О.Г. Панаэтов. Кожинов и Бахтин. Дар учительства и дар ученичества
О.Г. Панаэтов. Кожинов и Бахтин. Дар учительства и дар ученичества
Среди многочисленных дарований Вадима Валериановича Кожинова одно имеет особое значение в контексте русской культуры. В.П. Попов свою статью о Кожинове назвал «Учитель». Не тот, кто «обучает», но тот, кто передает всего себя по капле своим ученикам. И для этого нужен особый дар, особый талант сохранения таланта. Трудно представить русскую культуру второй половины XX века без Вадима Валериановича. Речь не только о прекрасных его работах о русской литературе и русской истории. «Деревенская проза», Николай Рубцов, Анатолий Передреев, Николай Тряпкин, Юрий Кузнецов, Юрий Селезнев, – так или иначе эти явления русской культуры неотделимы от имени Вадима Кожинова.
В одну из моих последних встреч с Вадимом Валериановичем у него дома, закончив разговор о Ф. Достоевском и К. Леонтьеве (тема моей кандидатской диссертации, руководителем которой был, к моему счастью, Кожинов), он вдруг сказал мне:
– Вы знаете, что у меня есть одно увлечение – открывать «новые имена». Вот посмотрите. – И включил видеокассету с записью выступления певца и гитариста Александра Васина, исполнявшего собственные песни, песни на стихи русских поэтов и духовные стихи. Завораживающая мелодия. Проникновенные слова. Вспоминалась лермонтовская строка, ставшая названием и одной из статей Вадима Валериановича: «Что за звуки! Неподвижен внемлю…» – Вот мое новое открытие. Каково! – восторгался Кожинов. – А какой парень удивительный! Собрал вокруг себя целую дружину таких же, как сам. Вот как действует русская песня, как объединяет людей!..
Но среди открытий Кожинова есть и особенное (хотя каждое по-своему великое). Это Михаил Михайлович Бахтин. «Человек, нашедший Бахтина в Саранске», – так назвал его Б.М. Парамонов. Вадим Валерианович не просто «открыл Бахтина», но стал его учеником, сподвижником и продолжателем его дела. И этим делом стало творение русской культуры. Вклад обоих переоценить невозможно.
Эпохи высшего взлета человеческого духа – эпохи глубоко трагические (рождение Христианства, Возрождение, Французская революция). XX век – такой же, особенно это ощущается в России. Великие имена – духовные вершины перечислять можно долго. Сегодня мы говорим о Кожинове и Бахтине. Сам – замечательный, великий учитель, Кожинов обладал удивительным даром – даром ученичества. Одно без другого и немыслимо. Из этого двуединого явления и вырастает культура, связывающая поколения, сближающая эпохи. В этом смысле особое значение пробретают слова, которые, по воспоминаниям Кожинова, любил говорить Бахтин: «Царство Божие не внутри нас и не вне нас; оно – между нами…». Отсюда и понятно смелое сопоставление Кожиновым духовного наследия Нила Сорского «От писаний Святых отец о мысленном делании, сердечном и умном хранении, чесо[чего] ради нужно сие, и, како подобает тщатися о сем» и идею «диалога по последним вопросам бытия» русского мыслителя XX века.
В.В. Кожинов указал, что это сопоставление не может быть «прямым», буквальным, ибо они разделены пятью веками и целостное деяние Преподобного имело иную природу и иное значение. Однако определенная нить от Ниловой «беседы» с Богом ведет к Достоевскому и к Бахтину. Тут же он высказал и надежду, что «будет создана (а в этом есть настоятельная необходимость) своего рода история идеи диалога как основы бытия в русской культуре».
Кожинов отстаивал идею русского происхождения великих открытий Бахтина, указывал на ошибочность, поверхностный характер утверждений Н.К. Бонецкой, В.Л. Махлина о том, что Бахтин на Западе будто более понятен, принят, а в России не оценен по достоинству, что идеи русского мыслителя восходят к Когену, Гуссерлю, М. Шелеру. Конечно, влияние последние оказали, но едва ли идеи их стали для Бахтина основополагающими. В.В. Кожинов указывал и на характерное для Бахтина «оргиническое слияние систематичности, объективности, последовательности немецкого философского мышления и вселенской широты и глубины русского духовного творчества». С этим сам Бахтин был согласен. Правда, он усматривал своего рода «недозрелость», существенный изъян русского философствования именно в непоследовательности и «недоверенности», полагал, что в России философии в собственном смысле не было вообще и правильнее будет говорить о русском «мыслительстве», употребляя это слово с оттенком иронии. «Русские мыслители, – пересказывал слова Бахтина Кожинов, – нередко, как бы зажмурив глаза, перепрыгивают через «бездны» вместо того, чтобы рассмотреть их спокойным бесстрашным взглядом». Кожинов рассказал и о том, что Бахтин поставил перед собой чрезвычайно трудоемкую задачу: превратить русскую мысль в столь же «совершенное» создание, каким является мысль германская». Об этом же он написал и в статье, посвященной Бахтину. На первый взгляд парадоксально: великий мыслитель, создатель теории диалога (прежде всего идей), понимаемого широко, вплоть до отражения бессмертия, вдруг говорит о необходимости «завершенности» русской мысли – явления по природе незавершимого. Кожинов увидел в этом не «странность», не «ошибочность», а именно воспринял как поле для спора-диалога. В беседе с Вадимом Валериановичем я коснулся этой темы. Разговор зашел об увлеченности Западом, характерной для многих русских мыслителей в той или иной степени (речь об увлеченности, а не о западничестве a la В.П. Боткин и уж тем более не русофобии в духе А. Сахарова или А. Яковлева). Это касается Пушкина и Чаадаева, Лермонтова и Герцена, Достоевского и К. Леонтьева, в той или иной степени отдавшим дань «священным камням» Европы, прежде всего форме, упорядоченности. Я спросил и о влиянии на Бахтина католичества.
Да, это почти характерное явление, – ответил Вадим Валерианович. – Дело в том, что порой возникала у них, как и у каждого, потребность встать на что-то твердое. Русская мысль иная; почва, та, о которой говорил Достоевский, порой кажется, а порой и является зыбкой. Но ведь заметьте, при этом они все оставались русскими людьми, ибо одно дело временное желание (или соблазн), другое – основа личности и творчества. Таким «соблазном» для некоторых стала не только западноевропейская мысль, но даже и католичество. Но западными писателями, западными мыслителями, католиками они не стали и не хотели становиться. Таков и Бахтин.
В статье о Бахтине «Великий творец русской культуры XX века» Кожинов отметил, что Бахтина «никак нельзя считать мыслителем западного типа, что его пиетет в отношении германской философии ни в коей мере не подразумевал сколько-нибудь высокой оценки английской или французской мысли. То есть дело шло о специфических достижениях вполне конкретной германской культуры мышления, а вовсе не о каком-либо «западничестве». В этом и проявляется, надо полагать, диалог культур. В упомянутом разговоре с Кожиновым я спросил Вадима Валериановича о возможности сопоставления идей Бахтина и Хайдеггера. Он нашел эту мысль перспективной, рассказал о том, что Бахтин познакомился с философскими идеями немецкого мыслителя в конце жизни и очень ими заинтересовался.
Вадим Валерианович также отметил, что русско-православный характер идей Бахтина ощущался с первых же встреч с ним. Однако открыто высказать свои религиозные убеждения он не мог, высказывал между строк, поэтому прочтение его книг тербует особой подготовки и внимательности. Вадим Валерианович также вспоминал: «На вопрос о соотношении христианских конфессий Бахтин, не задумываясь, сказал (как о давно решенном), что человек, причастный России, может исповедовать именно и только Православие…». Это может служить серьезным ответом тем, кто склонен приписывать Бахтину релятивизм.
Да, Бахтин не был релятивистом, а был человеком убеждения, а по-иному и нельзя творить культуру. Таков и Кожинов. Причем вопрос этот был для Вадима Валериановича принципиальным. Помню, как он поправил меня, когда речь шла о тексте моей диссертации о К. Леонтьеве и Ф. Достоевском, где я употребил словосочетание «позиция Леонтьева такова…».
«Вы же пишете, что Леонтьев – человек идеи, ссылаетесь на его же слова, что он «идеями не шутил». О какой же «позиции» здесь можно говорить?! Видите ли, есть «люди позиции». А позиция – это как на фронте, ее можно менять в зависимости от обстоятельств. Это явление временное. Но есть люди убеждений. Это уж совсем другое. Это то, чему посвящают жизнь, за что идут умирать».
И это был хороший и серьезный урок. Для Кожинова таким убеждением была сама Россия, ее величие, неповторимость, ее идея, которой он служил беззаветно и этому и учил.
Что касается упомянутой выше парадоксальной идеи Бахтина о создании в России философии в собственном смысле слова (придать «завершенность» явлению в принципе незавершенному, как Мир, личность, диалог), то Кожинов указал, что именно этим стремлением Бахтин нашел ни с кем из русских мыслителей не сравнимое приятие на Западе. Вследствие этого «бахтинизм» превратился там в новую интеллектуальную игру, сменившую структурализм. Однако сама невыполнимость задачи Бахтина ставит эту его идею в иной контекст, делает репликой в Диалоге. Тем более что бахтинское учение носит всеобъемлющий характер, определяет становление личности через диалог с другим, через утверждение этого другого и народа через диалог с другими народами. И нужно сказать, что на Западе можно встретить такое понимание учения русского мыслителя.
Особое место в отношениях Кожинова и Бахтина занимает переписка. Эпистолярный жанр в наше время почти исчез, но он – и в этом его непреходящая ценность – один из немногих, где человек, по слову Бахтина, лишается «социальных перегородок» и вступает в подлинный диалог, становясь личностью, проявляясь как личность. Таким диалогом и стала переписка двух великих людей.
Встреча Кожинова и Бахтина – явление удивительное и значимое как в судьбах каждого из них, так и судьбе русской культуры. Она состоялась в самом начале 1960-х годов. Переписка молодого человека с пожилым заставляет вспомнить знаменитое пушкинское «Здравствуй, племя младое, незнакомое!..». Эта встреча стала событием и в жизни других людей – П.В. Палиевского, С.Г. Бочарова, Г.Д. Гачева, В.П. Попова.
Эта переписка стала диалогом поколений и эпох. Каждое письмо-реплика содержит в себе мысли, волевые устремления, чувства писавших. Мы слышим голоса ушедших и в то же время оставшихся навсегда с нами Кожинова и Бахтина. Возрождается само то время, «знаки эпохи». Встреча Кожинова и Бахтина – отрезок нити русской культуры, которая тянется из глубины веков.
Для Кожинова, по замечанию Н.А. Панькова, этот эпизод совпал с «поворотом от молодости к зрелости».
«Сегодня мне особенно хочется думать о времени, – писал Кожинов Бахтину 5 июля 1961 года, – сегодня мой день рождения, 31 год… Какая-то выразительность есть в этой дате – 30 лет еще молодость, а тут уже явный поворот. Между тем я начал действительно жить лишь лет пять назад – до этого не было внутренней самостоятельности. Просто какое-то движение в потоке. Давно уже не было поколения, которое взрослело бы так поздно. Но, быть может, в этом есть и положительный момент – какое-то ощущение второй молодости в том возрасте, когда обычно уже успокаиваются и начинают двигаться по нисходящей линии. Мы же все еще ищем, обретаем новые ценности. Вот хотя бы во время встречи с Вами…»
Вадим Валерианович сохранил до конца своих дней удивительную способность, которую отмечал и у Бахтина, – умение всю жизнь «расти», не останавливаться в поиске. Это прослеживается от первых литературоведческих его работ до замечательных исследований по русской истории.
В переписке Кожинова и Бахтина основное место занимает коллизия с переизданием работ Михаила Михайловича. Вадим Валерианович говорил, что об этой истории можно было бы написать «большой авантюрный роман». В данном случае перед нами – роман в письмах. А роман, как известно, жанр эпический, отражающий эпоху, ее движение, запечатлевающий самое главное в ней. (Кстати, конечно же, не случайно, лучшая книга о романе принадлежит именно Кожинову, глубоко и остро ощущавшему Время.)
По воспоминаниям Н.А. Панькова, в 1992 году Вадим Валерианович говорил ему: «Моя собственная жизнь убеждает меня в том, что в конечном итоге все зависит от… человека… если у него есть одно абсолютно обязательное и ярко выраженное чувство – любовь к тому, ради чего или кого он взялся за свое дело, в данном случае – любовь к Бахтину, его наследию, и если эта любовь по-настоящему сильна, безоглядна, бескорыстна, то можно очень много сделать нужного и плодотворного. В это я свято верю. И я прямо скажу: коли мне удалось чего-то добиться, в частности, в том, что касается Бахтина, так только благодаря этому чувству…»
Такой любви – служению русской культуре и учил Вадим Валерианович Кожинов.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
В. В. Кожинов Поиски будущего[134] (отрывок из интервью)
В. В. Кожинов Поиски будущего[134] (отрывок из интервью) – Для многих наших читателей беседа в первом номере журнала[135], вероятно, стала первым знакомством как с теорией этногенеза Л. Н. Гумилева, так и с идеями исторической школы евразийцев. Некоторые положения,
Кожинов и его товарищи в русской антимасонской ложе
Кожинов и его товарищи в русской антимасонской ложе Да, заголовок этих заметок – не шутка: было такое объединение молодых русских патриотов, сложившееся по образцу масонской ложи, но с целями совершенно противоположными. Носило оно длинное и удивительно скучное
Игорь Шафаревич. Вадим Валерианович Кожинов
Игорь Шафаревич. Вадим Валерианович Кожинов В 1990-м году Вадиму Валериановичу Кожинову исполнилось 60 лет. Я подивился тогда отсутствию юбилейных статей, посвященных человеку, так много сделавшему для русской культуры. Тем более я с радостью согласился с предложением
Кожинов продолжается в XXI веке. Послесловие, диктуемое жизнью
Кожинов продолжается в XXI веке. Послесловие, диктуемое жизнью Вот мы и завершаем наш разговор с Вадимом Кожиновым и о Вадиме Кожинове…Сын бурного двадцатого столетия, очевидец семи десятков его лет, он успел войти в XXI век, в третье тысячелетие от Рождества Христова. Но
В. Кожинов «Проблема искренних сталинистов»
В. Кожинов «Проблема искренних сталинистов» …Общепризнанно, что «Новый мир» шестидесятых годов был вызван к жизни тем историческим периодом, который сейчас нередко называют «первой» — «неудавшейся» — перестройкой (конец 1950-х — начало 1960-х годов). Неудачу эту чаще
6. Период ученичества
6. Период ученичества Мы приступаем к анализу третьего этапа детства, начинающегося в пять-семь лет. В этом возрасте ребенок начинает ощущать себя независимым, придумывает собственные игры, ищет среди ровесников товарищей по играм, с которыми он хочет гулять без
Глава 2. ПЕРИОД УЧЕНИЧЕСТВА В МОСКВЕ
Глава 2. ПЕРИОД УЧЕНИЧЕСТВА В МОСКВЕ Я не хотел выдавать свои организационные связи. Зорге Рихард и Кристиана Зорге, как и все иностранные коммунисты, прибывшие в Москву, поселились в отеле «Люкс», который содержался административным аппаратом Коминтерна и находился под
В. Кожинов Лакейство интеллигенции
В. Кожинов Лакейство интеллигенции Вполне понятно и по-своему «оправдано» присущее в 1930-х годах людям связывание всего происходившего с именем Сталина, ибо порожденные объективно-историческим ходом вещей «повороты» (тот же поворот к патриотизму), так или иначе
В. Кожинов «Проблема искренних сталинистов»
В. Кожинов «Проблема искренних сталинистов» …Общепризнанно, что «Новый мир» шестидесятых годов был вызван к жизни тем историческим периодом, который сейчас нередко называют «первой» — «неудавшейся» — перестройкой (конец 1950-х — начало 1960-х годов). Неудачу эту чаще
Вадим кожинов – рыцарь россии
Вадим кожинов – рыцарь россии В тяжелые годы середины 1990-х мне посчастливилось познакомиться с литератором (как он часто просил себя называть) Вадимом Валериановичем Кожиновым.Он сразу поразил меня своим всепоглощающим служением России и непрерывной жизнью
«Омоложение» учительства
«Омоложение» учительства Осенью 1930 г., при развертывании всеобуча, 28% всех учителей и 84% тех, кто работал первый год, были моложе 22 лет. Через два года 36% всех учителей были моложе 23 лет. За два года доля учителей старше 30 лет уменьшилась с 49 до 44%, а доля учителей старше 50 лет
Что дал сравнительный подход изучения советского учительства
Что дал сравнительный подход изучения советского учительства Сравнительный подход при изучении советского учительства помогает понять, что по своему социальному статусу, характеру работы и профессиональному облику советский учитель похож на учителя любой другой
Вадим Кожинов Об эпохе святой Ольги.
Вадим Кожинов Об эпохе святой Ольги. Рассказ одного из виднейших послереволюционных русских историков М. Н. Тихомирова (1893—1965), написанный в 1940~х годах, — последнее по времени сочинение, специально посвященное личности святой благоверной княгини Ольги. Более того, М. Н.