгуров) (8, 559). Татары названы также как соседи и союзники уйгуров, а Восточный Туркестан назван «страной токузогузов и татар».
Также в первой части приводились сведения, что в указанных районах располагалось государство татар в IX–XII вв., «известное и китайским дипломатам, и мусульманским купцам». Вспомним также, что упомянутый выше Махмуд Кашгари «обширный регион между Северным Китаем и Восточным Туркестаном называет «Татарской степью»» (53, 133). В. П. Васильев также отмечает, что «уйгуры были под рукой» у татар-кераитов. И приводит примеры из древнекитайских источников о контактах татар с уйгурами вплоть до времен Чынгыз хана включительно.
Г. Рубрук, католический миссионер и посол Папы Римского, пишет в своем донесении о поездке к Великому хану державы монголов (1253 г.): «… Югуры (уйгуры. — Г.Е.) которые перемешаны с христианами и сарацинами (мусульманами. — Г.Е.), как я думаю, путем частых рассуждений пришли к тому, что веруют только в единого Бога. Они жили в городах, которые сперва повиновались Чингис-хану, и оттуда он отдал в жены их царю свою дочь. И самый Каракарум стоит как бы на их территории, и вся земля короля или Пресвитера Иоанна и его брата, Унка (Ван-хана, кераитског царя. — Г.Е.), находится вокруг их земель». (80, глава 28).
Обширные земли от центральной части Монголии, то есть от гор Иньшань и на север до Байкала, на запад до верховьев Иртыша оказались в сфере обитания средневековых татар, которым и принадлежала гегемония на этой территории (30, 89). С юга соседями были дружественные уйгуры, с запада — тюрки канглы, которые были подданными Хорезма. С востока и с юго-востока соседями были чжурчжени (империя Цзинь, в другой транскрипцией — Кинь). Чжурчжени пришли на смену киданям — также в качестве правителей Северных китайцев.
На северо-запад от найманов располагалось государство кимаков, которому были подвластны территории до Волги. О создании этого государства татарами и управлении им «каганом и 11 управителями уделов из татар», а также о том, что татары были «частью кимаков» — то есть частью населения Кимакского ханства — приводились подтверждения в первой части данной работы.
Таким образом, к XII в. возникли определенные предпосылки для создания империи средневековых татар, причиной чему, в совокупности с природными условиями (наличие обширных степей, богатых травой и водой, островами леса) были также особенности становления данного этноса и некоторые географические, общественно-экономические и политические условия:
По данным академика В. П. Васильева, согласующимся с данными других ориенталистов, полученным большей частью уже после него, татары после их выхода из «внутренней Маньчжурии» (к VIII–IX вв.), «смешивались» с тюрками-шато и частью уйгуров, тогда еще кочевников. В результате возник, примерно к XI в., новый, набирающий силу этнос на восточном краю Великой Степи, «протянувшейся от Маньчжурии до Карпат и даже до Паннонии» (34, 71) — этнос средневековых татар. Малозаселенная степь, с идеальными в то время условиями для кочевого скотоводства, «служила так же, как море — приморским народам» (18, 13) отнюдь не малочисленному татарскому этносу, который в своем развитии достиг уже высокого уровня: освоил производство железных орудий, земледелие и товарное скотоводство.
То есть Великая Степь была для средневековых татар тем же, чем был, например, для англичан XV–XVI в. океан: «… на пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента. Но монголы, в собственном смысле, не были колонизаторами» (36, 467).
Великая Степь, которую осваивали татары с VII–VIII вв., продвигаясь все дальше на запад и северо-запад от гор Иньшань, была тогда практически не заселена. Очень редкое население Степи состояло из разрозненных тюркских кочевых племен, занимающихся в основном натуральным скотоводческим хозяйством, временами вступающих в меновую торговлю с соседями и беспрестанно воюющими друг с другом (31, 318), да так, что между ними «война в степи не прекращалась» практически никогда (30, 90).
«Чрезвычайное величие и почетное положение» (87, 102) среди кочевого населения степи и звания «великих кочевников» у оседлых соседей средневековые татары заслужили не только многочисленностью и не «жестокостью и коварством», которые им приписывают средневековые китайцы и персы в своих легендах-летописях, а высоким уровнем своей материальной культуры и организации. То есть способностью к производству железных и медных изделий, к хлебопашеству, к строительству городов — «постоянных обиталищ», к высокой организации войсковых операций по отражению вторжений киданей и китайцев в Степь.
Достаточно взглянуть на «традиционные юрты» и «передвижные жилища монголов»[121] (33, 91), чтобы понять, что по своим качествам и мастерству изготовления они не уступают (а то и превосходят) кибиткам пилигримов-переселенцев из Европы, осваивавших Североамериканский континент в XVII–XVIII вв.
Бесспорно, в условиях натурального кочевого хозяйства подобные транспортные средства для долгих путешествий по степным просторам невозможно изготовить. Изготовлены эти «корабли степей», скорее всего, в стационарных условиях и мастерами высокого класса. Но никак не в полевых становищах скотоводов кустарным способом, и не «полудикими кочевниками», и вряд ли предками тех, кто и в нынешний век предпочитает постоянно жить в юртах[122] — не в обиду будет сказано, качеством намного ниже изображенных. Мной приведено было выше немало доводов того, что средневековые татары не соответствовали общепринятым понятиям о кочевниках. Бесспорно, кочевое скотоводство высокого уровня товарного производства, включая и коневодство, как способ хозяйствования, имело большое значение в жизни средневековых татар.
Но в то же время применялось кочевое скотоводство именно как способ передвижения по вновь осваиваемым землям и закрепления на них, при путешествиях по степи. Путешествие по степи выгодно отличалось от путешествий по океану, когда на борт корабля можно было брать ограниченное количество пищи, питьевой воды, да и при передвижении по морю количество путешествующих было весьма ограничено, и судьба находящихся на парусном судне зависела целиком от стихии.
Соответственно, в местах оседлого проживания татар возникали города, и образовывались государства, но строительство городов и организация государств татарами, ранее конца XIII в., ни в коем случае не допускается официальной наукой, как и принадлежность средневековым татарам других объектов материальной культуры, следы которых обнаруживаются во множестве. Создание их приписано безликим неопределенным «тюркам», либо выдуманным «бесследно исчезнувшим тюркским племенам», почему-то не оставившим никаких потомков, признающих их за предков. Подобно тому, как собирательное название (политоним) упомянутых в первой части кимаков объявили «этническим названием тюркского племени, не оставивших потомков».
«Неясно исчезновение этого большого государства вместе с населявшим его народом» (35, 223) — недоумевает Л. Н. Гумилев (но ответ он же и подсказывает, направляя к сведениям, которые использованы в данной работе). Все становится ясным, если мы сопоставим все данные из истории татар.
Вспомним, что и происхождение кимакского народа, и создание государства кимаков, и управление этим государством связывается с татарами: «у кимаков — хакан из татар и 11 правителей уделов» (там же, 227), «царь кимаков — один из величайших царей, тюркские цари опасаются власти хакана» (там же).
Население этого государства Кимаков «восточные авторы, как мусульманские, так и китайские, именуют кыпчаками» (30, 82). Летняя ставка хакана (царя) кимаков находилась в городе Камания, местонахождение которого неизвестно… Когда кимаки в середине XI в. проникли в Приднестровье, русские назвали их «половцами» за светлый цвет волос (полова — рубленая солома), но в западноевропейских языках за ними сохранился этноним — команы» (там же, 82–83).
Но и этноним «татар», как видно из сведений Юлиана, был известен также и европейцам, по крайней мере, восточным, еще «до монголов», и скорее всего, название «команы» и «татары» относились к разным поколениям одного и того же этноса, так как католический миссионер сообщает своим, что «татары прежде населяли страну, населяемую ныне куманами» — т. е. намного «прежде» «татаро-монгольского нашествия» (2, 83). Просто название команы («половцы», «кыпчаки») представляло собой более широкое понятие, включая, кроме татар, также и представителей многочисленных мелких тюркских кочевых племен, рассеянных от Иртыша до Черного моря.
Также и у Марко Поло, мы помним, имеются сведения о том, что Ван-хана получил титул царя и власть при содействии чжурчженей, создателей империи Цзинь, поначалу союзников татар в войне против непрекращающейся агрессии киданей на северо-запад, а позже начавших «посылать войска на север для истребления и грабежа», уничтожения татар и захвата рабов из их числа (17, 227).
Вывод напрашивается один: кимаки-кыпчаки, точнее, большинство из них — это именно «поколения» татар, бывших «частью кимаков». Вот почему «в русских летописях половцами часто называли татар» (65, 122).
То, что часть кыпчаков, обитающих в Восточной Европе, были именно татары и поддерживали связь с татарами Чынгыз хана и после, уже с государством татаро-монгол, было известно историкам еще в XIX в., а до того — арабам в XIII–XIV вв.
Но эти факты были «забыты».
Например, В. Г. Тизенгаузен приводит следующие сведения: «В Булакском издании Ибнхальдуна, т. V, стр. 372–373, кипчакские племена названы так: 1) токсоба, 2) сета, 3) буржогла, 4), эльбули, 5) канааралы, 6) оглы, 7) дурут, 8) калабаалы, 9) джерсан, 10) кадкабиркли и 11) кунунь. …«Ход рассказа (говорит он) указывает на то, что племя дурут из кипчаков, а племя токсоба из татар, что все перечисленные племена не от одного рода…» (101, 541–542). Тот факт, что арабский историк поставил племя токсоба первым в списке, несомненно, говорит о том, что это племя было самым значительным среди кыпчакских племен, а возможно, доминирующим.
И миссионер влиятельнейшей католической церкви, располагавший, естественно, обширной и точной демографической информацией своего времени, утверждает также, что «страна, откуда они (татары) первоначально вышли, называется Готта…» (2, 83). А Готта (Готия) — мы помним даже из курса школьной истории, это Северное Причерноморье, где обитали также и «токсоба из татар» Ибн Халдуна.
Уже говорилось, что кыпчаки — собирательный термин, обозначавший различные тюркские кочевые племена, мигрировавшие из страны кимаков в западном направлении — от нижней Волги до Причерноморья, и вероятно, вышедшие из-под власти Кимакского царя. Эти кыпчаки были «родственные татарам Чынгыз хана». И не только родственные, а и подданные этих татар.
«Хотя хронология Кимакской державы приблизительна» (35, 229), но есть сведения о том, что государство кимаков просуществовало до XIII в., по-прежнему управляемое татарами: в «1218–1219 гг., когда хорезмшах Мухаммед отправился истреблять племена кадыр хана Туркестанского, сына Юсуфа Татарского (в другой рукописи — «Иакафтана йемекского», то есть, кимакского. — Г.Е.)», сын Чынгыз хана Джучи пришел из Китая в тот край, и у него был бой с войском Хорезмшаха, окончившийся полным поражением последнего (102, 13–14).
В переводе англичанина Раверти говорится более конкретно: «В сообщениях о походах султана Мухаммеда б. Текеша против кипчаков упомянут поход султана в 615 = 1218–1219 гг. против Кадыр хана, сына татарина Юсуфа (Джузджани, пер. Раверти, I, 267)» (8, 559).
А потом, мы знаем, была война монголо-татар с кыпчаками (половцами), и — не «завоевательные походы по чужим землям», а нечто совершенно другое — но об этом ниже.
Татарами называли множество тюркских племен, сложившихся «из тюркских родов» в огромный по тем временам этнос в самых различных частях Евразии: и «в стране киргизов» — Сибири, «келаиров и башкир» — у поляков и венгров (Европа) (102, 23), «в Дешт-и-Кипчаке» — стране кимаков и кыпчаков, «в северных от него районах» — на Руси.
Как видим, еще задолго до Рашид ад-Дина называли народ из «множества тюркских родов и племен» татарами, и продолжали называть так в XIV в. Точно так же, как в XIII и последующих веках стали называть большинство славянских племен — русскими.
И «ядром» этноса татар стало племя древних татар из Маньчжурии, смешавшихся в VII–IX вв. с племенами тюрок — шато и некоторыми племенами уйгуров, «которым сообщили свое имя татары» (17, 36) и к которым присоединялись впоследствии именно тюркские роды (87, 102), а не племена — то есть складывался именно монолитный этнос.
Так что татар знали везде и до Чынгыз хана именно как «тюркские племена». Несомненно и то, что проживали татары еще до эпохи «монголо-татарских нашествий» не только в Центральной Азии. И возникновение значительного и по численности, и по уровню развития материальной культуры, и имевшего уже государственную организацию этноса татар, расселившегося по значительной части территории Евразии и было основной предпосылкой быстрого по историческим меркам создания державы Чынгыз хана.
Так что тому, что «маленький бедный народ за полвека покорил пол-мира», есть объяснение, если изучить сведения из серьезных исторических источников и внимательно их проанализировать. И признать за истину, что этот народ не был «маленьким, бедным и отсталым», и не обладал некоторыми другими существенными недостатками, которые ему приписывают европоцентристы, повторяющие догмы «истории монголов», сочиненной персами и китайцами.
Обратим внимание и на тот важный факт, что ареал обитания татар совпадает с древним Великим шелковым путем из Китая в Среднюю Азию и далее в Европу. Точнее, эти пути проходили через «страну тогузогузов (уйгуров) и татар» — Восточный Туркестан и Северный Китай, а также по территории Кимакского государства.
Петров А. М. пишет об этой системе дорог, соединявших Запад и Восток средневековой человеческой цивилизации: «Историко-культурный коридор международного общения, который тянулся от Китая до Черного и Средиземного морей и который будет назван Великим шелковым путем. В принципе в III–II вв. н. э. этот «коридор» был почти готов. Оставалось открыть в него только «китайскую дверь». Та сложившаяся сеть дорог имела приблизительно следующие контуры. Геродот со ссылкой на более раннего автора Аристотеля рассказывает об огромном маршруте от восточных берегов Азовского моря в Центральную Азию. Он поднимался несколько вверх по Дону (Танаису) или рядом с ним, по-видимому до того места, где река более близко подходит к Волге (у нынешнего Волго-Донского канала), затем пересекал ее, воды р. Урал, оренбургские степи, огибал с севера Аральское море и заканчивался за Сырдарьей в предгорьях Центральноазиатского горного массива» (73, 18–19).
К какому времени была «открыта китайская дверь» на Великом шелковом пути — об этом тоже есть достоверные сведения: «…В захоронениях на Северном Кавказе (р. Кубань) помимо шелковых тканей в одном из могильников были найдены фрагменты приходно-расходной книги китайского купца, по-видимому, здесь похороненного. Эти записи (они относятся к VIII–IX вв. нашей эры) выставлены в Эрмитаже…» (там же, 71). Из этого ясно, что китайские купцы уже достигали Северного Кавказа (а ниже увидим, что и ближневосточные — Китая) во время становления этноса средневековых татар в Центральной Азии (VIII–IX вв.).
Рассмотрим внимательнее обстановку возле этой самой «китайской двери» и на важнейших торговых путях мира — кто владел ими в X–XI вв. и позже?
Караванные пути из Китая шли через Татарскую степь Махмуда Кашгари, через Уйгурию и Джунгарию в Среднюю Азию. Далее через территории современного Казахстана на Нижнюю Волгу, в Восточную Европу — на Русь и на Северный Кавказ, оттуда сушей и морем (двумя путями) — на Ближний Восток и в Западную Европу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.