Афины, Спарта и Фивы– битва за гегемонию

Афины, Спарта и Фивы– битва за гегемонию

Невольно забежав вперед, мы не объяснили глубинные причины конфликта между Афинами и Спартой. Эти два мощных полиса (государства) на протяжении веков определяли ход древнегреческой истории… Афины постепенно пришли к контролю над Аттикой, став к 500 году до н.э. самым мощным государством в центральной Греции и важнейшим культурным центром эллинского мира. Спарта вела свое происхождение от дорийцев, грозных воителей, что некогда вторглись в Грецию. Она преимущественно держалась границ ее Лаконии, которую завоевала (отсюда их наименование – «лакедемоняне» или «спартанцы»). Местное население они частью обратили в рабов, прикрепив их к земле (илоты). Те обязаны были обслуживать воинов и частично свободное население, т. е. периэков. К концу VII века под властью Спарты оказался весь южный Пелопоннес, жители которого с помощью силы и принуждения были организованы в Пелопоннесский союз. Меж Афинами, морской державой, и Спартой, преимущественно сухопутным военным государством, развернется долгая и кровопролитная битва за лидерство в Греции.

Спартанский царь Архидам

В качестве некой аналогии (довольно условной) можно привести пример России и Соединенных Штатов Америки. Россия является преимущественно сухопутным государством, США – скорее морская держава. Обе страны полвека находились в жесткой конфронтации. Поэтому схему современного мира в XX веке были готовы подать в виде противостояния «тоталитарной Спарты» и «демократических Афин». Подобным образом разделилось и мировое сообщество: на сторонников «демократического» государственного устройства (Афины—США) – и союзников так называемой «тоталитарной» Спарты (СССР или Россия). Двум этим государствам и сообществам приписывали разные философии и характеры. Одни – непримиримые индивидуалисты, другие – убежденные коллективисты. Одни – «афиняне», другие – «спартанцы». Одни восхваляли, всячески превозносили преимущества демократии, поклоняясь Афинам (США). Другие ценили твердую власть избранных, воспевая идеалы Спарты (СССР). Ныне искусственность подобного деления очевидна, ибо афинские идеалы, как и спартанские, содержат в себе немало мифологем.

Ликург

Читатель понимает всю искусственность сравнения этих стран, ибо всем очевидна разница их происхождения, положения, их географии и т.д. И все же что-то было и есть в этом давнем историческом и геополитическом споре. Ведь схема конфликта и суть противоречий не зависят от величины объекта. Чтобы лучше понять основные причины противостояния Афин и Спарты, надо особое внимание уделить вопросам геополитики, не забывая, конечно, и о экономической стороне противоборства сторон.

Большое значение имеет и личный фактор… Скажите мне, чем живут вожди, и я вам отвечу, что ожидает ту или иную страну через пару-другую десяток лет. В этом смысле особый интерес представляет жизнь спартанского законодателя Ликурга. По мнению Эратосфена и Аполлодора, начало его деятельности можно отнести к 884 году до н.э. В Спарте правили одновременно два царя. Власть их передавалась по наследству. Вот вам пример торжества строя, в котором правит не кучка богачей (олигархов) и их прихвостней, а народ и гражданский коллектив, по сути дела являющиеся правящим сословием. Знаменательно и то, что спартанцы рано стали именовать себя «гомеями», т.е. равными. Свободные граждане превратились в правящую элиту, пусть даже военного толка. Помимо царя в Спарте существовала еще «герусия» (пожизненный совет старейшин из 28 самых знатных старцев). Члены герусии, геронты, фактически управляли Спартой. Существовал институт эфоров, которому в классическое время принадлежала вся исполнительная и контрольная власть в государстве. Коллегия из 5 эфоров, учрежденная, видимо, в царствование царя Феопампа (754 г. до н.э.), избиралась из массы граждан, выражая интересы всей общины (с VI в. до н.э.). Спартанское «Политбюро» имело право отстранять от власти царей. Власть их была столь велика, что Аристотель счел ее «тиранической». В руки эфоров перешло гражданское судопроизводство и управление финансами. За неправедные деяния они могли наказать любого, отстранить от должности любого чиновника до истечения срока его полномочий, и «даже заключать в тюрьму любых магистратов». Хотя присудить человека к смерти мог лишь суд. В эфорах видим все признаки демократической власти народа, что сближает сей институт с властью народных трибунов в Риме. Совет старейшин сдерживал в известных границах и царскую власть, ибо пользовался одинаковым с нею числом голосов при решении важнейших вопросов. По выражению Платона, сей Совет в Спарте стал «якорем спасения» государства, уравновешивая власть царя и народа и тем самым привнося в общество мир. Однако полномочия народа Спарты были не так уж и велики: тот мог лишь принимать или отвергнуть предложения геронтов и царей (всего лишь).

Пять эфоров в Спарте

В том, что Ликург ставил власти некие пределы, Плутарх видел признак высокого ума и прозорливость законодателя. Но особое значение он придавал тому, что Ликург поделил земли и дал их народу, то есть по сути дела осуществил передел земель, находившихся в руках крупных собственников, в пользу неимущих. Неравенство состояний до него было ужасным: «Масса нищих и бедняков угрожали опасностью государству, между тем как богатство было в руках немногих». Ликург решил уничтожить «две самые старые и опасные болезни государства – богатство и бедность». Ради этого крепко прижал олигархов и богачей, убедив их отдать часть собственности в пользу государства, чтобы «жить на равных условиях, так чтобы никто не был выше другого». Историк хвалит Ликурга даже за то, что, зная поганую и алчную натуру этих воротил, он обманывал их. В другом известном труде, «Лакедемонской политии» Ксенофонта, также с явным одобрением сказано, что спартанский строй представлял собой общину равных. Плутарх писал о законах Ликурга: «Вообще он приучал сограждан не желать и не уметь жить отдельно от других, напротив, они должны были, как пчелы, жить всегда вместе, сбираться вокруг своего главы и вполне принадлежать отечеству, совершенно забывая о себе в минуты восторга и любви к славе. Такие мысли видны в некоторых изречениях».

Изображение воинов в бою

Спарта – полувоенное государство, в котором лишь тот, кто защищал родину с оружием в руках, имел право носить почетное имя гражданина и участвовать в управлении страной. Одевались спартанцы просто, а греку, дивившемуся простоте их одежд, царь Спарты Агесилай, объясняя вкусы спартанца, сказал: «Такой образ жизни – почва, на которой выросла наша свобода». Государство тут регулировало буквально все области в жизни гражданина, начиная от воспитания и обучения молодых людей до смерти и захоронения. Элита страны тщательно следила за тем, чтобы даже матери будущих воинов росли здоровыми и выносливыми. В возрасте семи лет детей забирали у матерей и помещали под надзор опытных и храбрых воспитателей. Дети жили, ели, спали и обучались в одном коллективе, у одного наставника. Основной упор в их воспитании делался на дисциплине, физических упражнениях и выносливости. В любую погоду дети Спарты бегали на стадионах босиком, нося зимой и летом одну тунику. Молодые люди, признанные гражданами в 16—18 лет, становились эфебами, лишь тогда обретали гражданские права, когда получали от государства оружие – щит и копье. Уже к 20 годам юноша становился воином и мог принять участие в битвах. Аристотель писал о спартанцах в «Афинской политии»: «После этого они охраняют границы страны, дежуря все время на сторожевых постах, гарнизонную службу они исполняют в течение двух лет… и на это время освобождаются от всех повинностей… По истечении этих двух лет они становятся уже на один уровень с остальными гражданами».

Э. Дега. Упражнения молодых спартанцев

Ели и пили спартанцы немного. Пища была скромной, почти грубой. Общий обед состоял из черной похлебки, вареной свинины, вина, овсяного хлеба и сладкого печенья. Не все греки могли удовлетвориться их пищей. Молва гласит, что когда сибарит из Афин попал к спартанцу на обед, он сказал: «Действительно, спартанцы – самые храбрые из людей. Всякий предпочел бы тысячу раз умереть, чем так жить». Будучи наслышан об их еде, тиран Дионисий купил лакедемонского повара, приказав тому приготовить их знаменитую похлебку: съесть ее не смог, выплюнул. Повар сказал ему: «Чтобы оценить это кушанье, надо делать нашу гимнастику и купаться в Евроте». Спартанцы ели обычно гороховую кашу. Пьянства и кутежи исключались. Толстяков в Спарте практически не было (Олеша не смог бы там написать «Трех толстяков»). Если они появлялись, их изгоняли из страны указом правительства (а уж на правительственный Олимп «тяжеловесам» в Спарте путь и вовсе был заказан). Не пускали туда демагогов и проституток. Не приветствовались и богачи. В Спарте в ходу была пословица: «Бог богатства слеп и лежит без жизни и движения» (Плутарх). Само собой пропала роскошь. Трусов презирали, более всего ценили – храбрость. Убитых в бою несли на щитах. Отсюда выражение: «Со щитом или на щите».

Спартанский обед

Понятно и исключительное значение, которое играли в жизни Спарты военные. Во многом это объяснялось суровыми условиями тогдашней жизни, когда войны следовали одна за другой, постоянно стуча в двери их дома. Спарта – военное государство, наводившее страх на соседей. Однако среди всех греков было широко распространено мнение, что один спартанец стоит в бою нескольких гоплитов из других земель. Жили спартанцы единым общежитием, так что Исократ называл их государство, фактически состоявшее из четырех кварталов, государством-станом. Законы полиса строились с учетом общинной идеологии народа. Ликург запретил заниматься ремеслами, торговлей, воспрепятствовал ввозу серебра и золота, а в качестве денег постановил использовать железо. И чтобы доставить небольшую по нашим понятиям сумму в пару тысяч рублей, нужно было не меньше пары быков – деньги были железными.

Дурис. Эос с телом Мемнона. Роспись килика

Главным занятием спартанского гражданина считалось участие в войне. Смерть в бою считалась, как и у викингов, наивысшей доблестью. Имена павших героев были окружены почетом и славой. Спартанка напутствовала уходивших на войну сыновей фразой: «Возвращайся со щитом или на щите». Это была демократия, хотя сугубо военного типа. Пассивным избирательным правом тут пользовались лишь 8000 мужчин из 376 000 населения Спарты. Но свободные и не стремились к демократии. Ликург в ответ на просьбу одного либерала учредить в Спарте демократию философски заметил: «Введи ее для начала, друг мой, у себя дома». Платон, Плутарх, Ксенофонт восхваляли спартанцев и их общественный строй. Напротив, Аристотель в его «Политике» осуждал ее: «Для спартиатов все соседи были врагами: и аргосцы, и мессенцы, и аркадяне». Какую из систем предпочтет современный мир – вот в чем вопрос?!

Два основных источника сведений по спартанскому государственному устройству и армейской системе – «Лакедемонская полития» Ксенофонта и труды Фукидида. Ксенофонт подробно рассказал о том, как была организована спартанская армия. Все мужчины в возрасте от 20 до 60 лет должны были служить в армии. Основу войска составлял гоплит, тяжеловооруженный воин, который содержал себя сам и экипировался сам. Исключение делалось для тех, чей отец погиб, защищая отчий дом и родину. Вооружение спартанца было таким же, как и у остальных греков (длинное копье, меч, поножи, шлем и щит). Спартанца от остальных греческих воинов отличал красный плащ. Войско состояло из лохов, т.е. крупных военных подразделений по 144 человека. Войско Спарты строилось в несколько шеренг (до конца V в. до н.э. их было восемь, затем значительно возросло, по примеру Фив). Вся спартанская армия делилась на шесть частей, называемых морами, те, в свою очередь, состояли из четырех лохов. К каждой море была приписана конница. 300 лучших гоплитов спартанской армии – гиппеи. Они находились на правом фланге и являлись телохранителями царя. Подобный же отряд был и у фиванцев, называвшийся Священным отрядом. Такой же отборный корпус был у персов – 10 тысяч «бессмертных».

Статуэтка спартанского воина в плаще

Царская одежда в Спарте

Следует отметить, что примерно с VII века до н.э. население Спарты стало быстро уменьшаться. Причиной тому была политика в области семейного и гражданского планирования (ограничение числа полноправных граждан), а также постоянная и естественная убыль в результате смерти и войн. В итоге армия из 9-тысячной превратилась сначала в 8-тысячную, а затем в 4-тысячную, причем собственно спартиаты составляли всего лишь тысячу воинов (VII—V в. до н.э.). Пришлось идти на уступки низшим слоям общества. Армию стали увеличивать за счет вольноотпущенных илотов и периэков. Наступали времена, когда армейская служба стала уделом не только высших слоев общества, но и тех, кого ранее относили к париям. Смешанное спартанское войско называлось «лакедемоняне». В битве при Фермопилах участвовали все спартанцы.

Таким образом можно сказать, что Спарта пожертвовала большим разнообразием вкусов и запросов в угоду равенству части населения, которое являлось главным защитником страны. Ликург предложил миру древнейшую хартию, где сказано: «Созывай правильно от времени до времени народ… тут (ему) предлагай и обсуждай, но народу – решение и власть». Под словом «народ» имелось в виду, конечно, дорическое население страны, дворянство, в противоположность периэкам и илотам, покоренным народностям. «Илоты» представляли собой земледельческое население долины. Фактически это были обращенные в неволю военнопленные. Они обязаны были работать на полях, которые победители, спартиаты, разделили между собой. В несколько лучшем положении находились «периэки», окрестные жители Спарты. Доряне (спартанские дворяне) жили в городе Спарте, который сохранял характер открытого военного лагеря и простирался свободно без всяких стен. При очевидной несправедливости того социального устройства, которое установилось в государстве, естественными были постоянные распри. Собственно, именно так и было до прихода к власти Ликурга. Страну раздирало двоецарствие, да еще имущественное неравенство терзало спартанское общество. С приходом к власти Ликурга, однако, вся ситуация в экономике коренным образом изменилась.

Д. Веласкес. Кузница Вулкана. 1650/51 г.

Штоль писал о переменах, которые принес Ликург: «До тех пор между гражданами существовало сильное неравенство имуществ. Уже при покорении страны земля, вероятно, разделена была неравномерно; с течением же времени одни завладели огромными имуществами, а другие пришли в нищету. Между тем государство налагало на всех одинаковые обязанности и тягости, требуя от всех равномерно, чтобы они защищали и расширяли страну, завоеванную предками. Недовольство, с одной стороны, гордость и высокомерие – с другой стороны, привели к раздору и беспорядку. Необходимо было положить предел такому положению, для того чтобы сохранить мир между гражданами. Ликург уничтожил разницу между богатыми и бедными; он разделил между беспоместными и мелкопоместными семействами, вероятно, царские поместья, принадлежавшие прежде Пелопидам, и вообще создал равенство имуществ. …завоеванная земля была разделена между 9000 спартанскими семействами на 9000 довольно равных наделов, и дальнейшими распоряжениями Ликург позаботился о возможном сохранении в будущем этого положения. Разделенные земли не считались свободной собственностью владетелей, они были собственностью государства, и владетели не имели права их продавать, дарить или завещать. Они нераздельно переходили от отца к старшему сыну, который делил доходы с них с младшими братьями, если они не получали надела женитьбой на наследнице другого семейства или свободного участка после вымершего семейства. Если какое-нибудь семейство вымирало, то его свободный надел возвращался в собственность государства, и царь, как глава войска, …снова отдавал его». Владение наделом налагало на граждан и обязанность военной службы.

Дорянин был прирожденный воин. Вся община была войском, где царило жесткое правило: «Кто не сражается – тот не имеет земли и не ест». Спартанцы презирали плуг и мотыгу, считая, что свободные люди созданы лишь для битв и сражений. Землю же обрабатывали илоты, получавшие за это определенную долю урожая. В отношении их был установлен твердый порядок – илотов нельзя было убивать, продавать или отдавать в дар, ибо они были собственностью государства. В Спарте они не были прямыми рабами, но закрепленными за землей крестьянами (примерно такое же положение при режиме Сталине занимали и наши крестьяне). При всех слабостях и недостатках такого строя (особенно глядя с высот нашего исторического развития) в пользу Ликурга и его «Законов» говорит не только то, что они появились на два века раньше, чем в Афинах, но и то, что Спарта оказывалась победителем почти во всех тогдашних войнах и конфликтах. И разве же не показательно то, что по пути Ликурга, его законов вынужден был пойти даже такой «демократ», как Солон?!

Среди защитников историчности предания о Ликурге можно назвать ученых Г. Бузольта, Н. Хэммонда, К. Краймса, Г. Мичелла, В. Форреста, Дж. Хаксли, Э.Д. Фролова, И. Шишову, Л. Печатнову. Опровергая позиции противников реальности существования Ликурга, Л. Печатнова пишет: «Несмотря на остроумие некоторых из подобных гипотез, всеобъемлющий скептицизм в отношении античной традиции о Ликурге неоправдан. У нас нет серьезных оснований отвергать все предание о Ликурге как лишенное какой-либо исторической ценности. Конечно, проблема Ликурга очень трудна. Это одна из самых больших загадок древнегреческой истории… В настоящее время в науке преобладает скорее позитивное отношение к Ликургу, которого причисляют к крупнейшим греческим законодателям архаической эпохи наподобие Драконта или Солона в Афинах».

Ахилл, перевязывающий Патрокла

Однако при всем уважении к умеренному строю Спарты (с точки зрения ряда жизненных установок и нравов), идеализировать его никоим образом не стоит. Спарта представляла собой полис, руководствовавшийся исключительно своими, личными и эгоистическими интересами. Никакие высокие мотивы, призывы к защите общей родины на них не действовали. Приведу один или два примера. Когда огромное войско Ксеркса вторглось в Грецию, двинулось через Фессалию и подошло к Афинам, афиняне отправили послов в Спарту, убеждая их оказать помощь. Те медлили. Это же было при Марафоне. Придя на второй день пути в Спарту, посол сказал: «Лакедемоняне! Афиняне просят вас помочь им и не допустить порабощения варварами древнейшего города в Элладе. Ведь Эретрия уже несет ярмо рабства, и Эллада стала беднее одним знаменитым городом». Спарта хотя и согласилась прийти на помощь Афинам, но при этом все медлила, ссылаясь на закон, словно беременная женщина на девятом месяце. «Это ведь был как раз девятый день первой половины месяца, а в девятый день, говорили они, нельзя выступать в поход, если луна будет неполной» (Геродот). При этом одновременно они лихорадочно увеличивали стены на Коринфском перешейке. Видимо, надеялись как-то отсидеться от врага за великой спартанской стеной.

Битва воинов царя Леонида

Между двумя ведущими государствами Эллады шло острейшее соперничество, не только открытое, но и скрытое, которое старались всячески закамуфлировать. Вот как описывает события Геродот: «А в Лакедемон афиняне отправили послов с упреками лакедемонянам за то, что те допустили вторжение варваров в Аттику, не встретив врага в Беотии. Послы должны были, кроме того, напомнить им о щедрых посулах персидского царя афинянам (в случае их перехода к персам). Да к тому же еще объявить лакедемонянам: если те откажут в помощи, афиняне сами найдут средство спасения. Лакедемоняне же как раз справляли тогда праздник, именно Гиакинфии, и для них важнее всего в то время было чествование божества (да и стена, воздвигаемая в Истме, была почти готова, и на ней даже ставили зубцы (башен). По прибытии в Лакедемон афинские послы вместе с мегарцами и платейцами явились к эфорам и сказали вот что: «Послали нас афиняне и велели передать вам, что царь мидян возвращает нам нашу землю и желает заключить с нами союз на условиях полного равенства (обеих сторон), без обмана и коварства. Он жалует нам кроме нашей земли еще и другую по нашему выбору. А мы не приняли его предложений из благоговейного страха перед эллинским Зевсом и потому, что измена Элладе для нас – отвратительное деяние. Мы отказались, хотя эллины обижали нас и покинули на произвол судьбы и хотя мы знали, что мир с царем нам выгоднее войны. Все же добровольно мы, конечно, не заключили мира с персами. И (поэтому) наш образ действий и намерения по отношению к эллинам честны и искренни. Вы же, напротив, были тогда в сильнейшей тревоге: как бы мы не помирились с персидским царем. А после того как вам стали ясны наши намерения (именно, что мы никогда не предадим Эллады) и так как стена на Истме была почти готова, тогда вы стали совершенно безразличны к афинянам. Договорившись с нами встретить персов в Беотии, вы покинули нас и допустили варваров в Аттику. Поэтому-то афиняне в данный момент гневаются на вас: ведь вы поступили нечестно. Афиняне требуют теперь, чтобы вы без промедления послали войско и вместе с ними дали отпор врагу в Аттике». Но спартанские вожди медлили с ответом. Геродот назвал причину, по которой лакедемоняне повели себя именно таким вот образом, говоря, что он не видит иной, «кроме той, что теперь они успели укрепить Истм и считали, что афиняне им уже более не нужны».

И лишь когда афиняне пригрозили отдать весь афинский флот под командование полководца персов Мардония (что означало бы гибель Спарты), те согласились включиться в борьбу: 5000 спартанцев и 35 000 илотов выступили на север. К ним присоединились 17 000 гоплитов из северо-восточного Пелопоннеса. Однако персы сумели захватить и сжечь Афины. Укрывшиеся на Саламине афиняне видели столб дыма над городом. Можно представить себе охватившее их чувство возмущения и горечи. В свою очередь, и они не пришли на помощь спартанскому царю Леониду, принявшему неравный бой в Фермопилах. Многие покинули войско перед битвой.

Ж.-Л. Давид. Леонид при Фермопилах

Спартанцы все же были отважными воинами. Да и в их личном мужестве никто в Греции не усомнился бы. Фаланга спартанцев всегда билась до конца. Не случайно спартанский поэт Тиртей писал: высший долг воина – стоять плечом к плечу с товарищами, а не пытаться показывать личный героизм в ущерб боевому порядку. Спартанцы осудили Аристодема за то, что в битве при Платее тот проявил безрассудную храбрость, но при этом поставил под угрозу жизнь товарищей.

Хрестоматиен пример спартанцев, оборонявших Фермопилы (480 г. до н.э.). В узком ущелье воины царя Леонида (300 спартанцев и 700 феспийцев) защищали от персов проход. Знаковый пример – бой при Фермопилах. Историки подробно описали эту битву. Ксеркс задержал выступление до середины утра. Когда спартанцы увидели, что его войска вошли в проход, они не пытались больше оборонять стену. Вместо этого лакедемоняне вышли в самую широкую часть прохода и построились там обычной фалангой. Легковооруженные илоты прикрывали их с флангов. Здесь они приняли бой, сражаясь с безрассудной яростью. Персы, которых, как говорят, гнали в бой бичами, вынуждены были карабкаться по горам трупов, чтобы добраться до греков. Вскоре большая часть греческих копий была сломана. Греки вынули мечи, сомкнули ряды и дрались до конца. Леонид пал, и за его тело развернулась ожесточенная битва: персы и греки стремились им завладеть. Четыре раза брали его персы, и четыре раза греки отбивали тело Леонида. Сражение продолжалось до тех пор, пока «бессмертные» персов не добрались до конца тропы, не напали на греков сзади. Развязка близилась.

Тогда греки сомкнули ряды и стали отступать за стену. Миновав ворота, они укрепились на невысоком холме, что возвышался над болотистой равниной. Они выстроились в круг и приготовились к смерти. Персы хлынули через стену, пытаясь забраться на холм, но их оттеснили. Фиванцы подняли руки и сдались. Остальные греки бились мечами, пока те не сломались, а затем голыми руками и зубами они продолжали бой, покуда персы не погребли их под градом стрел. К полудню все было кончено. О мужестве спартанцев говорит такой факт. Некий воин, по имени Еврит, страдавший от глазного недуга, узнав, что персы обошли гору, потребовал доспехи и приказал своему илоту вести его в самую гущу сражения. Там он вступил в бой, хотя и был почти что слеп. Правда, был и другой, Аристодем. Как сообщает Геродот, он отступил вместе с союзниками. По возвращении в Спарту его ожидали бесчестие и позор. И лишь его безумная храбрость (в последующей битве против персов при Платее) смогла вернуть ему доброе имя. Изменник Эфиальт, который долго скрывался, боясь возмездия, все ж был убит, когда дерзнул вернуться домой.

Последний день битвы при Фермопилах

Все 300 спартанцев пали смертью храбрых, но так и не сдались. Понятно, почему бой у Фермопил, как и всем известные битвы при Марафоне и Саламине, считают вершиной греческой военной истории. Слова Леонида, с которыми он обратился к собратьям по оружию, обессмертили его имя: «Давайте-ка завтракать, соратники: ведь ужинать будем в преисподней!» Святость долга гражданина по защите отечества прославил Гораций (65—8 гг. до н.э.). Обращаясь к римским юношам, он убеждал их, что «и честь и радость – пасть за отечество», и при этом восклицал:

Военным долгом призванный, юноша

Готов да будет к тяжким лишениям;

Да будет грозен он парфянам,

В бешеной схватке копьем подъятым.

Персы поступят с прахом убитых спартанцев недостойно. Ксеркс отдал приказ, чтобы тело царя Леонида обезглавили; остальных мертвых захоронили. Сдавшихся же в плен фиванцев персы заклеймили особым царским знаком. После окончания той войны Дельфийская амфиктиония воздвигла спартанцам памятник с надписью: «Путник, расскажи лакедемонянам, что мы полегли здесь, исполнив их волю». Этот подвиг воспели Симонид и Байрон: «Когда в неравный бой за Фермопилы шла без надежды горсть богатырей…» Однако пример битвы и гибели Леонида указывает на то, что и разногласия среди греков были сильны. Байрон скажет в «Чайлд-Гарольде:

Моя Эллада, красоты гробница!

Бессмертная и в гибели своей,

Великая в паденье! Чья десница

Сплотит твоих сынов и дочерей?

Где мощь и непокорство прошлых дней,

Когда в неравный бой за Фермопилы

Шла без надежды горсть богатырей?

И кто же вновь твои разбудит силы

И воззовет тебя, Эллада, из могилы?

Спартанцы были храбрыми воинами, спору нет. Но со временем и их нравы стали меняться. Спартанское войско, одерживая победы, в особенности полководцы и вожди, становились богаче. Присваивая военную добычу, они отучились жить скромно, привыкли к роскоши. Такие люди, как Агесилай, не взявший себе ничего из огромной персидской добычи, были исключением. Политик справедливый и бескорыстный, хороший товарищ, которого любили воины, равнодушный к славе и почестям, он был готов на все во имя благополучия и славы Спарты. Иногда он прощал товарищам и дурные поступки. Когда один из его командиров захватил во время перемирия Фивы, сверг демократов, привел к власти аристократов, Агесилай выступил в его защиту и сказал: «Все, что приносит пользу Спарте, разрешается совершать даже без приказа». Спас он от сурового наказания и того воина, что чуть было не захватил врасплох главного противника Спарты – Афины. Кто-то поставит под сомнение этичность его поступков. Но следует помнить, что и сами Афины не упускали случая ослабить и даже уничтожить Спарту, не брезгуя ничем. Получили же они от персидского царя 30 тысяч золотых монет. Тот дал их на восстановление афинских укреплений и фиванской армии. Фивы были грозным противником. Достаточно упомянуть, что в 371 году до н.э. в битве при Лектрах, в 10 км от Фив, искусный полководец Эпаминонд полностью уничтожил спартанскую армию. Так что «на войне как на войне».

Спартанский гоплит в коринфском шлеме

Пример Спарты и для нас во многом поучителен. Государство могущественное в военном отношении, казалось бы, имевшее хорошую систему воспитания граждан, тем не менее стало клониться к упадку. Почему это стало возможным с нашей «русской Спартой»? Потому что, развиваясь однобоко, уповали лишь на силу армии. «Поэтому они держались, пока вели войны, и стали гибнуть, достигнув гегемонии: они не умели воспользоваться досугом и не могли заняться каким-либо другим делом, которое выше военного дела», – писал Аристотель. В итоге лакедемоняне очутились в ситуации, схожей с российской: казна пуста, власть корыстолюбива, и почти все соседи стали врагами.

Афина Паллада

Этот исторический пример можно дополнить и нынешним состоянием отношений между Россией и некоторыми вчерашними «союзниками и друзьями», членами единого союзного государства – СССР. Иные вчерашние «друзья», чьи народы, находясь некогда на грани полного уничтожения (в результате агрессии соседей), слезно умоляли Россию о помощи, а затем и добровольно вошли в состав империи, сегодня спешат напрочь забыть о прошлом, о некогда могучей державе и ее грозных вождях. Не скрывая намерений, торопятся продать побыстрее и подороже их «независимость», так сказать, конвертировать политический капитал в золото… Некоторые еще и угрожают нам вступлением в военный блок НАТО, устройством баз США в непосредственной близости от границ России, считая, что русские более не нужны. Они, мол, «слабаки» и уже кончились как великая нация… Не спешите делать необдуманные шаги. Завтра ведь ситуация может в корне измениться – и вам вновь потребуется наша помощь. Но кто же захочет иметь дело с предателями и изменниками?! Никому не удалось сломить дух русских воинов. И современная российская армия и разведка, как мы видим, год от года становятся все сильнее…

Гора Тайгет, откуда в Спарте сбрасывали предателей

С другой стороны, и нам есть над чем поразмыслить. Русская Спарта одолела почти всю Европу и Азию в битвах XX века. И что же? Плоды побед достались иным. Видимо, побеждать во внешних войнах еще недостаточно. Надо уметь побеждать внутреннего врага. В России сей враг – верхушка новой элиты и бюрократия, узурпировавшая власть. Они произвели самозахват самой прибыльной части собственности. Все сокровища России, все, что создавал народ, попало в руки бездарного жулья. Это была катастрофа. Народу они пели лживые песни о свободе слова, тогда как сами, под шумок пустопорожних речей и демагогических обещаний, растаскивали Россию.

Сменились ценностные и жизненные установки нации (Спарты и России). Ведь и у спартанцев было время, когда ее лидер, отвечая на вопрос, какой из спартанских обычаев важнее, говорил: «Презрение к удовольствиям». Но с годами стремление к богатству росло… Говоря об особенностях национального характера спартиатов, греки стали отмечать их безудержную тягу к деньгам. И хотя тот же Агесилай гордо заявил царю персов, приславшему к нему делегацию с подарками, надеясь на благоприятные условия мира, что у них принято брать от врагов не подарки, а добычу, в действительности многие вожди и политики Спарты (и России) охотно брали и подарки и взятки. Геродот привел имена ряда спартанских царей, замешанных в коррупции.

К примеру, командующий объединенным греческим флотом при Артемисии и Саламине спартанский наварх Еврибиад, по слухам, получил от Фемистокла взятку в 5 талантов за то, что изменил план экспедиции в пользу Афин. Прибывший в Спарту правитель Самоса, Меандрий, надеясь получить в войне с персами помощь спартанцев, опять-таки по слухам, был готов с этой целью подкупить всю верхушку спартанской элиты. Говорили, что и самосский тиран Поликрат подкупил спартанское командование, используя для этого фальшивое золото. Взяточничество среди военного и высшего руководства страны (Афин и Спарты) становилось уже нормой. Одного из спартанских царей, Леотихида, возглавлявшего экспедицию в Фессалию, по словам Геродота, «застали на месте преступления: он сидел в своем собственном стане на мешке, полном золота», который он только что получил от врагов своей родины (476 г. до н.э.). И мы в России имеем аналогичные случаи измены. Если народ «очень захочет», будут вскрыты тысячи случаев подкупа нашей элиты!

Правда, даже при поражениях лучшие люди Спарты вела себя мужественно и непримиримо. В решающие минуты царь Спарты, Агесилай, взял в руки оружие, бился как простой воин, хотя сам был уже в преклонном возрасте. Когда в Спарте возник заговор, он приказал схватить изменников и с согласия эфоров убить тех без суда и следствия (хотя без судебного разбирательства ранее не казнили ни одного спартанца). Спарта победила грозных фиванцев в битве при Мантинее (362 г. до н.э.), но ее силы и казна были истощены до предела. И Агесилай пошел служить наемником к отложившемуся от Персии египетскому царю Таху. Его стали упрекать в поступке, но он возразил: «Не может быть ничего недостойного в том, что пойдет на пользу родине». И когда через год вспыхнула Пелопоннесская война и любимой родине вновь потребовались его ум, отчаянная отвага, Агесилай вернулся, привезя в казну страны огромную сумму, данную ему за верную службу фараоном Нектанебом – 230 талантов. Агесилай умер на пути к родине. Тело залили воском и доставили в Спарту. Он лишь просил, чтобы ему не воздвигали памятников. «Если, – сказал он, – я сделал что-нибудь хорошее – это и будет мне памятником; если же – нет, не помогут мне все статуи в мире». К сожалению, не дошло ни одного портрета Агесилая, так как он запрещал живописцам и скульпторам изображать себя. Но помните, что Плутарх из всех греческх правителей лишь его называл «Великим».

Рабы в руднике

Тягостная тема – отношение к рабам… Положение рабов (периеков, илотов и др.) было ужасным как в Спарте, так и в Афинах. В Спарте илоты были, по сути дела, государственными рабами и не могли быть отпущены на волю их господами или проданы за пределы страны. На их плечи ложились все трудовые обязанности. Их называли государственными крепостными. Они жили отдельно, доставляли своим господам хлеб, масло и вино, обслуживали их и обязаны были выступать в случае войны в числе легковооруженных воинов. Правда, их не имели право ни продавать, ни предавать смерти, а за участие в войне на стороне Спарты некоторые из них получали свободу, но чудовищная эксплуатация делала их жизнь невыносимой.

А. Валлон в «Истории рабства в античном мире» приводит слова одного древнего писателя: «Нет народа, где бы раб не был большим рабом, а свободный человек – более свободным». В Спарте илот половину добытого им в ходе тяжелейшего труда на земле урожая должен был отдавать хозяину-спартиату. «Илоты, – отмечал в этой связи Мирон, – должны нести труды самые позорные и наиболее бесчестящие… Каждый год им полагается определенное число ударов, хотя бы они не совершили никакого проступка, чтобы они помнили, что они рабы; более того, если они переходят меру физической силы, которая прилична рабу, их наказывают смертью и на их хозяев накладывают штраф за то, что они не сумели сдержать их развития». В дополнение к этому рабам запрещалось даже петь песни дорян и участвовать в их воинственных плясках. Спартиат не только властвовал над илотом и жил за его счет, но он еще и всячески издевался над ним. Политикой правящей элиты стало сознательное и умелое спаивание илотов (для ослабления их физического и духовного состояния).

Раб из Пафлагонии

Рабы должны были внушать молодежи отвращение и презрение своим пьяным видом (ныне есть еще одна страна, где политика спаивания масс проводится с огромным успехом). Однако этого власти в Спарте казалось недостаточно. Они последовательно, умело проводят против рабов-илотов политику неприкрытого геноцида. Каждый год эфоры (правители), вступая в свою должность, по словам Аристотеля, объявляли «охоту на ведьм» (то есть на илотов). Фактически молодые головорезы, наиболее жестокие и подлые, вооружались кинжалами и рассыпались по стране. Прячась в перелесках и в пещерах (подобно нынешним бандитам), они подкарауливали вечером рабов и убивали их. Это называлось «криптией». Причина столь жуткого порядка заключалась в том, что на 340 тысяч илотов и периэков приходилось 32 тысячи спартиатов (рабов в 10 раз больше, чем спартиатов). Спартиаты убили даже тех рабов (2 тыс.), что показали особое мужество в битвах за Спарту, перед тем цинично украсили их главы венками, как бы уже освободив.

Поэтому ненависть илотов и прочих угнетенных к спартиатам была закономерной. Неудивительно поэтому, что Ксенофонт, говоря о заговоре Кинадона 398 г. до н.э. против спартиатов, заметил, что замыслы заговорщиков «совпадают со стремлениями всех илотов, неодамодов, гипомейнов и периеков: ведь когда среди них заходит разговор о спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем». Впрочем, в тех случаях, когда Спарта особенно остро нуждалась в воинах, она все же решалась освободить часть илотов, предоставляя им особое положение. Безусловно, многие достоинства спартиатов не должны скрывать от нас и явные признаки разложения этого общества, где, с одной стороны, были «равные», а с другой, «меньшие» или «худшие», т. е. 700 спартиатов, из которых лишь 100 имели свои клеры, и массу остальных, которых Плутарх называл «толпой» или «чернью». В самой Спарте была и «жалкая и нищая толпа», а за фасадом политического равенства скрывалась формация земельной олигархии. В отличие от римских рабов спартанских илотов отпускали на волю только от случая к случаю, в моменты военной опасности, и ни они сами, ни их дети не могли стать полноправными гражданами. В Риме же, как мы позже убедимся, многие вольноотпущенники пользовались всеми правами и даже в ряде случаев становились представителями самых высших слоев общества.

Ахилл и Аякс за игрой в кости

Спартанцы с пренебрежением относились к обычному человеческому труду, как и все прочие греки, презирая труд ремесленников. Геродот писал: «Я вижу только, что и у фракийцев, скифов, персов, лидийцев и почти всех других варварских народов меньше почитают ремесленников, чем остальных граждан. Люди же, не занимающиеся физическим трудом, считаются благородными, особенно же посвятившие себя военному делу. Так вот, этот обычай переняли эллины, и прежде всего лакедемоняне. Менее всего презирают ремесленников в Коринфе». Конечно, подобное уничижительное отношение к труженику имело губительные последствия.

О. Бердслей. Послы Спарты. 1896 г.

Характерно и другое: пожалуй, ни в одном из тогдашних греческих государств не уделялось столь ничтожное внимание образованию, как в той же Спарте. Например, Исократ открыто упрекал спартанцев в безграмотности. Обучение чтению и письму даже не входило в их учебные программы (большинство граждан все же училось самостоятельно). Не приходится удивляться, что спартанский утилитарно-военный идеал, который превосходно описан Г. Жураковским в очерках по истории античной педагогики, оказался бесплодным с точки зрения художественно-эстетического, философского и литературного наследия. Жизненные силы народа обращались на милитаристские устремления и войны. Воин почти полностью доминировал в общественной жизни Спарты. Производительный труд был в загоне. На одной армии далеко не уедешь! Даже если у тебя имеется самое грозное оружие, которого лишен твой противник.

Удивительно и то, что с такого рода философией они стремились обратить в свою веру других. Спартанцы хотели на свой лад переделать мир, но мир сопротивлялся унификации. «Ненасытное честолюбие, – говорит Эзоп, – помрачает ум человека, и он не замечает грозящих ему опасностей». В истории мы найдем страны, ставшие вольно или невольно наследниками Спарты (со всеми плюсами и минусами). «Желая уничтожить гордость, зависть, преступления, роскошь и две самые старые и опасные болезни государственного тела – богатство и бедность, он (Ликург) убедил сограждан отказаться от владения землею в пользу государства, сделать новый ее раздел и жить всем на равных условиях, так чтобы никто не был выше другого, – отдавая пальму первенства одним нравственным качествам», – писал Плутарх. Чтобы воплотить в жизнь сей идеал, из Спарты изгнали «бесполезные, лишние ремесла». В итоге исчезли деньги, имевшие хождение в других государствах. Сюда перестали заходить чужеземные корабли. Сама собой исчезла роскошь, а с ней исчезли мастера золотых, серебряных дел, гетеры, ораторы. Это уже была крайность, а крайность попахивает дикостью.

Рыночная площадь в Спарте

Поэтому, оценивая плюсы и минусы Спарты, нужно принимать во внимание все эти особенности и нюансы строя. Американец В.Дюрант в «Жизни Греции» дал взвешенную оценку спартанской цивилизации. Он пишет, говоря о сторонниках Спарты: они могли позволить себе восхваление Спарты, потому что им не пришлось в ней жить. Им не доводилось близко чувствовать себялюбие, холодность и жестокость спартанского характера; встречаясь со сливками знати или вспоминая героев прошлого, они не понимали, что спартанские законы производили хороших воинов и никого более, что телесную (и мужскую) силу они превращали в бесстыдную брутальность, ибо почти полностью притупляли умственные способности. С триумфом этих законов скоропостижно скончались искусства, до их установления переживавшие расцвет; после 550 года мы уже почти не услышим о поэтах, скульпторах и строителях, работающих в Спарте.

Оставались только хоровой танец и музыка, ибо здесь торжествовала спартанская дисциплина, а индивидуализм мог раствориться в массе. Отрезанные от торговли с миром, лишенные права путешествовать, ничего не знающие о науке, литературе и философии бурно растущей остальной Греции, спартанцы стали в итоге народом превосходных гоплитов с разумом пожизненного пехотинца. Путешественники восхищались их простой и неприкрашенной жизнью, ревностным ограничением числа полноправных граждан, упорно цепляющимся за любой обычай и суеверие консерватизмом, их прославленной отвагой и жесткой дисциплиной – столь благородными по характеру, столь низменными по цели и столь бесплодными по результату. Тем временем на расстоянии в день пути на тысячах несправедливостей и ошибок афиняне строили цивилизацию с широким кругозором, напряженно деятельную, открытую всем новым идеям, жадную до общения с миром, довольно терпимую, разнообразную, сложную, пышную, изобретательную и скептическую, наделенную богатым воображением, чуткую к поэзии, кипящую и свободную. Этот контраст окрасит и, пожалуй, предопределит весь ход греческой истории. В конце концов духовная узость подкосила силу спартанской души. Спарта опустилась до освящения любых средств на пользу своей цели; наконец, в своих завоевательских аппетитах она дошла до того, что продала Персии свободы, отвоеванные для Греции Афинами при Марафоне. Ее поглотил милитаризм, превратив некогда столь уважаемую общину в ненавидимое соседями пугало. Когда она пала, все были поражены и удивлены, но никто ее при этом не оплакивал. Труднейшей задачей политики является, как видим, установление такого общественного строя, который бы гармонично сочетал скромность, простоту и неприхотливость Спарты с изобретательностью, живым разнообразием, творческой и деловой энергией Афин (если это вообще возможно).

Воины на боевой колеснице

Многие отдавали предпочтение афинскому политическому устройству. Вряд ли в данном случае имеет смысл уходить в глубины афинской истории и описывать приход к власти в качестве басилеев (царей) Меланфа и его сына Кодра (видимо, случилось это событие в конце XII в. до н.э.). Тем более что об этом поведал Геродот. С утверждением царем в Афинах Кодра, храброго воина и искусного военачальника, полис не только прочно встал на ноги, но и смог отбить вторжение дорян. Кстати, Аристотель считал, что именно со времени правления Кодра начинается самостоятельное развитие Аттики. К той же эпохе относят и начало соперничества между Афинами и Спартой (XI в. до н.э.). Заслугой царя стало то, что он сумел создать боеспособную армию, состоявшую из ополчения. Туда призывался каждый боеспособный житель царства с оружием. В то время войско составлялось из тех граждан, достаток которых позволял иметь оружие и служить в армии. Как видите, ситуация в корне отличная от нашей: у нас в России (да и во всем так называемом развитом мире) в армию попадают те, у кого нет средств, кому нечем заплатить не то что за оружие, а иногда просто даже за скромный обед или кров над головой!

Денежный капитал – основа олигархии

Установленные Кодром порядки сформировали соответствующую политическую структуру афинского общества. Тот, кто защищал власть и страну с оружием в руках, нес расходы и жертвовал жизнью, тот и должен был пользоваться правами. Такое было при советской власти: те, кто служил в армии, имел преимущественное право на прием в вузы. Именно в ту эпоху (но когда точно, неизвестно) произошли перемены и в структуре высшей политической власти: в Аттике ввели должность архонта. Он должен был решать текущие вопросы полисной жизни, из полномочий басилея выделили обязанности верховного военного руководителя (полемарха). Царь (басилей) оставался царем. Платон скажет: «Ведь цари у нас были всегда, то ли в силу происхождения, то ли избранные». Тут мы уже видим возникновение института разделения властей. Аттическая правовая мысль совершенствовалась, отвечая тем новым реалиям, при которых приходилось жить и бороться Афинам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.