Шпана

Шпана

Был ли в сталинском СССР тоталитаризм, общество, обрисованное Джорджем Оруэллом в знаменитом романе «1984»? Были ли жители страны послушными марионетками режима? Похоже, что это миф. Молчаливое большинство выражало свое недовольство пьянством, анекдотами, произносимыми полушепотом, уходило в частную жизнь. Но были и люди, не боявшиеся МГБ и МВД, – уголовники, бывшие военнопленные, украинские и литовские партизаны. Большинство из них были собраны в штрафных каторжных лагерях. Особой романтики в рецидивистах не было. Ну, да и Емельян Пугачев и Стенька Разин, по-существу, – кровожадные разбойники.

До смерти Сталина улицы больших городов, в том числе и Ленинграда, принадлежали шпане – самому сильному неформальному молодежному движению послевоенного СССР. Пережившие смерь родителей, отчаянные, готовые к тому, чтобы ударить кастетом или зарезать заточкой, они диктовали нравы.

Эдуард Хиль, певец: «Я помню, шел по Лиговке провожал знакомую девушку. И вдруг подходит несколько человек, такая стайка, группка. Они меня окружили, девушку мою вытеснили, вынули финки, и я почувствовал смертельный холод. Потому что перед тобой несколько человек с ножами. Я говорю: “А что надо?” Они: “Снимай пальто и снимай кепку”. А тогда в это время были очень модно носить “лондонки”, это шерстяные такие кепки. Я как раз купил за пять рублей. Это огромнейшие деньги по тому времени. Сняли с меня кепку, сняли пальто. Потом сказали: “Да нет, пальто рваное, бери себе, а лондонку мы забираем. Ну, молодец, что не пикнул”. А кругом, я посмотрел, милиция ходит. А они так вот вас обступают со всех сторон, как будто это группа людей. Я потом подошел к милиционеру, он говорит: ”Да здесь каждый час кого-нибудь или насилуют, или убивают”. Вот такое время было».

Почему отбирали одежду? 1945 год, легкая промышленность работала едва-едва, одежды у людей просто-напросто не было, большинство мужчин донашивали военную форму. Поэтому на толкучках один из самых ходовых товаров все 1940-е – это одежда, даже ношенная.

Сотрудники Ленинградского уголовного розыска за разработкой операции. 1944 год

Распространены кражи белья с чердаков. Тогда можно было украсть и продать. И покупали. Потому что это был дефицит. Простынка какая-то, бывшая в употреблении – нужная вещь.

Эдуард Кочергин, художник: «Ленинградские рабочие отдельных квартир не имеют. Живут в бараках, коммуналках и общежитиях, по несколько человек в комнате. В гости ходят в женское общежитие. Вся жизнь на виду. На заводах очень часто под общежитие пустующие цеха приспосабливали, жили в квартирах без стекол, без окон, с дырками в потолках, в полах. Действительно выживали. Часто была ситуация, когда, например, в одной комнате, бывшей кухне, жило по 5–10 семей. Жили буквально под лестницами. В подвалах Андреевского рынка – он был порушен во время войны, туда бомбы попали. А общежития сами их жители называли вертепами и концлагерями. В бараках для неженатых жило по нескольку сотен людей. Для семейных норма была больше, но это не означает, что у них были отдельные комнаты. Занавеской отделились друг от друга, кровати поставили. 2–3 квадратных метра личной жилой площади».

Уголовный розыск в начале 1946 года работал на пределе сил. Ленинград был переполнен отчаявшимися от нищеты людьми. Город все еще находился на военном положении. Въезд-выезд – строго по пропускам. Власти пытались ограничить поток ленинградцев, возвращавшихся из эвакуации. Но тысячи людей проникали сюда нелегально и оказывались в бедственном положении.

Жилья нет. Деревянные дома на рабочих окраинах либо сожжены, либо разобраны на дрова. Процентов 60 жилого фонда уничтожено или нуждается в капитальном ремонте. Во многие квартиры вселились новые жильцы и не желали отдавать их законным владельцам; правды не найти.

На работу без документов, без выписки с разрешением о въезде в город было не устроиться. Вернувшиеся люди оказались без средств к существованию. И это одна из причин резкого всплеска преступности.

Накопилось много специфической послевоенной злобы. Война разрушила миллионы семей, наполнила страну беспризорниками. Молодежь, пережившая ужасы блокады, эвакуации не очень-то верила в светлое будущее. Каждый выживал сам, в своей стае, по своим, не советским законам. В моде была блатная романтика. Песенка тех лет:

«Мы носили в очередь брюки и подштанники.

Всё на свете семечки, друзья.

Были мы домушники, были мы карманники

Корешок мой Сенечка и я.

Два бычка курили мы, сев в углу на корточки.

Всё на свете семечки, друзья.

В дом в любой входили мы только через форточку

Корешок мой Сенечка и я».

Беспризорники

Варлам Шаламов в «Колымских рассказах» пишет: когда подросток становился перед выбором либо постная официальная идеология, либо контркультура, романтика, тайна, как правило выбирал блатную романтику.

Хотя война закончилась, милицейские отчеты напоминали сводки о боевых действиях. В городе грохотали выстрелы, гибли простые граждане и сотрудники милиции. Раздобыть огнестрельное оружие не составляло проблемы. Четыре года вокруг Ленинграда шли бои. Стволы собирали по лесам, как грибы. А молодые бандиты стреляли не раздумывая.

6 октября 1944 года в кинотеатре «Колос» на Невском проспекте бузила шпана из 206-й мужской школы (там через несколько лет после этих событий будет учиться Сергей Довлатов). Это была тесная интернациональная компания подростков во главе с 17-летним Борисом Королёвым (кличка, понятное дело, Король) – 26 пацанов и подруга Королёва Красовская по прозвищу Королева. Пили водку, матерились, приставали к женщинам. Зрители пытались их одернуть. Был вызван наряд милиции, они и ему не подчинялись, угрожали финками, и успешно бежали.

Банда Королёва начала с ограбления столовой собственной школы. Потом были кражи кожаных пальто в Шувалово, бюста Кутузова из Казанского собора, убийство женщины – школьного сторожа (в той же родной 206-й), ограбления квартир.

Вещи продавали на знаменитой барахолке на углу Лиговки и Обводного канала и пропивали в ресторане «Метрополь».

6 октября после изгнания из «Колоса» в «Катькином садике», в самом центре Ленинграда, «королёвские» изнасиловали бойца штаба МПВО Зайцеву.

Только в октябре милиция серьезно взялась за шайку и одного за другим арестовали «королёвских».

Эдуард Кочергин, художник: «Вор – это ремесло. Вор профессиональный никогда не обидит прохожего. Ни в коем случае, наоборот, это уголовная интеллигенция. Цеховая. Шпана – это никто».

Хотя полстраны с наслаждением напевали блатные песни, мальчишки учились говорить по «фене», и Ленинград захлебывался от грабежей и убийств, блатной мир имел к этому самое отдаленное отношение.

Настоящий блатной – это вор. Домушник, медвежатник, карманник. Но не убийца. Потому что профессионал и хорошо знает уголовный кодекс. За воровство – от 1 до 3-х. За убийство – вышка. А ему еще пожить хочется.

Профессиональные блатные на насильственные преступления шли очень редко. А если разбирались с применением оружия, то только в своей среде, за нарушение воровских законов, за стукачество. И то это старались делать негласно, не демонстративно. Поэтому к шпане блатной мир относился очень осторожно.

Ленинград был полон плебейской шпаны. Они носили фиксы – металлические накладки на зубы – финки и кепки, туго натянутые на уши. Когда их стайка пробегала, надо было беречь, прежде всего, карточки. Они выхватывали их на лету и убегали. Излюбленные жертвы шпаны – пьяные: они не будут сопротивляться. Раздевание пьяных в милицейских сводках проходило даже отдельный статьей. Найти потенциальные жертвы бандитам не составляло труда. В послевоенном Ленинграде множество пивных. И они никогда не пустуют.

Александр Городницкий, ученый-геофизик, поэт, бард:

«Когда мы учились в Горном институте, заключались пари – может ли человек дойти по Большому проспекту Петроградской стороны от Тучкова моста до площади Льва Толстого, заходя во все рюмочные, или не дойдет. Очень культурные были заведения, к водке выдавалась закуска какая-нибудь. Обычно – бутерброд. Я помню, что наибольшей популярностью пользовался бутерброд, который назывался «Сестры Федоровы» – на куске хлеба 3 кильки. В пивных ларьках не только пиво было, но и водку продавали».

Валерий Попов, писатель: «На углу Маяковской и Некрасова была страшная рюмочная, набитая инвалидами безногими. Оттуда веяло какой-то сырой овчиной, несчастьем, криками, драками, это была страшная рюмочная послевоенная. Такое ощущение, что народ сознательно спаивали, этих обрубков, этих костылей, бывших офицеров, солдат, сержантов. Не нашли способ этот народ пригреть и занять, и это был один из выходов».

Пивные становились местом встреч, общения, знакомства, ну, и конечно, не только для законопослушных граждан, но и для криминального элемента. Во всех этих заведениях вспоминали, как штурмовали Кенигсберг или Вроцлав, и пили, пока не впадали в беспамятство. Пивные стали постоянным местом встречи шпаны. Собирались, выпивали, высматривали жертву, шли провожать. Потом людей находили избитых, раздетых, умирающих на морозе.

Но не только инвалиды и подростки чувствовали себя обездоленными. Послевоенный стресс – удел многих демобилизованных фронтовиков. Он в 17, 18 лет ушел на фронт, мог быть командиром, офицером, уважаемым человеком. Он возвращается, идет в военкомат, ему дают направление в какой-нибудь лесосплав, где ни жилья, ни пайков. И это толкало людей на преступления.

Вот типичная история из того времени. Ночью 26 января 1946 года на Васильевском острове постовые милиционеры задержали подозрительного гражданина с узлом в руке и доставили в отделение. Потом они припомнят, что впереди задержанного шел еще один человек роста высокого, походка утиная, вразвалочку. Милиционеры не могли знать, что в ту ночь упустили особо опасного преступника. Впрочем, возможно, только благодаря этому они остались живы.

Задержанный оказался рабочим Петром Биюткиным. В узле обнаружилось зимнее полупальто, желтые полуботинки с галошами, одна перчатка на левую руку и записная книжка. Пальто было испачкано кровью. На вопрос о происхождении вещей, задержанный поведал следующую историю: «Зашел в пивную на 1-й линии. Выпил водки. Сколько – не помню. На улице, подошли двое, говорят: купи вещи. Я говорю: мне не надо. А они говорят: купи! Я говорю, у меня денег всего 180 рублей, что я куплю? А он как даст мне в нос. Деньги забрали, а узел этот проклятый оставили. Ну, я и взял».

Печальный рассказ гражданина Биюткина милицию не растрогал. Его тут же взяли под стражу. Узел с одеждой среди ночи – типичная добыча воров и грабителей. В послевоенном Ленинграде каждый день совершалось по 60 краж и минимум одно разбойное нападение. Это только по официальной статистике.

Уже на следующее утро обнаружился владелец краденых вещей, гражданин Теннисон. Он шел вечером из театра. На Васильевском острове на него напали трое. Ударили по голове, повалили, обокрали. Жаль только, лиц нападавших гражданин толком не видел. Оперативникам стало ясно: в городе действует очередная шайка громил и как минимум двое преступников еще на свободе. Необходимо было выяснить связи задержанного Биюткина.

Вояж оперативников по двум общежитиям – мужскому и женскому дал следствию первые ниточки, ведущие к бандитам. Выяснились любопытные факты. Один из друзей задержанного Биюткина последнее время ходил с орденом Красной Звезды, хотя награжден им по-видимому не был. Другой знакомый засветился в женском общежитии с пистолетом. Третий, самый молодой, Женька, носил две пары часов – наручные и карманные серебряные: по тем временам вызывающая роскошь.

Но удалось установить личность лишь одного из приятелей Биюткина – фальшивого орденоносца Александра Луговского. В квартире его жены на Васильевском острове оперативники устроили засаду. Она в первую же ночь принесла успех. На ночлег явился приятель Биюткина Сергей Смирнов. Обыскав гражданина, оперативники обнаружили пистолет ТТ и 7 патронов к нему. Этого было достаточно для задержания. Но сознаваться в преступлениях Смирнов не собирался.

Смирнов Сергей Иванович 1922 года рождения, инвалид войны. На фронте пробыл с 1941-го по 1945-й. Четыре ранения, одна контузия. Пистолет остался у него со времен войны. Гражданин Смирнов не обманывал следствие. Он действительно проливал кровь за Родину, закончил войну старшим сержантом. Кстати, и гражданин Биюткин тоже воевал, награжден медалью «За оборону Ленинграда». Забегая вперед, скажу: почти все участники банды оказались фронтовиками. На войне учат убивать и привыкать к смерти. Убивают там каждый день. И не все, кто выжил в этом аду, легко вернулись в мирную жизнь. Испытание миром для многих оказалось непосильным.

Через 2 дня после задержания Смирнова на Васильевском острове тремя выстрелами в упор был убит постовой милиционер Новиков. Очевидцы видели трех молодых людей, разбегавшихся в разные стороны. Перед смертью милиционер успел сказать одно слово: «паспорт». В кармане погибшего оперативники обнаружили паспорт на имя Леонида Ефремова.

В тот же вечер по месту прописки Ефремова устроили засаду. Всякое нападение на милиционера рассматривалась по 59-й статье, как бандитизм. А это обычно высшая мера наказания. В любой стране мира для полиции разыскать убийцу своего коллеги – дело чести. И ленинградская милиция не исключение.

На все управление уголовного розыска в Ленинграде было 6 машин. И опера носились с одного конца города на другой на своих двоих, часто без обеда. И при этом процент раскрываемости тяжких преступлений был чрезвычайно высокий.

Милиционеры сидели в засаде до глубокой ночи. Наконец раздался звонок в дверь. В квартиру вошел тот, кого ждали, – Леонид Ефремов. Его тут же задержали и обыскали. Оперативники не могли представить, что в двух шагах от них в темноте лестничной площадки стоял еще один человек. Он внимательно прислушивался, потом быстро спустился по лестнице. Человек был молод, высокого роста, походка утиная, вразвалочку.

Изъятое у бандитов оружие. 1940-е годы

Задержание Леонида Ефремова дало следствию уникальный шанс. Паспорт этого гражданина был найден в кармане убитого милиционера. Может, он и не убивал, но оказался крайним. И теперь был заинтересован дать правдивые показания. Леониду Ефремову 34 года. Он дал показания: «Это Женька стрелял. Мы в тот вечер с Женькой и Федькой заночевали в школе, дверь была открыта. А утром нас уборщица прогнала. И директор школы выскочила – к постовому: проверьте у них документы! Милиционер к нам: предъявите документы. Я паспорт отдал, я милицию уважаю. А Женька с Федькой: нету у нас документов. Милиционер говорит: пройдемте в 30-е отделение. Мы пошли. А Женька чуть отстал и, вижу, из кармана наган достает. Я кричу: ты чего! А он раз, раз – прямо в спину».

Показания Ефремова подтвердили свидетели. Стрелял самый молодой – некто Евгений Волков. Ефремов познакомился с ним и Сергеем Смирновым случайно месяц назад. Похоже было, что это тот самый Женька, о котором рассказывали в общежитии, знакомый Смирнова и Биюткина. Но допрашивать их снова оперативники не торопились.

Сначала отправили на экспертизу 3 пули, извлеченные из тела милиционера Новикова. Не причастен ли он к другим подобным убийствам? Выяснилось: из этого же оружия при похожих обстоятельствах месяц назад были убиты постовой милиционер Беляев и капитан Мещеряков, который пытался помешать грабителям.

Сергей Иванович Смирнов показал: «19 января 1946 года на улице Гатчинской мы встретили неизвестного гражданина, он шел в парадную дома. Волков и Биюткин забежали за ним, и там послышался шум борьбы. А потом один выстрел. Я лично стоял у дверей, на стреме. Кто стрелял, не знаю, не спрашивал. Убитого капитана Мещерякова не видел. Я услышал выстрел и убежал».

А вот что рассказал Петр Биюткин: «В конце января 1946 года вместе со Смирновым и Волковым около 21 часа поехали на Международный проспект (ныне Московский. – Л. Л.). Хотели выпить и, по возможности, ограбить какого-нибудь пьяного. Выпили водки и пива. Заметили гражданина в районе 6-й и 7-й Красноармейской улиц. Стали тащить его. Подошел гражданин и спросил: “Зачем его тащите?” От назойливого гражданина удалось избавиться, но тот привел милиционера. Он стал проверять документы. Волков выстрелил. Все трое разбежались, встретились у Луговского».

Перекрестные допросы Смирнова и Биюткина дополнили уголовное дело новыми эпизодами. Оказалось, банда орудовала с ноября 1945 года. Начинали с мелочовки: нападали на женщин, вырывали сумки. Потом осмелели, стали грабить мужчин – стариков и пьяных.

22 января убили милиционера Беляева, убежали. Казалось бы, спрятаться, молиться. Нет. Ребята не слабонервные. В ту же ночь еще одно убийство с ограблением. Через 3 дня опять. Девушка в пивной показалась подозрительной, наблюдала за ними, потом вышла. В милицию что ли побежала? Волков догнал, застрелил. Вечером поживились: избили и ограбили гражданина Тениссона. Хроника волчьей стаи. Хотя у волков кровь горячее. Такими хладнокровными, наверное, только рыбы бывают.

В начале января Смирнов и Волков зашли в буфет на углу Майорова (ныне – Вознесенский проспект) и канала Грибоедова. В пивной было несколько посетителей, один из них был в форме рядового. Здоровый, но крепко выпивший, он едва держался на ногах. За плечами – вещевой мешок военного образца. Волков и Смирнов вышли вместе с солдатом. Пошли в сторону Фонтанки. У Фонтанки Смирнов сбил пьяного с ног. Волков стал наносить удары ногами. Сняли сапоги, брюки, взяли бумажник. Кальсоны решили оставить. Этого солдата доставят в больницу, но спасти не смогут. Следующего фронтовика найдут уже окоченевшим. Как раз с него один из бандитов снял орден Красной звезды. Потом ходил, гордился, будто в бою орден получил.

Евгений Волков в войне не участвовал, но рассказывал сказки, что был в партизанском отряде. Не сработай уголовный розыск, может, дожил бы до седин, рассказывали пионерам о подвигах.

Почти все бандиты оказались за решеткой. Не было только самого опасного – Евгения Волкова. Оперативники выяснили все связи бандита, устраивали засады, каждый постовой знал наизусть словесный портрет Волкова, и особенность – рыжий. Была объявлена тревога по всем отделениям милиции города. Задерживали рыжих, приводили в отделение, проверяли, потом отпускали.

Волков будто сквозь землю провалился. Но оперативники были уверены: скоро бандит проявит себя. Ему надо на что-то жить, где-то ночевать. Оставшись один, Волков вернулся к тому, с чего начинал: грабил женщин, отнимал деньги и продовольственные карточки. Продовольственные карточки – это жизнь. Каждый человек, будь он рабочий, служащий или домохозяйка, получал продовольственную карточку. По ней выкупались товары. Цены по карточкам, то есть по распределению, были раз в 10–15 ниже рыночных. Отсутствие карточки – голод. Хуже чем паспорт потерять, поэтому карточки берегли.

В деле банды Волкова больше половины преступлений – нападение на женщин. Их избивали, порою убивали, награбленное пропивали с размахом. И совершенно безнаказанно. Однако есть высший суд или ирония судьбы. Неуловимый убийца Волков, в конце концов, на этом и попался. Женщины тоже разные бывают.

40-летняя Матильда Безменова пребывала в отчаянном положении. Месяц назад у нее украли продуктовые карточки. Еле выжила, наконец, получила новые. А тут Волков с наганом сумочку отнимает.

Матильда решила, что терять нечего: дралась, кусалась, орала. Волков бросился бежать, отстреливался. Но Матильда не отставала. Дикое зрелище привлекло внимание двух фронтовиков. Дали Волкову по шее, скрутили руки и сдали в милицию.

На допросах Евгений Волков отпирался не долго. Часть убийств пытался свалить на своих подельников, но следствие установило: убийства совершены из его нагана. Врать стало бессмысленно, и он сознался во всем: «Преступления мною совершались для того, чтобы существовать самому. В 1942-м я был эвакуирован с матерью из Ленинграда в Омск. Во время переправы через Ладожское озеро мама погибла. Отец погиб еще раньше, в 1939-м, на войне с белофиннами. В Омске я работал слесарем на МТС. Потом в колхозе. После возвращения в Ленинград в марте 1945-го хотел устроиться на работу, но не брали. Также невозможно было прописаться. Паспорта у меня не было. Я боялся получить его, чтобы не призвали в армию».

Подготовка подследственного к этапированию с вещественными доказательствами. 1940-е годы

В 1945 году ему исполнилось всего 17 лет. Этот подросток сколотил банду из взрослых парней лет по 25 и вел себя с ними как старший. За полгода Волков, Смирнов, Биюткин и Ефремов успели совершить 32 преступления. 7 человек, в том числе 2 сотрудника милиции, были убиты. Почти все убийства совершил самолично Евгений Волков. Именно он был инициатором ограблений и фактически главарем банды. Надеяться на снисхождение Волкову не приходилось. Но и терять было нечего.

22 апреля 1946 года произошло невероятное: Евгений Волков бежал из «Крестов». Он дольше всех оставался на свободе, а когда попал в тюрьму, снова проявил себя. В камере с Волковым сидели 6 взрослых мужиков, среди них матерые уголовники. И он сумел организовать их на рискованное дело – побег. Далеко не все собирались бежать, каждому за соучастие грозило наказание. Но никто не доложил надзирателям, не остановил авантюру, наоборот, участвовали, помогали.

Вынули из стенки железный крюк, который поддерживает батарею. Отломали у кровати ножку. С помощью этих предметов долбили стенку, расшатывали кирпичи. Чтобы раствор лучше поддавался, смачивали водой. Кирпичи складывали под кровать. К батарее привязали веревку, сделанную из обивки матрасов. Волков пролез в дыру с большим трудом, его проталкивали сокамерники. Когда начал спускаться, веревка оборвалась, и он упал с большой высоты. Но Волков был как заговоренный. 40 минут бродил по темному двору тюрьмы в поисках лестницы, а часовые его так и не заметили. Наконец ему удалось поставить на стену деревянный щит и выбраться на свободу.

В Ленинграде объявили тревогу, вся милиция города подключились к поимке беглеца. Опер Чиботурин, проезжая на трамвае по Лиговскому проспекту, увидел рыжего, посмотрел на фотокарточку: это был Волков. Преступник понял что его опознали, выскочил из трамвая, стал убегать дворами. Но Чиботурин выстрелил ему в ногу, и задержал.

В июне 1946 года состоялся суд над бандой Волкова. Соучастники получили от 3 до 10 лет лагерей. Подсудимые Смирнов и Волков были приговорены к расстрелу.

Евгений Волков симулировал сумасшествие. Выпучивал глаза, морщил лоб, на простые вопросы отвечал невпопад. Его спрашивали: «Когда вы родились?» А он отвечал: «Спасибо, я не курю». Впрочем, судебно-медицинская экспертиза признала Волкова вполне вменяемым. В последнем слове сказал просто: «Я преступник большой. Защиты мне не может быть». 2 октября 1946 года смертный приговор привели в исполнение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.