Как бороться с монополией в советской науке?

Как бороться с монополией в советской науке?

Одним из способов борьбы с монополизмом в советской науке Сталин считал публичные дискуссии. Идея состояла в том, чтобы низы могли вмешаться и ликвидировать монополию отдельного ученого, как в случае с Вавиловым, Орбели и Несмеяновым. С другой стороны, критический разбор достижений должен был стать важным стимулом для совершенствования. Поэтому с 1947 года по инициативе Сталина в стране развернулась полоса теоретических дискуссий в области самых различных научных дисциплин. Начало было положено дискуссией по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии». Затем были организованы дискуссии по биологии и физиологии, дискуссия в области космогонии и об эволюции звездных систем. Далее следовали дискуссии по языкознанию и политической экономии. Метод публичных дискуссий привлекал внимание не только ученых (причем особенно среднего и низового звена), но также и партийного актива и широких слоев населения[341].

Важные особенности имела и экономическая дискуссия в связи с подготовкой учебника «Политическая экономия» в 1951–1952 гг. Споры Сталина с участниками дискуссии, названными и неназванными (например, академиком Е. Варгой) оставались, в основном, в рамках товарищеской полемики между единомышленниками. Никаких административных мер по отношению к инакомыслящим не предпринималось, за одним исключением. Этим исключением был Л. Ярошенко, который высказал, пожалуй, самый оригинальный взгляд на содержание советской экономической теории и после опубликования замечаний Сталина с прямыми обвинениями в антимарксизме был арестован и осужден.

Итак, истинной причиной научных сессий, состоявшихся после войны, была чрезмерная монополизация мнений и особенно должностей в руках ряда выдающихся ученых. Поэтому дискуссии не были гонениями, а были попыткой ликвидировать монополию на истину и сделать науку демократической (в случае с генетикой можно сказать — хотели как лучше, а получилось как всегда).

Тем не менее наиболее важное общественное значение дискуссий 1950–1952 годов состояло, по моему мнению, в том, что в общественную практику начала внедряться практика широкого обсуждения научных проблем вместо их диктата научными начальниками. Эта практика была далека от совершенства, и все же она означала отступление от прежней порочной практики. Было впервые провозглашено, что наука не может развиваться без дискуссий, осужден монополизм в науке. Другой вопрос, что после дискуссий последовали административные решения, которые использовались карьеристами и выскочками для укрепления своих позиций в науке.

Возьмем дискуссию о положении в языкознании в 1950 г. Впервые после многих десятилетий советской власти, в сущности, с конца 20-х годов на страницах советской печати, ее главного органа «Правды» встретились и вступили в свободную дискуссию, как было сразу заявлено в самом ее начале, два научных течения. Им была предоставлена возможность изложить аргументы в защиту своей точки зрения. И только в завершение дискуссии выступил Сталин, как непререкаемый судья.

Но вот что интересно. Сталин вступился не за то течение, которое обосновывало свою правоту с классовой точки зрения, а как раз наоборот — выступил в качестве сторонника бесклассовой точки зрения на происхождение и развитие языка. Сторонников Н. Я. Марра он упрекал в насаждении своей монополии в языкознании, подавлении других концепций — традиционном ранее образе научной жизни в самых разных областях науки, не только общественной. Именно в этой связи он осудил «аракчеевский дух» в науке и заявил о том, что наука не может развиваться без борьбы мнений и дискуссий.

Марристы, осужденные Сталиным, в большинстве своем, видимо, вынуждены были покаяться и признать свои ошибки, но не подверглись репрессиям ни в физическом смысле, ни в административном. Их руководители, такие как академик Мещанинов, утратили руководящие административные позиции, но не возможность работать в науке.