Глава шестая «Известен по своим выступлениям»

Глава шестая

«Известен по своим выступлениям»

В декабре 1937 года состоялись выборы в Верховный совет СССР, а 12 января 1938 года открылась его 1-я сессия. В последний день сессии А. Я. Вышинский был назначен прокурором Союза сроком на семь лет (по новой Конституции). От имени Совета Старейшин Совета Союза и Совета Национальностей его кандидатуру представил депутат Г. И. Петровский. В своей речи он сказал, что Вышинский всем «известен по своим выступлениям на судебных процессах против врагов народа, разоблаченных нашими славными органами Наркомвнудела под руководством Николая Ивановича Ежова».

21—22 мая 1938 года в Москве прошло очередное Всесоюзное совещание прокуроров. Доклад, как всегда, сделал Вышинский. Лейтмотивом его выступления был вопрос о перестройке работы органов прокуратуры в соответствии с требованиями новой Конституции СССР, хотя перестройку он понимал весьма своеобразно, что наглядно показывает даже такой небольшой отрывок из доклада. «Едва ли найдется хоть один честный работник в системе прокуратуры, который не сознавал бы со всей очевидностью этой жгучей потребности — перестроить всю систему нашей работы, — сказал он. — Нет ни одного честного прокурорского работника, который не ощущал бы в самой резкой форме необходимости окончательно добить, я бы сказал, затесавшихся в наши ряды врагов, вырвать с корнем изменников и предателей, которые, к сожалению, оказались и в среде прокурорских работников. Пересмотреть отношение к работе каждого из наших работников, даже в том случае, если он не поколебал к себе политического доверия, пересмотреть, следовательно, всю систему нашей работы, всю методику нашей работы для того, чтобы с обновленными уже в значительной степени кадрами взяться по-настоящему, по-большевистски за решение задач, которые с такой остротой, силой и требовательностью стоят перед нами, — вот в чем заключается смысл и сущность перестройки нашей работы».

В докладе Вышинский много внимания уделил общему надзору прокуратуры, следствию, подготовке прокурорско-следственных кадров. Говоря о «вредительстве» в области права, не преминул пнуть уже поверженного (арестованного) Крыленко, который «проводил», по его словам, в своих статьях и книгах «вредительские взгляды и мыслишки». Происходивший в стране разгул репрессий в отношении простых людей Вышинский пытался изобразить как происки пробравшихся в органы «враждебных элементов», которые «преступной работой» подрывали авторитет «советского правопорядка». С этой целью он привел ряд действительно вопиющих случаев нарушения законности и необоснованного возбуждения уголовных дел.

В развернувшихся прениях выступили многие прокуроры союзных республик: Белорусской — Новик, Украинской — Яченин, РСФСР — Панкратьев, Азербайджанской — Али-Гусейнов, Грузинской — Талахадзе, а также прокуроры автономных республик, краев и областей, руководители центрального аппарата Прокуратуры СССР, других органов, в частности прокурор Бурят-Монгольской АССР Феофилактов, начальник следственного отдела Шейнин, председатель Верховного суда СССР Голяков.

На совещании Вышинский вел себя уверенно, напористо и даже грубо. Он обрывал прокуроров на полуслове, делал замечания, иронизировал. Когда слово для выступления было предоставлено прокурору Омской области Бусоргину, тот начал рассказывать о состоянии надзорной работы в прокуратуре, ничего не сказав о нарушениях законности, выявленных в прокуратуре, за что и был снят его заместитель. Через несколько минут Вышинский резко оборвал его. Произошел следующий диалог.

«Вышинский. Мы предъявили вам тягчайшее обвинение. Эти безобразия делались при вас или без вас? Дайте оценку своим действиям.

Бусоргин. Ряд дел относится непосредственно к моей работе. Я допустил грубейшую политическую ошибку тем, что по ряду дел не проверял поступавшие материалы.

Вышинский. А почему не проверяли?

Бусоргин. Я остался один.

Вышинский. Как один? Сколько у вас в аппарате людей?

Бусоргин. Тогда было двенадцать помощников.

Вышинский. Хорош один — двенадцать помощников, сам тринадцатый. Вы читали дела, которые вы направили в суд по 58-7, скажите честно?

Бусоргин. Не читал.

Вышинский. Почему не читали?

Бусоргин. Потому что доверял докладчикам.

Вышинский. Почему доверяли?

Бусоргин. Потому что полагал, что они читали материалы и установили то, о чем говорится в деле.

Вышинский. Значит, просто «на глаз».

Бусоргин.Нет, если нужно было, то я читал показания свидетелей.

Вышинский. Что значит «если нужно было»? Вы сами обязаны были взять дело в руки, проверить его и только тогда подписывать обвинительные заключения. Почему вы этого не делали?

Бусоргин. Я не имел времени.

Вышинский. Аресты прокурорам вы санкционировали?

Бусоргин. Санкционировал только в одном случае.

Вышинский. То есть как это — только в одном случае?

Бусоргин. Когда товарищи выезжали в район, я давал согласие.

Вышинский. На что?

Бусоргин. На арест, в случае, если они представят мотивированное сообщение.

Вышинский. А санкцию вы давали?

Бусоргин. Нет, я узнавал в последующем.

Вышинский. А проверяли?

Бусоргин. Не проверял.

Вышинский. Какой же вы прокурор? Сколько честных людей вы посадили в тюрьму?

Бусоргин. Мы в отношении четырнадцати человек прекратили дела».

Присутствовавший на совещании Рогинский и прокурор Фаркин, выезжавший в область, этот факт опровергли. Вышинский задал еще ряд вопросов.

«Вышинский. Скажите, как вы арестовали председателя Омского горсовета Желтовского, заведующего горфо Макаева и еще одного работника — Мартынова?

Бусоргин. Дело возбуждено было еще старым руководством, а санкцию на арест дал я.

Вышинский. А вы — не старое руководство?

Бусоргин.Тогда я не руководил этим делом.

Вышинский. Материал доброкачественный был?

Бусоргин. В отношении материала надо признать, что материал был недоброкачественный.

Вышинский. В том-то и дело, что недоброкачественный. И вот товарищ Бусоргин приезжает на совещание, выступает и с чего начинает? Ни звука не говорит об этих безобразиях, а начинает общие разговоры о том, как дела вообще обстоят у соседа, а это его не касается. Ясное дело, что он не прокурор.

В отношении деятельности товарища Бусоргина мною назначено расследование. Думаю, что можно вопрос считать исчерпанным и предоставить слово следующему товарищу. Сейчас уже ясно, что такие люди, как Бусоргин, недостойны занимать должность прокурора и выступать на нашем совещании. Следующей нашей мерой будет — предложить Бусоргину покинуть наше совещание. (Г о л о с а: Правильно!)».

Вскоре после этого Бусоргин был арестован и осужден.

Массовые аресты 1936—1938 годов нанесли непоправимый урон народному хозяйству страны. Многие наркоматы, предприятия и организации были в буквальном смысле обезглавлены, оказались без лучших специалистов, что не могло не сказаться на качестве работы. Особенно пострадали оборонные отрасли промышленности.

Острую «нехватку кадров» испытывали и судебно-прокурорские органы. К началу 1938 года в прокуратуру было принято около двух тысяч новых, профессионально неподготовленных работников. На должности прокуроров республик, краев и областей назначали молодых районных прокуроров, которые отсутствие должного практического опыта с лихвой компенсировали неудержимой энергией, напористостью, целеустремленностью и неутомимостью. Заместителем, а затем и прокурором РСФСР был назначен прокурор Смольнинского района Ленинграда Волин, прокурором Белорусской ССР стал 32-летний прокурор Советского района Москвы Новик, прокурором Мордовской АССР — бывший прокурор Ростокинского района Москвы Трубченко.

Страна находилась в тревожном, угнетенном состоянии. Никто не был застрахован от ночного стука в дверь. В высших партийных и правительственных кругах понимали, что ситуация вот-вот станет критической. В такой обстановке пленум ЦК ВКП(б) в январе 1938 года принял известное постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Постановление фактически возлагало ответственность за массовые репрессии на местные партийные органы, которые поддались «на происки врагов». После этого по предложению Сталина была создана комиссия по проверке деятельности НКВД, в которую вошли Берия (ставший в августе 1938 года заместителем наркома внутренних дел) и Маленков (отвечавший в ЦК партии за кадры).

По инициативе комиссии 17 ноября 1938 года Совнарком и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» (подписанное Молотовым и Сталиным), которое, признавая «перегибы» в деле арестов людей и привлечения их к ответственности, приостановило массовые репрессии в стране. В декабре 1938 года Ежов был смещен с поста Наркома внутренних дел. Вслед за этим началась «чистка» самих органов внутренних дел. Были арестованы и затем расстреляны бывший нарком Ежов, его заместители Фриновский, Заковский, Реденс, руководители многих отделов наркомата и областных отделов НКВД, следователи, занимавшиеся политическими делами.

Вышинский быстро сориентировался в новой обстановке и сразу же натянул на себя тогу «радетеля за законность». Он даже внес предложение в ЦК ВКП(б) и Совнарком об изъятии из ведения Особого совещания дел о контрреволюционных преступлениях и передаче их в суды. Он быстро «сдал» и некоторых прокуроров якобы за «причастность» к массовым необоснованным арестам. Тогда были осуждены судебно-прокурорские работники Омской, Восточно-Казахстанской, Смоленской и некоторых других областей. Вышинский стал поддерживать и начавшуюся реабилитацию ранее осужденных лиц, хотя массовое освобождение их из тюрем и лагерей произошла уже при прокуроре Союза Панкратьеве.

Теперь «главный инквизитор» на всех проводимых совещаниях «громил» прокуроров, допускающих осуждение невиновных лиц, приводя действительно творившиеся на местах (как, впрочем, и в центре) «дичайшие» случаи беззакония и произвола. На собрании актива работников Прокуратуры СССР, Прокуратуры РСФСР, Московской городской и областной прокуратур, проходившем 28 января 1938 года в здании на Пушкинской улице, Вышинский сделал доклад «О некоторых недостатках в работе прокуратуры и мерах по их устранению». С присущим ему пафосом он говорил о происках «искусно замаскированных врагов», которые более всего кричат о бдительности, а сами только и стремятся «путем проведения мер репрессий перебить большевистские кадры». Упрекнул прокуроров за то, что они слишком пассивны и не вмешиваются, когда людей, исключенных из партии за какие-либо проступки, но не признанных преступниками и не осужденных, выгоняют с работы и выселяют из квартир. Подчеркнув, что ответственность должны нести только лица, чья виновность установлена, Вышинский перешел к положению дел в следственной части, допускающей грубые промахи и ошибки при предании некоторых лиц суду. Он привел и некоторые «яркие» примеры.

В Ленинградской области колхозник был осужден только за то, что, «зайдя к соседу и не застав его дома, взял стоявшую на столе бутылку водки»; сторожа колхоза приговорили к одному году исправительно-трудовых работ за халатность, так как «во время его дежурства погибла корова от преждевременного отела».

В Курской области (Вышинский при этом сделал акцент на то, что прокуратуру там возглавлял «изменник», собравший вокруг себя «целую группу врагов») было создано такое «дело». На нескольких колхозников напал бык, который, как отмечалось в документах, «обычно бросался на людей». Те, естественно, стали отгонять его, кто кнутом, кто хворостиной. От быка отбились, не причинив ему, впрочем, никакого вреда. Казалось бы, все обошлось благополучно. Но, к несчастью колхозников, на другой день этот бык, как написано в обвинительном заключении, «отказался покрывать коров». Поэтому против людей, с трудом отбившихся накануне от разъяренного быка, возбудили уголовное дело по статье 79-1 УК РСФСР (умышленное изувечение скота с целью подрыва коллективизации сельского хозяйства и воспрепятствования его подъему). Их судили и приговорили к исправительно-трудовым работам.

В той же Курской области двух человек осудили по части 2 статьи 74 УК РСФСР (особо дерзкое хулиганство), вменив им в вину то, что, «находясь в подпитии» и выступая на собрании, «говорили не по существу».

А в Баку был устроен грандиозный показательный процесс над группой школьников от 8 до 18 лет. Обвинительное заключение было внушительное — на 108 листах. В чем конкретно провинились ребята, красноречиво свидетельствуют такие эпизоды их «преступной деятельности». Двое 13-летних мальчиков обвинялись в «злонамеренном укрытии берета одной девочки». Другие подростки попали под суд лишь за то, что они «ловили детей на улице», чем якобы нарушали общественный порядок (дети просто играли в так называемые «салки», или «пятнашки»). Прокурор, бывший одним из устроителей этого «процесса», явился на него в нетрезвом виде, а когда ребятишки-подсудимые закричали, что прокурор пьян, он вытащил из кармана наган и стал «прокладывать себе дорогу к прокурорскому месту».

В связи с «кадровым голодом» из-за сплошных репрессий и гонений, Вышинский обратил свой взор на так называемых «социалистических совместителей», которые должны были хоть как-то заткнуть образовавшиеся бреши.

Соцсовместители стали особенно популярными стали после XVII съезда ВКП(б), который указал на необходимость «развернуть и качественно поднять оправдавшее себя шефство предприятий над госучреждениями и социалистическое совместительство работы на производстве с работой в госучреждениях». Они по существу были общественными помощниками прокуроров и следователей и выполняли те или иные их поручения: проверяли заявления и жалобы, составляли проекты документов (в частности, протестов), выступали наряду с прокурором в суде в качестве обвинителей и т. п. Нередко в последующем соцсовместители переходили на работу в органы прокуратуры.

4 апреля 1939 года в Прокуратуре Союза состоялось совещание соцсовместителей — рабочих московских заводов: Завода им. 1905 года и «Динамо» им. Кирова. Доклад сделал сам Вышинский. Затем выступили соцсовместители из отдела жалоб, гражданского и уголовно-судебного отделов Прокуратуры Союза, железнодорожной прокуратуры и других. О своей работе в прокуратуре поделились впечатлениями мастера кузнечного и вагонно-пассажирского цехов Завода им. 1905 года К. И. Чумаков, А. Г. Лашенков и Я. Ф. Самохвалов, член завкома завода «Динамо» В. В. Баранов, мастер сталелитейного цеха, плановик цеха машинно-постоянного тока и приемщики продукции 2-го аппаратного цеха Н. В. Трифонов, С. И. Лисенков и С. М. Сметанников.

После совещания Вышинский издал приказ от 16 апреля 1939 года «О мероприятиях по усилению работы органов прокуратуры с активом. Он поставил задачу, чтобы в каждой районной и городской прокуратуре был 1—2 соцсовместителя, а в прокуратурах краев и областей — минимум 10—15. Наряду с этим предложил в двух-трехмесячный срок вовлечь 60—100 соцсовместителей в работу союзной Прокуратуры.

Находясь на высоком посту прокурора Союза, Вышинский занимался и научно-педагогической деятельностью. В 1936 году он стал доктором юридических наук, а в 1939 году — академиком Академии наук СССР, одновременно возглавив Институт права Академии наук. Вышинский не только лично участвовал в раздувании жесточайших репрессий в стране, но и теоретически их обосновывал. Прокурор Союза любил выступать на судебных процессах, читать лекции, делать многочасовые доклады в самых разнообразных аудиториях, будь то Юридический институт или заседание ученого совета. Он выпустил несколько книг и опубликовал множество статей в юридических и других журналах, усиленно цитируя в них труды Ленина и особенно Сталина. Вред от «теоретических изысканий» академика для юридической науки был ничуть не меньшим, чем от проводимых им политических процессов. Современники называли его даже «теоретической дубинкой» Сталина.

Хорошо знавший Вышинского Волин рассказывал авторам о нем: «Он был весьма незаурядным: образованный юрист, человек гибкого ума, признанный оратор, который своей остроумной речью мог увлечь аудиторию. Было иногда, однако, заметно, как он любовался своим красноречием. Принимая участие в заседаниях ученого совета Института права, он никогда не признавал своих ошибок. Пользуясь своим служебным и научным положением, Вышинский нередко унижал своих оппонентов, их человеческое достоинство и делал это с каким-то удовольствием... Вышинский не был политиком — в собственном смысле этого слова, он был опытным специалистом своего конкретного дела. Он стал человеком Сталина, преданным и опытным исполнителем его жестоких репрессий».

Вышинский, по словам Волина, «не только теоретически обосновывал необходимость репрессий против оппозиции, но и всей своей деятельностью придавал процессу правосудия видимость законности во всех его процессуальных стадиях: следствия, предания суду, судебного рассмотрения».

Если первое время с теоретическими воззрениями Вышинского умело полемизировали, например Крыленко, также весьма незаурядная и противоречивая личность, или выдающийся ученый-юрист, бывший директор Института права Академии наук Пашуканис, то в последующем (после уничтожения Крыленко, Пашуканиса и других ученых) в открытую теоретическую схватку с ним не вступал никто.

Особенно активной (и наиболее вредной) стала теоретическая деятельность Вышинского после разгрома оппозиции и политических процессов 1936—1938 годов, когда основные «враги народа» были повержены. В одной из своих записок на имя Сталина он прямо писал о необходимости выкорчевывания «разного рода антимарксистских извращений и фальсификации марксистско-ленинского учения о государстве и праве», которым «засорили юридическую науку враги народа».

В статье «Положение на фронте правовой теории» («Социалистическая законность», 1937, № 5) он писал не менее откровенно: «...Едва ли найдется еще другая такая отсталая, такая засоренная всяким лжемарксистским, антинаучным гнильем и хламом область теории, чем область права. Едва ли в какой-либо другой области так долго и так беззастенчиво «имели хождение», да еще и сейчас продолжают иметь хождение «теории» и «теорийки», пропитанные ядом грубейших извращений учения Маркса — Ленина — Сталина о государстве и праве».

«Главный законник» считал себя обязанным очистить науку от этого «гнилья и хлама». Он подверг в статье жесточайшей и уничижительной критике профессоров Гойхбарга, Рейснера, Ильинского, Магеровского, Разумовского, Архипова, которые, по его мнению, «перепевали на советский лад буржуазные теории психологистов, нормативистов, всех этих Петражицких, Кнаппов, Дюги, Корнеров». Не забыл он и «двурушника Пашуканиса», который «бесконтрольно хозяйничал в Институте советского строительства и права», где «подвизались такие матерые троцкистские двурушники», как Дзенис, Ашрафьян и другие. В статье Вышинский подверг критике также взгляды и «ошибки» П. И. Стучки.

Член-корреспондент АН СССР В. Чхиквадзе позднее писал по поводу таких разоблачений: «Став «лидером» юридического фронта, Вышинский полностью прибрал к рукам «разработку» актуальных проблем правовой науки. До самого последнего дня своей жизни он находился вне критики, а сам же не жалел усилий для расправы (физической и моральной) со своими противниками».

О вреде теоретического «наследия» А. Я. Вышинского сказано уже немало. Юридические концепции академика, особенно утверждение, что признание обвиняемого по делам об антисоветских, контрреволюционных организациях является «фундаментальным, жизненно-важным и решающим доказательством», то есть так называемой «царицей доказательств» (на этих же позициях стояли и некоторые другие лица, например Крыленко), подверглись серьезной критике сразу же после ХХ съезда КПСС, осудившего так называемый культ личности Сталина.

Ошибочных постулатов Вышинского насчитывается множество. Назовем только некоторые, наиболее «вредоносные установки». Он, например, утверждал, что революционная законность не исключает отступления от закона, когда этого требуют интересы государства. Через его статьи и выступления красной нитью проходят идеи о возможности привлечения к уголовной ответственности лица без установления его вины (принцип объективного вменения), а также по аналогии (при отсутствии конкретной статьи в Уголовном кодексе).

Вышинский утверждал, что вообще нельзя «создать такого Уголовного кодекса, в котором были бы предусмотрены все случаи возможных преступлений», что в условиях судебной деятельности судья может решать вопросы не с точки зрения абсолютной истины, а с точки зрения максимальной вероятности: «Требовать от суда, чтобы его решение было воплощением абсолютной истины, явно невыполнимая в условиях судебной деятельности задача».

Вышинский расширенно трактовал понятие «соучастия», которое, по его мнению, следует понимать не в узком смысле этого слова, то есть не как участие нескольких лиц в совершении одного или нескольких преступлений, а в широком смысле слова, то есть как совокупность действий многих или нескольких лиц, в той или иной степени, прямо или косвенным образом предопределивших или облегчивших наступление преступного результата. В его приказах и указаниях есть немало установок, которые ориентировали прокуроров и следователей на обвинительный уклон, отрицание принципа «презумпции невиновности», возложение обязанности доказывания на обвиняемого или подсудимого и т. п.

При Вышинском из системы советского права «выпали» целые пласты, например такие, как хозяйственное, кооперативное, военное право, которые фактически не разрабатывались и, естественно, не изучались.

Во многих статьях и лекциях Вышинский обосновывал необходимость в условиях социализма и при вражеском окружении сильной авторитарной власти, оправдывал гипертрофированный бюрократический централизм, теоретически обосновывал тезис Сталина о неизбежном обострении классовой борьбы по мере укрепления социализма. Он доказывал, что буржуазная законность постоянно загнивает, разлагается, что подлинной законностью является только социалистическая законность, которая укрепляется и служит интересам трудящихся, что революционное насилие над врагами вполне оправданно.

В статье «Сталинское учение о социалистическом государстве» («Социалистическая законность», 1939, № 4) Вышинский писал: «Вредитель и изменник Бухарин из кожи лез, чтобы всячески ослабить советское государство, чтобы отвлечь внимание от задачи укрепления и усиления мощи советского государства, чтобы всячески приуменьшить роль и значение нашего государства в деле борьбы за социализм, за коммунизм... Государство по этой вредительской «теории» не машина, не механизм, не организация власти, не орудие классовой борьбы, как учит марксизм-ленинизм, а абстрактная форма «отношений между людьми». По этой «теории» государство не материально-организованный аппарат, не совокупность материально-вооруженных и технически оснащенных органов управления, не механизм классового подавления и классового руководства, не «вещь», а лишь «отношение»». Затем: «Изменник Бухарин подготовлял общественное мнение о неизбежности «отмирания» сперва нашей армии и флота, потом — системы карательных и репрессивных органов, далее — принудительного характера труда».

Надо все же отдать должное Вышинскому. Выступать со своими «теоретическими разработками» он не только любил, но и умел. Об этом мы имеем многочисленные свидетельства лиц, слышавших в свое время его речи.

Известный публицист А. Ваксберг вспоминал: «А запомнилось вот что: гладкая речь — без единой шпаргалки, без всяких там «э-э-э» или «мм-мм», без «значит» и «так сказать», — грамматически точная, хоть сразу в набор; почти забытые даже тогда, а теперь и подавно, добротные ораторские приемы — модуляция голоса, хорошо выверенные подъемы и спады, эффектные паузы, крепкая школа логики и риторики, страсть, умело вложенная в каждую фразу; память и эрудиция — пространные цитаты наизусть из древних и новейших трактатов, свободное владение именами, датами, фактами. И наконец, самое главное, самое поразительное: беспримерное сочетание академизма, учености, почти щегольской образованности с оскорбительной бранью, вылетавшей из уст настолько естественно, настолько непринужденно, словно эта гремучая смесь стала нормой, повседневным жаргоном.

И брань к тому же была непростая — каждое бранное слово обретало окраску зловещую. Ибо смысл, в него вложенный, имел политическую основу. Подвергшийся критике Самого не просто в чем-нибудь ошибался (если даже и ошибался), но непременно пел с нехорошего голоса или работал на закордонных акул». (А. Ваксберг. Царица доказательств. — «Литературная газета» от 27 января 1988 года.)

Бывший главный военный прокурор Н. П. Афанасьев (при Вышинском он исполнял должность прокурора Орловского военного округа) в своих воспоминаниях писал: «Так каков же был Вышинский? Сужу о нем только по личному общению с ним. Может быть, оно ошибочно, но это личные впечатления, и не мимолетные.

Внешне строгий, требовательный, в общем человек, чувствующий свой «вес», значимость, положение и власть. Явно показывающий, что близок к «верхам», и сам являющийся одним из тех, кто на самом верху вершит дела. Таким именно Вышинский был перед подчиненными и всеми теми, кто к нему приходил по каким-либо делам как к прокурору Союза. Но вместе с тем, а вернее, на самом деле, Вышинский был человек с мелкой душонкой — трус, карьерист и подхалим. Так что вся «значимость» Вышинского, о которой я только что сказал, — позерство и трюки провинциального актера, до смерти боящегося за свою карьеру, а главное, конечно, за свою меньшевистскую шкуру».

По свидетельству Афанасьева, на одном из допросов Ежов рассказал, что идею о непригодности «гуманного» отношения к «врагам народа», отказывавшимся говорить «правду», подал Сталину именно Вышинский во время расследования дела Тухачевского. Сталин тогда якобы сказал: «Ну, вы смотрите сами, а Тухачевского надо заставить говорить все и раскрыть свои связи. Не может быть, чтобы он действовал у нас один...»

Физическое воздействие на обвиняемых Ежов называл «санкциями». Вышинский заверил его, что органы прокуратуры не будут принимать во внимание заявления арестованных о побоях и истязаниях.

Вышинскому же принадлежит, как показывал Ежов, и идея, одобренная Сталиным, создания так называемых «троек» — внесудебных органов с широкими полномочиями в составе начальника областного управления НКВД, прокурора области и секретаря обкома партии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.