Очерк 2 «Славинии» Восточной Европы

Очерк 2

«Славинии» Восточной Европы

Картину расселения славянских общностей в Восточной Европе и их жизни до того, как «нача ся прозывати Руска земля»,[34] рисует «Повесть временных лет» начала XII в. в своей вводной, недатированной части.

«Тако же и ти слов?не пришедше и с?доша по Дгапру и нарекошася поляне, и друзии древляне, зане с?доша в л?с?хъ, а друзии с?доша межи Припетью и Двиною и нарекошася дреговичи, инии с?доша на Двин? и нарекошася полочане, р?чьки ради, яже втечеть въ Двину, имянемъ Полота, от сея прозвашася полочан?. Слов?ни же с?доша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ именемъ и сд?лаша градъ и нарекоша и Новъгородъ; а друзии с?доша на Десн?, и по Семи, и по Сул? и нарекошася с?веръ… [далее рассказы о пути “из варяг в греки”, путешествии апостола Андрея и основании Кием, Щеком и Хоривом Киева] … и по сихъ братьи держати почаша родъ итъ княженье в поляхъ, а въ деревляхъ свое, а др?говичи свое, а слов?ни свое в Нов?город?, а другое на Полот?, иже полочан?. От нихъ же кривичи, же с?дять на верхъ Волгы и на верхъ Двины, и на верхъ Днепра, их же градъ есть Смоленскъ, туда бо с?дять кривичи; та же с?веръ от них… [далее о расселении неславянских общностей — веси, мери, муромы, черемисы, мордвы] … Се бо токмо слов?нескъ языкъ в Руси: поляне, деревляне, ноугородьци, полочане, дреговичи, с?веръ, бужане, зане с?доша по Бугу, посл? же велыняне… [далее о данниках Руси и о судьбе дунайских славян] … Поляномъ же жиущемъ особ?, якоже рекохомъ, суще от рода слов?ньска, и нарекошася поляне, а древляне же от слов?нъ же, и нарекошася др?вляне; радимичи бо и вятичи от ляховъ: бяста бо 2 брата в лясех, Радимъ, а другии Вятко, и пришедъше с?доста Радимъ на Съжю и прозвашася радимичи, а Вятъко съ родом своим по Оц?, от него же прозвашася вятичи. И живяху в мир? поляне, и деревляне, и с?веръ, и радимичи, и вятичи, и хрваты. Дул?би живяху по Бугу, гд? ныне велыняне, а улучи и тиверьци седяху бо по Дн?стру, прис?дяху къ Дунаеви; б? множество ихъ, с?дяху бо по Дн?стру оли и до моря и суть гради их и до сего дне, да то ся зваху от грекъ Великая Скуфь. Имяху бо обычаи свои, и законъ отець своих и преданья, кождо свой нравъ. Поляне бо свои отець обычаи имуть кротокъ и тихъ. а древляне живяху зв?риньскимь образомъ. и радимичи, и вятичи, и с?веръ одинъ обычаи имаху. си же творяху обычаи кривичи и прочии погании.».[35]

Фактически в этом тексте содержатся пять перечней общностей, которые могут быть разделены на две группы, явно принадлежащие разным авторам. В первых трех перечнях (до слов «посл? же велыняне») «ядро» составляют шесть этнонимов: поляне, древляне, дреговичи, полочане, словене (в 3-м перечне названы «новгородцами»), север. В двух последующих совпадают пять названий: поляне, древляне, радимичи, вятичи, север. В совокупности же названы 15 этнонимов. При этом термины «полочане» и «кривичи» в тексте взаимозаменяемы;[36] «дулебы» представлены как общность, жившая там, где «ныне» живут «велыняне» (волыняне) (дул?би живяху по Бугу, гд? ныне велыняне), а «бужане» несколько иначе: как название, которое сменил этноним «волыняне» («бужане, зане с?доша по Бугу, посл? же велыняне»).

Из текста ПВЛ неясно, когда сложились перечисленные общности. В изложении ею событийного ряда русской истории в недатированной части (т. е. до 6360 г.) специально рассказывается о полянах (легенда о Кие и основании Киева),[37] во 2-й половине IX в. упоминаются поляне, северяне, вятичи, словене, кривичи, древляне, радимичи, уличи и тиверцы,[38] в Х в. — также дулебы,[39] хорваты и вятичи.[40] Однако нарисованная летописцем начала XII в. картина может быть соотнесена с более ранними сведениями зарубежных источников.

В середине X в. восточноевропейские «Славинии» упоминаются (и именно с употреблением этого термина) в трактате византийского императора Константина VII Багрянородного «Об управлении империей». В начале главы 9 упоминаются славяне — данники Руси: «кривитеины» (????????????), т. е. кривичи, и «лендзанины» (??????????), т. е. лендзяне.[41] Ниже в той же главе в рассказе о полюдье русских князей — объезде подвластных территорий с целью сбора дани — названы «Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих славян (?????????, ????????????, ?????????, ????????)», т. е. древлян, дреговичей, кривичей и северян.[42] В главе 37 в качестве соседей печенегов названы ультины, дервленины и лензанины (????????, ???????????, ??????????) — уличи, древляне и лендзяне.[43]

Таким образом, у Константина упоминается 5 общностей, известных ПВЛ, — древляне, дреговичи, кривичи, север и уличи, а кроме того — лендзяне. Последних обычно помещают в Польше, иногда доводя их территорию на востоке до Западного Буга или даже до Стыри (приток Припяти).[44] Основой для этого является совпадение этимологии названия лендзяне и древнерусского обозначения поляков «ляхи». Однако из трактата Константина Багрянородного видно, что лендзяне, во-первых, обитали в бассейне Днепра (о них и кривичах в главе 9 сказано, что они сплавляли суда в реки, впадающие в Днепр, таким образом отправляя их в Киев), во-вторых, соседствовали с печенежской степью, уличами и древлянами. Регионом, соответствующим этим условиям, могут быть только верховья Припяти и ее правых притоков Горыни и Стыри, т. е. будущая восточная часть Волыни. Поэтому вероятнее всего, что лендзянами именовалась общность, обитавшая на востоке Волыни, в то время как жители Западной (побужской) Волыни назывались бужанами или волынянами.[45]

Неупоминание полян и словен связано, очевидно, с тем, что их земли в середине Х в. были непосредственно подвластны русским князьям, в то время как в «De administrando imperio» перечисляются общности, сохранявшие внутреннюю «автономию» и лишь являвшиеся данниками Киева (см. о структуре Руси этого времени подробно в Очерке 4 Части I). Хорваты, вятичи и тиверцы, не названные в трактате, не зависели тогда, согласно ПВЛ, от Руси. Неупоминание радимичей, покоренных в конце IX в., по летописи, Олегом,[46] можно истолковывать как указание на их последующий выход из-под власти Киева, тем более, что известно об их вторичном подчинении Владимиром в 80-х гг. Х в..[47] Но не исключено, что радимичи могут быть в числе «прочих славян», также являвшихся, согласно Константину, данниками Руси.[48]

Самым ранним источником, упоминающим восточнославянские общности, является т. н. «Баварский географ» — восточнофранкская географическая записка, созданная в IX в. (вероятнее всего, в третьей его четверти).[49] Здесь фигурируют бужане (Buzani), уличи (Unlizi) и лендзяне (Lendizi). Кроме того, еще одна упоминаемая в «Баварском географе» общность — Velunzane (волыняне), вероятнее всего, локализуется, как и бужане с лендзянами, на Волыни (хотя есть и точка зрения, связывающая этот этноним с г. Волин в устье Одры). Гипотетически (исходя из того, как развертывается список этнонимов в источнике) к восточным славянам могут быть отнесены также Sittici и Stadici (их расположение в перечне этнонимов «Баварского географа» указывает, что это, вероятно, составные части хорватов), Nerivane, Znetalici и Aturezani, скорее всего локализуемые на крайнем юго-западе Восточной Европы, близ низовьев Дуная (т. е. там, где ПВЛ помещает тиверцев), Forsderen liudi (древляне?), Fresiti, Seravici и Lucolane (возможно, составные части древлян и дреговичей).[50] Наконец, термин Ruzzi (Русь) мог покрывать собой (как и ??s у Константина Багрянородного) население земли полян.[51] Но несколько известных по позднейшим источникам общностей в «Баварском географе» не отмечены ни под своими, ни под иными наименованиями. Это те, что обитали к востоку и северу от среднего Днепра, — север, радимичи, вятичи, кривичи и словене. Объясняется ли это просто тем, что у автора источника отсутствовала информация об этих отдаленных от верхнего Дуная, где он работал, областях, или есть основания для предположения, что к середине IX в. эти «Славинии» могли еще не сложиться? Для ответа на этот вопрос необходимо от письменных источников о восточных славянах перейти к результатам археологических изысканий.

Наиболее ранние достоверно славянские археологические культуры на территории Восточной Европы — корчакская и пеньковская (конец V–VII вв.) еще не связываются с конкретными восточнославянскими общностями, существовавшими в IX–X вв. Носителями пеньковской культуры были, как сказано выше (см. Очерк I), анты — общность, возникшая еще в праславянский (до начала Расселения VI–VIII вв.) период и распавшаяся к началу VII в. Корчакская же культура составляет единое целое с пражской, занимавшей пространства от Западного Буга до Эльбы. В VIII–IX вв. на месте корчакской культуры, от среднего Днепра до верховьев Западного Буга, была распространена культура типа Луки-Райковецкой.[52] Позднее на ее территории располагались общности полян, древлян, дреговичей и «Славинии» Волыни (бужане, лендзяне, волыняне).[53]

Выявляются археологически и памятники, которые можно связать с хорватами (в Верхнем Поднестровье)[54] и с тиверцами (в Нижнем Поднестровье).[55] Что касается уличей, то с ними, видимо, связаны памятники в Нижнем Поднепровье, от р. Роси до порогов23.

На Левобережье среднего Днепра в конце VII — начале VIII в. возникает волынцевская культура, затем (с конца VIII — начала IX в.) на ее основе — роменская, существовавшая до Х в. включительно; их связывают с общностью север.[56] Памятники радимичей по р. Сож и вятичей на верхней Оке фиксируются в основном с IX столетия, время появления лишь немногих относят к предыдущему веку (при этом материалы обычно датируются — по керамике — обобщенно VIII–IX вв.).[57]

Что касается наиболее северных общностей — кривичей и словен, то время их появления — вопрос дискуссионный. Существует точка зрения о появлении первых на севере Восточной Европы еще в V в.,[58] но другие исследователи склоняются к VIII[59] и даже IX[60] столетиям. В отношении словен называются VII,[61] VIII[62] и IX[63] века.

Действительно, достоверно славянские археологические памятники на севере Восточной Европы — т. н. круглые (полусферические) курганы и поселения — старше IX в. не датируются. Проблема заключается в интерпретации более ранних погребальных памятников данного региона — т. н. длинных курганов и сопок.

Длинные курганы разделяются на две группы. Более ранняя (VI–VII вв.) группа долгое время именовалась «псковскими» длинными курганами, но в недавнее время выяснилось, что она занимает ареал не только позднейшей Псковской, но и Новгородской земли (вплоть до ее восточных пределов — верховьев рек Мологи и Чадогощи). Более поздняя группа (VIII–IX вв.) расположена в смоленско-полоцком регионе (т. н. «смоленско-полоцкие» длинные курганы). Культура сопок датируется VIII–X вв. и охватывает в основном центральную часть будущей Новгородской земли.[64]

Еще на рубеже XIX–XX вв. была высказана гипотеза о соответствии культур длинных курганов и сопок двум известным по русскому Начальному летописанию восточнославянским общностям — соответственно кривичам и словенам.[65] В настоящее время ее последовательно отстаивает В. В. Седов. Он полагает, что ранние кривичи — это население культуры ранних длинных курганов, пришедшее из Повисленья в V в. С VIII столетия кривичи занимают смоленско-полоцкий регион (смоленско-полоцкая группа длинных курганов). Тогда же в Приильменье появляется новая славянская группировка — словене (культура сопок).[66]

Однако распространены и мнения о неславянской принадлежности данных групп памятников. Ранние («псковские») длинные курганы связывали с балтскими и прибалтийско-финскими племенами, поздние («смоленско-полоцкие») — с балтами; в населении, оставившем сопки, предполагали выходцев из Скандинавии и приладожскую «чудь» (финнов).[67]

В последнее время в изучении проблемы заселения славянами будущей Новгородской земли произошел существенный сдвиг, связанный с исследованием А. А. Зализняком древненовгородского диалекта на основе главным образом новгородских берестяных грамот. В нем были выявлены черты, близкие с западнославянскими (в первую очередь лехитскими), а также южнославянскими (в первую очередь словенским) языками; более того, обнаружилась черта, отличающая древненовгородский диалект от всех славянских языков средневековья, — отсутствие в нем т. н. «второй палатализации» (перехода к, г, х в ц, з, с перед ? или и). Исходя из этих наблюдений, А. А. Зализняк и В. В. Седов сформулировали тезис, согласно которому «носителями» отсутствия второй палатализации были кривичи: именно они явились древнейшим славянским населением Новгородской земли.

А. А. Зализняк отметил, что внутри древненовгородского диалекта выделяются два слоя — западный и восточный. Отсутствие второй палатализации — черта западного происхождения. Поскольку на западе Новгородской земли (на Псковщине) обитали кривичи, эту черту следует связывать именно с ними и считать кривичей древнейшим славянским населением данного региона. Сходство же ряда других черт древненовгородского диалекта с языками сербско-словенской группы южных славян следует связывать с пришедшими позже словенами.[68]

В. В. Седов, сопоставляя выводы лингвистики с данными археологии, отметил соответствие территории древненовгородского диалекта региону распространения культуры ранних длинных курганов. Опираясь на мнение С. Б. Бернштейна и Ф. П. Филина, датирующих вторую палатализацию временем до середины 1-го тыс. н. э., он посчитал, что только у населения, пришедшего в регион озёр Псковского и Ильмень не позднее этого времени, данная языковая особенность могла отсутствовать. Следовательно, речь должна идти о населении, оставившем ранние длинные курганы, а им были, согласно отстаиваемой В. В. Седовым гипотезе, кривичи. Словене же явились второй волной славянского заселения на севере Восточной Европы, и с ними связана культура сопок.[69]

На основе этих выводов А. А. Зализняка и В. В. Седова (воспринятых как безусловно доказанные) построены работы С. Л. Николаева о кривичских диалектах.[70]

Однако точка зрения А. А. Зализняка встретила критику со стороны ряда лингвистов. С наиболее развернутыми возражениями выступил В. В. Крысько. Он, в частности, показал, что древненовгородский диалект носил еще более гетерогенный характер. В нем встречаются, наряду с праславянскими архаизмами, также праславянские диалектные инновации, восточнославянские диалектные инновации и псковско-новгородские инновации. Особенно сомнительно выделение «западного», псковского слоя как древнейшего. Оно основано на лексике современных народных говоров; при этом не принято во внимание, что в собственно новгородском регионе в позднее средневековье имели место насильственные выселения части местных жителей и, наоборот, поселения выходцев из других регионов Руси.[71]

К этому можно добавить, что в новгородских берестяных грамотах сочетаются «западные» и «восточные» (по терминологии А. А. Зализняка) черты, при этом первые в ранний период преобладают.[72] Но что касается отсутствия второй палатализации (языковой особенности, присущей несомненно древнейшему населению Новгородской земли), то оно в современных говорах прослеживается не только на западе, в Псковской области (хотя здесь примеры наиболее многочисленны), но и в Новгородской области и в регионе северо-восточной новгородской колонизации, поэтому утверждение о «западном» происхождении этой черты не звучит убедительно.[73] Кроме того, относительно времени, когда у славян произошла вторая палатализация, есть разные мнения: большинство исследователей датирует ее VI–VII вв., выдвигалась датировка II–IV вв. (на которую опирается В. В. Седов), но существует и точка зрения, что этот процесс имел место только в VIII — начале IX вв..[74]

В гипотезе о кривичской подоснове населения Новгородской земли есть и еще одно слабое место. Кривичи, по ПВЛ, заселяли в период складывания Древнерусского государства территории в верховьях рек Западной Двины, Днепра и Волги. Принадлежность им земель в бассейне р. Великой и возле Псковского озера — гипотеза, разделяемая не всеми исследователями.[75] О расселении кривичей в более восточных регионах Новгородской земли можно говорить только при отождествлении их с населением культуры ранних длинных курганов, но такая точка зрения, как сказано выше, также далеко не является общепризнанной. Более того, существует мнение, что ранние («псковские») и поздние («смоленско-полоцкие») курганы не обязательно связаны с одним этносом: между ними существуют серьезные различия в погребальном образе и инвентаре. Бесспорно объединяет те и другие только форма насыпи, от которой эти культуры и получили свои названия.[76] Следовательно, даже признание носителей культуры смоленско-полоцких длинных курганов кривичами не влечет автоматически за собой признание кривичской (и вообще славянской) принадлежности населения культуры псковско-новгородских длинных курганов. Таким образом, гипотеза о кривичской подоснове населения Новгородской земли опирается на два недоказанных положения.

Если же отказаться от представления о доказанности кривичской принадлежности первых славянских обитателей Псковщины, то следует в первую очередь учесть данные по смоленскому и полоцкому регионам, где кривичи несомненно обитали по меньшей мере с IX в. Если здесь также наблюдалось бы отсутствие второй палатализации, были бы бесспорные основания говорить о том, что это явление связано с кривичами. Но в смоленском и полоцком регионах неизвестны примеры сохранения г, к и х в позиции второй палатализации.[77] Если принять точку зрения, что кривичи (= население культуры длинных курганов) продвинулись сюда в VIII в. с севера,[78] остается непонятным, почему они утратили на новых местах расселения эту языковую особенность, в то время как их в значительной мере ассимилированные словенами собратья, оставшиеся в псковско-ильменском регионе, сумели ее сохранить.

Независимо от расхождения взглядов А. А. Зализняка и его оппонентов на древненовгородский диалект, они сходятся в одном существенном выводе (он является крупным достижением языковедческой науки): раннесредневековое славянское население Новгородской земли было в диалектном отношении гетерогенно. Но сторонники гипотезы о его «кривичской подоснове» при истолковании этой гетерогенности допускают, на мой взгляд, ошибку. Гетерогенность стала объясняться как результат смешения кривичей и словен, т. е. сами эти общности как бы априорно были признаны гомогенными. Между тем, как говорилось в Очерке 1, все (или по меньшей мере огромное большинство) славянские догосударственные общности раннего средневековья были в той или иной степени гетерогенны, сложились в результате смешения в ходе миграций группировок разной племенной принадлежности. Нет оснований сомневаться, что кривичи и словене не составляли здесь исключения, причем у вторых можно предполагать особенно высокую степень гетерогенности: если наименование кривичей носит «патронимический» характер (что позволяет допустить наличие сильного ядра, связанного общностью происхождения), то у словен в качестве этнонима выступает общеславянское самоназвание, что свидетельствует в пользу формирования этой общности путем объединения ряда группировок, ни одна из которых не была преобладающей. Ареал древне-новгородского диалекта совпадает с пределами расселения словен, и остается признать, что все выявленные здесь раннесредневековые языковые особенности связаны с составными частями словенской общности, бесспорно обитавшей в этом регионе.

По вопросу о том, откуда переселились словене, высказывались две точки зрения: 1) словене пришли с Юга, из Поднепровья; 2) словене — выходцы из западнославянского региона.[79] Новейшие лингвистические данные показывают, что, с одной стороны, древненовгородский диалект имеет сходные черты с южнославянскими (в первую очередь — словенским) языками, с другой — ряд особенностей связывает его с языками западнославянскими (лехитскими в первую очередь).[80] Вероятно, общность словен сложилась из нескольких группировок, вышедших из разных регионов.[81] Одну из них составили выходцы из западного (балтийского) славянства: давно отмечены близкие аналогии со славянами южного побережья Балтийского моря в керамике и других элементах материальной культуры.[82] Возможно, переселение в Поволховье балтийских славян имело место главным образом в короткий отрезок времени в середине IX в., после того как славянская общность ободритов (обитавшая на нижней Эльбе и на юго-западном побережье Балтики) была подчинена Восточнофранкским королевством.[83] Что касается «южных» черт словен, то они могут быть связаны с населением культуры сопок.[84] Не исключено, что оформление этнополитической общности с самоназванием словене произошло только в IX столетии, после слияния «южной» и «западной» группировок.

Таким образом, исходя из современного состояния изучения проблемы расселения кривичей и словен, можно сказать следующее.

1. Точка зрения о кривичской принадлежности культуры ранних длинных курганов не представляется убедительной. 2. Можно ли считать кривичской культуру поздних (смоленско-полоцких) длинных курганов, остается неясным. В случае положительного ответа на этот вопрос расселение кривичей на севере Восточной Европы можно будет отнести к VIII в., в случае отрицательного — только к IX в. 3. Предки словен появились в Приильменье, возможно, уже в III четверти 1-го тыс. н. э., но складывание словен как этнополитического образования, скорее всего, относится к IX столетию.

Говоря в целом о времени складывания «Славиний» Восточной Европы, можно заключить, что к середине IX в. несомненно сложились общности бужан, лендзян, волынян, хорватов, уличей, вероятно — древлян, дреговичей, полян и тиверцев. Не позднее 2-й половины IX столетия уже существовали «Славинии» под названиями север, радимичи, кривичи и словене, вероятно — и вятичи.[85]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.