Отступление 3: «Особые поручения» на Тихом океане
Отступление 3: «Особые поручения» на Тихом океане
В обвинительном заключении по делу Ежова, как мы помним, говорилось, что «через внедренных заговорщиками в аппарат Наркомвнудела и дипломатические посты за границей Ежов и его сообщники стремились обострить отношения СССР с окружающими странами в надежде вызвать военный конфликт… подготовить нападение Японии на советский Дальний Восток».
О чем это Берия пишет?
В Японии и Китае
«Международная мировая Вторая империалистическая война по справедливому указанию т. Сталина, уже начатая на двух континентах — на крайнем Западе и на крайнем Востоке, как вам известно, не только не прекратилась, а продолжается, и неизвестно, когда, в какой части, каким порядком, в какой форме вовлечет в свою орбиту новые страны, зажжет те или иные народы своим пламенем» [21, с. 130]. Конечно, это неудачная стенограмма. Вторая мировая война началась не «по указанию т. Сталина». Интереснее другое: в 1938 году исходили из другой периодизации истории и в ноябре 1938 г. считали, что Вторая мировая уже идет!
Положение на Тихом океане требовало сложного маневрирования. Япония готовилась к войне с СССР.
В 1933 г. в Токио вышла очень характерная книга Хираты Синсаку «Как мы будем воевать», описывающая в том числе и будущую войну с СССР:
«…Первыми пунктами столкновения обеих армий явятся: во-первых, направление Пограничная — Владивосток, во-вторых, Благовещенское направление и, в-третьих, направление Маньчжурия — Даурия…
В первую очередь необходимо бомбардировать и уничтожить Спасскую Ленинскую авиабригаду, ибо выступление сильной бригады в 150 самолетов нанесет нашей армии сильный урон, и не только фронтовым частям, но и местам дислокации частей в Корее и Гиринской провинции…
Наша авиация, даже ценой потери всех своих самолетов, должна уничтожить Ленинскую авиабригаду…
Падет ли Владивосток через неделю, или он продержится месяц, или же, как Порт-Артур, около года? Этот вопрос до наступления событий не может быть решен, однако, думается, осада не затянется слишком долго. Потерявшая авиацию Красная Армия не сможет долго обороняться.
Противник будет еще причинять нам урон отравляющими веществами и тяжелой артиллерией, но падение Владивостока уже явится предрешенным. Концом обороны этих укреплений будет либо выкинутый белый флаг, как это имело место в Порт-Артуре, либо ожесточенный рукопашный бой пехоты в противогазах, либо (и это будет честью для Красной Армий) Владивосток будет занят после полного уничтожения его гарнизона…
…На северном берегу Амура длинной змеей растянулись позиции Красной Армии. Десятки орудий и сотни пулеметов образуют линию перекрестного заградительного огня, создавая сильную оборону.
При переправе здесь разгорится ожесточенный бой, который может быть назван современным Удзикавским сражением.
Наша армия, ценой большого урона, окрасив воды Амура в цвет крови, все же возьмет Благовещенские позиции…» [106, с. 429]
Квантунская армия превращается в мощную группировку войск. Срок службы в ней всему призывному контингенту продлевается на один год. Подготовленные резервисты постоянно пополняют ее ряды. Суть оперативного плана Квантунской армии на 1937 финансовый год состояла в следующем:
«1. Итоги оперативной политики и цели. С началом военных действий Квантунская армия выдвигает основные свои силы к восточной [106, с. 430] границе, где захватывает и закрепляет за собой ключевые пункты. Сосредоточившись на границе, Квантунская армия (в течение примерно 30 дней) прикрывает прибытие пополнений из метрополии и Кореи и их сосредоточение в Маньчжурии. Получив пополнение, Квантунская армия наступает в южные районы Приморского края с тем, чтобы ослабить и разгромить главные силы советской Дальневосточной армии. В это время войска Северного и Западного фронтов ведут сдерживающие действия…
Разгромив главные силы противника в южных районах Приморского края и удерживая оккупированные районы частью сил, японские войска перегруппировывают свои главные силы на северный и западный фронты, наносят удары и громят силы противника, которые могли вторгнуться в Маньчжурию на этих направлениях, затем наступают до рубежа Рухлово — западные скаты Б. Хингана…»
Своеобразным ответом на это было выступление маршала Блюхера на XVII съезде: «Наблюдая военные мероприятия японского империализма, мы не могли и не можем остаться к ним безучастными… Мы крепко, на замок запираем наши границы… Воевать мы не хотим, но если нас заставят, вынудят, то Особая Краснознаменная Дальневосточная Красная Армия — от красноармейца до командарма, как беззаветно преданные солдаты революции — под непосредственным руководством Центрального Комитета партии ответят таким ударом, от которого затрещат, а кое-где и рухнут устои капитализма» [106, с. 440]. Где это они рухнут? В Маньчжурии? В Китае? А может быть, на Островах Восходящего Солнца? Впрочем, для этого нужен флот…
В нашу задачу не входит анализ сложной политической игры, которую вело советское руководство в тихоокеанском регионе. Ясно, что, с одной стороны, многие руководители видели главную свою задачу в поддержке мирового революционного движения. И Коминтерн, и НКВД, и военная разведка вели работу в Китае и Корее. С другой стороны, важно было не спровоцировать конфликт, в котором СССР оказался бы с Японией один на один.
Военная подготовка сопровождалась дипломатическими усилиями. Народный комиссар иностранных дел Литвинов поддержал предложение о так называемом «Тихоокеанском региональном пакте» — некоем аналоге европейской системы коллективной безопасности: «только такой пакт может окончательно прекратить агрессию Японии и обеспечить мир на Дальнем Востоке. Япония не могла бы, и не смела бы, противопоставлять себя тихоокеанским государствам и рано или поздно сама присоединилась бы к ней».
Однако этот проект не реализовался прежде всего из-за отказа США.
Китай предлагал СССР двухстороннее соглашение, но Сталин уклонялся от этого. 7 июля 1937 года началась японо-китайская война.
28 июля японская армия вошла в Пекин. 12 ноября в Шанхай, 13 декабря японцы вошли в столицу гоминьдановского Китая — Нанкин. Для СССР начавшаяся война открывала новые возможности. Во-первых, чем серьезнее японцы втягивались в войну с Китаем, тем меньше была вероятность нападения на Приморье из Маньчжурии.
Во-вторых, Китай был заинтересован в военной помощи СССР, и у Кремля появился серьезный инструмент давления на Чан Кайши.
В-третьих, в случае поражения японцев в Китае у СССР возникала возможность нанести удар по самураям с тыла.
Именно поэтому 21 августа 1937 года был заключен договор с Чан Кайши. С осени начались поставки советского вооружения в Китай. В итоге с октября 1937 года по сентябрь 1939 г. китайская сторона для борьбы с японским агрессором получила из Советского Союза 985 самолетов, 82 танка, более 1300 орудий, свыше 14 тыс. пулеметов. Они оплачивались на основе кредитных соглашений 1 марта 1938 года и 1 июля 1938 года.
Одновременно с этим в Монголию в августе 1937 г. вошел корпус Конева — готовился военный конфликт с Японией.
Одновременно произошла смена полпреда СССР в МНР. Новым дипломатом стал комиссар ГБ 3-го ранга С. Н. Миронов. При его активном участии в стране развернулись массовые репрессии.
Союз с Гоминьданом должен был вызвать сопротивление среди работников Коминтерна. Когда в декабре 1936 года генерал Чжан Сюэлян арестовал Чан Кайши, реакция части ИККИ была однозначной, вспоминал сотрудник Коминтерна Го Шаотан (Г. А. Крымов): «Надо кончать с Чан Кайши». Не нашлось никого, кто бы высказался против необходимости рассчитаться с этим злейшим врагом китайского народа… В коридоре я встретил Мануильского. Он потирал руки и, обняв меня, сказал: «Попался голубчик» [102, с. 115].
Сталин потом обвинял посла в Китае Богомолова в том, что тот неправильно информировал Кремль о ситуации в Китае: «Богомолов очень тормозил заключение пакта о ненападении. Он нас убеждал, что Чан Кайши заключать договора не хочет, он стремится лишь разговорами о договоре шантажировать Японию… Богомолов нас также убеждал, что вся оборона Китая ничего не стоит, что Шанхай не продержится более двух недель, что вообще Китай может сопротивляться не более трех месяцев, что Чан Кайши колеблется. Но вот проходит месяц, Шанхай обороняется, мы вызвали Богомолова и спрашиваем: ты кто такой?» [64, с. 135–136]. Сталин назвал Богомолова «троцкистом» — имея в виду, что именно «левые» в 20-х гг. выступали против Гоминьдана.
Спустя год японцы получат информацию, что Блюхер выступал за войну с Японией: «СССР должен нанести удар по Японии в интересах национально-освободительного движения в Китае» [102, с. 144].
Кто из советских руководителей на самом деле отдавал предпочтение «революционной перспективе», а кто был настроен прагматично — предмет отдельного анализа специалистов. Сталин мог только приписывать Богомолову свои собственные сомнения…
В СССР
Как известно, в апреле 1936 года в командовании РККА возникла дискуссия между Тухачевским, с одной стороны, и Якиром и Уборевичем — с другой. Первый считал, что есть реальная угроза войны на два фронта уже в 1937 году, причем главная опасность, с его точки зрения, исходила от Германии. Оппоненты считали, что стратегически наиболее важным является дальневосточный театр военных действий.
Именно в этой ситуации в военно-политическом руководстве страны начинается интрига, направленная на снятие Блюхера с должности командующего ОКДВА. «И вот начинается кампания, очень серьезная кампания, — говорил Сталин 2 июня 1937 года, защищая В. Блюхера. — Хотят Блюхера снять… Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам… Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять… Путна бомбардирует. Аронштам бомбардирует нас в Москве, бомбардирует Гамарник…»
В качестве кандидатуры на должность командарма обсуждаются Уборевич и Тухачевский. Однако спустя год, летом 1937 г., Сталин уже публично берет под защиту маршала Блюхера: «Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну, еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Посмотрите, ЦК встает перед фактом всякой гадости, которую говорят о Блюхере. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой».
Означает ли это, что Сталин верил Блюхеру? Вряд ли. Просто уничтожив группировки и Тухачевского, и Якира — Гамарника, и Уборевича, он не хотел пока лишаться этого маршала, который ненавидел и Гамарника, и Тухачевского.
Одновременно с этим в Монголию в августе 1937-го вошел корпус Конева — готовился военный конфликт с Японией.
Началось стремительное наращивание военной мощи ОКДВА. Именно на Дальнем Востоке дислоцировались 12 кадровых дивизий, численностью 10 000 человек.
Всего в танковых бригадах ОКДВА было 1058 танков. Кроме того, надо учитывать, что в дивизиях были по 3 роты танков Т-28 и 10 танков Т-38. ВВС насчитывали 24 авиабригады общим числом самолетов 2623.
Согласно записке Генштаба РККА от 24.03.38 в случае войны (в том числе и с Японией) на Дальнем Востоке должно быть развернуто 40 стрелковых дивизий, 5 кавалерийских дивизий, 7 танковых и 3 бронебригады.
К концу 1938 года на Дальнем Востоке должно было бы быть 38 авиабригад — 2864 самолета.
28–31 мая 1938 г. на заседании Главного военного совета Блюхер сделал доклад, в котором утверждал, что войска фронта хорошо подготовлены и во всех отношениях боеспособны. Сталин категорически запретил привлекать красноармейцев на разного рода хозяйственные работы и потребовал от Блюхера возвращения в части к 1 июля 1938 г. всех бойцов, находящихся в таких командировках. Солдаты были нужны в строю — к этому моменту Отдельная Краснознаменная Дальневосточная армия была преобразована в Дальневосточный фронт. Мне кажется, многозначительное переименование.
Бегство Люшкова
Но за Блюхером должны были присматривать чекисты. Как мы помним, Люшков — украинский чекист. Вслед за Балицким переведен в Центр, но когда Балицкий вернулся на Украину, Люшков остался в центральном аппарате. Заместитель Молчанова, активно участвовал в расследовании убийства Кирова. Потом Люшков говорил, что процессы 1935–1936 гг. были сфабрикованными, но продолжал служить. В конце августа 1936 г. его переводят в Азово-Черноморский край: лидер «северокавказцев» Евдокимов был направлен, чтобы ликивидировать «шеболдаевщину», Люшков должен был ему помочь. Арест Молчанова, возможно, напугал Люшкова: если начальник — «враг», то кто — заместитель? Однако он активно включается в чистку, вместе Евдокимов и Люшков собирают материалы, разоблачающие «шеболдаевщину», доклад об этом Евдокимов делает на февральско-мартовском пленуме ЦК. 3 июля 1937 года комиссар 3-го ранга Генрих Самойлович Люшков был награжден орденом Ленина и был назначен начальником УНКВД Дальневосточного края.
В июле 1937 года, при получении нового назначения в Хабаровск, по словам Люшкова, в личной беседе Сталин поставил перед ним три специальные задачи: арестовать руководителя Дальневосточного УНКВД В. Балицкого; ликвидировать бывшего командующего дальневосточными ВВС А. Лапина, арестованного в мае 1937 г. в Хабаровске; вести наблюдение за командующим ОКДВА маршалом В. К. Блюхером.
Люшков за Блюхером присматривал, но не трогал. Помнил сталинскую характеристику, что Блюхер, «конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером, и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается».
Репрессии в крае к тому времени уже шли полным ходом. Как уже говорилось выше, он сначала помог Варейкису провести чистку партийно-государственного аппарата, а потом стал писать доносы и на самого Варейкиса. Лимит по кулацкой операции был установлен сначала в 2000 по 1-й категории и 4000 по 2-й категории, затем, 31 января 1938 года, еще 8000 по 1-й категории и 2000 по 2-й категории. Осенью 1937 года около двухсот тысяч советских корейцев из приграничных районов Дальнего Востока были перемещены в Среднюю Азию. 1 февраля 1938 года Политюбро приняло решение о расстреле 12 000 заключенных ГУЛАГа.
13 июня 1938 г. Люшков бежал к японцам. Бывший комиссар ГБ обещал японцам подготовить покушение на вождя. Кроме того, он выдал им данные о количестве вооруженных сил Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях и укреплениях.
В книгах Е. Хиямы «Планы покушения на Сталина» есть воспоминания бывшего офицера пятого отдела японского Генерального штаба Коидзуми Коитиро. Этот профессиональный военный разведчик, имевший прямое отношение к «делу Люшкова», рассказывал: «В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог сконцентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством. В тот период, то есть на конец июня 1938 года, наши силы в Корее и Маньчжурии, которые мы могли использовать против Советского Союза, насчитывали всего лишь 9 дивизий… Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел Генштаба пришел к выводу о том, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости сосредоточить от 31 до 58 дивизий… Тревожным выглядело и соотношение в танках и самолетах. Против 2000 советских самолетов Япония могла выставить лишь 340 и против 1900 советских танков — только 170… До этого мы полагали, что советские и японские вооруженные силы на Дальнем Востоке соотносились между собой как три к одному. Однако фактическое соотношение оказалось равным примерно пяти или даже более к одному. Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР…» [102, с. 439].
Бывший начальник разведывательного отдела японской Корейской армии генерал Масатака Онуки вспоминал, что в информации Люшкова «было и такое, что явилось для нас серьезным ударом. С одной стороны, советская Дальневосточная армия неуклонно наращивала свою военную мощь, с другой — японская армия из-за японо-китайского инцидента совсем не была готова к военным действиям с Советским Союзом. Если бы нас в какой-то момент атаковала Дальневосточная армия, мы могли бы рухнуть без серьезного сопротивления…» Как все-таки своевременно в Москве решили вернуть в строй красноармейцев-дальневосточников.
Бои у озера Хасан
В мае 1938 года командующий Квантунской армией генерал Уэда и военный министр Маньчжоу-Го Юй Чжишань совершили инспекционную поездку на границу. Военному министру Тодзио сообщили о готовности японских войск к военному столкновению с ОКДВА. Это было до того, как японцы получили информацию Люшкова, после этого события ситуация в Японии, как мы помним, стала меняться — в Японии сделали вывод, что война не входит в планы империи.
Одновременно с этим японцы активизируют свое наступление в Китае: в мае они захватили Суйчжоу и таким образом соединили Северный и Центральный фронты, затем начали наступление на Ухань. Положение Китая было критическим.
Именно в это время после бегства Люшкова в ДВК приезжает комиссия во главе с Фриновским и Мехлисом. И именно во время пребывания этой комиссии и начинает развиваться конфликт около озера Хасан.
В начале июля 1938 года из Посьетского пограничного отряда в Хабаровск, в штаб пограничного округа, дважды делаются настойчивые запросы с просьбой дать разрешение на занятие высоты Заозерной, чтобы установить на ней постоянный усиленный пограничный пост, который располагался бы в полевом укреплении (окопе). Здесь хочется напомнить, что пограничники — это войска НКВД и командовал ими долгое время Фриновский. 8 июля это разрешение было получено.
Японцы считали, что высота Заозерная — часть Маньчжурии, ссылаясь на то, что там традиционно происходили религиозные праздники местного населения. Советские дипломаты ссылались на карту 1886 года. К соглашению прийти не удалось.
Здесь важно вспомнить, что начальником восточного отдела НКИД, который, собственно, и курировал советскую политику на Дальнем Востоке, был С. Миронов (Король). «Северокавказец» и ближайший помощник Фриновского, летом 1937 г. именно он начал проведение массовых операций в Западно-Сибирском крае. Затем вместе с Фриновским отправился в Монголию (был переведен полпредом) и организовал там чистку монгольских партийных и военных кадров.
Безусловно, Миронов был не самостоятелен в своей позиции. Очень выразительные воспоминания о событиях лета 1938 года оставила жена С. Миронова: «Чойбалсан тогда как раз приехал в Москву. С Чойбалсаном, кажется, хотели заключить какой-то договор, который обсуждали с ним в Наркомате иностранных дел. На этом заседании присутствовал Миронов — как заместитель наркома по дальневосточным делам.
Сережа вернулся оттуда очень взволнованный, курил, думал. Что-то там на этом заседании произошло… стал мне рассказывать. Сперва мне показалось, что все хорошо. Сталин несколько раз обращался лично [к Миронову], спрашивал его мнение, как бывавшего в Монголии, знатока страны, даже явно выделил его. Это не могло оставить Сережу равнодушным при его-то честолюбии. Но было на этом заседании и что-то странное, удручающее. Сталин обращался ко всем — и к Чойбалсану, и к Сереже, и к Молотову, и ко всем другим, кто там присутствовал, кроме… Литвинова. Литвинов, нарком, тут же сидит, все слышит, а ему Сталин — ни слова, как будто его и не существует. В его сторону ни разу не взглянул, обходит взглядом, как пустое место, даже в тех вопросах, где его, Литвинова, в первую очередь и надо бы спросить. Демонстративно его шельмует. Литвинов сидит бледный, но с виду спокоен. Бесподобная у него была выдержка. Сережа сказал мне тогда, что, вероятно, недолго еще Литвинов продержится, раз так откровенно Сталин выказывает ему свое пренебрежение. А если Литвинова снимут, то могут быть в наркомате большие перемены… В общем, он был под хмельком успеха, но вместе с тем очень встревожен».
Так или иначе, именно при Миронове началось новое обострение советско-японских отношений.
15 июля у сопки Заозерная советским пограничником был убит японский жандарм. Расследование, проведенное советской стороной, определило, что труп японского жандарма-нарушителя лежал на территории Советского Союза, в трех метрах от линии государственной границы. Японская сторона утверждала, что убийство произошло на территории Маньчжоу-Го и, стало быть, явилось вооруженной провокацией советских пограничников (чекистов).
Утром 19 июля по прямому проводу заместителя начальника Посьетского пограничного отряда майор Алексеев попросил у ОКДВА в помощь роту военных. Блюхер сначала разрешил «взять взвод роты поддержки, подвести скрытно, на провокации не поддаваться». Но на следующий день он отменил свой приказ, заявив, что «первыми должны драться пограничники, которым в случае необходимости будет оказана армией помощь и поддержка…». Можно догадываться о реакции на это решение и самих пограничников, и Фриновского. В этот же день японский посол в Москве Мамору Сигэмицу заявил, что Япония «может прибегнуть к силе и заставить советские войска эвакуировать незаконно занятую ими территорию Маньчжоу-Го».
Спустя два дня, 22 июля, советское правительство направило ноту японскому правительству и отказывалось отвести войска с высоты Заозерная. В тот же день в Хабаровск ушла директива Ворошилова привести фронт в боевую готовность.
24 июля появляется соответствующая директива Блюхера о приведении частей фронта в боевую готовность. Только в ней предписывается вернуть в строй откомандированных красноармейцев, которые вообще-то уже три недели должны быть в казармах.
В этот момент конфликт между Фриновским и Блюхером достигает кульминации. Маршал «совершенно неожиданно 24 июля подверг сомнению законность действий наших пограничников у озера Хасан. В тайне от члена военного совета т. Мазепова, своего начальника штаба т. Штерна, зам. наркома обороны т. Мехлиса и зам. наркома внутренних дел т. Фриновского, находившихся в это время в Хабаровске, т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерная и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников. Созданная таким подозрительным порядком комиссия обнаружила «нарушение» нашими пограничниками Маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно, «установила» нашу «виновность» в возникновении конфликта у озера Хасан. Ввиду этого, т. Блюхер шлет телеграмму наркому обороны об этом мнимом нарушении нами Маньчжурской границы и требует немедленного ареста начальника погранучастка и других «виновников в провоцировании конфликта» с японцами. Эта телеграмма была отправлена т. Блюхером также в тайне от перечисленных выше товарищей».
О чем думал в этот момент один из наиболее прославленных полководцев Гражданской войны и один из пяти первых маршалов Советского Союза Василий Константинович Блюхер? Вполне возможно, он считал, что во всем виноваты чекисты, «а если открыть глаза Сталину, то он все поймет».
«Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями и о точном выполнении решений Советского правительства и приказов наркома т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с.г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером, тов. Сталин вынужден был задать ему вопрос: «Скажите, т. Блюхер, честно, — есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, — я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля». Тоже верно.
Хочется обратить внимание и на еще одну фразу Сталина: «Никто вас не обязывает переходить границу, мы только советуем вам пустить в ход большие силы нашей бомбардировочной авиации и бомбить непрестанно японцев… Мы считаем, что такая сосредоточенная бомбежка, кроме того, что она истребит японцев, будет вместе с тем прикрытием для подвода наших войск и, конечно, артиллерии к нашим границам» [102, с. 149]. Кажется, что Сталин убеждает Блюхера, что войны не будет. У Блюхера, выходит, другое впечатление сложилось? После разговоров с Фриновским и Мехлисом?
29 июля японцы атаковали роту пограничников в окопах на соседней с Заозерной сопке Безымянной, которую защищали 11 пограничников с двумя пулеметами (на Заозерной была размещена рота). После продолжительного боя японцы захватили спорную территорию.
4 августа японский посол в Москве М. Сигэмицу заявил народному комиссару иностранных дел М. М. Литвинову о готовности правительства Японии приступить к переговорам по урегулированию пограничного конфликта. Советское правительство выразило готовность к таким переговорам, но при обязательном условии — японские войска должны быть выведены с захваченной пограничной территории. Нарком иностранных дел М. М. Литвинов заявил японскому послу:
«Под восстановлением положения я имел в виду положение, существовавшее до 29 июля, т. е. до той даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянная и Заозерная».
Токио с условиями советской стороны не согласилось. Посол М. Сигэмицу предлагал вернуться к границе до 11 июля — то есть до появления окопов на вершине Заозерной.
Однако ТАСС уже передало официальное сообщение о том, что японские войска захватили советскую территорию «на глубину в 4 километра». Но в действительности такой «глубины захвата» просто не было. По всей Советской стране шли многолюдные митинги протеста, участники которых требовали обуздать зарвавшегося агрессора [106, с. 442]. Начались кровопролитные бои, в которых Красная Армия одержала победу. Правда, дорогой ценой.
Может быть, Блюхер, сопротивляясь Фриновскому, трезво оценивал степень готовности его частей к конфликту — незамещенными являются сотни должностей командиров и начальников частей и соединений. Если в этом вина не столько маршала, сколько НКВД, то за то, что «начальник управления фронтом и командиры частей не знали, какое, где и в каком состоянии оружие, боеприпасы и другое боевое снабжение имеются», — отвечать должен, конечно, командующий. «Во многих случаях целые артиллерийские] батареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок и противогазов, все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности». Все это, конечно, вина командующего. Маршал понимал, что докладывал он Сталину совсем другое и прикрыться ему нечем.
Важно подчеркнуть, что японцы, предупрежденные Люшковым о неблагоприятном для себя соотношении сил на Дальнем Востоке, видимо, решили избежать превращения локального конфликта в глобальный. Так или иначе, но ни японская авиация, ни танки не участвовали в боях.
Что на самом деле произошло тогда на Дальнем Востоке, мы пока не знаем — это задача самостоятельного исследования. Трудно представить себе, что пограничники заняли сопки без санкции заместителя наркома Фриновского, который к тому же находился в крае. Наверное, когда-нибудь будут найдены документы о том, какие именно указания получил Фриновский от Сталина и что именно он предпринял. Какие именно инструкции получили пограничники от заместителя наркома внутренних дел?
Попробуем посмотреть на все глазами Сталина. Если он действительно планировал войну на Тихом океане, то Блюхер, Ежов и Фриновский все сорвали. Чекисты тем, что упустили Люшкова, а Блюхер срывом боевой подготовки ОКДВА. Если война не входила в планы вождя, то как в его глазах должна выглядеть деятельность Фриновского в Дальневосточном крае? Как сознательное провоцирование конфликта? Сталин ведь не мог знать, что японцы решили не превращать конфликт в большую войну. Но скорее всего, вождь просто хотел выиграть время для себя и любой ценой (в том числе и рискуя конфликтом с Японией) услать Фриновского подальше от Москвы.
Не это ли стоит за формулой обвинительного заключения по делу Ежова: «…через внедренных заговорщиками в аппарат Наркомвнудела и дипломатические посты за границей Ежов и его сообщники стремились обострить отношения СССР с окружающими странами в надежде вызвать военный конфликт… подготовить нападение Японии на советский Дальний Восток».
В Монголии
Как уже говорилось, комиссар ГБ 3-го ранга Миронов, выполняя обязанности полпреда СССР в Монголии, содействовал проведению массовых репрессий. Во-первых, был нанесен удар по буддистскому духовенству. Всего с октября 1937 по апрель 1939 года было осуждено 25 500 человек, из которых 80 % расстреляно. Следует учитывать при этом, что население МНР составляло 750 тыс. человек, то есть осуждено по 1-й категории около 3 % населения, что заметно выше, чем в СССР. При Миронове (с августа 1937 года по март 1938 года) было репрессировано почти 11 тысяч (из которых почти 8 тыс. принадлежат к ламскому духовенству). Кроме того, подлежало аресту еще более 7 тыс. человек (из которых 6 тыс. — ламы) [82, с. 389–390]. Иными словами, именно под руководством и при активном участии «северокавказца» Миронова осуществлялись эти расправы. Сам Миронов, как уже говорилось, проходит в расстрельном списке, направленном Сталину 16 января 1940 г.
В этих же списках, которые Л. П. Берия в 1940–1941 гг. представил на подпись Сталину, содержится и несколько десятков имен видных политических и государственных деятелей, а также чиновников и офицеров силовых структур Монгольской Народной Республики. Так, Берия предлагает осудить по 1-й категории премьер-министра МНР АМОРА-АГДАГБУГИНА (арестован 7 марта 1939 года) и первого секретаря ЦК Монгольской народно-революционной партии Лубсана-Шарапа (арестован 9 июля 1939 г.).
Кроме того, в этих списках министры правительства МНР:
— министр здравоохранения МНР ГАЛИНДЫП-САЙРЫ арестован 9 июля 1939 года;
— министр юстиции ГАМПЫЛ-ДАНШИ-ЦОДОЛ арестован 9 июля 1939 года;
— министр торговли МНР ДАМДИН-СУРУН-ШАГДОР-ЖАБ арестован 15 июля 1939 года;
— председатель малого хурала МНР ДАНСОРОН-ДОКСОМ арестован 9 июля 1939 года;
— министр финансов Монгольской Народной Республики ДОБЧИН САНЖИ арестован 11 февраля 1939 года;
— начальник Управления связи МНР НЭРИМ-МАРУ НАСЫН-ТОХТОХО арестован 7 июня 1939 года;
— министр земледелия и скотоводства ПУРБО-ДОРЖИ арестован 9 июля 1939 года;
— заместитель главкома и начальник 4-го управления Монгольской народно-революционной армии ЦЫРЕН-ЖАБОН ЛУБСАН-ДОНОЙ арестован 1 июля 1939 года;
— министр торговли и промышленности МНР РЭНЧИНЭ МИНДЭ арестован 1 августа 1939 года;
— секретарь ЦК МНРП УЛЬЗУЙТО БАДАРХО арестован 31 июля 1939 года;
— министр внутренних дел МНР ХАСА (ХАС) — ОСИР арестован 20 июля 1939 года;
— секретарь премьер-министра и МВД МНР ГЕНДЫН-ЖАМСАРАН арестован 15 июля 1939 года и др.
В списках содержатся имена монгольских военных:
— начальник ПУРа МНРА ГУНЖИТ-НАЙДАН арестован 26 января 1939 года;
— начальник Политуправления Монгольской народно-революционной армии, дивизионный комиссар НАМЖИЛ-БОДАРХИН арестован 3 июля 1939 года;
— начальник общей части Политуправления МНРА БАДАРХИН НАМЖИЛ арестован 3 июля 1939 года;
— заместитель командующего МНРА ДАМБА-ГОТОБИН арестован 28 января 1939 года.
Но больше всего в списках имен ответственных работников МВД Монголии:
— начальник СПО МВД МНР НЕРЕНДО-ЧИМИТ-ДОРЖИ арестован 3 июля 1939 года;
— начальник УПВО МНР ПИЛЬЖИД МАГИН БАЛЬЖИНИМА арестован 9 июля 1939 года;
— начальник следственной части Министерства внутренних дел МНР САНЖИ БАЗАР-ХАНДА арестован 4 июля 1939 года;
— комендант МВД МНР СЕРЕТР ЛУЗИН арестован 15 июля 1939 года;
— заместить министра внутренних дел МНР ХАСА ОЧИР арестован 20 июля 1939 года;
— начальник 1-го отдела МВД МНР ЦЕНДЕ-СУРУН арестован 12 июля 1939 года;
— начальник особого отдела МВД МНР ЧАЙМПОЛ-БАТО-СУХЭ арестован 7 июня 1939 года;
начальник КРО МВД МНР ЧЖАМЦО БАЯС-ХАЛАН арестован 15 июля 1939 года;
— начальник отделения СПО МВД БЕЛИХТЭ-АМОГАЛАН арестован 3 июля 1939 года;
— начальник отделения ОО ВАНЧЕНХУ-БАНДЫ арестован 20 июня 1939 года;
— начальник отделения 3-го отдела МВД МНР ГОТОБ-СУРУН арестован 10 июля 1939 года;
— начальник шифровального отдела МВД МНР ГОТОБ-ЦАГАН арестован 12 июля 1939 года;
— начальник отделения КРО МВД МНР ГУРО АРАКЧА НАРЕН ОРОГ арестован 16 июля 1939 года;
— помощник начальника ИТУ МВД, ДАМБА-ЦЕНДЕ арестован 29 июля 1939 года;
— начальник отдела мест заключения МВД МНР ДАМБО-ЧИМИДИН арестован 15 июля 1939 года;
— заместитель начальника СПО МВД МНР ДОНДОК-ЖАЛСАРАЙ арестован 17 июля 1939 года;
— начальник отделения СПО МВД МНР ДЕЛИК ГАЛСАН ПУНЦУК арестован 18 июля 1939 года;
— начальник строительного отдела МВД МНР ДЫЖИД-ОСОР арестован 12 июля 1939 года;
— начальник Архангайского аймачного отделения МВД МНР ИДАМ-СУРУНЕЙ-БИМБО-ЖАП арестован 23 июля 1939 года;
— помощник начальника следственной части МВД МНР ЦЕНДУЕВ-СОСОРЖАП арестован 18 июля 1939 года;
— начальник Убурхайгэйского аймачного отдела МВД ЦЫБИК-ДОЛГОР-ЖАБ (ранее работал начальником СПО МВД МНР) арестован 20 июля 1939 года и др.
Осужденным (кстати, по 58-й статье УК РСФСР!) инкриминировалось в вину:
— «создание панмонгольской контрреволюционной организации и подготовка вооруженного восстания, направленного на свержение существующего народно-революционного строя в МНР, установление буржуазно-феодального государства под протекторатом Японии». Эти обвинения предъявлены политическому и военному руководству МНР — Амор, Лубсан-Шаран, Дансорон-Доксом, Насын-Тохто, Бадархин-Намжил, Галиндып-Сайры, Гампыл-Данши-Цодол, Генын-Жамсаран, Гунжит-Найдан, Дамба-Готобин, Дамдин-Сурун-Шагдор-Жаб, Добчин Санжи, Дыжид Осор, Легцегин Гонжаб, Пильжид Мальгин Бальжинима, Пурбо-Доржи, Серетр-Лузин, Хаса Очир, Ценде-Сурун, Лубсан-Доной, Чимик Бордухо и др.;
«Работа, направленная на истребление ни в чем не повинного монгольского населения путем проведения массовых необоснованных арестов, фальсификации в отношении их, следственных дел, применения к арестованным мер физического воздействия в целях получения от последних заведомо ложных показаний, создание тем самым недовольства против Народно-Революционного правительства и МНР». В этом обвинялись прежде всего сотрудники МВД МНР — Насын-Тохто, Белихтэ-Амогалан, Ванчеху-Банды, Генын-Жамсаран, Готоб-Сурун, Готоб-Цаган, Гуро Аракча Нарен Орог, Дамба-Ценде, Дамбо-Чимидин, Дондок-Жалсарай, Неренедо-Чимит-Доржи, Делик Галсан Пунцук, Идам Суруней Бимбо Жаб, Санджи-Базар-Ханда, Цендуев Сосоржап, Цыбик Долгор Жаб, Чаймпол Бато Сухэ, Чжамцо Баяс Халан и др.
При этом надо учитывать, что необоснованные репрессии являются частью «панмонгольского прояпонского заговора».
Как видим, есть несколько периодов арестов — январь 1939 и июль 1939 г. Между ними в марте арест премьер-министра МНР — Амора.
Что стоит за этими событиями? На первый взгляд все, что происходит в МНР, — копия событий в СССР: арест «чистильщиков» и интерпретация их активности как заговорщической.
Однако бросаются в глаза и отличия. Первое и главное. Министр внутренних дел Чойбалсан постепенно прибрал к рукам всю власть в МНР. Он стал военным министром, а потом премьер-министром (ликвидировав Амора в марте 1939 г.), а затем и партийным руководителем МНР в июле 1939 г. Иными словами, ему удалось сделать то, что не удалось Ежову и Фриновскому.
Во-вторых, многие арестованные сотрудники МВД вовлечены в заговор только в 1939 г. То есть политическое ядро заговора возникло, «конечно», в первой половине 30-х. Но значительная часть сотрудников МВД оказалась заговорщиками только в начале 1939 г.
В-третьих, политический конфликт развивался на фоне реальной, пусть и необъявленной войны.
Как известно, зимой 1938/39 г. министр внутренних дел и военный министр МНР Чойбалсан был в Москве, и именно на этот момент пришлась кульминация арестов в НКВД. Можно было бы ожидать, что эта же судьба постигнет и министра внутренних дел Монголии. Ведь именно он был активным исполнителем массовых репрессий в МНР и доверенным лицом Фриновского и Миронова. Однако все произошло иначе. В феврале 1939 года Чойбалсан утверждал, что «на приеме у тов. Сталина он получил следующее указание: удалить из правительства МНР Амора и пост премьер-министра принять на себя, сохранив за собой посты военного министра, министра внутренних и иностранных дел, подобрав себе по этим министерствам новых заместителей из числа политически надежных и ничем не скомпрометированных людей, убрав, в частности, из военного министерства Дамбу и из Министерства внутренних дел Насын Тохтохо».
Чойбалсан утверждал, «что перед его отъездом из Москвы тов. Ворошилов передал ему дополнительное указание тов. Сталина: провести отстранение Амора от руководства правительства МНР через секретаря ЦК МНРП Лубсан Шарапа, предварительно показав всему аратству, что Амор проводил свою работу против интересов трудящихся-аратов, вывести Амора из состава правительства, широко разъяснить аратам причины его отстранения и затем через некоторое время арестовать Амора».
Следует при этом учитывать, что в руководстве МНР в январе 1939 года, видимо, вспыхнул реальный конфликт. Советские чекисты считали, что Чойбалсана собирались убить на обратном пути в Монголию (примерно так же по пути из МНР в СССР умер (убили?) и маршал Демид летом 1937 г.), а в Улан-Баторе готовился переворот.
21 января МВД МНР были получены агентурные данные о том, что заместитель военного министра Дамба в ночь на 20 января созывал у себя в штабе командиров соединений и частей Улан-Баторского гарнизона и отдал им приказ привести все части в боевую готовность.
Советских инструкторов никто из монгольских командиров, в том числе и Дамба, об этом приказе не информировал. Не был извещен об этом приказе и особый отдел Министерства внутренних дел.
Негласная проверка, проведенная оперативниками МВД МНР, показала, что в бронебригаде машины приведены в боевую готовность. По инициативе советских советников было принято решение арестовать военного прокурора МНР, который дал показания, что Дамба стоит во главе военного заговора против Чойбалсана.
22 января Чойбалсан прибыл в Улан-Батор, вечером того же дня на Дамбу было совершено покушение (или инсценировано?). Ранение было легкое, но Дамбу госпитализировали «и обеспечили постоянное наблюдение». Таким образом противники Чойбалсана были на время парализованы, но настроение монгольских командиров не прояснилось.
На совещании начальствующего состава Улан-Баторского гарнизона, созванном Чойбалсаном в штабе армии 26 января 1939 г., выяснилось, что начальник штаба армии Намсарай скрыл отданный Дамбой приказ о приведении частей гарнизона в боевую готовность. Так же поступили командиры и комиссары соединений и частей.
31 января Чойбалсан заявил советским представителям, что он принял решение о немедленном аресте почти всего руководства монгольской армии: зам. военного министра Дамбы, начальника запасов штаба МНРА Намсарая, заместителя начальника ПУР Амора Сайхана, начальника ВВС МНРА Шагдыр Суруна и начальника штаба ВВС МНРА Мунко, командира и комиссара 1-й дивизии Тохтохо и Чойжила, командира и комиссара бронебригады Лхасуруна и Пурво, Дами — комиссара бронедивизиона, Цаган Велика — командира полка связи, Демида — комиссара полка связи; Дендыпа — начальника объединенного военного училища, Баир Сайхана — секретаря Чойбалсана.
По полученным НКВД СССР сведениям, арестованный бывший командарм МНРА Дамба сознался в том, что он «с 1935 г. является членом гевдуно-демидовской контрреволюционной организации, в которую был завербован Намсараем». Дамба возглавлял военную контрреволюционную организацию с 1938 г. и дал показания на премьер-министра МНР Амора (что, собственно, и нужно было) как руководителя организации. Кроме того, он «подтвердил показания Намсарая и Найдана» о подготовке вооруженного выступления в Улан-Баторском гарнизоне на 7 ноября прошлого года и о переносе срока восстания на 21 января 1939 г. Оказывается, какой-то политический кризис в Монголии ожидался 7 ноября 1938 г., как и в СССР. Сейчас трудно сказать, почему Сталин сделал ставку на Чойбалсана.
В марте 1939 года был арестован премьер-министр МНР Амор. А еще через несколько месяцев вспыхнула необъявленная война на Дальнем Востоке. 28 мая японские войска, обладая численным превосходством, перешли в наступление в районе реки Халхин-Гол.
Первоначально ситуация складывалась тревожно для советской стороны. В отличие от боев у озера Хасан, Япония пошла на активное использование авиации. За два дня воздушных боев в мае потери советской авиации, в составе которой не оказалось летчиков с боевым опытом, исчислялись в 15 истребителей и И пилотов. Японская авиация потеряла всего одну машину. 28 мая 1939 года командующий 57-м корупсом докладывал в Москву: «Авиация противника господствует в воздухе…» Пришлось принимать срочные меры, перебрасывать в МНР отряд пилотов под руководством Смушкевича и сотни самолетов. Весь июнь шли ожесточенные авиационные бои.
2 июля под командованием генерал-лейтенанта Митинаро Камацубары в районе ведения боев находилось 13 тысяч штыков японо-маньчжурских войск, около 4500 человек кавалерии, 130 танков и 6 бронемашин. Советские войска под командованием Жукова насчитывали 3500 штыков и около одной тысячи сабель союзных советско-монгольских войск, 186 танков и 266 бронемашин. Как видно, численный перевес был у Японии, но на стороне СССР было превосходство в бронетанковых войсках.
В начале июля японская армия снова перешла в наступление и в ряде пунктов добилась тактического успеха. Им удалось даже переправиться на западный берег Халхин-Гола и захватить господствующую высоту — гору Баян-Цаган, контроль над которой имел решающее значение.
В этой ситуации произошла смена руководства МНР. Еще 7 июня был арестован начальник управления связи Насын-Тохтохо. Политический вес этого человека был очень велик — с 1928 года до мая 1939 года заместитель министра внутренних дел МНР. То есть он был заместителем Чойбалсана. Вроде на приеме Сталин еще в январе 1939 года дал указание арестовать Дамбу и Насын-Тохтохо. Затем 1 июля был арестован заместитель главкома МНРА Лубсан-Доной. Далее 3 июля начинаются аресты сотрудников МВД Монголии и руководителей ПУРа МНРА (см. выше).
В ходе боевых действий на реке Халхин-Гол удача стала склоняться на сторону советско-монгольских войск. В боях за гору Баян-Цаган перелом произошел после того как Г. К. Жуков пошел на массированное применение танков. В результате высота была оставлена противником, который потерял более 10 тыс. убитыми и ранеными. Однако и советские войска в июле в боях за Баян-Цаган потеряли более 300 танков и бронемашин.
8 июля японская сторона перешла к тактике ночных атак и оттеснила советские войска к самому берегу Халхин-Гола. Был даже отдан приказ о полном отводе советских войск на западный берег реки. 9 июля в Улан-Баторе был арестован руководитель МНРП Лубсан-Шарап, одновременно шли аресты министров монгольского правительства (см. выше). На линии фронта в это время советские войска к 13 июля 1939 г. оттеснили японцев на исходные позиции.
Бои продолжались и в конце июля. К 20 августа группировка Жукова имела в своем составе около 57 тысяч человек, 542 орудия и миномета, 498 танков, 385 бронемашин и 515 боевых самолетов. 6-я отдельная армия под командованием генерала Огису Риппо насчитывала более 75 тысяч человек, 500 артиллерийских орудий, 182 танка, 500 самолетов [106, с. 502].
Спустя месяц 20 августа советские войска перешли в наступление (японцы планировали свое наступление на 24 августа). Используя фактор внезапности, превосходство в танках и превосходство в воздухе, советские войска окружили и к 31 августа уничтожили японские войска на территории Монголии. В этом сражении приняли участие 6-я и 8-я кавалерийские дивизии МНРА общей численностью около 2260 конных бойцов, руководил войсками маршал Чойбалсан. От расширения конфликта Япония отказалась, учитывая подписанный именно в эти дни пакт Молотова— Риббентропа.
Сейчас трудно сказать, почему Сталин, убирая «чистильщиков» из НКВД, оставил Чойбалсана. Может быть, тот знал и рассказал Сталину что-то о деятельности Фриновского и Миронова на Дальнем Востоке или в Москве. По крайней мере, показания Фриновского использовались при осуждении Лубсан-Шарапа, Дамбы и др.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.