3.3. И те из вас, что выживут, позавидуют мертвым…
3.3. И те из вас, что выживут, позавидуют мертвым…
Улицы, площади, церкви усеяны трупами, эта картина настолько ужасна, что при виде этого живые завидуют мертвым. Некогда заселенные места обезлюдели, и эта пустота сама по себе таит в себе страх и отчаяние.
Свидетельство португальского монаха[128]
В лето Господне 1349 случился великий мор по всему миру; начался он и от южных, и от северных пределов, а закончился таким разорением, что едва уцелела лишь горстка людей. Города, некогда густо населенные, опустели, и так быстро росла сила мора, что живые не успевали погребать мертвых. Вскоре за моровым смерчем последовал и падеж скотины, а затем стал погибать и урожай. Земля оставалась невозделанной, поскольку не хватало земледельцев, множество которых погибло от мора. И такое страдание последовало за этими бедствиями, что потом мир уже никак не мог вернуться к своему прежнему состоянию.
Английский хронист, современник трагических событий[129]
Уже на начальном этапе войны, считающемся самым успешным для Англии, субсидии, выделенные Эдуардом III союзным германским князьям, а также затраты на содержание экспедиционного корпуса во Франции, легли тяжелым бременем на государственные финансы. Ну, а когда англичанам пришлось в срочном порядке строить флот (сейчас это странно звучит, но в те годы именно Франция обладала превосходством на море), колени их экономики подогнулись. Король Эдуард III вынужден был констатировать, в казне — ни единого пенни. В результате «Золотая сеть» его главных кредиторов — флорентийских банкиров с треском лопнула, вызвав грандиозный финансовый обвал во всей Западной Европе. Это, друзья, был не дефолт, это был самый настоящий дефолтище, начавшийся осенью 1340 г. с инфаркта главы компании «Перуцци». Ох, недаром его сердце прихватило, видать, понимал, куда все катится. В самом скором времени «Барди», «Перуцци», а также более трех десятков связанных с ними компаний приказали долго жить, объявив себя банкротами. Флоренцию, где вспыхнула смута, заняли войска афинского герцога Готье де Бриенна, пытавшегося обуздать катастрофу административными мерами вроде введения моратория на погашение долгов, но было поздно. Словно цепная реакция, последовали «дефолты» Папской курии, Неаполитанского королевства, Кипра и других игроков, слишком «доверившихся» «Золотой сети». Беспорядки и смертоубийства, спровоцированные этими событиями, продолжались в разоренной Столетней войной[130] Европе два десятилетия.
И без того удручающее положение усугубила (это мягко говоря, конечно) сокрушительная пандемия бубонной чумы (1346–1353), совершенно справедливо названной современниками «черной смертью». Историки и эпидемиологи до сих пор не находят вразумительного объяснения драме, разразившейся в Европе той поры и выкосившей чуть ли не две трети жителей континента (по некоторым данным, погибло более тридцати миллионов человек). Заболевание распространялось так стремительно (в обход карантинам, организованным насмерть перепуганными людьми) и было столь смертоносно, что порой ученые склоняются к тому, что «это была не совсем чума», а нечто гораздо худшее, как полагал известный американский микробиолог Джошуа Лидерберг.[131] Иногда говорят и о применении бактериологического оружия, правда, при этом главным виновником беды называют золотоордынского хана Джанибека (1342–1357), который при осаде генуэзской крепости Кафа в Крыму (современная Феодосия) приказал забросить через стену катапультой труп скончавшегося от чумы бедолаги. В результате запершийся в цитадели гарнизон выкосила эпидемия и Кафа пала. Уцелевшие генуэзцы в панике бежали домой, доставив смертоносную болезнь в Европу на палубах и в трюмах своих кораблей.
Начавшись в Константинополе и на Сицилии в 1346 г., болезнь весной следующего года уже бушевала в Греции и на Мальте, опустошала портовые итальянские города и оставляла за собой горы трупов, которые вскоре некому стало хоронить. Перекинувшись на север Италии и юг Франции (Венеция, Марсель и множество других населенных пунктов при этом фактически обезлюдели), эпидемия накрыла Гасконь, легко перешагнула Пиренеи и обрушилась на Испанию, а во второй половине 1348 г. уже свирепствовала в Лондоне, и верный Ла-Манш англичанам не помог. Добралась до Шотландии (по свидетельствам хронистов, шотландцы даже успели вволю повеселиться над бедствиями исконного врага, пока их самих не захлестнуло), обескровила Норвегию и пошла махать косой по немецким маркам и в Вене. Следующей жертвой пандемии стала Польша, затем настал черед Руси. Выкосив население Пскова (как ни странно, к нашим пращурам беда пришла не с востока, а с запада), чума скоро свирепствовала в Москве и Суздале, Владимире, Чернигове и Киеве.
Мир, без преувеличения, содрогнулся. Папа Климент VI, дав добро использовать Рону, на которой стоит Авиньон, в качестве кладбища, поскольку тела погибших загромоздили площади и скверы, а избавиться от них иным путем никакой возможности не было, дезертировал, запершись в своем дворце и никого к себе не пуская. Впрочем, затворничество ему не помогло. Понтифик скончался в 1352 г. В день его смерти римляне получили мрачное предзнаменование: молния поразила колокольню собора Святого Петра, расплавив все колокола так, будто они побывали в тигле. На дворе, к слову, стоял декабрь…[132]
Современники недаром нарекли пандемию Бичом Божьим. Буквально вчера процветавшие города как по мановению волшебной палочки превратились в гигантские братские могилы. По рекам, покачиваясь, плыли трупы, просторы морей бороздили корабли-призраки с мертвецами в каютах и на палубах. Злые толпы перепуганных насмерть горожан убивали всех без разбору чужаков у городских ворот, повсюду пылали костры, несчастные пытались выкурить напасти дымом. От этого не было никакого толку. Ни крестные ходы, организуемые отчаявшимся духовенством, ни покаянные псалмы, без перерыва читавшиеся в церквях, ни целые процессии безумцев, истязавших себя плетьми, не давали ровным счетом ничего. Чума распространялась, как пламя по рассыпанному пороху, не делая разницы между детьми и стариками, мужчинами и женщинами, одинаково охотно забирая и доблестных рыцарей, и простолюдинов, и венценосных особ. Так, в Париже скончались сразу две королевы, собственно Франции и Наварры, а за ними и принцесса, дочь короля.
Еще одна мрачная деталь. Как водится, европейцы взялись искать виноватых. Во Франции перебили черных котов, за ними взялись за евреев. Причем наличие поддельных писем от магометанских владык руководителям иудейских общин, мол, как лихо мы изводим общего врага — христиан, свидетельствует о заранее спланированной акции. Письма, как бы это выразиться, попали в руки общественности, которая воспылала праведным гневом. В результате на фоне чудовищных бедствий, принесенных пандемией, разразилась новая, теперь уже чисто еврейская беда, свирепые погромы, в сравнении с которыми блекнут учиненные крестоносцами Вальтера Голяка безобразия.
Римский папа призвал прекратить погромы, но его никто не слушал, а участие в расправе над евреями католической инквизиции говорит в пользу того, что слова понтифика были простой формальностью. Рискну предположить: авторитет церкви, оказавшейся неспособной защитить паству от «гнева Божьего», упал до нуля, так что эта организации, как никакая другая, нуждалась в подходящем «козле отпущения». Волна массовой истерии прокатилась по всей Европе еще быстрее чумы. Евреев, обвиненных в отравлении колодцев, сотнями сжигали на кострах в Париже и Берне, Аугсбурге и Мюнхене, Зальцбурге и многих других городах. Кое-где, например в Базеле, процесс оптимизировали, сжигая несчастных в специально построенных деревянных домах. Читая материалы об этих зверствах (впрочем, звери-то так как раз не поступают), подумал о гитлеровцах: так вот откуда у них взялись замашки, проявившиеся в славянских деревнях в сороковых годах минувшего столетия. Впрочем, ладно.
Понятно отчего у современников срывало крышу от страха. Понятно отчего разводили руками позднейшие исследователи явившейся в Европу беды. Чума вела себя как коварный враг. Сначала обходила тот или иной город стороной, а когда его жители уже готовились облегченно вздохнуть, смахнув липкий пот, обрушивалась и всех поголовно истребляла. Яркий пример тому судьба францисканского монастыря в Авиньоне, чьи обитатели (семьсот монахов) отдали Богу душу в одну ночь, хоть до этого ничто не предвещало беды. Впрочем, это еще что, зачастую «черная смерть» сжигала здоровых на вид людей за час.
Правду сказать, у современных эпидемиологов имеются на сей счет кое-какие версии. Одна из них состоит в том, что сначала в группу людей проникали так называемые маловирулентные штаммы заболевания. Готовили почву, так сказать, а когда к городу подступал главный враг, оставалось, что называется, лишь плести лапти.
Да, забыл сказать, пандемия прокатилась по Европе волнами, прямо как союзническая бомбардировочная авиация над фашистской Германией в 1945 г. Не успели европейцы очухаться от бед, как континент подвергся нескольким новым нашествиям «черной смерти». Они следовали одно за другим в 1357 и 1360 гг., опустошив Брабант и Богемию, Германию, Францию, Италию и Польшу. Так, в Кракове погибли все профессора университета, который только успели открыть. А в Авиньоне недосчитались сотни епископов и пяти кардиналов. Снова «черная смерть» заглядывала к европейцам в 1382 г. Ее жертвами главным образом становились дети, однако смертность заметно снизилась, в целом эпидемия пошла на спад.
Обстоятельство, на которое я невольно обратил внимание. А ведь пандемия, обезлюдившая Европу в XIV столетии, была не первым и, к сожалению, далеко не последним случаем, когда кровавым человеческим распрям сопутствовали вспышки смертоносных заболеваний, далеко переплюнувших войны по числу жертв. Достаточно вспомнить так называемую пурпурную смерть, или «испанку»,[133] навестившую человечество в 1918 г. под занавес Первой мировой войны и собравшую такую жатву, в сравнении с которой военные потери стали сущей безделицей, двадцать пять миллионов только в первые двадцать пять недель, по миллиону в неделю, в общем. Конечно, подобные жуткие явления можно попытаться объяснить драматическим стечением обстоятельств, а также привнесенными войной факторами. Миграцией грызунов, мертвецами на полях сражений и отсутствием систем канализации городов, как в случае с «черной смертью», или протяженностью воинских коммуникаций, когда речь зайдет о ее «пурпурной» товарке. Однако каким образом, скажем, трактовать задокументированные историками демографические взрывы, раз за разом восстанавливавшие численность человеческой популяции после каждой крупной жатвы. Как по мне, они свидетельствуют в пользу существования незримых механизмов, о которых мы имеем весьма поверхностное представление. Либо не имеем вообще никакого…
Один из таких демографических взрывов, описанный французским историком Морешоном, случился в Западной Европе сразу после ухода чумы. Новые поколения людей оказались менее подвержены этой страшной напасти, смертность среди заболевших резко снизилась. Это обстоятельство, приумноженное пассионарным всплеском, по мнению Михаила и Надежды Супотницких, позволили двум противникам, Англии (в одном Лондоне от «черной смерти» погибло почти сто тысяч человек) и Франции продолжить упорную войну друг с другом.[134] В общем, новые штыки пригодились и англичанам, и французам.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.