ИМПЕРИЯ НАДИР-ШАХА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ИМПЕРИЯ НАДИР-ШАХА

Будущий покоритель Дели был в это время уже не молод. Он родился в 1688 г. в семье пастуха в Хорасане, куда афшары — одно из кызылбашских племен, не раз поднимавшее мятежи против власти, — были переселены Аббасом I из Западного Ирана. Ритм жизни северной хорасанской окраины, расположенной на кромке туркменской степи, был задан сезонными перегонами скота и не менялся в течение столетий. Разведение верблюдов и выделка овчин чередовались с военными стычками и набегами на оседлые селения. Надир, как многие из его соплеменников, узнал тяжесть неволи, но сумел бежать из рабства, несколько лет служил в ополчениях местных ханов, занимался разбоем с ватагой лихих удальцов. В 1726 г. он поступил на службу к Тахмаспу. Начав новый этап своей карьеры как один из командиров его армии, Надир через несколько лет превратился в самую крупную в военном отношении фигуру на Среднем Востоке. Походы, почти всегда победоносные, следовали один за другим. Подчинив в 1726 г. Хорасан, наместником которого он был назначен Тахмаспом, Надир вернул короне святой Мешхед, захватил Герат и заставил афганцев бежать из страны. Восемь лет спустя после взятия Исфахана большая часть афганских племен во главе с новым предводителем устремилась назад, в Кандагар, увозя в обозе Султан Хусейна, который был убит по дороге. Надир очистил от турок обширные территории от Керманшаха до Тифлиса, с помощью русской артиллерии выбил их из крепостей Северного Азербайджана и добился от России по Гянджинскому миру 1735 г. освобождения Баку и Дербента. Его власть признали «великий могол» Мохаммед-шах, правители Бухары и Хивы.

Постепенно сосредоточивая в своих руках нити управления, Надир убирал сторонников шаха из административного аппарата, выдвигал свои креатуры на военные должности. Это дало ему возможность в критический момент обвинить Тахмаспа в неспособности руководить армией и государством и добиться провозглашения себя шахом. Достаточно стандартный для военачальника «путь наверх», пройденный мирозавоевателем, не объясняет тем не менее одного важного обстоятельства: только ли с полководческим даром Надира связаны одержанные им победы? Что их обеспечивало? Можно ли утверждать, что им был произведен поистине революционный переворот в военном деле?

Подобных вопросов, как правило, не возникает при соприкосновении с военными реалиями Европы. Огромное количество военных мемуаров, справочники с детальным анализом сражений, особенностей тактических приемов дают возможность составить исчерпывающее представление о характере европейской армии. Военные тактики принца Евгения Савойского или Фридриха II Прусского были при жизни их создателей описаны и рекомендованы для изучения армейским офицерам. Приметами времени стали солдат-пехотинец, вооруженный кремниевым ружьем со штыком, марш-маневр, стремительное развитие артиллерии и налаженная интендантская служба; победа часто доставалась тому, кто вовремя озаботился пополнением магазинов боеприпасами и провиантом.

Когда речь заходит о Востоке (исключение составляют лишь военные силы османов), господствует расхожее представление о том, что это орды кочевых племен, часто выходившие в поход с семьями и гнавшие за собой скот, который в противном случае мог стать легкой добычей соседей.

Такое мнение для Ирана XVIII в. близко к реальности, но не исчерпывает ее. К этому времени войско, созданное Аббасом I, постепенно приходило в упадок. А.П. Волынский, который, следуя инструкции Петра I, скрупулезно выяснял все вопросы, относящиеся к состоянию армии, несколько раз снисходительно отметил, что «замков ни у однова ружья нет, только фитили». Похожими огнестрелами были вооружены русские стрельцы в первой половине XVII в. Обращение с ними заставляло постоянно быть начеку: следить, чтобы фитиль не погас, защищать его от влаги, а себя от тлеющего фитиля и возможного взрыва пороха, не говоря уже о длительной процедуре зарядки, количество приемов которой по уставам исчислялось десятками. В начале XVIII столетия фитильные мушкеты в Европе и России окончательно были заменены на ружья с кремниевым замком.

В плачевном состоянии находилась гордость Аббаса I — артиллерия. Из-за дороговизны и сложности транспортировки (отсутствия судоходных рек и слабого использования колесного транспорта) артиллерийский парк практически не пополнялся. Волынский за два года пребывания в Иране ни разу не слышал пушечного выстрела «хотя бы для какова торжества». «Немалая артиллерия» в Исфахане, около 100 пушек, совершенно обветшала. «Из них, я чаю, лет 100 стрельбы не бывало», — предположил посланник и не ошибся. Пушечные лафеты не соответствовали калибру орудий, а «некоторые и без колес положены на толстых бревенчатых обрубках» — очевидно, речь идет о тяжелой осадной артиллерии начала XVI в., образцах, способных сделать только один выстрел, после чего бревенчатый лафет (обрубки) раскалывался на части и его приходилось сооружать заново.

Надир поднял войско из руин. Особое внимание реформатор уделил пешим частям регулярной армии. Пехота была усилена отрядом шахских стрелков; на торжественных приемах они плотным кольцом окружали шаха, опираясь на свои громадные ружья, вес которых мог превышать 20 кг. Удар артиллерии и тяжелых пехотинцев, передвигавшихся на марше за всадником на крупах лошадей, обеспечил шаху победы над Моголами и открыл ворота Дели.

В спешном порядке в Мерве, с древности известном своими железными рудниками, отливаются пушки. На вооружение взята и заимствованная у афганцев верблюжья артиллерия — замбуреки (осы, шершни) — небольшие пушечки-фальконеты весом около 150 кг, которые крепились на спине верблюда. Замбуреки малого калибра не снимались с верблюдов, который при стрельбе становился на колени; более крупными стреляли с земли, укрепив дуло на специальной подставке.

Войско обрело четкую дробную структуру, дополненную заградительными и охранными частями, появились интендантские службы. В военный обиход, как и в Европе, прочно вошел учебный плац, а маневры стали такой же нормой, как и военные смотры.

Принято считать, что официальные историографы, ведшие счет победам Надира, умалчивали о том, как они достигались, потому что не были сведущи в вопросах военного дела. Но проблема в данном случае заключается не в отсутствии информации, а в особом характере иранской словесности. Она формировалась преимущественно как поэтическая, что определило сильное влияние характерных для нее приемов на «высокую» прозу. Это в равной мере свойственно летописным произведениям, неотъемлемой частью которых являются стихотворные включения в прозаический текст, обилие стилистических фигур, заимствованных из эпоса, где из всех тропов предпочтение отдается метафоре и гиперболе. Рационализация стиля началась только к середине XIX в., когда в моду стал входить более простой язык, сокращавший расстояние между объектом и характером его описания. Это было продиктовано духом времени: участившимися поездками иранцев в Османскую империю и Европу, приобретшими стабильный характер дипломатическими контактами.

Тем не менее «украшенная литература», подчас очень произвольная в обращении с фактом, точно фиксирует главное, что отличало войну на Востоке, — здесь сохранялись традиции индивидуального боя, рыцарского поединка. Таким поединком завершилось в 1722 г. сражение с афганцами при Гульнабаде близ Исфахана, когда Ростом-мирза — глава шахских гуламов — схватился с Махмуд-ханом, но, уступив сопернику, бежал с поля боя. Его тяжелая лошадь, не приученная брать препятствия, завязла по пути в канаве, решив неудачным прыжком судьбу седока. Подоспевшие афганцы булавой выбили его из седла и искололи копьями.

С военными обычаями средневековья связан и культ холодного оружия. Описания войн XVII–XVIII вв. поражают в первую очередь смешением военных атрибутов разных эпох — булава, которой на атлетических состязаниях орудовали богатыри-пехлеваны, оставалась боевым оружием, лук соседствовал с мушкетом, а копье и щит — с артиллерией. Даже в начале XIX в., когда наследник каджарского престола Аббас-мирза энергично перестраивал армию на европейский лад, воинственные кызылбаши отказывались пользоваться огнестрельным оружием — они предпочитали ему копья и сабли, сохраняли верность шлему, кольчуге и щиту; правую руку воина, как и прежде, в бою оберегала латная рукавица.

Пожалуй, самое яркое представление о состоянии войска при Надире дают описания учебных боев, заведомо отрицавших опыт современных ему европейских армий. В Европе ценилось доведенное до виртуозности мастерство пеших построений, навыки ведения одновременного залпового огня, «на солдата смотрели как на сменяемую часть машины» (Х.Г. Дельбрюк). На маневрах Надира царил соревновательный дух. Он любил лично руководить движениями конницы, демонстрировать навыки владения холодным оружием, стрельбы по целям. Кстати, фитильные джезаилы — ветераны стрелкового вооружения — были прекрасно для этого приспособлены: сказывались преимущества веса, определявшие большую дальнобойность и меткость выстрела. Однажды Надир едва не погиб по вине неопытного артиллериста от разрыва пушки и с тех пор не жалел средств для обучения пушкарей.

Массовое использование дорогостоящего огнестрельного оружия, казенная поставка лошадей для регулярных частей конницы требовали колоссальных расходов, оказавшихся непосильными для населения. Манифесты шаха о временном прекращении взимания податей после возвращения из военных походов так и оставались на бумаге, а награбленные сокровища оседали неподалеку от Мешхеда, в крепости Келат, ставшей его родовым замком.

Усилия Надир-шаха при создании образцовой армии не имели продолжения. Устойчивость традиции, технологическое отставание Ирана смогли лишь на короткий срок обеспечить прорыв в военном деле. В XVIII–XIX вв. не пешие стрелки, которых опекал Надир, а военные контингенты ханов племен по-прежнему оставались единственной боеспособной силой. Пехота, организацией которой при каджарах руководили военные инструкторы-иностранцы, пользовалась славой войска, созданного на радость неприятелю. Элитным подразделением регулярной армии по праву считалась Персидская казачья бригада, куда охотно шли служить сыновья ханов племен.

Сразу после убийства Надир-шаха, погибшего в результате заговора в 1747 г., созданная им армия распалась на враждующие станы, а весь накопленный арсенал оружия разошелся по рукам противников. Впрочем, оно быстро устаревало, вернее, по европейской мерке считалось устаревшим еще при жизни Афшара, и к началу XIX в. на вооружении сохранились только замбуреки, правда, боевое их значение было практически равно нулю.

Не уцелела и империя Надира. В восточной ее части, Хорасане, в 1748 г. утвердился его внук Шахрох, приходившийся по матери внуком также и Султан Хусейну. Правивший до 1795 г., он вынужденно делил свою власть с враждовавшими друг с другом сыновьями, дважды признавал себя вассалом Ахмад-шаха Дуррани. Центральный и Западный Иран переживал в это время процесс интенсивного дробления. Большую часть Иранского (Южного) Азербайджана контролировал афганец из племени гильзаев Азад-хан, уступивший через 6 лет эту территорию наследственному владетелю Урмии Фатх Али-хану Афшару. Самостоятельные ханства возникли в Карабахе, Маку, Мазендаране и Гиляне, северо-восток Ирана и часть каспийского побережья контролировали каджары и туркмены. В центре и на юге борьбу за власть начали иранские племена — бахтиары и зенды. В 20-е годы они вели партизанскую войну против турок, но за отказ повиноваться Надиру заплатили резней и выселением на восток. После его смерти часть зендов смогла вернуться на покинутые земли и под началом предводителя Мухаммеда Керим-бека расширить свою территорию. В 1750 г. признанный ханом зендов, он заключил союз с влиятельным бахтиаром Али Мардан-ханом, вместе с которым они захватили и разграбили Исфахан. Этот год стал вехой в политической карьере Керим-хана, но ему понадобилось более 10 лет, чтобы, сначала обратив орудие против своих союзников, бахтиарских ханов, подчинить себе практически весь Иран за исключением Хорасана, где правили потомки Надира. С 1765 г. Керим-хан обосновался в своей новой столице Ширазе, которую не покидал до своей смерти в 1779 г.

В начале 80-х годов XVIII в. политическая инициатива переходит к племени каджаров, кочевья которого в прикаспийской части Ирана практически не пострадали во время борьбы с афганцами, отражения агрессии Османской империи и междоусобных войн. Материальной базой для их успешного противостояния зендам стал сохранившийся торговый обмен с Россией, хотя интенсивность торговых потоков заметно ослабла. Но все же по сравнению с положением дел в Персидском заливе, где англичане были вынуждены свернуть торговые операции, все выглядело вполне благополучно. Военным успехам каджаров способствовало также и выдвижение такого энергичного руководителя, каким стал Ага-Мохаммед-хан, внук Фатх-Али-хана, приютившего в свое время шаха Тахмаспа II и погибшего в результате заговора Надира. Честолюбивый и целеустремленный вождь, потративший на образование годы вынужденного прозябания в Ширазе, где он жил заложником у зендов, Ага-Мохаммед-хан быстро включился в борьбу и наверстал упущенное.

Объединив вокруг себя вождей кочевых племен Северного Ирана, каджар в 1794 г. не только сумел овладеть Ширазом и Керманом, последним оплотом зендов, но и утвердил свою власть в Хорасане. С трудом удерживая позиции под военным давлением афганцев, потомки Надира не вмешивались в ход политических процессов в центре и на западе Ирана, а главные их соперники, зенды, не располагали необходимыми ресурсами для организации похода в далекий Хорасан. Решение этой задачи означало не только объединение основного массива земель под властью каджаров, но и превращало Ага-Мохаммед-хана во владельца сокровищницы Надира, которая пополнялась во время военных походов.

Судьба сокровищницы Надир-илаха

Надир-шах практически не прикасался к награбленным во время походов сокровищам, которые стали рассеиваться сразу после его смерти. Эпигоны — племянники, внук и правнуки мирозавоевателя начали широко расходовать накопленные им богатства, что-то попало в руки афганских шахов Дуррани. Афганцы предположительно вывезли из Ирана и прославленный алмаз Кохинур («Гора света»). В настоящее время остатки сокровищ Надира хранятся в Центральном (Государственном) банке Ирана, но наиболее знаменитые раритеты осели в землях франков: Кохинур, подаренный королеве Виктории представителями Ост-Индской компании, украшает английскую корону, Дарьяйе нур («Море света») стал камнем дома Романовых. Известный больше как бриллиант Орлов, он был приобретен в Амстердаме Г.Г. Орловым, преподнесшим камень Екатерине II в день ее тезоименитства в 1773 г.; алмаз «Шах», на котором выгравированы имена трех его бывших владельцев — Великих Моголов Низам-шаха и Джахан-шаха и Фатх Али-шаха Каджара, попал в Россию как искупительный дар после разгрома в Тегеране русской миссии во главе с А.С. Грибоедовым. Оба камня хранятся в Алмазном фонде Кремля. Бесследно исчез принадлежавший Великим Моголам павлиний трон. Названный так по фигурам павлинов, украшавшим его балдахин, этот шедевр ювелирного искусства — почти две тонны золота, драгоценных камней и эмали — был изготовлен в XVII в. по приказанию Джахан-шаха. После взятия Дели вместе с другими богатствами трон (собственно тахт — диван) вывезли в Иран. В конце правления Надира или вскоре после его смерти он попал в руки курдов и разошелся по частям. Завладевшие сокровищницей Каджары пытались восстановить реликвию, но тщетно — даже лучшие образцы, изготовленные в Иране, соперничать с оригиналом не могли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.