Понаехали тут!

Если московские государи с радостью принимали на службу служилых магнатов, то в великокняжеском окружении к вновь прибывшим вряд ли относились с симпатией. К правлению Ивана Калиты относится начало такого явления как местничество, которое в значительной мере явилось реакцией на резко изменившуюся ситуацию в иерархии служебных отношений. Московские князья, чтобы привлечь к себе знатных и богатых выходцев, давали им при своем дворе первые места; но чтобы дать первое место пришельцу, нужно было отнять его у другого старинного боярина, понизить его, а вместе с ним понизить всех прочих бояр, занимавших места под ним. Перестановки в высших эшелонах власти стали постоянным явлением. Лишь только бояре усядутся, уладятся местами и службой, новый знатный пришелец урядится с князем «в ряд и крепость возьмет», «заедет», сядет выше многих старых служак и спутает установившийся распорядок мест.

Основанное на прецедентах местничество было призвано сохранить для представителей родовитых семейств положение в правящей верхушке, достигнутое их предками. Но приток выезжан неминуемо оттеснял старожилов двора на более низкие ступени придворной лестницы. Роман Алферьев (Нащокин), местничая с князем Василием Мосальским, упирал на то, что «Нащокины вечные холопы московских царей». В. Б. Кобрин, рассказывая об этом споре по поводу «невместного назначения», отмечает, что при разборе конфликта преимущество должны были получать те, кто служил московскому государю раньше. Но в таком случае прибывшие из Литвы князья никогда бы не обошли старые боярские фамилии. И аргумент Нащокина в споре с Рюриковичем Мосальским — довод слабого.

Приезжие основательно потеснили старомосковских бояр, верой и правдой служивших потомкам Калиты. Безусловно, большинство выезжан, Рюриковичи или Гедиминовичи по крови, по происхождению стояли выше и иных удельных князей Северо-Восточной Руси, и старожилов великокняжеского двора. А. А. Зимин обращает внимание, что, сохранив за слугами часть старых привилегий в их вотчинных землях… московское правительство поставило их формально выше старомосковского боярства. Так, князья Одоевские стали выше Бутурлиных и многих других старинных фамилий московского боярства в силу одного из… правил московского родословного распорядка, потому что в конце XV века эти князья пришли в Москву прямо со своего удела.

Но уступать насиженные места никому не нравилось. Первое открытое столкновение «аборигенов» и «выезжан» случилось в 1332 году в княжение Ивана Калиты, когда в Москву из Литвы прибыл киевский выходец Родион Нестерович и первый московский боярин Акинф Гаврилович Шуба, оскорбленный почетом, оказанным приезжему боярину, «не желая быть под Родионом в меньших», перешел на службу к тверскому князю.

Следующий местнический по своему обличию конфликт произошел при Дмитрии Донском, когда представитель Гедиминовичей Боброк-Волынский оттеснил от первенства в Думе старомосковский клан Вельяминовых. Ивану Вельяминову, лишившемуся карьерной перспективы при дворе московского государя, пришлось бежать в Орду. По замечанию Р. Г. Скрынникова, «он представлял ту часть московских правящих кругов и населения, которая крепко держалась за старину и пыталась любой ценой избежать кровопролитного столкновения с Ордой».

В 1408 году приехал в Москву внук Гедимина литовского князь Патрикей. Сын его Юрий женился на дочери великого князя Василия I Дмитриевича и стал боярином. При этом государь, выдавая за него свою сестру, «место ему упросил» у своих бояр. «Приехал князь Юрий Патрикеевич, — отмечали в разрядах, — и заехал боярина Константина Шею и других». Юрий Патрикеевич — первым назван среди свидетелей в обоих духовных грамотах великого князя Василия I Дмитриевича. А супруга князя Юрия, тетка Ивана III Анна Васильевна, сидела выше жен других придворных на свадьбе Василия Темного в феврале 1433 года.

Порядок, при котором выезжане получали первенство перед «аборигенами», сохраняется и значительно позже — в великое княжение Василия III. Федор Михайлович Мстиславский приехал в Москву в 1526 году и сразу же занял почетное место в московской элите: стал старшим членом Боярской думы и вступил в брак с племянницей государя Анастасией. За что такая милость? Василий скорее имел основания не доверять Мстиславскому — его отец удельный литовский князь Михаил Иванович в 1499 году подался было с уделом на сторону Москвы, но после победы литовцев при Орше (1514 год) вернулся к литовскому государю. Тем не менее Мстиславский-младший сразу достиг положения, недоступного для представителей многих старинных московских родов.

Рост влияния новой волны московской элиты нетрудно проследить по тому, как изменялся состав Боярской думы. Наиболее ранний список бояр времен Ивана III относится к 1475 году. Из 11 бояр большинство — шестеро — составляют старомосковские фамилии: Василий Федорович Образец, П. Ф. Челяднин, братья Тучко Морозовы, Григорий Морозов и Василий Китай. Четверо относятся к служилым князьям — трое Патрикеевых (Иван Патрикеев, два его племянника — Иван Булгак и Даниил Щеня, а также А. В. Оболенский). Ярославский удельный дом представлял князь Федор Хромой.

Прошло без малого четверть века, и картина заметно меняется. В Боярской думе образца 1498 года из того же числа бояр шесть представляют служилых князей (Иван Патрикеев, Даниил Щеня и новое поколение клана Патрикеевых — сын Ивана Юрьевича и его зять: Василий Патрикеев и Семен Ряполовский, а также двое Оболенских), двое удельных ярославских князей, и лишь трое — старомосковских бояр: это братья Яков и Семен Захарьевы, А. Ф. Челяднин. К исходу века выехавшие из Литвы Гедиминовичи и Рюриковичи составили самую влиятельную прослойку политической элиты в Государевом дворе и Думе.

Боярская дума. Художник А. П. Рябушкин

Прежде обиженные бояре могли найти себе нового сюзерена. Но в XV веке московские великие князья начинают энергичную борьбу против права отъезда, летописцы уподобляют ищущих новой службы бояр Иуде, называют «коромольниками льстивыми». Недовольные бояре, желавшие перейти к другому государю, наталкивались на все большие препятствия в осуществлении своих планов и вынуждены были мириться с новыми московскими реалиями, уступая место пришельцам. Униженные бояре остаются в Москве, но значит ли, что они смиряются с засильем «выезжан»? Очевидно, что старожилам московского двора не по душе пришлась постоянная и зачастую безуспешная борьба за сохранение своего прежнего статуса.

И «аборигены», и выезжане не выступали как самостоятельная, самодостаточная политическая сила и таковой никогда не являлись. Цель их борьбы и одновременно ее орудие — влияние при дворе, и в первую очередь благорасположение великого князя и его близких. Но старомосковское боярство терпело поражение в этом противоборстве. И если выезжан вполне удовлетворяло «статус-кво», то их оппоненты желали перемен, а значит, тянулись к силе, способной эти перемены осуществить, силе, оппозиционной по отношению к Ивану III и порядкам им установленным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.