Явление у дуба Мамврийского

Явление у дуба Мамврийского

В Слове пятом автор повествует о ереси новгородских еретиков, «говорящих, будто не следует изображать на святых иконах Святую и Единосущную Троицу, ибо сказано в Писании, что Авраам видел Бога с двумя ангелами, а не Троицу. Здесь же приводятся из Священного Писания доказательства того, что Авраам видел Святую Троицу и что должно изображать на всечестных иконах Святую и Животворящую Троицу». Прп. Иосиф продолжает тему антитринитарных взглядов еретиков, приводя в пример отношение жидовствующих к иконописной традиции изображения Св. Троицы. Таким образом, автор «Просветителя» сам вступает на скользкий путь, обращаясь к проблеме, вызывающей поныне неоднозначное толкование.

Существует мнение, что тринитарное толкование сюжета с явлением Аврааму — в Церкви вовсе не древнее и не повсеместное. Понимание трех мужей как Логоса и двух ангелов полностью соответствует Священному Писанию и Священному Преданию в период II–V веков. Эту точку зрения разделяли такие православные богословы, как Иларий Пиктавийский, Феодор Мопсуестский, Кирилл Александрийский, Феодорит Киррский. В частности, этой точки зрения придерживается и автор Толковой Библии — А. П. Лопухин. Понимание этого сюжета как явление Троицы появилось не ранее середины IV века. Тот факт, что многие отцы, не углубляясь в анализ, просто говорили о явлении Бога, еще не дает повода для тринитарной интерпретации 18-й главы Бытия. Очевидно и во времена прп. Иосифа толкование явления Аврааму у Мамврийского дуба и иконография этого сюжета (вспомним знаменитую «Троицу» Андрея Рублева) вызывали ожесточенные споры, в которых могли участвовать и еретики.

В этой связи стоит вспонить о получившем в средние века широкое распространение апокрифическом «Завещание Авраама». В нем Господь посылает архангела Михаила к Аврааму забрать душу праведника на небо. Авраам, встретив архангела, принимает его за обычного путника, и только проницательная Сарра узнает в нем одного из встреченных у дуба Мамврийского.

Сам прп. Иосиф сообщает о разночтениях в Св. Писании относительно изображения Св. Троицы и Ее ипостасей. Автор «Просветителя» пространно размышляет о многочисленных противоречиях в библейских текстах, которые, по его мнению, на самом деле есть результат ограниченности человеческого понимания. Затем волоцкий игумен вновь возвращается к теме изображения Св. Троицы. При этом в стремлении доказать, что Сам Бог многократно называл Себя в Писании и Ангелом, он прибегает к прямой подтасовке.

«В книге Судей сказано: “Явился Ангел Господень жене Маноя и сказал ей: вот, ты неплодна и не рождаешь; но зачнешь и родишь сына…” Жена пришла и сказала мужу своему… Маной помолился Господу, чтобы вновь тот человек пришел к нему. И пришел к нему… Маной хотел, чтобы тот поел хлеба, пошел заколоть для него козленка, — ибо считал того простым человеком, — Ангел же сказал ему: “Я не буду есть хлеба твоего. Я есмь хлеб жизни”». Однако в примечаниях редактора издания 1993 года указывается, что в доступных славянских редакциях Библии предложение «Я есмь хлеб жизни», на которое ссылается прп. Иосиф, отсутствует.

Явление Аврааму трех ангелов у дуба Мамврийского. Художник К. П. Брюллов

Следующее Слово шестое, обращено «против ереси новгородских еретиков, говорящих, будто не следует поклоняться рукотворным предметам, то есть святым иконам, Честному и Животворящему Кресту и другим божественным и освященным предметам, которые Господь Бог наш Иисус Христос повелел создавать во славу Свою». Иудеи были настроены непримиримо к христианскому культу поклонения рукотворным изображениям, строго следуя библейским заветам. Но можно ли отнести критику иконопочитания исключительно на счет иудейского влияния? Иконоборчество на протяжении длительного времени являлось составной частью государственной политики византийских самодержцев, начиная с 726 года, когда император Лев Исавр запретил воздавать поклонение иконам. Иконоборцы, как впоследствии новгородские еретики по версии прп. Иосифа и западноевропейские протестанты, указывали на библейскую заповедь «Не сотвори себе кумира…».

Как отмечает Ф. И. Успенский, в самой христианской Церкви обнаружились сомнения и колебания относительно поклонения иконам. «Некоторые греческие епископы, сравнивая культ первых веков христианства с современным им, не могли заметить существенных отличий. Тогда язычники упрекали христиан, что их бедная плебейская вера не имеет ни храмов, ни алтарей, ни прекрасных статуй, на что христиане с полной искренностью и справедливостью могли отвечать: зачем мне изображение Бога, когда и сам человек есть образ Божий; на что мне строить храм Богу, когда и весь этот мир дело рук Его… Нельзя думать, что эдикт против иконопочитания не имел себе поддержки в современных воззрениях…».

Иконоборчество оказалось явлением заразительным и живучим, следы которого мы находим и на территории Московской Руси. В конце XIV века бороться с иконоборцами пришлось ростовскому епископу Иакову. Позднее иконоборчество стало характерной чертой гуситского движения, которое во времена не столь отдаленные от описываемых событий, а именно в первой половине XV века, распространило свое влияние на территории от Австрии до Молдавии и Польши. Гуситы врывались в храмы и уничтожали иконы и другие священные изображения.

Слово шестое «Просветителя» разительно отличается от всех прочих тем, что в нем семь раз упоминаются еретики. (Например, в последующем Слове седьмом слово «еретик» не упоминается ни разу.) Здесь же приводятся разнообразные критические доводы еретиков. Полагаем, что в Слове шестом получила отражение действительная полемика по данной проблеме с участием вольнодумцев, что находит подтверждение в других источниках.

Как установил Ю. К. Бегунов, в составленной братом Федора Курицына Иваном Волком «Кормчей книге» — сборнике правил церкви и государственных узаконений по церковным вопросам — из всех соборных правил только 82-е правило VI Вселенского собора приведено в измененной редакции. Оно читается следующим образом: «Не напишеши агница во образ Христа, ни того самого. Толкование: Агнец предан бысть в образ истиннаго Христа бога нашего и не подобает образа почитати, паче истинны, и агнца на честных иконах написати перстом Предтечевым показаема, ни самого Христа, бога нашего, и шаровныими писании по человеческому образу нарисовати». Текст правила, приведенный Иваном Волком Курицыным без указания собора, сокращен, и ему придан отрицательный смысл путем замены «но» на «ни».

В «Кормчей» Курицына в тексте Десятословия также приведена глава, которая использовалась еретиками, по свидетельству Иосифа Волоцкого, для отрицания поклонения иконам: «Ни створиша себе идола, ни всякого подобья, елико суть на небеси горе и елико суть на земли доле, и елико в водах, под землею, не поклонившися им, ниже послужи им». В «Кормчей» Иван Волк Курицын называет всю церковную обрядность (причащение, крещение, поклонение кресту и иконам, пост, пасху и т. д.) словами правила Василия Великого «человеческим преданием». «Если согласиться с тем, что Иван Волк Курицын, как и новгородские еретики, отрицал почитание икон, то тогда можно предполагать, что он придерживался мнения о необходимости реформировать культ», — заключает Ю. К. Бегунов.

А. И. Алексеев, помимо свидетельства Иосифа Волоцкого, обращает внимание на то, что в русских сборниках конца XV–XVI века начинает активно переписываться «Многосложный свиток», представляющий собой переведенный с греческого текст послания византийских архиереев к императору-иконоборцу Феофилу. Кроме того, в этот период в Москве прекращаются предприятия по росписи новопостроенных соборов, а артели выдающихся мастеров перемещаются на окраины страны, в частности, на Белоозеро.

Последний довод нуждается в кратком комментарии. Влияние борьбы идей в русском обществе эпохи Ивана III на искусство и иконопись в частности — тема, требующая отдельного обстоятельного разговора. Пока в этом вопросе царит впечатляющий разброс мнений. Особенно «повезло» знаменитому Дионисию, чьи биография и творческое наследие позволяют историкам и искусствоведам делать самые неожиданные выводы: иконописец предстает то ревностным сторонником Иосифа Волоцкого и жертвой интриг жидовствующих, то выразителем идей еретиков либо заволжских исихастов.

Известный знаток древнерусской живописи В. Н. Лазарев считает, что расправа над вольнодумцами, к которой призывал «великий вещелюбец Иосиф Волоцкий», привела к кризису иконописного искусства: «Это была благодарная почва для отказа от смелых новшеств, для усиления конформистских тенденций, для следования освященным преданиями седой старины “образцам”. Как бы высоко ни расценивать Дионисия и художников его времени, в их произведениях уже нет той глубины и той непосредственности чувства, которые отличали произведения Рублева и мастеров его круга». Мы же пока ограничимся тем, что согласимся с выводом А. И. Алексеева о том, что «при всей сложности и малоизученности темы указанные обстоятельства заставляют серьезно отнестись к сведениям “обличителей” о влиянии еретиков жидовствующих на Ивана III».