Эта таинственная страна Дори

Эта таинственная страна Дори

Но в мире есть иные области

Луной мучительной томимы,

Для высшей силы, высшей доблести

Они навек недостижимы.

Н. Гумилев

Кто из мальчишек не мечтал о неведомых землях и странах? Да и что может быть более заманчивым, чем, борясь со штормами и тайфунами, упорно искать неизвестные острова и континенты! Как упоительно, стоя на берегу великого Океана, мечтать о далеком и неведомом, ставя себя на место путешественников былых времен.

Однако моя неведомая страна оказалась много ближе, чем я мог даже предполагать себе. Не зная о ней, я множество раз ступал по ее земле. Чтобы попасть в нее, мне вовсе не понадобилось совершать длительные плавания, терпеть голод и лишения. Она оказалась совсем рядом, под самими ногами. Сколько еще тайн хранит севастопольская земля. Воистину этот город равен вселенной, и так же, как и она, неисчерпаем. Иной раз кажется, что ты уже на пороге последней тайны — и тут же за ней возникает из небытия еще и еще одна. Священный город на берегу Северной Бухты словно миниатюрная копия всего нашего мироздания, а потому, быть может, познавая его, мы познаем и весь наш мир, а следовательно, и себя. Да и много ли на свете городов, на территории которых размещались целые государства, да еще какие! И как не вспомнить здесь безнадежного романтика моря Александра Грина, которому севастопольские улочки Корабельной стороны навеяли страны-сказки Зурбаган и Лиссу, где неизменно побеждает благородство и доброта, а алые паруса любви уносят героев навстречу их счастью…

А таинственный севастопольский Зурбаган не торопился открыть мне свои двери. Постижение его не было легким, ибо мало было разглядеть неизвестное и сокрытое, его надо было еще и понять. Не знаю, насколько мне удалось познать душу этой неведомой страны, но я все же нашел ее для себя, а значит, воплотил в жизнь свою давнюю мальчишескую мечту о далеких островах. Попробуем же теперь еще раз вместе пройти путем поиска и открытий «терра инкогниты» священного города.

В бесконечно долгой и полной событиями жизни Херсонеса-Севастополя, казалось, было все: свои боги и богини, святые и герои, великие подвиги и не менее великие загадки, но была в истории этого города еще одна страница, о которой и поныне знает разве что узкий круг избранных, да и те пребывают в сомнениях. Я прекрасно помню состояние удивления и восторга, когда, ища херсонесские следы в безбрежном море древних летописных сводов, я внезапно наткнулся на севастопольскую Атлантиду — неизвестную и таинственную страну готов Дори. Наверное, я не удержался от восторженного возгласа, потому что сидевшие вокруг меня в читальном зале «Ленинки» разом обернулись. А сосед по столу, убеленный сединами ученый-химик, понимающе улыбнулся: «Ну что ж, молодой человек, поздравляю с находкой!» Так я узнал о Дори, и на несколько лет она стала моей путеводной звездой.

О, пожелтевшие листы

В стенах вечерних библиотик,

Когда раздумья так чисты,

А пыль пьянее, чем наркотик…

Так когда-то начинал свое познание иных миров конквистадор и странник русской поэзии Николай Гумилев.

Не скрою, начав заниматься таврической Готией, я имел о самих готах весьма смутное представление. Все познание ограничивалось взявшим Рим Аларихом и не менее воинственным Теодорихом, да тем, что выходцы из северных лесов готы были, в свою очередь, оттеснены более многочисленными кочевниками гуннами в Дакию и Крым. Теперь же пришлось изучать это древнегерманское племя куда более внимательно. Кто же такие готы? В свое время священная земля Севастополя еще столкнется с такой страшной чумой человечества, как немецкий фашизм. Внушив себе, что они потомки ариев и готов, гитлеровцы будут переименовывать на псевдоготический лад крымские города. Даже Севастополь не избегнет подобной участи. Кто помнит теперь эти надуманные названия?

Готская пряжка. V в.

Так кто же такие готы? На этот вопрос и сегодня нет ответа. Разводят руками и антропологи.

Имеемое якобы сходство готских и скандинавских черепов, а именно на этом строили свои доказательства преемственности нацистские авантюристы, настолько спорно, что ровным счетом почти ничего не доказывает. Кроме того, науке на сегодня вообще неизвестно, были ли готы когда-нибудь в Скандинавии. Кроме этого, в любом случае, дойдя до Крыма, они подверглись столь сильной ассимиляции, что установить по остаткам костей их принадлежность к тому или иному этносу просто невозможно. Говорят, что готы, как и скандинавы, клали своих покойников головой на запад. Что это значит? А ровным счетом ничего, ведь даже христиане в разных странах погребали своих усопших головами то на запад, то на восток. К тому же в ряде готских захоронений найдены «скорченные костяки», а так хоронили своих умерших тавры и скифы… К тому же только готам, а не германцам в целом, был свойственен и очень странный обычай, как бросание в могилу разбитого стекла и разбивание черепов покойникам… Но что же все-таки это за страна — Дори? Как она появилась и где располагалась? Да и, наконец, какое она имеет отношение к Священному городу и России?

Что же означает само название Дори? В предположениях на этот счет недостатка нет. Существует мнение, что в переводе с греческого «дори» — это лес. Есть иные версии. В переводе с кельтского «дори» — это крепость. В переводе с осетинского «дори» — это камень, дверь, ворота… Известный российский археолог профессор А. К. Амброз в свое время предположил, что Дори-Дорос было просто-напросто вариантом какого-то слова, которым местные греки передавали название местных гор — Тавр. То есть Страна Дори — это и есть страна гор и сам Тавр. Однако, вглядываясь в слово Дори пристальнее, вспоминается еще и интригующая загадка переселенцев-дорийцев, то ли обрусевших греков, то ли огреченных руссов.

Начиная рассказ о севастопольской Атлантиде, мы в начале обратимся к сочинению мало кому сегодня известного византийского летописца Прокопия Кесарийского с весьма непритязательным названием «О постройках»:

«Сверх того, что касается городов Боспора и Херсонеса, которые являются приморскими городами на том же берегу (Эвксинского Понта) за Меотидским болотом, за таврами и тавроскифами, и находятся на краю пределов римской державы, то, застав их стены в совершенно разрушенном состоянии, он (император Юстиниан) сделал их замечательно красивыми и крепкими. Он воздвиг там и два укрепления, так называемые Алуста и Горзубитах. Особенно он укрепил стенами Боспор: с давних времен этот город стал варварским и находился под властью гуннов: император вернул его под власть римлян. Здесь же, на этом побережье, есть страна по имени Дори, где с древних времен живут готы, которые не последовали за Теодорихом, направлявшимся в Италию. Они добровольно остались здесь и в мое еще время были в союзе с римлянами, отправляясь вместе с ними в поход, когда римляне шли на своих врагов… когда императору было это угодно. Они достигают численностью населения до трех тысяч бойцов, в военном отношении они превосходны, и в земледелии, которым они занимаются собственными руками, они достаточно искусны; гостеприимны они больше всех людей. Сама область Дори лежит на возвышенности, но она не камениста и не суха, напротив, земля очень хороша и приносит самые лучшие плоды. В этой стране император не построил нигде ни города, ни крепости, так как люди не терпят быть заключенными в каких бы то ни было стенах, но больше всего любили они жить всегда в полях. Так как оказалось, что их местность легко доступна для нападения врагов, то император укрепил все места, где можно врагам вступить, длинными стенами и таким образом отстранил от готов беспокойство о вторжении в их страну врагов. Таковы были его дела здесь».

Итак, согласно Прокопию Кесарийскому, страна Дори находилась где-то невдалеке от Херсонеса, но где именно? Оговорюсь сразу, вопрос этот открыт до сегодняшнего дня. В научных кругах несть числа спорам о месте расположения легендарной страны. Попробуем же и мы поискать страну Дори! Для начала посмотрим, что говорят о ее возможном расположении историки.

Когда-то таинственную Дори отождествляли даже с дунайским Доростолом. Что ж, весьма совпадают названия, да и нам, россиянам, память о Доростоле памятна, как память о подвиге дружины Святослава. Но, увы, Доростол это совсем не Дори. Начнем с того, что одни ищут «область Дори» на территории всего юго-западного Крыма горного, иные же локализуют ее на узкой полосе Южного берега. Что же говорит в пользу второй версии?

Главным аргументом сторонников «южнобережной» версии являются обнаруженные археологами остатки заградительных сооружений на перевалах первой гряды Крымских гор. Однако эти каменные заборы никогда не превышали человеческого роста. Один из наиболее выдающихся исследователей этой проблемы И. С. Пиоро в своем труде «Крымская Готия» пишет на сей счет так: «Заборы… сложены из рваного бутового камня, в основном насухо, без связующего раствора, т. е. самым примитивным образом, и совершенно не похожи на византийские оборонительные сооружения времени правления императора Юстиниана I, описанные Прокопием Кесарийским и воздвигнутые по византийским канонам. И если даже предположить, что преграды, воздвигнутые на горных перевалах, — это укрепления горных проходов — Клисуров, то они не могут быть „длинными стенами“». Кроме того, Пиоро приводит еще один немаловажный довод в опровержение «южнобережной» версии: в районе завалов, несмотря на длительные и многолетние археологические раскопки, так и не найдено ни одной вещи времен Юстиниана.

Что ж, каменные заборы явно оборонительного характера, а отсутствие какой-либо крепости или города рядом вполне вписывается в рассказ византийца Прокопия.

Но ищущие Дори на юге Крыма все равно не сдаются. «Хорошо, — говорят они. — Пусть страна готов располагалась не на всем побережье, но она могла находиться в районе нынешнего Артека и Суук-Су». Но и здесь их версия уязвима. Дело в том, что как раз в эпоху Юстиниана в этих двух пунктах располагались византийские крепости, а Прокопий Кесарийский однозначно говорит об отсутствии таковых в окрестностях Дори.

Может быть, византийский летописец лгал? Но зачем? Почему исследователи старины, обнаруживая зачастую какие-либо несоответствия своей теории и древних трактатов, сразу же начинают обвинять в обманах и подлогах предшественников? Может, лучше внимательнее отнестись к собственной некомпетентности и незнанию? Да и кто ныне может разделить ученых мужей древности на «чистых» и «нечистых»? Разумеется, порой были разночтения и неточности, была наивная вера чьим-то рассказам о людях с песьими головами, были, наконец, и политические инсинуации, но не это было определяющим. Именно поэтому я верю византийцу Прокопию.

Еще одна существенная деталь. Сам Прокопий знает о таинственной Дори по рассказам и со слов других. Может, именно, поэтому повествование летописца о стране готов весьма лаконично и неясно.

Но на этом загадки страны Дори (иногда, впрочем, ее именуют и как Кодрос) не заканчиваются! Исторические источники часто упоминают о крепости Дорос, принадлежащей готам. Дори и Дорос — совпадения здесь, кажется, быть почти не может! Однако ведь Прокопий пишет об отсутствии города и цитадели. Значит, Дорос (то есть Дори) — это крепость, которая в то же время как бы и не крепость. Клубок запутывается все больше и больше, но распутать его все же как-то надо.

Что означает само слово Дори? В переводе с греческого оно имеет два понятия. Первое значение — дерево или копье. С некоторой натяжкой можно допустить, что дерево или производное от него лес можно употребить для названия района второй гряды Крымских гор и северных склонов первой, включая гору Мангуп, где есть небольшие леса. Но куда интересней второе значение Дори — это война или вооруженные силы. И снова вспомним Прокопия! Он пишет о воинском искусстве готов и об их верности Константинополю. Так, может, страна Дори — это военная страна, ведь три тысячи выставляемых готами бойцов были в то время весьма немалой силой. Ну вот, кажется, нам все же удалось несколько приблизиться к разгадке одной из тайн. Однако пойдем дальше!

Некоторые летописи («Записки греческого топарха», X век, и другие) говорят о центре готской области Климаты. Что такое Климаты, может, та же Дори-Дорос? В VII–VIII веках Климатами именовали юго-западную часть Крыма. В IX веке стратиги Херсонеса именовались одновременно в официальных византийских документах и стратигами Климатов. Однако к XIII веку Климаты превращаются уже в имя собственное. Так, в «Житии Евгения Трапезундского» говорится о Херсонесе вместе с крымскими климатами Готии. Скорее всего, Климаты — это один из синонимов страны Дори, более обиходный у местного населения.

В Дори, как и в Херсонесе, на протяжении столетий находят убежище ссыльные монахи — иконопочитатели. Христианство готы приняли от знаменитого епископа III века Ульфилы. Много сделал для обращения жителей Дори в православие и епископ Царьградский святой Златоуст. Небезынтересно и то, что в одном документе и сам Херсонес записан как Херсонес Доранский!

Уже давно историки обратили внимание, что упоминание о стране Дори почти всегда соседствует с упоминанием Херсонеса. Значит ли это и их фактическое соседство? Далее. В актах церковного Трульского собора в Константинополе, проходившего в 692 году, упоминается некто Георгий — «епископ Херсона хоры (то есть горы) Дорас». Значит, Херсонес и Дорас соседи, ведь не может же епископ иметь епархию, части которой отделены сотнями миль? А история с бегством из Херсонеса свергнутого византийского императора Юстиниана II! Куда бежал искать защиты бывший император? Опять же в сторожевое укрепление Дорос! Далеко бежать Юстиниан не мог, значит, опять следует искать Дорос вблизи Херсонеса, да еще и на достаточно приметной горе.

«Ничто в какой бы то ни было части Европы не превосходит ужасной величественности этого места» — так писали посетившие эту гору путешественники. Справедливость этих слов можно понять, только побывав на Мангупе. Здесь совершенно необычное эхо, особо пронзительны солнечные лучи, а воздух напоен дурманящим ароматом трав.

В Дори, как и в Херсонесе, находят убежище ссыльные монахи-иконопочитатели. Христианство готы приняли от знаменитого епископа III века Ульфилы. Много сделал для обращения жителей страны Дори в православие и архиепископ Цареградский святой Златоуст.

Небезынтересно то, что в том же документе и сам Херсонес записан как Херсонес Доранский!

Плато горы Мангуп выше и просторнее всех окрестных гор. Она возвышается над уровнем окрестных долин на добрых 300 метров. «Положение Мангупа необыкновенно, — писал путешественник Кеппен. — Находясь, так сказать, между небом и землей, он мог бы, кажется, противостоять всем превратностям мира».

Бывая на Мангупе, я никак не мог отделаться от мысли о схожести его руин с херсонесскими. Да в этом, впрочем, нет ничего удивительного! Одна эпоха и одна судьба… На каменном утесе Тешкли-Бурун, что в переводе означает Дырявый мыс (скала вся буквально испещрена рукотворными пещерами), еще хорошо видны остатки былого княжеского дворца. Невдалеке то, что было некогда церковью. С высоты обрыва видна еще хорошо сохранившаяся древняя колесная дорога. Именно по ней привозили в Дори товары с побережья севастопольских бухт. Если идти к северной оконечности «Дырявого мыса», то можно попасть в пещерный храм. Спускаюсь по крутой, вырубленной в скале лестнице.

В апсиде, восточной части базилики, буквально нависающей над головокружительной кручей, некогда был алтарь. Чуть дальше храма подземная тюрьма. В туманной дали проступает Инкерман — место отдохновения великого странствователя Одиссея и стоического подвига святого Климента. В позднее Средневековье именно Инкерман стал главным дорийским морским портом — Авлита.

Историки говорят, что люди пришли на Мангуп более шести тысяч лет назад. В эпоху так называемого энеолита. Кто они были? Три тысячи лет спустя здесь обитали древние тавры. Мангуп во все времена был прибежищем спасавшихся от нашествий. Словно вожделенный Сезам открывал он свои двери тем, кто нуждался в его защите. В III веке сюда пришли изможденные долгими скитаниями готы. Позади у них остался столетний поход от устья Вислы до крымских гор. Эти северяне готы верили в счастливую звезду своих вождей и своего народа. Они искали новую родину и нашли ее на Мангупе, назвав ее страной воинов Дори. Именно она стала их новым Отечеством. Именно здесь они приобщились к великим таинствам Священного города.

Схема Мангупа.

Раннесредневековые укрепления Мангупа были возведены во второй половине VI века, однако от них дошло немного. Следует сразу же отметить, что тот пояс стен и башен, который отсекает мысы Мангупа, перегораживая доступ со стороны оврагов, в основном принадлежит более позднему времени — XIV–XV векам — турецкому. Он составлял своего рода «второй рубеж обороны» по отношению к главному, включающему также и мысы плато. Археологические исследования 70-х годов выявили остатки укреплений на мысах Чамну-Бурун и Чуфу-Чеарган-Бурун, а также в верховьях балки Капу-Дере. Укрепления создавались в расселинах и на участках пологого склона — от обрыва до обрыва, — дополняя, таким образом, естественные неприступные преграды, и носили не сплошной, а узловой характер. Таким образом, при общей длине крепостных сооружений в 1500 метров длина оборонительного контура (с мысами) составляла более 6600 метров. Мангупское раннесредневековое укрепление, охватывавшее около 90 га площади плато, не имело себе равных в раннесредневековой Тавриде! Оно могло дать приют огромному по тому времени количеству окрестного населения со скотом и имуществом и при этом было обильно обеспечено водой.

Ученые давно уже обратили внимание на фразу из «Слова о полку Игореве»:

И вот готские красные девы

Запели на берегу синего моря,

Звеня русским золотом…

Готские девы… берег синего моря… русское золото… Весьма похоже, что речь здесь идет именно о стране Дори, имевшей и порт на берегу Синего (Черного) моря и торговавшей с Русью?

Что ж, было бы вполне закономерным, что величайшее русское эпическое произведение не обошло своим вниманием и севастопольскую землю.

История Дори оставила нам немало славных имен, но самым памятным для нас и ныне чтимым всей православной церковью остается легендарный дорийский епископ Иоанн Готский. В Дори было все необычно. Здесь священники водили в бой воинов, а князья уходили в монашество. Из «Жития Иоанна Готского»: «…Около 755 года жители Готии выразили желание иметь епископом у себя святого Иоанна, вместо прежнего епископа, заразившегося иконоборческой ересью… Святой Иоанн во время смут иконоборческой ереси… уехал в Иерусалим, где пробыл три года, а по возвращении оттуда… был направлен в Иверию (Грузию) для посвящения в епископы, ибо в Царьграде и во всей Греции в это время высшая иерархическая власть была заражена ересью иконоборства… Святой Иоанн по возвращении… оправдал избрание народа, неприкосновенно сохранял догматы православной церкви и правую веру, заботясь о научении паствы истине православия, потом отправил с диаконом своим Лонгином послание к патриарху иерусалимскому Федору, прося, чтобы он созвал собор и послал к нему наложение веры. Патриарх исполнил его просьбу. После собора, бывшего в Иерусалиме в 763 году, на котором заседал диакон Лонгин представителем святого Иоанна, — патриарх послал святому изложение веры с пояснительными текстами из Священного Писания Ветхого и нового завета, а также мнение отцов церкви о святых иконах, честных мощах и о заступничестве и молитвах святых угодников, что получено было в Тавриде ранее 767 года. Святой по смерти императоров Константина (775) и Льва (780), при воцарении Прины и сына ее Константина приехал в Царьград, где всем говорил со свободою и дерзновением о принятии святых икон в православной церкви, а затем снова воротился в Тавриду на свою кафедру. В 787 году на Вселенский Собор в Никею святой Иоанн отправил, вероятно, по преклонности лет, вместо себя диакона Кирилла, который и подписывался под актами Собора. Около 787 года Готиею завладели хазары, заняли крепость Дорос вооруженными людьми. Тогда святой Иоанн, по соглашению с князем готским и народом, изгнал хазар из крепости и завладел горными проходами-клисурами. Но вслед за этим некоторые дурные люди из готов выдали св. Иоанна хазарам, которые посадили святого Иоанна в темницу города Фулы, где он переносил тяжкие страдания. Когда узнали об этом верующие готы, то приняли меры к освобождению излюбленного святителя, отправив его в Амастраду. Через четыре года, во время бунта хазаров каган их был убит. Когда весть об этом дошла до Иоанна… то святой исповедник сказал: „И я, братие мои, отхожу по истечении сорока дней судиться с гонителем моим перед Судиею Богом“. В сороковой день Иоанн, уча слову Божию и наставляя всех в делах спасения, передал душу в руки Божии, согласно своим предсказаниям… После кончины святого тело его епископ Амастридский Георгий в сопровождении жителей города положил на корабль и повез в Готию на Таврический полуостров… Сей преподобный муж, украшенный дарами веры, творил многие чудеса, из которых некоторые записаны современниками…»

Каменное плато с почти отвесными стенами словно специально поставлено кем-то свыше для защиты дальних подступов к Священному городу. Словно некая гигантская длань с пальцами-мысами, растопыренными на север в сторону ожидаемого врага, — все это Мангуп.

Лишь ветер бьется в развалины дозорных башен да бездонность неба над головой. Все это Мангуп. Именно здесь была найдена строительная плита с именем императора Юстиниана. Именно здесь сохранились длинные линии стен, обеспечивавшие некогда защиту огромного в 90 гектаров плато. Пересекая широкие балки, эти стены прикрывали от возможного неприятеля все легкодоступные места. Каждая из них была сложена из отесанных камней-квадров в строгом соответствии с тогдашними строительными канонами Византии. Именно здесь археологи находят множество древнеготских захоронений.

Что ж, если считать Мангуп бывшим Доросом-Дори, то все сразу становится на свои места. Возведенные укрепления защищали не какой-то один город, а целую область, где жили люди, привыкшие к вольному ветру и бесконечной дали перед глазами. И лучшего имени этому краю, чем военная страна, придумать просто невозможно. Дорос-Дори был многовековым форпостом Херсонеса, прикрывавшим его от бесчисленных степных орд.

Именно сюда в случае опасности собиралось все население Крымской Готии со своими кибитками и стадами, шатрами и повозками. Город без улиц и крепость без бастионов.

Руины цитадели Мангупа.

В разные времена отношения между страной Дори и городом Херсонесом тоже были разными — от настороженно боязливых в первые годы появления готов в прихерсонесских землях до союзнических позднее. А затем настал момент, когда Священный город и Дори-Дорос фактически объединились под единой церковной властью. Готы переселялись в Херсонес, а греки на Мангуп. Византия и Готия, Священный город и горное гнездо на Мангупе. Отныне они были уже единым целым.

Но главная историческая миссия легендарной страны Дори еще впереди. Пройдут века, и готская Дори станет православным княжеством Феодоро. Как созвучны и близки даже их имена — Дорос и Феодоро.

Именно это княжество со столицей на неприступном Мангупе объединит в себе последнее, что останется от медленно умирающего Херсонеса. И таврические, и греческие, и готские уделы объединятся под православным стягом, чтобы еще на протяжении нескольких столетий непрерывно отбиваться от генуэзцев и турок, ордынцев и татар. Дори-Дорос-Феодоро-Мангуп — последний оплот православия в средневековом Крыму, последний бастион не сдавшихся херсонеситов. Именно ему будет суждено провидением протянуть руку дружбы и братства возрождающейся Руси-Московии.

…Последний из мангупских князей Константин отличался классической образованностью, начитанностью и благородством. После падения княжества его правитель решил искать убежища в единоверной Москве. Еще одна незримая, но все же реальная связь Москвы и Херсонеса…

Вначале Константин перебрался в Морею (ныне Пелопоннес) к тамошнему православному правителю Фоме. В то время дочь Фомы красавицу Софью уже сватали за великого московского князя Ивана III.

В ноябре 1473 года в составе свиты, следовавшей с Софьей, прибыл в Москву и Константин. Не один час провел он в беседах с Иваном III. И в этом тоже был перст судьбы: последний из властителей православного осколка Херсонеса встретился с последним из русских великих князей…

Прорисовка монеты княжества Феодоро.

Как известно историкам, Иван III предлагал Константину поступить к нему на службу, даровал большие вотчины, но бывший мангупский князь отказался оттого и другого. В Москве Константин встретился с архиепископом Иоасафом. Общение с ним и подсказало князю его дальнейший жизненный путь. Вместе с Иоасафом Константин уезжает в Ростов Великий, затем опять же вместе с ним перебирается в Ферапонтов Белозерский монастырь, где поселяется в одной из келий, проводя все время в молитвах. Вскоре там же Константин принимает и монашеский постриг. Почему он избрал именно такую судьбу? Историки Русской православной церкви считают, что причиной тому была кротость характера и смирение последнего владыки. Но мне видится в этом решении бывшего князя не только это. Ведь только что исчезло последнее православное гнездо на священной земле, а потому, я просто уверен, ставший иноком Кассианом, князь Константин молился прежде всего не столько за спасение собственной души, сколько за спасение и возрождение православной веры на земле его отцов и дедов и за возрождение православного Херсонеса. Однако пройдет еще более трех веков, пока историческая правда восторжествует и молитвы Кассиана будут услышаны.

Инок Кассиан многие годы был дружен с преподобным старцем Нилом, основавшим знаменитый Сорский скит. Несколько лет после пострига Кассиан на лодке отправляется в плавание по Волге и у устья впадающей в Волгу реки Учьмы, близ города Углича вместе с братьями-монахами строит несколько келий, где и остается жить. Неторопливо в трудах и молитвах текли годы.

Слава о духовных подвигах инока Кассиана шла по всей Руси. К нему шли за знаниями, благословением и советом. Преданным другом иноку стал угличский князь Андрей Васильевич. Не далеко от выстроенных келий Кассиан воздвиг и небольшую церковь в честь Успения Пресвятой Борогородицы.

Умер благоверный Кассиан на 102 году жизни в 1504 году от Рождества Христова и был погребен в построенном им же самим храме. На могиле святого установили каменную плиту с рельефным изображением расправившего крылья двуглавого орла. Символ великой Византии и его северного форпоста Херсонеса он станет и символом будущей великой Российской империи…

Что касается последнего мангупско-херсонесского князя, а затем инока Кассиана, то, согласно его «Жития», после его смерти мощи святого прославили себя еще многими чудотворениями, из которых иные были записаны в книге, хранившейся в церкви бывшего Учемского (Угличского) монастыря…

…Святой властитель священной земли, нашедший покой на Святой Руси…

Захваченный к концу VIII века хазарами Дорос подвергся разрушениям и обезлюдел. Однако во второй половине IX века в нем производится восстановление оборонительной системы, отраженное в источниках как строительство «нового города». В другом документе X века он уже под именем Мангуп назван как укрепленное поселение, принадлежащее хазарам. В IX–X веках Мангуп был крепостью, дававшей убежище весьма малочисленному населению. Период с XI века по середину XIV века, когда он появляется в источниках под названием Феодоро, — самый темный в истории Мангупа. Об этом периоде все летописи загадочно молчат. А ведь события происходили немаловажные. На окраине херсонесской земли поднялось новое государство.

Нашествия татар, начиная с XIII века, оказались разрушительными для многих крымских городов: Эски-Кермен практически перестал существовать, Чуфут-Кале стал главной крепостью татар. Не избежал разрушений и Мангуп, но при этом он все же сумел отстоять свою самостоятельность. В середине XIV века здесь возводятся укрепления, строится княжеский дворец, восстанавливается большая базилика святых Константина и Елены, укрепляется цитадель, о чем свидетельствуют скупые строки надписи, где впервые употреблено название «Феодоро». В этот период зависимость Крыма от Золотой орды, раздираемой усобицами, ослабела. В год Куликовской битвы хан Тохтамыш заключил с генуэзцами договор, согласно которому за ними закреплялось Южное побережье от Чембало (Балаклава) до Солдайи (Судак). Эта зона, называемая «капитанством Готия», явлалась предметом постоянных конфликтов между Феодоро и Кафой (Феодосией). Горная же часть Крыма, с Феодоро в центре, осталась самостоятельной, находясь лишь в вассальной зависимости от самого хана.

В XV веке княжество занимало заметное место в истории Крыма и соседних с ним областей. Этот период гораздо лучше освещен письменными источниками и археологическими памятниками. Они свидетельствуют о связях Феодоро с Москвой, о соперничестве его князей с генуэзцами за контроль над морской торговлей. Интересно, что в русских бумагах княжество Феодоров именуется часто просто «сторона Федоров», что тоже явно не случайная описка…

Некоторые историки считают, что основа княжества могла сложиться еще в конце XII века. Есть предположение, что князья Феодоро происходят от знатного армянского рода Гаврасов, княживших с X века во внутренних областях Понта (когда-то принадлежавшего Митридату) и позднее включенных в состав Трапезундской империи Комнинами. Высказывалось также предположение, что представители Гаврасов появились в Херсонесе уже в XII веке в качестве византийских наместников-топархов. Теснимые турками, с которыми они вели давнюю упорную борьбу, отстраненные от власти Комнинами, Гаврасы вполне могли отправиться в провинцию, тесно связанную с их бывшими владениями, — Тавриду, в XIII веке уже практически независимую. Предположение это опирается на свидетельство русской летописи, где упоминается Степан Васильевич Ховра, «князь Готии», который эмигрировал в Москву в 1391 или 1403 году. Здесь он принял монашество под именем Симон, а сын его Григорий основал монастырь, названный в честь отца Симонов. Фамилия Гаврасов долго сохранялась среди выселенных греков Азовского побережья, и в форме Габрас — в окрестностях Трапезунда; до недавнего времени сохранялось название села Гавры близ села Соколиного на реке Бельбек.

Из того, что известно о предыдущей истории рода, можно предположить, что Гаврасы привезли с собой на Русь героические воспоминания о многовековой борьбе с турками, культ святого Федора — князя, погибшего смертью храбрых в этой борьбе в 1098 году, признанного православной церковью мучеником в XII веке и святым — в XIV веке, героя греческой и турецкой народной поэзии.

…Мыс Тешкли-Бурун на Мангупе — природный бастион: чтобы превратить этот длинный и узкий, со всех сторон ограниченный обрывами утес в крепость, достаточно было пересечь горный перешеек, соединяющий его с плато, оборонительным сооружением длиной 102 метра при толщине 3 метра. Оно состоит из двух куртин и расположенного посредине сильно выступающего вперед трехэтажного здания, которое называют то замком, то донжоном, то дворцом. Верхние этажи Донжона были жилыми и служили укрепленной резиденцией правителей Мангупа и его гарнизона; нижний полуподвал использовался как арсенал, а позднее как тюрьма. В период турецко-татарского господства, после 1475 года, дело обстояло именно так: здесь томились знатные пленники, захваченные татарами при набегах, а также послы. По свидетельству Н. М. Карамзина, в 1569 году сюда был заключен в темницу московский посол Афанасий Нагой; с 1572 по 1577 год находился в плену Василий Грязной. По внешнему фасаду башни-донжона вместо окон располагались узкие бойницы-амбразуры; внутренний фасад носил более дворцовый характер благодаря окнам, обрамленным прекрасными резными наличниками в традициях малоазийской архитектуры, и парадному входу. Турки, обосновавшиеся в основном на территории цитадели, частично реконструировали ее, прежде всего с учетом возможностей использования огнестрельного оружия, но вряд ли что изменили в ее архитектуре. В частности, и Мартин Броневский в XVI веке, и турецкий путешественник Эвлия Челеби в XVII веке видели над воротами цитадели греческую надпись, что подтверждает ее происхождение в эпоху расцвета Феодоро. Согласно другой надписи 1363 года сообщается, что стены Феодоро «восстановлены» и сооружены «башни верхнего города почтенной Пойки», вероятно, цитадели, имевшей особое, отличное от города название, что нередко случалось в средневековых городах. «Верхним замком» назвал ее и Мартин Броневский, польский посол к татарскому хану, посетивший эти места в середине XVI века и оставивший первое описание цитадели и города. «Город Манкопия, — сообщает он, — лежит в горах и лесах, в некотором удалении от моря. Он имеет два замка, построенных на высокой и широкой скале; драгоценные греческие храмы и здания; несколько ручьев, стекающих со скалы, чистых и удивительных. По покорению же турками, через 18 лет, он выгорел почти до основания, как говорят греческие христиане. Вот почему и нет уже ничего привлекательного, кроме верхнего замка, имеющего отличные ворота, украшенные греческими надписями и многим мрамором, и высокий каменный дом. В этом доме, по варварской ярости ханов, иногда содержатся московские послы, с которыми жестоко поступают. Теперь там уцелела только греческая церковь Святого Константина и другая, весьма незначительная — Святого Георгия… В тех греческих церквах стены украшены изображениями и знаками власти тех царей и цариц, от крови которых они (князья. — В. Ш.), кажется, происходили». Князья Феодоро заключали брачные связи с различными владетельными домами, но особенно гордились они родством с императорским домом трапезундских Комнинов; не исключено и родство с Палеологами, чей герб — двуглавый орел — изображен на плитах с надписями князя Алексея. Но ведь двуглавый орел — это символ не только Византии, но и возрождавшейся России! Идентичность герба не может быть случайностью, — это символ единства! К тому же родство с византийскими императорами придавало князьям Феодоро необходимый авторитет для того, чтобы играть первенствующую роль в Крыму в соперничестве с генуэзцами — пришельцами с католического Запада.

В начале XV века княжеством правил выдающийся представитель рода — Алексей, именуемый в надписи «владыкою Феодоро и Поморья». Он овладел выходом к морю, где в 1427 году в устье Севастопольской бухты построил на месте раннесредневековой крепости Каламиты новое укрепление, под защитой которого находился морской порт, ставший конкурентом соседей Чембало (Балаклавы). Широко велось и церковное строительство — при Алексее возводится базилика в Каламите, восстанавливается базилика в монастыре Апостолов в Партените, построенная еще при Иоанне Готском. Стремясь поднять престиж княжеского дома, Алексей восстановил княжеский дворец на Мангупе и построил его башню Донжон. Для укрепления династических связей выдал дочь Марию замуж за трапезундского царевича, оказавшегося последним императором. Сочтя свое положение достаточно прочным, Алексей вступил в открытую борьбу с генуэзцами и в 1433 году захватил крепость Чембало (Балаклаву). Борьба Феодоро с Кафой не была просто борьбой за торговые интересы и влияние в Крыму. Это было сражение защитников православия с агрессией католицизма. Соперничество феодоритов с генуэзцами за власть над Поморьем продолжалось и дальше. Накануне турецкого завоевания Крыма в XV веке враждебные взаимоотношения между Феодоро и Кафой сменяются дружественными: нараставшая угроза со стороны турок вынуждала генуэзцев к миру. В 1471 году феодорский князь Исаак посетил Кафу и заключил союз с генуэзцами. Агрессия католицизма была отбита, но теперь защитникам православия предстояло испытать на себе натиск мусульманства.

Казематы Мангупа.

Княжество Феодоро при Исааке по-прежнему занимало видное место в Восточной Европе. Сохранились документы, согласно которым дочь князя Мария была в 1472 году выдана замуж за Стефана III, господаря Молдавского; из русских документов известно также, что в 1474–1475 годах великий князь Московский Иван III поручал послам вести переговоры о бракосочетании своего сына с мангупской княжной. Браку помешало турецкое завоевание Крыма в 1475 году.

Накануне турецкого вторжения, в первой половине 1475 года развернулась борьба за престол Феодоро. Узнав о смерти Исаака, его племянник Александр спешно прибыл с отрядом в триста воинов из Молдавии, где находился в изгнании. Ему удалось отбить престол у занявшего его сына Исаака. Однако дни Феодоро были уже сочтены.

А затем было самое страшное из нашествий — турецкое. Едва захватив Константинополь, сельджуки уже обратили свой хищный взор на благодатный Крым. В мае 1475 года под Кафой был внезапно высажен пятидесятитысячный турецкий десант. Опомнившиеся генуэзцы стали было призывать феодоритов к совместной борьбе, но было уже поздно. Командующий турецкой армией Кедук-Ахмет-паша действовал быстро. Стены Кафы в несколько дней разбили пушками, и твердыня алчных работорговцев сдалась на милость победителей. Отныне во всем Крыму туркам могла противостоять лишь одна сила — православное княжество Феодоров.

Скорыми маршами турки вскоре достигли Мангупа. Думается, вид неприступных скал, мощных стен и страшных пропастей подле них произвел на завоевателей угнетающее впечатление. И все же Кедук-Ахмет повел своих янычар на приступ. Штурм, как и следовало ожидать, обернулся огромными потерями и полной неудачей. Началась осада. Мангуп оказался слишком крепким орешком даже для опьяненных непрерывными победами турок.

Незадолго до крымского вторжения арабские мудрецы поднесли турецкому султану Мехмеду II в дар трактат о военном искусстве. Глава, посвященная крепостям, начиналась так: «Самая мощная и неприступная крепость — это та, что расположена на вершине горы и окружена башнями и зубчатой стеной… Если будет тебе дана такая крепость, как указано выше, то для завоевания ее нужно располагать состоянием Каруна (Креза), жизнью (т. е. долголетием) Нуха (Ноя) и терпением Эюба (Иова)». Думается, Мехмед считал, что обладает всеми указанными в трактате качествами. Ибо уничтожение Феодоро он считал важнейшим делом своего царствования и средств для того не жалел. Итак, сильнейшая империя мира против маленького горного княжества, да и не княжества уже, а против одной-единственной осажденной крепости. Из Константинополя шли и шли непрерывные караваны судов с янычарами и порохом, с ядрами и пушками. Что могли противопоставить этой мощи защитники Мангупа? Ведь помощи им ждать было неоткуда. Только свое несгибаемое мужество да готовность к самопожертвованию. Знали ли они, что ожидает их? Конечно, знали, но несмотря на это с завидным презрением отвергали все посулы, коими провоцировал и искушал их предатель князь Текур, переметнувшийся в стан врага.

Осада и непрерывная бомбардировка столицы княжества Феодоров длилась более полугода. Днем и ночью ревели пушки. Пять генеральных штурмов отбили феодориты, но стрелы оказались бессильными против ядер. Ведь в те годы турецкая артиллерия была лучшей в мире! Именно она взломала неприступные стены тысячелетнего Константинополя и вселяла почти мистический ужас в сердца европейских владык. Теперь черные жерла огромных осадных чудовищ, прозванных самими же турками благоговейно «шахами», нацелились на Мангуп.

Сколько же ядер надо было выпустить по крепости, что и сегодня по прошествии пятисот лет их еще можно во множестве найти в окрестностях древних руин.

Мы теперь уже никогда не узнаем, сколько дней и ночей длилась последняя нескончаемая бомбардировка. День за днем, час за часом огромные гранитные ядра проламывали все новые и новые бреши, и измотанные, раненые защитники уже не успевали их заделывать. Мелкие пушки тем временем разбивали зубцы на стенах, лишая феодоритов возможности укрываться от стрел. То была настоящая кровавая артиллерийская феерия. И все же Мангуп держался из последних сил, сколько мог. Но настал день и пришел час, когда в огромные проломы ринулись бесчисленные толпы турок. Бой был долог и жесток. Последний очаг сопротивления — городская цитадель — держалась еще несколько суток. Но вот ядра разбили и ее стены… В своем хвастливом письме на имя султана Кедук-Ахмет писал, что захватил 3 королей и 15 тысяч новых рабов. Сколько было убито и замучено — неизвестно. Совсем недавно археологи обнаружили на территории Мангупа гробницы — доверху забитые человеческими скелетами. Многие из них были с переломанными костями, разбитыми черепами. У многих отсутствовали верхние и нижние конечности. В качестве братских могил же турки использовали винодавильни… Известно, что во время этой резни был убит и последний князь феодоритов Александр со всеми мужчинами своего рода. В живых был оставлен только его малолетний сын: воспитанный турками, он сохранил почетный титул мангупского князя, хотя реальным влиянием ни он, ни его потомки уже не обладали. Женщин же растащили по гаремам.

Остатки стен Мангупа.

Сегодня героическая оборона Мангупа забыта. Это в высшей степени несправедливо, ведь защита столицы княжества Феодоров была беспримерной! Вспомним, что в это же время знаменитые стены Феодосия смогли удержать турок лишь на два месяца, неприступный замок Ново Брдо на сорок дней, а сильнейшая крепость Европы Смередев на три месяца…

И, наверное, давно пришло время поставить на вершине Мангупа скромный православный крест — памятник павшим, но не отрекшимся от веры своих отцов. Оборона Феодоро — это пролог будущих многомесячных сражений у стен Священного города. Феодоро — еще одна великая ратная страница севастопольской земли, которую мы не вправе забыть!

Летом того же года турки при поддержке татар высадили войска на крымском побережье. Они осадили Кафу, которая сдалась через пять дней, взяли несколько прибрежных крепостей.

Из территории княжества Феодоро и генуэзских владений Юго-Западного Крыма турки образовали Мангупский пашалык — судебно-административный округ с центром в Мангупе, находившийся в непосредственном управлении Османской империи. Они по достоинству оценили превосходные оборонительные достоинства крепости и продолжали укреплять и восстанавливать ее, особенно после страшного пожара 1493 года, когда выгорел почти весь город. Об этом свидетельствует греческая надпись на одной из башен в Табана-Дере и ряд сооружений, возведенных в XVI веке, — мечеть, синагога, кенасса; частично была перестроена цитадель.

Мангуп, населенный греками, турками, караимами и паломниками тавро-скифов, сохранял свое значение крепости до начала XVII века. Однако жизнь в нем продолжала теплиться вплоть до времени присоединения Крыма к России, накануне которого христианское население горного Крыма было переселено в Приазовье.

Так оборвалась многовековая жизнь Дори — Феодоро — Мангупа. В ней много неясного и неисследованного, целые десятилетия, а то и столетия покрыты мраком безвестности, однако и то, что мы сегодня знаем о нем, дает основания считать, что в историю севастопольской земли княжество вписало немало блестящих страниц.

…500 лет назад пал Мангуп, двести лет назад его покинули последние, немногочисленные уже жители; от княжества почти не уцелело никаких сведений, а камни руин растащили для новых построек. Земля эта таит еще немало следов былого величия. Камни Мангупа помнят православное княжество Феодоров — таинственную страну Дори на священной земле будущего Севастополя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.