Криминальные апокрифы
Криминальные апокрифы
В тени развесистой клюквы воспоминаний Пуришкевича и Юсупова, как и следовало ожидать, со временем бурно разрослись мхи и лишайники самых экзотических авторских версий того, что же все-таки случилось в ночь с 16 на 17 декабря в доме на Мойке, 94.
Самые завораживающие – вроде той, что убийство «старца» было изначально спланировано как сатанинский ритуал и, помимо группового изнасилования, сопровождалось сакральной ампутацией полового члена «святого черта», или что Распутина убили «случайно» во время неких «тайных переговоров с оппозицией», – мы рассматривать не будем.
Коснемся лишь тех гипотез, авторы которых апеллируют не только к своей буйной криминальной либо эротической фантазии, но также к источникам.
Условно все они делятся на пять групп, каждая из которых пытается обнаружить некий неизвестный след: соответственно женский, гомосексуальный, немецкий, английский и масонский. Разумеется, в некоторых случаях эти следы переплетаются и осложняются дополнительными персонажами-призраками.
Одну из самых фантастических версий первого типа предлагает – что, впрочем, неудивительно – самый завиральный из всех распутинских мемуаристов – секретарь «старца» Арон Симанович. В качестве участников заговора он называет братьев Ирины Юсуповой, а также артистку балетной труппы Московских императорских театров танцовщицу Веру Алексеевну Коралли (хотя в донесении директору Департамента полиции от ротмистра Дубровина указывается, что «за все время проживания в столице Коралли ночевала все ночи дома, точно так же не было замечено ее отсутствия в ночь с 16-го на 17-е декабря сего года»372). При этом, по версии Симановича, отец Юсупова – Ф. Ф. Сумароков-Эльстон и бывший министр внутренних дел А. Н. Хвостов ожидали исхода дела в другой части дворца. Один из братьев Ирины Юсуповой якобы спрятался за портьеру и при входе Распутина во дворец выстрелил в него, попав в глаз. После этого в упавшего Григория стреляли уже все, сделав всего одиннадцать выстрелов. Лишь Вера Коралли отказалась это делать и кричала: «Я не хочу стрелять!» После этого еще живого Распутина завернули в дорожный плед и спрятали в подвал дома, чтобы дождаться глубокой ночи. Однако Григорий пришел в себя, выбрался из подвала и попытался перелезть через ограду. Собаки подняли лай, и Дмитрий Павлович, возглавивший ловлю «старца», поймал его. Потерявшего сознание Распутина связали по рукам и ногам веревками, погрузили в автомобиль и выбросили в Неву373.
В мемуарах французского посла Палеолога фигурируют некие княгиня Р. и княгиня Н., однако присутствие этих загадочных особ, как отмечает современный исследователь О. А. Шишкин, не получило своего подтверждения в других источниках374.
О присутствии женщин во дворце Юсуповых в момент убийства упоминал и Роберт Уилсон, корреспондент газеты «Таймс» в Петрограде. Правда, у него речь шла о неких дамах полусвета. По версии Уилсона, которая по своей драматургической насыщенности вполне может встать в один ряд с рассказом Симановича, среди заговорщиков, помимо Юсупова, Пуришкевича, Дмитрия Павловича и «дам полусвета», находились также сыновья великого князя Константина Константиновича. Во время пирушки у Распутина якобы развязался язык, и «старец» стал разглашать государственные тайны. «Он говорил об отставке Сазонова и назначении Штюрмера, а также о неоднократных неудачных попытках создать стабильный кабинет министров и начать внутренние реформы». Около половины третьего ночи Распутину сказали, что он должен умереть. «Ему в руки вложили револьвер, – писал Уилсон, – но он наотрез отказался покончить с собой и, по словам очевидцев, разрядил обойму в великого князя Дмитрия. Пуля разбила стекло, что привлекло внимание полицейских»375.
Э. С. Радзинский предлагает ненамного менее театральную, чем у Симановича, историю. Он говорит об участии в убийстве Марианны Эриковны Дерфельден (урожденной Пистолькорс), дочери княгини Палей, морганатической супруги отца Дмитрия Павловича, великого князя Павла Александровича: «Она ненавидела мужика за то, что безвольный Александр (брат Марианны. – А. К., Д. К.) был ему рабски предан; за позор его жены (сестры А. Вырубовой), о связи которой с Распутиным в обществе ходили самые стыдные слухи…»376 Подозрение об участии М. Дерфельден, однако, не подтвердилось еще тогда, в ходе расследования, несмотря на сделанный обыск377. Однако Радзинский данный факт почему-то предпочитает игнорировать. «Итак, – заключает он, – женщины в Юсуповском дворце были. Но, спасая их честь и, возможно, свободу, мужчины не выдавали их полиции»378.
Упомянутый выше О. А. Шишкин также не чужд версии о «женском следе». Ссылаясь на позднейшие показания крестьянина Орловской губернии, 56-летнего официанта 99-1 лавки «Ленсельспрома» Федора Семеновича Житкова, который якобы прислуживал в ту роковую ночь в особняке Юсупова, Шишкин делает вывод о том, что Ирина не только была в этот момент в доме, но и до этого уже была знакома с Распутиным379. Правда, рассказал об этом Федор Житков следователям ОГПУ лишь 6 марта 1931 года, когда проходил свидетелем по делу, связанному с арестом группы бывших офицеров царской армии, проходивших по печально знаменитой статье 58 УК РСФСР380. В этих показаниях есть свидетельство того, что Пуришкевич, «вырвав револьвер у Юсупова, побежал на лестницу, после чего я слышал выстрелы, а потом зов князя Дмитрия Павловича меня, чтобы помочь, на что я сразу же побежал и увидел Распутина, лежащего на площадке лестницы, а под аркой двора стояла машина». Как нетрудно понять, достоверность такого рода показания, как и любого другого, полученного в чекистских застенках, мягко говоря, не выглядит стопроцентной.
Радзинский – пытающийся построить всю драматургию убийства «старца» на роковых страстях, помимо истории с антично суровой дамской местью за поруганную честь семьи, – предлагает также маньеристски изломанную гомоэротическую линию сюжета. Прежде всего Радзинский обращает внимание на тот факт, что Распутин никогда не употреблял сладкое, в силу чего «не мог есть сладких пирожных – это очередная выдумка»: «Он только выпил раствор яда в вине, который оказался слишком слабым. Историю про пирожные Феликс придумал потом, составляя версию о дьяволе, которого героически уничтожали обычные люди… Но что же тогда происходило в комнате, где Распутин провел „больше двух часов“, как пишет Юсупов, или даже „около 3 часов“, как запишет в дневнике дотошный историк – великий князь Николай Михайлович? И почему он забыл о цели своего приезда? Не лучше ли сказать – забылся? <…> Вряд ли только пением романсов Феликс мог заставить Распутина забыть о вожделенной цели и главное – совершенно усыпить звериную интуицию этого человека… А может быть… в подвале продолжалось то, что могло быть между ними прежде (и что так тревожило воображение великого князя Николая Михайловича)? <…> И Распутин, после всего, что между ними было, не замечает револьвера, зажатого в руке Феликса…»381
Матрена Распутина рассказывает еще более жуткую садомазохистскую гомострашилку.
Согласно ей, Феликс Юсупов, неоднократно пытавшийся до того сблизиться с Распутиным, использовал момент покушения (когда на жертву уже начал действовать яд) для того, чтобы изнасиловать «старца». Затем, «словно в помешательстве, заговорщики накинулись на отца. Били, пинали и топтали неподвижное тело. Кто-то выхватил кинжал. Отца оскопили. Возможно, это и не было помешательством. Ведь все заговорщики, кроме В. М. Пуришкевича, – гомосексуалисты. Они думали, что не просто убивают Распутина. Они думали, что лишают его главной силы». После этого все заговорщики поднялись в кабинет Юсупова. «Оживший» оскопленный Распутин выбежал во двор. «Пуришкевич выскочил во двор с пистолетом в руке и два раза выстрелил, потом еще два»382.
Мемуары Матрены Распутиной, сочиненные при содействии Пэтт Бэрхем, дополняют сцену убийства еще несколькими деталями, изготовленными в стиле «черного лубка». Так, отрезанный половой член Григория, случайно (!) обнаруженный юсуповским слугой, был якобы затем передан распутинской служанке, которая хранила эту черную тридцатидвухсантиметровую («длиной в фут»)383 реликвию вплоть до своей смерти в 1968 году в Париже. При этом Матрена умалчивает о том волшебном патологоанатомическом секрете, при помощи которого распутинской служанке удалось на протяжении более чем полувека сохранять в «полированной деревянной коробке» половой орган Григория Распутина, похожий на «черный перезревший банан»384. Сокрытие первоисточника, а также явная фантасмагоричность рассказа Матрены заставляют отнестись к нему сугубо скептически385.
Следующие две версии – «немецкая» и «английская» – следует отнести к категории шпионско-конспирологических.
Сразу стоит заметить, что эти гипотезы, так сказать априори, плохи уже тем, что сводят сложное сплетение и взаимосвязь психологических и общественно-политических факторов к примитивной и в силу этого неправдоподобной легенде о непременно оккультном, всесильном и зловредном иностранном вмешательстве в российскую общественно-политическую жизнь.
О. А. Шишкин, судя по всему получивший эксклюзивный доступ в архивы госбезопасности, обнаруживает в этом деле сразу два иностранных следа: немецкий и английский.
Отправным пунктом при обнаружении немецкого следа служит осуществленный, вероятно, в застенках НКВД допрос советского разведчика Райвида – немца по национальности, расстрелянного в эпоху Большого террора.
Райвид поведал о необыкновенной истории, рассказанной ему членом национал-социалистической партии Германии, балтийским аристократом, бароном Хохен-Эстеном – человеком, впрочем, по словам самого Райвида, авантюрного типа и не гнушающимся самого обыкновенного вранья.
Главная интрига этой истории заключается в том, что летом 1916 года Хохен-Эстен во главе делегации якобы тайно приезжал в Россию с целью установления контактов с влиятельными русскими политиками, планировавшими «тихий» дворцовый переворот и подписание Россией сепаратного мира с Германией. Группа прибыла через Стокгольм, где все ее члены получили при посредстве МИД Швеции дипломатические паспорта на подставные шведские фамилии.
План «тихого» дворцового переворота заключался в следующем: Николай отказывался от трона в пользу наследника, императрица становилась регентшей, после чего, не будучи связанной словом о войне до победного конца, данным союзникам (которое дал в начале войны Николай), она должна была заключить с Германией сепаратный мир. Локомотивом подготовки сепаратного мира являлся Распутин.
19 или 20 декабря экс-глава российского МВД Николай Маклаков якобы должен был представить царю манифест, в котором Николаю предлагалось отречься от престола.
Император, со своей стороны, вроде бы был в курсе переговоров с группой Хохен-Эстена и, хотя не являлся сторонником сепаратного мира с Германией, а равно не собирался отправляться на пенсионный покой в Ливадию, их ходу не препятствовал.
Данную версию Шишкин подтверждает известным пассажем из «Записок» Николая Михайловича, где утверждается, что «к концу декабря было решено подписать сепаратный мир с Германией». (Как нетрудно понять, такой «логический посыл» совершенно некорректен, поскольку оба этих «свидетельства» могли основываться на одних и тех же беспочвенных слухах, активно циркулировавших в конце 1916 – начале 1917 года).
Далее следует очередное сенсационное утверждение – не подтверждаемое, впрочем, никакими ссылками – о том, что дворцовый переворот и сепаратный мир с немцами «под руководством Григория Ефимовича» готовили… Юсупов и Пуришкевич, знакомство которых, как убежден Шишкин, произошло еще в сентябре 1916 года.
На этом впору было бы поставить точку. Ибо как только кончаются ссылки на источники, исчезает и всякая возможность понять в прошлом хоть что-то.
Однако придется все же продолжить, дабы от немецкого (а точнее, подвально-чекистского) следа в книге Шишкина перейти к английскому.
Итак, согласно Шишкину, великий комбинатор Распутин отвел Феликсу «одно из ключевых мест в грядущем перевороте… Немцев, членов тайного общества, приехавших через Швецию, Распутин называл зелеными. Григорий Ефимович имел намерение отправить в Стокгольм Феликса для дальнейшего ведения переговоров в нейтральной стране. «„Вот зеленые живут в Швеции: поедешь туда и познакомишься“, – говорил он Юсупову. Он видел в Юсупове возможное „доверенное лицо“, способное вести сепаратные переговоры в нейтральной Швеции».
Однако Юсупов, по мнению Шишкина, не пошел на искреннее сотрудничество с Распутиным по причине давних личных счетов. Вслед за Симановичем Шишкин воспроизводит рассказ о том, как в свое время Распутин якобы сообщил царю о гомосексуальных наклонностях Феликса. «Как человек мстительный, – делает вывод Шишкин, – князь такого забыть не мог».
Что касается Пуришкевича, которого, согласно версии Шишкина, к работе над подготовкой сепаратного мира привлекли «сильные люди», группировавшиеся вокруг Распутина, то его на тропу войны со «старцем» и со всей «немецкой партией» вывело неполучение им в сентябре 1916 года поста министра внутренних дел. Шишкин убежден, что Пуришкевич изначально надеялся получить этот пост при распутинском содействии. При этом ссылается Шишкин на фрагмент из мемуаров кн. Н. Д. Жевахова, где Пуришкевич образца 1916 года называется «ярым германофилом», а также пассаж из воспоминаний Матрены Распутины The real Rasputin (London, 1929), который больше ни в одной из версий Матрениных мемуаров не повторялся. В этом отрывке речь идет о том, что Пуришкевич якобы пытался добиться через Распутина назначения на должность главы МВД, а когда назначенным оказался А. Д. Протопопов, в отместку решил убить «старца». Так, согласно логике Шишкина, появились лично обиженные Распутиным и в то же время формально связанные с ним нитями немецкого заговора «мстители, готовые буквально на все»386.
Однако фундаментальное исследование петербургского историка А. А. Иванова, посвященное личности В. М. Пуришкевича, позволяет не принимать вышеприведенную версию всерьез.
Во-первых, «Пуришкевич от своих прогерманских симпатий в годы войны начисто отрекся, полностью переориентировавшись на ненавистную ему ранее Британию. Поэтому удивление Жевахова в отношении Владимира Митрофановича явно вызвано устаревшим представлением о внешнеполитической ориентации политика».
А во-вторых, ненависть к «старцу» объяснялась не мнимой обидой за несостоявшееся назначение, а банальной политической ревностью: «Ненависть к простому русскому мужику из глухой сибирской деревни, который, как казалось, вопреки всему, за непонятные Пуришкевичу заслуги, оказался приближенным и обласканным царской семьей. Было ли здесь место чувству обиды? Конечно… <…> …поскольку в глазах Александры Федоровны „своим“ Пуришкевич, в отличие от Распутина, никогда не был, его, естественно, глубоко задевало, что „не наших“, выражаясь его словами, „исподволь сплавляют, замещая опрастанные места «нашими»“…»387
Таким образом, ни Пуришкевич, ни Юсупов ни реальными, ни «неискренними» германскими агентами не были. Всё это – домыслы, не основанные, по сути, ни на чем, кроме авторской фантазии Шишкина.
Что касается Григория Распутина, то – независимо от того, как он относился к проблеме войны и мира, – никаким германским агентом он также не был388. И не мог быть.
Известно, в частности, что дипломатические службы стран Антанты, внимательно следившие за «старцем», версию о его шпионской деятельности отметали начисто. Так, английский посол Д. Бьюкенен, постоянно консультирующийся со своей разведывательной агентурой, которая, в свою очередь, вела за Распутиным постоянное наблюдение389, отмечает: «Распутина обвиняли в шпионстве в пользу Германии – обвинение, строго говоря, не вполне правильное. Он не был в непосредственных сношениях с Берлином. Царь советовался с Распутиным и по военным, и по политическим вопросам, а Распутин имел привычку повторять своим друзьям все, что он слышал в Царском. Таким косвенным путем Германия получала много полезных сведений. Не будучи ее постоянным агентом, он все же оказывал ей немало услуг, дискредитируя царскую власть и тем подготовляя путь революции»390.
Французский посол М. Палеолог, получавший сведения от своих осведомителей, следивших за Распутиным391, приходит к схожему выводу: «Распутин очень быстро пьянеет; он тогда болтает без конца. Я не сомневаюсь, что подробный отчет об этих оргиях отправляется на следующий день в Берлин с комментариями и точными подробностями в подтверждение»392.
Впрочем, для объяснения причин убийства Распутина, как это на первый взгляд ни парадоксально, абсолютно не важно, являлся Григорий «немецким шпионом» на самом деле или нет. Вполне достаточно того, что очень многие вокруг – включая его убийц и лиц, им близких, – были априорно убеждены в том, что «участие Распутина в шпионаже, как агента Германии, не подлежало сомнению»393.
Но вернемся к конспирологической концепции О. А. Шишкина. «Утвердив» гипотезу о распутинском шпионаже в пользу кайзера, автор принимается искать в истории гибели Григория Распутина английский след, который, что неудивительно, оказывается органическим продолжением следа немецкого394. Наиболее полно «английская тема» раскрыта Шишкиным в его следующей книге – «Распутин. История преступления», опубликованной в 2004 году. Логика такая: коль скоро «старец» являлся ключевой фигурой в деле подготовки сепаратного мира России с Германией, спецслужбы держав Антанты попросту обязаны были – а как же иначе! – стремиться к его физическому уничтожению. «Независимо от того, – пишет Шишкин, – кто из британцев сделал роковые выстрелы, можно с уверенностью сказать, что само покушение было подготовлено и организовано ими. Чем они подкупили и испугали Юсупова, неизвестно, однако он и его сообщники стали исполнителями убийства, хотя волей случая последний выстрел сделал сотрудник МИ-6»395.
Тень английского следа привлекла внимание не только российского конспиролога. В том же 2004 году на Би-би-си был показан документальный фильм «Кто убил Распутина?», в работе над которым приняли участие отставной сыщик лондонского Скотленд-Ярда Ричард Каллен в звании коммандера и знаток истории разведок Эндрю Кук. Согласно их версии396, заговор и его реализация были осуществлены под руководством и при непосредственном участии британских разведчиков, причем «смертельный выстрел в лоб произвел Освальд Рейнер», британский офицер397.
В 2010 году Ричард Каллен выпустил книгу «Распутин. Роль британских секретных служб в его мучениях и убийстве»398, в которой развил «английскую версию».
«В британской разведке, которой тогда руководил коммандер Мэнсфилд Камминг, были ошибочно убеждены: Распутин – германский агент и работает на немцев, – говорит Ричард Каллен. – Немало такому мнению способствовала британская резидентура в Петрограде… Британская «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС) привлекла к его убийству князя Юсупова, члена Государственной думы Владимира Пуришкевича и великого князя Дмитрия Павловича399.
Впрочем, Эндрю Кук менее категоричен: «Остается неясным, являлись ли офицеры британской разведки вдохновителями двух друзей (Юсупова и Дмитрия Павловича. – А. К., Д. К.) на устранение опасного старца, или, узнав о планировании убийства на ранней стадии, решили использовать его в своих целях. Во всяком случае, длительные дружественные отношения между Феликсом и Дмитрием Павловичем, с одной стороны, и Стивеном Элли, Джоном Скейлом и Освальдом Райнером – с другой, гарантировали самое тесное сотрудничество на всех этапах»400.
Лейтенант Освальд Райнер, который, по версии английских исследователей, выступил в роли Терминатора, учился когда-то в Оксфордском университете вместе с Феликсом Юсуповым: «Зная, что Юсупов был бисексуален и близко дружил с Рейнером, могу предположить, – говорит Каллен, – гомосексуальную связь между ними. На это косвенно указывают и некоторые места в „Мемуарах“ Юсупова»401.
И Кук с Калленом, и Шишкин, развивая гипотезу об английском следе, придают большое значение письму Стивена Элли, которое тот написал Джону Скейлу вскоре после убийства «старца»: «Дорогой Скейл. <…> Хотя события не происходили точно по плану, наша цель явно достигнута. Реакция на уничтожение „темной силы“ благоприятная, хотя были заданы некоторые неудобные вопросы по поводу более широкого вовлечения в это дело. Рейнер сейчас занимается тем, что прячет концы в воду и, без сомнения, сообщит вам об этом, когда вы вернетесь»402.
Ясно, однако, что делать далекоидущие выводы о том, что СИС спланировала убийство Распутина и привлекла к покушению на него Юсупова, Пуришкевича и Дмитрия Павловича, на основании этих весьма туманных строк вряд ли возможно. В лучшем случае из письма следует, что британские разведчики знали о подготовке заговора и пытались как-то (притом неясно, как именно – прямо, косвенно или лишь в форме наблюдения) участвовать с событиях. Но в чем именно состоял британский план и какие именно следы заметал Райнер – остается совершенно неясным.
Весьма зыбкой и неоднозначной оказывается и реставрация сцены «чисто английского убийства» в изложении британских авторов, с одной стороны, и Шишкина – с другой.
Согласно Шишкину, излагающему собственную умозрительную версию, Юсупов стрелял в спину Распутину, после чего, отперев наружную дверь, ведущую на улицу, дал знак неизвестному английскому офицеру, сидящему в автомобиле неподалеку. Англичанин вошел в дом, обменялся поздравлениями с Феликсом и, убедившись в смерти «старца», направился к выходу. Тут Распутин ожил и с криками побежал прямо на шедшего впереди спиной к нему англичанина. Офицер обернулся на крик, выхватил револьвер и сумел произвести два выстрела. Распутин рухнул на колени и повалился на спину, затем ему в лоб была выпущена последняя, контрольная пуля403. Таким образом, согласно версии Шишкина, в Распутина стреляли из двух пистолетов, причем выстрел в живот и контрольный выстрел были произведены из одного оружия.
Британские историки видят картину убийства иной. Едва Григорий появился в дверях, Юсупов открыл по нему огонь. Получив ранение в живот, Распутин бросился бежать. Тут в дело вступил Пуришкевич, пустивший пулю в спину жертве. Когда, обливаясь кровью, «старец» упал, убийцы побежали к нему. Подошел и Освальд Рейнер. Увидев, что Распутин еще дышит, Рейнер хладнокровно добил его выстрелом в голову404. Таким образом, согласно этой версии, в Распутина попали пули из трех разных стволов разного калибра.
«Изучая рану от третьего выстрела, – заявляет Каллен, – я пришел к выводу: он произведен из револьвера 455 Webley – стандартного оружия британской армии времен Первой мировой войны. Известный судмедэксперт профессор Паундер подтвердил мою догадку. Такое оружие могло быть лишь у одного человека, находившегося на месте убийства, – у Рейнера»405.
Все эти рассказы, безусловно, захватывают воображение. Но сразу возникает несколько вопросов, на которые заведомо трудно дать однозначный ответ. Можно ли, не видя трупа, а имея под рукой лишь не особо качественные его фотоснимки столетней давности, точно определить калибр и наименование оружия, из которого были выпущены пули? И почему револьвер крупного калибра мог быть только у Рейнера? И наконец – даже если предположить, что давний приятель Юсупова Рейнер в самом деле участвовал в убийстве или был в курсе его подготовки, – почему из этого факта обязательно следует, что именно британцы организовали покушение? Ведь в этом случае придется признать, что и Николай Михайлович, и Василий Маклаков, и Михаил Родзянко, и Зинаида Юсупова, и великая княгиня Елизавета Федоровна, и Ирина Юсупова, и другие посвященные в заговор персонажи (некоторые из которых активно воодушевляли будущих убийц) так или иначе тоже «британские агенты»… Этого, впрочем, Ричард Каллен не утверждает. Но тогда вся его теория о британской разведке как организаторе, руководителе и исполнителе покушения на Григория Распутина повисает в воздухе.
Рассуждая таким образом, как это делают и британские авторы, и Шишкин, придется признать, что всё – начиная от вступления России в Первую мировую войну и кончая организацией Прогрессивного блока в IV Государственной думе – было «инспирировано иностранными спецслужбами», поскольку в развитии всех этих процессов так или иначе успели засветиться те или иные представители стран Антанты.
Принять всерьез эти концепции можно лишь в том случае, если признать, что историей априори движут не «шекспировские страсти» в самых различных их проявлениях, а паучьи хитросплетения разного рода спецслужб.
Недопустимость такого способа создания исторических концепций, который основан на подгонке фактов под заранее готовую жесткую схему и домысливании недостающих фактологических звеньев, проще всего доказать, если вкратце остановиться еще на одном – масонском – типе апокрифов, касающихся обстоятельств гибели «старца». Утверждению этой гипотезы посвятил немало усилий православный историк О. А. Платонов. Вот небольшой отрывок из его сочинения:
«В общем, влияние масонов на создание фальшивого образа Распутина, организацию его травли с целью дискредитации царской власти, а потом его убийство и сокрытие следов было определяющим, хотя и не единственным.
Основываясь на материалах Особого архива СССР, а также на исследовании Н. Берберовой „Люди и ложи“, мы еще раз должны напомнить, что члены масонских лож были главными врагами и преследователями Распутина.
В свое время масоны планировали убийство Николая Второго. Масон князь Бебутов, на квартире которого проходили собрания этой организации, в своих воспоминаниях рассказывает, как дал Азефу 12 тыс. рублей на убийство царя. А позднее, как мы уже говорили, приняли план подрыва царской власти путем создания фальшивого, мифического образа Распутина. План был гнусен, но эффективен. Напомним также, что начал травлю и постоянно осуществлял ее в Государственной думе масон Гучков, которому активно содействовали в этом масоны Керенский, Львов, Некрасов, Гессен и др. Но не только они. Не менее половины самых влиятельных депутатов Государственной думы были масонами.
При царском дворе вели постоянные интриги против Распутина великие князья – масоны Николай Михайлович и Александр Михайлович.
Заместитель (товарищ) министра внутренних дел, шеф жандармов масон Джунковский много лет занимался фабрикацией полицейских фальшивок на Распутина.
Масон-публицист Амфитеатров вместе с Илиодором фабрикуют фальшивку – статью „Илиодор и Гриша“, в которой в конспективной форме излагают содержание будущей книги „Святой чорт“, ставшей одним из первоисточников клеветы на Распутина. Вероятнее всего, что и книга сфабрикована при участии Амфитеатрова.
В окружении Распутина вел интриги масон А. Симанович.
Один из лидеров кадетской партии, родной брат министра внутренних дел масон Маклаков, подготавливал убийство и передал убийцам яд для его осуществления. Масон Ф. Юсупов совершил убийство.
Масон Керенский заметал следы, дав приказ об уничтожении тела Распутина.
Следует подчеркнуть, что во время Распутина никто еще не знал, что эти люди являются членами масонских лож и объединены в одной тайной организации. По сути дела, это стало известно после Второй мировой войны.
И если масоны были организованными уголовниками (трудно найти другое слово для их деятельности), то близко по „духу“ к ним примыкали неорганизованные или, скажем так, независимые уголовники, подобные Хвостову, Белецкому, Труфанову (Илиодору) или Дувидзону. Вместе с тем мы не исключаем связь последних с масонскими ложами, более того, есть много оснований полагать, что они использовались ими для своих целей»406.
Как нетрудно заметить, налицо те же логические изъяны, что и в прочих «апокрифических» повествованиях.
Во-первых, масса важных утверждений – например, о принадлежности Юсупова к масонам – не подкреплена ссылкой на источники.
Во-вторых, отсутствуют доказательства, подтверждающие основной тезис – о реальности связей, существовавших между всеми упоминаемыми фигурантами. А ведь хорошо известно, что в ту пору в России – как и за ее пределами – существовали самые различные масонские ложи, включая неполитические, притом никак не связанные между собой. В частности, масоном-мартинистом был сам Николай II.
Наконец, в-третьих, люди предстают в качестве безликих и вездесущих функций, производных от некой глобальной сети, именуемой в данном случае «масонским заговором».
Нет никаких сомнений в том, что поиск исторической истины, производимый такими методами, не может быть успешным.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.