7. На суд!

Сенатская комиссия работала ударными темпами. К 26 мая рассмотрение дел было закончено. Всего в поле зрения комиссии попало 579 человек. Однако большинство из них отделались легким испугом. Официально оправдание звучало: «Высочайше повелено оставить без внимания». Тем, кто был вообще ни при чем, выдавали «оправдательные аттестаты». А некоторым, как Грибоедову, даже компенсировали доставленные неприятности. Во всяком случае всем полностью оправданным выплачивали солидные «прогонные» (деньги на проезд плюс «суточные») для поездки до места службы или жительства. «Оставлены без внимания» были и те, кто принадлежал к тайным обществам, но никакого участия в их деятельности не принимал. Особенно это касалось членов Союза благоденствия. Если не имелось доказательств, что подследственные знали «сокровенную цель», то их не преследовали. Забавно, что кое-кто потом снова вляпался в уголовщину. Так, член Союза благоденствия Феофил Панкратьев, выпутавшийся из истории с декабристами, в 1840 году попал под суд за злоупотребления на таможне.

С Северным и Южным обществами получилось не так просто. Хотя «оставляли без внимания» и тех, кто состоял в этих структурах. Но здесь к большинству из замешанных в заговоре применялись, говоря современным языком, административные наказания. Кого-то турнули со службы, других – перевели из гвардии в армию. Иногда с распоряжением «докладывать о поведении». Некоторых заключали на несколько месяцев (до полугода) в крепость, а потом, поскольку почти 80 процентов фигурантов по делу было военными, – направляли для дальнейшего прохождения службы.

Полностью виновными было признано 115 человек. 3 июня начал работу Верховный уголовный суд.

Вообще-то суда в современном понимании над декабристами не было. Верховный суд лишь выносил приговоры. Но не стоит проводить аналогию со сталинскими «тройками», как это часто делают поклонники декабристов. Приговоры декабристам выносила солидная компания, состоящая из 68 человек. В его состав входили члены Государственного совета (17 человек), сенаторы (35), члены Святейшего Синода (3) – эти категории носили название «сословий», а также лица, специально назначенные императором (13 человек). Причем приговор каждому обвиняемому выносили всем коллективом. Все решали голосованием, что, конечно, чрезвычайно затрудняло работу. Если бы Николай хотел сделать все четко и быстро – зачем ему городить такой огород? Очевидно, что император стремился придать процессу легитимность. Дело в том, что такая структура суда соответствовала традиции, сложившейся в России в XVIII веке. Именно так судили важнейших государственных преступников, например Пугачева и его сподвижников.

Другое дело, что декабристов подобные методы несколько ошарашили. Как я уже говорил, они до конца верили, что с ними станут цацкаться. Не стали.

В воспоминаниях заговорщиков повсеместно присутствуют жалобы на правовую неграмотность как членов Сенатской комиссии, так и суда. Это верно. Да только в тогдашней России понятие «юридическая грамотность» было относительным. Дело в том, что положение с законами в Российской империи первой четверти XIX века было просто «аховым». В них сам черт мог сломать не только ногу, но и голову. Формально действовало Соборное уложение… 1649 года! К нему подверстывались законы, изданные Петром Великим, – такие как Воинский регламент и Морской устав. Согласно этим – никем не отмененным – правовым нормам ВСЕХ обвиняемых следовало построить в колонну по четыре и под барабанный бой вести на эшафот. Но для XIX века это было бы все-таки чересчур. В этом еще одна причина столь многочисленного судейского состава: судьям приходилось назначать наказания, не опираясь ни на какие правовые нормы. В таком деле необходимо «привлечение общественности», а то потом не отмоешься от упреков в неправедном суде.

Для удобства всех обвиняемых разделили на одиннадцать разрядов – по степени вины. Точнее, на двенадцать. Самые «крутые» были «вне разрядов». Потом долго тасовали имена. В конце концов получилась более или менее стройная картина. В «высшую категорию» вошли пятеро: Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин, Рылеев и Каховский. О последнем и говорить нечего – по нему веревка плакала горькими слезами, хотя бы за двойное убийство. Не говоря уже о намерении убить императора, что по тем временам было еще страшнее. Пестель, как сказано в материалах следствия, был «душою» заговора. Рылеев – непосредственным организатором попытки государственного переворота. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин руководили мятежом и были взяты с оружием в руках. Все справедливо. Хотя отнесены они были к самым опасным преступникам с формулировкой «имел умысел на Цареубийство».

Вообще-то члены Высшего уголовного суда приговорили к смертной казни 36 человек. Пятерых названных и всех, отнесенных к I разряду.

«Высшим» полагалась страшная смерть.

Существует миф, что все решал Николай I, а суд только изображал бурную деятельность. Это не так: споры шли жаркие. В Высшем уголовном суде сформировались два полюса: «патриотов», стоявших за наказание по полной программе, и «филантропов», выступавших за гуманизм.

Никто не сомневался, что «первая пятерка» должна покинуть этот мир. Вопрос стоял: каким образом. Вот результаты голосования по обвиняемым «вне разрядов»:

2 человека высказались за «постыдную смертную казнь». Еще двое – не указали, каким образом казнить. 19 человек предлагали четвертование (как Пугачева) – «четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города, положить на колеса, а после на тех же местах сжечь». 44 судьи предлагали четвертовать просто, без затей. Именно такой приговор и вынесли.

Но чем «ниже» были разряды, тем более расходились мнения. Видов наказаний предлагалось все больше. Да и в смысле тяжести кары полюса все более удалились друг от друга. Вот пример голосования по VIII разряду:

– лишение чинов и дворянства, вечное поселение;

– лишение чинов и дворянства, ссылка на поселение;

– лишение чинов и дворянства и вечное поселение в Сибири при условии, что государю будет угодно даровать преступникам жизнь;

– каторга (без указания срока);

– лишение чинов и дворянства, ссылка в Сибирь;

– политическая смерть;

– вечная каторга;

– лишение чинов и дворянства с разжалованием в солдаты;

– лишение чинов и дворянства с разжалованием без выслуги (не оговаривая отдачу в солдаты);

– лишение чинов и дворянства, заточение на 10 лет;

– лишение двух чинов, заточение в крепость на 5 лет.

Как вам такой разброс? От «пятерки» до вечной каторги[24].

В итоге 15 декабристов, проходивших по этому разряду, были приговорены «к временной ссылке в каторжную работу на 4 года, а потом на поселение».

Например, член Южного общества подпоручик квартирмейстерской части Владимир Лихарев получил свой срок за то, что «знал об умысле на Цареубийство; принадлежал к тайному обществу с знанием цели и знал о приуготовлениях к мятежу».

Самый мягкий приговор заключался в «лишении токмо чинов с написанием в солдаты с выслугою». Интересно, что половина осужденных по XII разряду лично участвовали в восстании на Сенатской площади. Но поскольку следствие установило, что они «были вовлечены обманом», то все получили по минимуму. Впоследствии большинство из них снова выбилось в офицеры. А ведь для самого лучшего солдата «из простых» эполеты были практически недосягаемы.

29 июля доклад о проделанной Высшим уголовным судом работе был представлен императору. Он вынес решение о так называемой конфирмации:

«Рассмотрев доклад о государственных преступниках, от Верховного уголовного суда нам поднесенный, мы находим приговор, оным постановленный, существу дела и силе законов сообразным.

Но силу законов и долг правосудия желая по возможности согласить с чувствами милосердия, признали мы за благо определенные сим преступникам казни и наказания смягчить нижеследующими в них ограничениями…»

Для большинства осужденных тяжесть наказания была снижена, так сказать, на порядок. Так, «перворазрядники», приговоренные к смертной казни, получили одни – вечную каторгу, другие – «двадцатник» (те, кто раскаялся). Осужденные по второму разряду, приговоренные «к политической смерти по силе указа 1753-го года апреля 29-го числа» («положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу»), – получили по двадцать лет без «плахи». И так далее.

Пятеро главных заговорщиков от смерти не открутились. Но мучительная казнь четвертованием была заменена обычной пеньковой веревкой.

Многие историки полагают, что Высший уголовный суд намеренно назначал наказания «с запасом». Смягчение наказаний высшей властью – это тоже российская традиция. Но, возможно, Николай I понял логику Пестеля. Смертная казнь и вечная каторга, которая немногим лучше смерти, – это, конечно, благодатный посев ненависти. Вероятность того, что кто-нибудь из друзей и родственников осужденных снова попытается поднять восстание. К тому же на императора со всех сторон давили родственники декабристов, многие из которых принадлежали к знатным и влиятельным фамилиям. Так, к примеру, генерал-майор Орлов отмазался от всякого наказания. Император не смог отказать его брату, сыгравшему одну из ключевых ролей в подавлении восстания в Петербурге.

Впоследствии, 28 сентября, Николай еще на порядок уменьшил тяжесть приговора. К примеру, «вечникам» скостили срок до 20 лет. А автор «Конституции» Никита Муравьев, схлопотавший 20 лет, в итоге отправился отбывать «пятнашку». Как и другие его «товарищи по разряду».

12 июля осужденные, кроме пятерых смертников, были доставлены в Комендантский дом. Им предстояло выслушать приговоры, которые для многих стали шоком. Так, Александр Муравьев до последнего был уверен, что Николай их помилует. В смысле – просто отпустит. Конечно, такая глупость императору и в голову не приходила. Это была бы не доброта, а идиотизм: безнаказанность развращает. Вообще, царь очень грамотно вычислил «среднее арифметическое» между строгостью и гуманизмом. А вот Константин Павлович в Варшаве всеми силами «отмазывал» поляков, чья причастность к заговору была неопровержимо доказана. Либерал… В результате он в 1831 году получил восстание, во время которого его спасла только исключительная бездарность повстанцев.

Ночью началось исполнение наказаний. Моряков отправили в Кронштадт. Остальных в три часа утра вывели на двор крепости. По углам горели костры, вокруг стояли гвардейские полки. Осужденных построили в центре в два каре – одно для гвардейских офицеров, другое – для армейских. Над головами декабристов ломали шпаги, с них срывали эполеты и мундиры, а затем облачали в арестантские халаты.

Якубович в куцем халате, в офицерских сапогах и в шляпе с пышным султаном вышагивал, как на параде. При виде него смеялись даже бывшие офицеры и дворяне.

Казнь декабристов я описывать не буду, об этом написано и снято очень много. Добавить, в общем-то, нечего, кроме одной детали. Шестидесятники и прочие либералы любили повторять фразу, которую якобы сказал Рылеев, сорвавшись с веревки:

– Бедная Россия! И повесить-то порядочно не умеют!

Эта фраза известна в нескольких вариантах. Князь С. Волконский, потомок декабриста Сергея Волконского, приводит еще такие варианты: «Подлецы, даже повесить не умеют», «И веревки порядочной в России нет», «Я счастлив, что дважды умираю за Отечество». Только вот не очень понятны источники цитирования. Все знают эти слова в пересказе и, заметим, по смыслу все три фразы различны. Так, может, она и не звучала? Есть в истории много случаев, когда тому или тому деятелю приписывают красивые, звучные слова, работающие на определенную легенду. Более того: большинство известных «исторических» фраз придумывались позже.

Как бы то ни было, но в результате «порядочная веревка» все-таки нашлась. Начался последний и самый длинный период в истории декабристов, также обросший многочисленными мифами, – тюремный.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.