Историк Старцев

Историк Старцев

У российских историков изучение Октябрьской революции всегда считалось делом гиблым и неблагодарным. В советские времена приходилось все время лгать. Из истории безжалостно вычеркивались имена героев Октября. После 1991 года вехи поменялись. Победила «белая» идея. Октябрьская революция больше не считается революцией. И только один российский историк с советского времени и вплоть до своей смерти никогда не лгал – это профессор Виталий Иванович Старцев.

Старцев родился в Ленинграде в 1931 году. В юности мечтал стать дипломатом. Но в Ленинграде не было Института международных отношений, и Старцев решил поступать на юридический факультет, специализироваться в области международного права.

Юридический факультет ЛГУ находился тогда в главном здании университета. Факультет был странный, потому что сталинская эпоха не нуждалась в квалифицированных юристах. Несмотря на то что в 1949 году университет подвергся чистке, а ректора просто расстреляли, преподаватели юрфака были довольно сведущие люди. Образование многие из них получили еще до революции. Старцев выбрал себе экзотическую тему для диплома. Он занимался международно-правовыми аспектами китобойного промысла. Студент он был отличный, его ожидала аспирантура. Но, в конце концов, часть его диплома присвоил научный руководитель. Старцев, вместо того чтобы смолчать, устроил страшный скандал. Поэтому путь в аспирантуру ему был закрыт.

Старцеву даже не удалось устроиться по специальности. В течение года он читал лекции на курсах политруков. Наконец, помог случай – его взяли младшим научным сотрудником в ленинградский архив Октябрьской революции. В точной архивной работе юридический диплом – это только плюс, гуманитарный костяк, на который ложатся другие знания.

Татьяна Старцева, вдова Виталия Старцева: «В архиве, он прошел путь от младшего сотрудника до заместителя директора. Он очень интересовался источниками. Это была в чистом виде история – документы».

Борис Кипнис, историк: «Архив – это и есть источник. И только тот, кто хорошо разбирается в архивных материалах, то есть в источниках, может создать концептуальное историческое произведение».

Почему немногочисленная партия большевиков смогла захватить власть? Какими силами они располагали в Петрограде? Кем были люди, на которых опирался Ленин? Старцев не сомневался в идеях революции, к тому же отмечался очередной Октябрьский юбилей, а в стране наступила оттепель, и о революции можно было говорить свободнее, чем при Сталине. Для диссертации Старцев выбрал тему о формировании Красной гвардии. Его научным руководителем стал профессор Сигизмунд Валк. Выпускник императорского университета, Валк считался лучшим в стране специалистом по работе с источниками.

Борис Кипнис, историк: «Валк был еще и коллекционером. Он один из тех, кто в свое время спас часть работ Петрова-Водкина, когда его запретили. Валк был очень живой, ироничный, внутренне подвижный. Он был безумно похож на самого Виталия Ивановича».

Летом 1961 года Виталий Иванович Старцев подвел итоги своих 2-летних занятий. На истфаке ЛГУ состоялась защита его диссертации на тему «Формирование и состав Красной гвардии в Петрограде в 1917 году». Казалось бы, все в этой теме известно. В учебнике истории написано, что Красная гвардия создавалась по приказу большевиков и так далее. Никто не предполагал, что будут какие-то неожиданности. Но диссертация вызвала споры. Один из оппонентов сказал, что она заслуживает присвоения не кандидатской, а докторской степени, а другой назвал ее грубой политической ошибкой.

Геннадий Соболев, историк: «Он много сделал и по линии датировки, и в отношении комментария к ленинским произведениям. Он показал, что его взгляды были совсем не такие, как представленные в историко-партийной литературе и даже в Полном собрании сочинений».

Питерский рабочий с Выборгской стороны, преданный, нерассуждающий ленинец – этот исторический тип революционера хорошо знали и советская наука, и советский кинематограф. Старцев выяснил, что в действительности все было не так просто. Революцию делали не сверху, а снизу и не только большевики, но и анархисты, меньшевики, эсеры, беспартийные. Старцев был участником неформального кружка молодых специалистов по 1917 году, в шутку называвших себя «октябристами». У историков КПСС – официальная демагогия. У «октябристов» – опора на факты.

Белла Гальперина, историк: «Эти люди почти одновременно пришли в институт: Соболев, Токарев, Знаменский, Старцев. Это была целая гвардия».

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: «Конечно, он всецело шестидесятник. Это человек, который сформировался в эпоху дней Никитиных (Никиты Хрущева. – Прим. ред.) прекрасного начала. Он себя осознавал как последователь того аутентичного социализма, который так и не состоялся».

Одно из главных исторических достижений Виталия Старцева – восстановление событий 25 октября 1917 года. Именно благодаря ему мы теперь знаем, как происходил Октябрьский переворот, позже превращенный официальными историками в «штурм Зимнего дворца».

В ночь с 25 на 26 октября Зимний дворец представлял собой довольно хаотическое зрелище. В Гобеленовой галерее матросики бросали бомбочки для того, чтобы посмотреть, что же получится. Зимний был полон раненными, юнкерами, иностранными корреспондентами, ворами, просто шатающейся публикой. И вот через эту толкучку со стороны подъезда Цесаревича пробирались большевики во главе с Антоновым-Овсеенко. Собственно, это был не штурм. Это был проход через толпу. 40 минут ходьбы от подъезда Наследника Цесаревича до столовой Александра III. 40 минут, которые определили 70 лет дальнейшей истории.

Зимний дворец. Петроград, 25 октября 1917 года

«Последние часы» – кадры из этого фильма, снятого к 50-летию Октябрьской революции, сохранились в архиве «Леннаучфильма». Авторы сценария – историки Виталий Старцев и Сергей Семанов, режиссер – Борис Николаев. Можно сказать, что этот проект и есть фирменный Старцев, главное – историческая точность. Но специальная партийная комиссия фильм не оценила.

Белла Гальперина, историк: «Фильм положили на полку на долгие годы. Но очень интересно, что документалист, снимавший картину, уже после Перестройки получил за нее Гран-при в Соединенных Штатах».

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: «О Ленине он всегда говорил как о человеке, который заблуждался, но хотел как лучше».

Все 1970-е годы Старцев активно печатался – он написал несколько книг о Ленине, десятки статей, работу о падении правительства Керенского. Он уже был доктор наук, профессор, ведущий научный сотрудник Ленинградского отделения института истории, начал преподавать в Педагогическом институте имени Герцена. Но профессор не вызывал доверия у властей и был невыездным. В начале 1980-х годов Старцев решил уйти из ленинской темы, просто заняться другим. И переключился на российско-итальянские отношения эпохи Первой мировой войны.

Сергей Носков, историк: «Виталий Иванович оформлял командировку в Италию. Я видел, с каким подъемом он ждал этой поездки. Потому что он начал серьезно развивать эту тему, изучать язык. Для него открывались новые перспективы, но ему эту командировку прикрыли, как и саму разработку темы».

Лучше всего работалось в Ленинградском отделении института истории АН СССР в 1950–1970-е годы, когда его возглавлял специалист по Ивану Грозному профессор Носов. Но в конце 1970-х свободолюбивого, сильного директора сняли. В институте начался раскол, образовались клики, кружки. А Старцев был вне групп. Он остался один, и, в конце концов, у него начались неприятности: не утвердили тему плановой монографии, лишили возможности заниматься любимым делом. Человек с чувством собственного достоинства, он сам решил уйти из места, с которым были связаны лучшие годы его жизни.

Оказавшись вне академической науки, Старцев неожиданно обрел большую свободу и решил заняться явлением, о котором все знали, но никто открыто не говорил, – русским политическим масонством начала ХХ века.

Борис Кипнис, историк: «Масоны его интересовали с точки зрения политической ситуации в России. Это была возможность неформального объединения политиков разных направлений прогрессистского лагеря накануне революции. Старцев смотрел на эту проблему очень трезво, без уклонов в мистику, в тайные заговоры».

В советской исторической литературе о масонах почти не писали. Хотя каждый советский школьник знал, что были такие масоны, потому что Пьер Безухов из «Войны и мира» вступал в масонское общество. Кое-кто пообразованней слышал, что и Пушкин был масон, и Радищев был масон, и многие декабристы вступали в масонские общества. А вот что было с этими масонами после 1820-х годов – секрет и тайна. Об этом не писали.

В правой эмигрантской среде и среди части диссидентов фигурировал старый миф: большевики тоже были масонами, белогвардейские авторы и большевистскую революцию называли результатом всемирного масонского заговора. Для историков партии никаких масонов вообще не существовало, были пролетариат и буржуазия. Между тем, как известно историкам, 10 из 11 членов временного правительства действительно состояли в ложах. И Старцев решил взглянуть на масонскую тему беспристрастно. Уже в 1990-е он работал с масонскими архивами американского Гуверовского института, получил допуск к собраниям Объединенной ложи Британии.

Белла Гальперина, историк: «Берберова[11], приехав в Россию, специально заезжала в Петербург, чтобы встретиться с Виталием Ивановичем».

Сергей Полторак, историк: «Он мне рассказывал не раз о том, как определял, был ли тот или иной человек масоном. Если он находил в двух, а лучше в трех источниках подтверждение, он писал, что человек являлся масоном. Одного источника ему было категорически недостаточно».

На истфаке Герценовского института Старцев был абсолютная звезда – на его лекции специально приезжали московские аспиранты.

Дмитрий Жвания, историк, журналист: «Я студентом подрабатывал сторожем и не всегда высыпался. На его лекциях всегда сидел впереди и ловил каждое его слово. Но как-то усталость взяла свое, и я начал дремать. Он сказал: “Дмитрий, вы поспите-поспите, ничего страшного”. После того, как он мне так сказал, я уже не мог заснуть».

В 1990-е годы многие историки, славившие всю жизнь Ленина и КПСС, стали вдруг неистовыми сторонниками монархизма и «белой» идеи. Старцев убеждений не менял. Он опубликовал несколько книг, в одной из которых встал на защиту Ленина. Вождя революции многие историки называют немецким шпионом. Профессор доказал обратное – документы о пресловутых немецких деньгах – это в основном фальшивки, изготовленные польским писателем Фердинандом Оссендовским.

Дмитрий Жвания, историк, журналист: «Я прекрасно помню лекции о Троцком. Он говорил: “Вы представьте себе фотографию семьи Троцкого: вот две дочери и два сына. Все четверо были погублены”».

В 1990-е годы Виталий Иванович Старцев был признан не только в России, но и за рубежом. У него выходило множество книг, его приглашали на конференции. Он был крупнейшим специалистом по русской революции и истории масонства в России. Занимал пост заведующего кафедрой русской истории истфака Герценовского университета. У него было множество преданных учеников. Он, несомненно, признавался самым известным и самым популярным преподавателем факультета. Но это многим не нравилось. Первым поводом к неприятностям стало то, что Старцев отказался принять на кафедру некоего Виктора Брачева, работы которого по истории масонства он считал зловредной халтурой. Это вызвало недовольство начальства, которое вообще хотело закрыть истфак и открыть новый факультет социальных наук. Старцев был против. И, в конце концов, бюрократические придирки поставили его в безвыходное положение. Не желая подвергать свое чувство собственного достоинства испытаниям, он подал прошение об отставке.

Сергей Носков, историк: «Факультет был весь обвешен самодельными листовками с надписью: “Верните Старцева!” Преподаватели и студенты ходили в ректорат и куда только можно. Была организована кампания в прессе».

Татьяна Старцева, вдова Виталия Старцева: «Он оказался очень мужественным человеком. Дома ничего не высказывал, но все это его очень подкосило».

Предельно корректный в общении, Старцев славился своей жесткой принципиальностью. Весь его день обычно был расписан вплоть до минут, и поэтому он успевал так много. Виталий Иванович организовал историческое издательство и сам после лекций склеивал на кафедре книжные корешки. Он создал ассоциацию исторической психологии и читал спецкурсы о Ленине, Троцком, Керенском. Он выдвигался в депутаты, хотя и проигрывал. Он придумал телепрограмму «Парадоксы истории» и исторический радиоклуб – оба проекта стали очень популярны.

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: «Он не был государственником. Его научный метод не являлся продолжением, государственнической традиции, доминирующей в нашей историографии со времен Карамзина, Соловьева, Ключевского. Он не изучал “историю государства Российского”, а исследовал общество».

Сергей Полторак, историк: «Для меня Старцев был заместитель Господа Бога по историческим вопросам. Это был человек, которым я восхищался. Пионерское детство говорило: возьми себе в пример героя. Для меня Виталий Иванович был таким героем, на которого я хотел быть похожим».

Историческая наука хороша тем, что если человек написал что-то интересное, когда бы он это ни сделал, он уже не будет забыт, пока люди занимаются историей. Ключевский или Геродот сейчас так же актуальны, как и в тот момент, когда люди впервые озаботились их трудами.

Виталий Иванович Старцев умер в 2000 году. С тех пор его значение только возрастает. Если человек занимается Октябрьской революцией (неважно, где – в Ельце или в Гарварде), он обязательно сошлется на Виталия Старцева. То, что он сделал в области изучения русской истории начала ХХ века, – это подвиг честного историка.