Пётр Васильевич Завадовский (1739–1812)

Пётр Васильевич Завадовский

(1739–1812)

Оценивая «временщиков» Екатерины, историки и писатели отдают должное государственной деятельности Потёмкина, забывая Петра Васильевича Завадовского (как это говорится-то?), «внёсшего значительный вклад в совершенствование российской государственности и просвещения». Сделав Петра Васильевича своим фаворитом, Екатерина сильно навредила ему в глазах не только потомков, но и современников. Все его успехи и быстрое продвижение по карьерной лестнице приписывались тому, что он прошёл через спальню императрицы. Но это миф, выдумка. Завадовский был очень толковым, образованным, необычайно работоспособным и, что важно, порядочным человеком. Если бы в XVIII веке уже придумали слово «интеллигент», то оно вполне было бы по размеру этому человеку.

Трудно дать объективную оценку времени Екатерины. Впрочем, оценка всегда будет субъективной, если автор стремится быть искренним. На заре советской власти, в 1920-е годы, был издан учебник по русской истории М.Н. Покровского. Серая книжка на плохой бумаге предназначалась для рабфака — молодёжи, учащейся на рабочем факультете. В этом труде у Покровского все русские цари и их жёны были негодяями, моральными уродами, мракобесами, иногда ещё и сифилитиками, словом, подлыми и кровавыми угнетателями народных масс. В XXI веке бросились в другую крайность — теперь в исторические портреты правителей и их окружение щедро подмешивают елей и лак. Судить о личности государственного деятеля мы можем только по документам, проектам и указам, но нам ли не знать, что между документом и его претворением в жизнь — пропасть. Завадовским было очень много задумано на «ниве народного просвещения», и если не всё было исполнено, то это не его вина. Но приступим к рассказу о нём самом.

Завадовский происходил из старинного польского рода. Дед принял подданство России ещё в XVII веке. Отец Завадовского, черниговский дворянин, служил в армии, в военной канцелярии, был дружен с гетманом Кириллом Григорьевичем Разумовским. Жил он довольно скромно, впрочем, тогда многие дворяне не шиковали. 800 душ крепостных, барский дом в семь окон, тесовая крыша, вокруг дома сад, а далее неоглядные леса. Здесь 10 января 1739 года и родился будущий министр просвещения — Пётр Васильевич Завадовский.

Семья была многочисленной. В восемь лет Петрушу отдали учиться в иезуитское училище в Орше. Преподавание велось на польском языке и было бесплатным. Иезуиты хорошо учили: латынь, греческий, история, география, менее подробно математика и физика. Воспитанников готовили к светской службе, поэтому помимо наук учили этикету, умению держаться за столом, вести непринуждённую беседу и быть настойчивым в достижении цели.

В 1753 году юноша перешёл учиться в Киевскую духовную семинарию, студенты, окончив курс, могли выбрать как церковную, так и светскую карьеру. В 1760 году Завадовский поступил на службу в администрацию гетмана Разумовского и успешно там трудился, но в 1764 году гетманство было отменено императрицей и восстановлена Малороссийская коллегия. Президентом её и генерал-губернатором Малороссии был назначен граф Румянцев, будущий Задунайский.

Под крышей огромного дома, где жил генерал-губернатор, а по совместительству размещалась и его канцелярия, судьба свела двух трудолюбивых молодых людей — Безбородко и Завадовского. Первый, будущий канцлер, возглавлял канцелярию, второй был начальником отделения. Они остались близкими друзьями на всю жизнь.

Скоро Завадовский получил значительное повышение по службе, став начальником секретного отдела. Виной тому был случай. Румянцев давно обратил внимание на толкового и расторопного молодого человека. Генерал-губернатор, как показало время, умел хорошо воевать, но говорил плохо, невнятно, иногда и не разберёшь, чего он, собственно, хочет, но Завадовский неведомым образом всегда понимал вопрос и отвечал толково. А тут случилось, что надо было написать краткий отчёт по некоему секретному делу. Это входило в обязанности Безбородко, но того, как на грех, не было на месте. Мы знаем кучу историй, когда прима, скажем, заболела, молодая дебютантка исполнила роль и прославилась. Завадовский написал записку за своего начальника. Записку отправили Екатерине, которая, между прочим, написала: «Я первую деловую записку читала с таким удовольствием».

1768 год, началась война с турками. Румянцевская канцелярия вместе с начальником в полном составе отправилась на фронт. Оказалось, что Завадовский умеет не только писать толковые отчёты, но и держать в руках оружие. Он участвовал в битвах при Ларге и Кагуле, получил чин полковника. Руководство полком не освободило его от канцелярских обязанностей. Именно Завадовский составлял условия мирного договора с турками в 1774 году. Начальником штаба армии в ту пору был С.Р. Воронцов, в будущем блестящий дипломат, представляющий интересы России в Англии. Завадовский привлёк его к работе над документом, в котором внятно и толково были прописаны выгодные для России условия Кучук-Кайнарджийского мира. Завадовскому было 35, Семёну Романовичу Воронцову — 29 лет, но это не помешало им стать близкими друзьями. К слову сказать, Воронцов был родным братом Дашковой и Екатерины Воронцовой, любовницы Петра III. Позднее, в мирное время, Завадовский помог Воронцову получить должность посланника России в Венеции, а потом способствовал его переводу в Англию.

В 1775 году, когда в Москве праздновали годовщину окончания турецкой войны, полковник П.В. Завадовский был награждён императрицей орденом Святого Георгия IV степени и имением Ляличи, расположенным рядом с деревней его отца.

«Случай» Завадовского имеет канцелярский привкус. По одной версии, императрица попросила у Румянцева рекомендовать ему толковых молодых людей для работы в своей канцелярии. Румянцев предложил лучших — Безбородко и Завадовского. Завадовский был статный красавец, Безбородко толстый, приземистый, нос картошкой. Когда Екатерина выбирала себе очередного фаворита, естественно, взгляд её задержался на первом, Безбородко в фавориты никак не годился.

Вторая версия более романтична. Румянцев ехал на встречу с императрицей и на всякий случай — вдруг понадобится какая-нибудь справка — прихватил с собой Завадовского. Императрица сама встретила графа, расцеловала его, а потом взгляд её задержался на красавце полковнике. Завадский стоял словно в столбняке, так поразил его вид государыни, величественный и прекрасный. Вопрос-ответ, улыбка-смущение. Уже в первую встречу Екатерина подарила Завадовскому перстень в алмазах. Вопрос о секретаре был решён. Воистину «миром правит судьба и прихоть», как сказал Ларошфуко.

У статс-секретарей императрицы было много работы. Екатерина переписывалась со всем миром, и все письма шли через их руки. Дела Иностранной коллегии и Адмиралтейства, Сената, Синода тоже находились под их присмотром, они курировали и доносили государыне. На обязанности статс-секретарей лежало также проследить ход донесений губернаторов, управляющего ассигнационным банком, правителей наместничеств, сведения об определении чиновников на службу, документов о наградах, повышениях в чине и прочее. Все дела государства проходили через их руки. Они писали, писали и писали объяснительные записки для проектов, указов, законодательных актов и манифестов, исходивших от Сената и государыни. Летом — осенью 1775 года вместе со статс-секретарями Г.В. Козицким, Г.Н. Тепловым и А.А. Безбородко П.В. Завадовский принял участие в написании Уложения о губерниях, утверждённого 7 ноября 1775 года.

Судя по списку Лонгинова, Завадовский ходил в фаворитах с ноября 1776 года по июль 1777 года, то есть любовь его протекала не только встык, но и вперехлёст с Потёмкиным. Биографы Завадовского все как один говорят, что он был страстно влюблён в Екатерину. Десять лет, конечно, значительная разница, но императрица в свои сорок шесть всё ещё была хороша, навык очаровывать не только не утратился, но приобрёл новую силу. Так же как и Потёмкину, она писала своему возлюбленному письма, содержание и тон их таков, словно она использовала старые черновики, только имя поменялось: «Петруша милый…», «…я тебя люблю всей душой», «Обещаю тебе охотно, пока жива, с тобой не разлучаться», «Решительно есть то, что я тебя люблю и любить буду и твёрдо в том пребываю, а ты скорбишь по-пустому». Но, видно, Завадовский «скорбел не по-пустому», потому что в это же время она писала и «супругу дорогому» — Потёмкину, и там тоже было достаточно нежных слов. Потом, судя по письмам, в её отношениях с Потёмкиным уже появилась холодность.

Вначале Потёмкин ничего не замечал, ему и в голову не приходило, что Екатерина захочет найти ему замену. И не императрица ему подсказала, что он уже не главный на этом празднике жизни. Подсказал двор, более чуткий к температуре в дворцовых апартаментах. Потёмкин вдруг заметил, что просители, челобитчики и лизоблюды всех мастей обращаются в первую очередь к Завадовскому, а его обходят.

Вот здесь и навалилась на «богатыря» тоска. Этого секретаришку он бы вмиг уничтожил, но не в нём дело, а в возлюбленной Кото, Катеньке, с которой не поспоришь. Были и сцены, и выяснения отношений, но императрица была истинной женщиной, не пойман, не вор, она всё отрицала, а в том, что стала сдержанной в любви, винила самого Потёмкина: «И ведома, пора жить душа в душу. Не мучь меня несносным обхождением, не увидишь холодность». Годы спустя Екатерина жаловалась Гримму: «О, как он меня мучил, как я его бранила, как на него сердилась».

И Потёмкин, и Завадовский отчаянно ревновали императрицу. Два очень разных характера, Потёмкин странен, неуёмен, он весь страсть и порох, Завадовский — нежность, преданность — вот он я, твой навсегда. У Потёмкина нет чёткой границы между любовью и жаждой власти. Завадовский вряд ли желал стать всемогущим царедворцем, он был бумажный человек, живший в культуре, был умеренным в желаниях, для него кабинет был не только рабочим местом, но и местом отдохновения. И он был влюблён без памяти. Понятно, переживал, страдал, мучился, не раз задавал себе вопрос: действительно императрица тоже любит его или просто голову морочит? Любовь сродни болезни, от неё не так просто избавиться. Да он и не хотел от неё избавляться.

Видимо, императрицу вполне устраивало существование этих двух мужчин рядом с собой. Незабываемый фильм «Покровские ворота»… Конечно, нельзя сравнивать великую императрицу со скромной героиней Маргаритой Павловной, но напор, уверенность в своей правоте, сознание, что ты делаешь доброе дело, и у той, и у другой вполне соизмеримы. Вот отзыв о Завадовском современника: «Глубокомыслие и важность ясно изображались на его лице. С первого взгляда можно было подумать, что он горд, но сия гордая и холодная наружность была только следствием углублённой в свои мысли и нерассеянной души его; надобно было только осмелиться вывести его из сего углублённого положения, и он начинал мало-помалу входить в разговор, который от часу становится живее и занимательнее».

Этот отзыв относится к более позднему времени, когда Завадовский давно утратил пост фаворита, но, очевидно, и в тридцать пять лет душа его была «нерассеянна» и жил он «углублённый в свои мысли».

С.П. Жихарев, который встречался с П.В. Завадовским в марте 1807 года (Петру Васильевичу уже 68 лет), свидетельствовал, что это был «муж века Екатерины Великой. Он очень величав наружностью; в движениях его много истинного достоинства; говорит протяженно и как будто бы взвешивая каждое слово, но зато выражается правильно и разговор его исполнен здравомыслия. Сказывают, что смолоду он был красавец: может быть; но теперь, кроме живых, умных глаз, других остатков красоты незаметно».

В конце концов, Потёмкин сдался, ему невыносимо было присутствие соперника и лицемерие Екатерины. Он уехал в Новороссию, а двор вздохнул с облегчением. У Потёмкина было очень много врагов, ему не могли простить и фавор его, и скромное происхождение, и строптивый нрав, и бесцеремонность, и огромную власть, которую он уже имел и в Военной коллегии, и в Сенате, и в дворцовых покоях, и в армии.

Но и без Потёмкина жизнь Завадовского была несладкой. Он пишет своему другу Воронцову: «Познал я двор и людей с худой стороны, но не изменюсь нравом ни для чего, ибо ничем не прельщаюсь». Скучно было ему играть в царедворца, эта скука «весь мой весёлый нрав подавляет», — пишет он в одном из писем. Понятное дело, при дворе велись интриги, нашлись люди, которые с помощью Завадовского решили навсегда свергнуть «с престола» Потёмкина. В помощники для этого дела решено было призвать братьев Орловых. К чести Григория Орлова, скажем, что он в этой интриге участия не принимал. Да и вся интрига состояла, скорее, не из действий, а из мечтаний и подковёрных бесед.

Пикуль в своём романе «Фаворит» отзывается о Завадовском крайне нелестно. Он смотрит на него не авторским взором, а глазами своего героя. Вернувшись в Петербург, Потёмкин «сразу же вытряхнул из дворцовых покоев Завадовского, который как воришка забрался в чужие комнаты». Оставим на совести Пикуля эту фразу. Если кто-то и «вытряхнул» Завадовского из дворца, то это сама Екатерина, но, конечно, не без помощи Потёмкина. Измученный, по-прежнему влюблённый бывший статс-секретарь уехал зализывать душевные раны в своё имение Ляличи. Екатерина была верна себе. Отслуживший фаворит получил в дар 80000 рублей единовременно, 5000 рублей пенсии, 1800 крестьян в Малороссии и 2000 в Польше. Ну и сервиз серебряный, как положено.

Собственно, на этом и можно было бы кончить рассказ о Завадовском-фаворите, но нельзя не рассказать о нём как о государственном деятеле. Через три месяца Екатерина позвала его в Петербург. Может, её совесть мучила, но, скорее всего, она хотела использовать деловые качества отставного фаворита, только пока не знала как. Завадовский приехал. От дворцовых покоев веяло холодом, он надеялся совсем на другую встречу. Проболтавшись в столице несколько месяцев, отдавая время игре в карты и посещению друзей, он всё бросил и опять вернулся в Ляличи. Оттуда он пишет Бакунину: «Живу скучно и по-премногому неприятно, от убытка чувственности, мне природной, познакомился с меланхолией и подвергнул здоровье разным мучительным припадкам». Почему-то почти все любовники Екатерины рано или поздно начинают «страдать меланхолией», так было и с Понятовским, и с Орловым, и с Потёмкиным, и, наконец, с Завадовским. Словно царица была, как говорят наши экстрасенсы, вампиром, который пьёт чужую энергию.

Через год Екатерина призвала Завадовского на службу и буквально завалила его работой. Ему поручили управление Санкт-петербургским дворянским банком, он председатель в комиссии по строительству Исаакиевского собора, курирует строительство в подмосковном Царицыне, заседает в Сенате, и, наконец, а это главное, Екатерина пытается использовать его в деле народного просвещения. Екатерина была одержима идеей воспитания «нового человека». Век Просвещения учил, что все беды человечества связаны с невежеством. Вот будут все грамотными, и наступит на земле золотой век. Она и сама писала труды по вопросам воспитания, а Завадовский стал первым чтецом их и критиком.

В 1782 году была создана Комиссия об учреждении училищ. Руководить комиссией был назначен Завадовский. Он весь отдался работе — народ надо было «выводить из мрака невежества». Был разработан «План к установлению народных училищ в Российской империи», по которому в столицах и губернских городах учреждались четырёхклассные народные училища, а в уездных — двухклассные малые народные училища. Школы предназначались для всех сословий и содержались за счёт государства. Екатерина очень положительно оценивала его работу. Завадовский получает чин тайного советника, становится сенатором.

В 1783 году в Петербурге было открыто Главное народное училище по подготовке учителей. В 1786 году на базе этого училища появилась Учительская семинария — искали новые методы и формы преподавания. Следствием этой работы было открытие 25 народных училищ в губернских городах. За эту службу Завадовский был награждён императрицей орденом Святого Владимира I степени, а также получил 8000 душ крестьян в Малороссии. Тогда же был основан дворянский благородный пансион для мальчиков, это уже не частное, а государственное учреждение.

Кроме того, Завадовский был назначен управляющим медико-хирургической школой и как организатор очень преуспел в этом направлении. Медицинская школа была преобразована в академию, велось грамотное обучение медиков.

Знаком высшего доверия императрицы к Завадскому было и то, что она поручила ему опекунство над графом Бобринским, сыном её и Григория Орлова.

Между тем Завадовский купил себе дом на Миллионной улице и решил обзавестись семьёй. Невесту он нашёл в доме Кирилла Григорьевича Разумовского, с которым все эти годы поддерживал самые тесные отношения. Невеста — Вера Николаевна Апраксина — была прелестная девица, но у неё был значительный недостаток, подмоченная репутация. То есть сама-то невеста была чиста, но вот маменька, Софья Осиповна, была фигурой скандальной и опасной, её знал весь Петербург и очень не одобряла сама императрица. Софья Осиповна, по мужу Апраксина, приходилась К. Разумовскому племянницей. После смерти жены Кирилла Григорьевича она переехала к нему в его дом и прожила там почти тридцать лет. Она перессорила старика Разумовского с детьми, после его смерти распорядилась богатством в свою пользу. Но это всё потом, да и не это главное, мало ли какие склоки бывают в семьях из-за денег? Петербургское общество было уверено, что дочь Софьи Осиповны — Вера Николаевна — хоть и носила фамилию Апраксина, на самом деле была дочерью Разумовского, то есть была внебрачным ребёнком.

Императрице очень не нравился выбор Завадовского, и тот, бедный, вынужден был оправдываться перед «блюстительницей морали». «Беру овечку из паршивого стада, — писал он Екатерине, — но на дух свой надеюсь твёрдо, что проказа ко мне никак не пристанет, наподобие как вынутое из грязи и очищенное от оной золото ничьих рук не марает».

Свадьба состоялась 30 апреля 1787 года. Невесте было двадцать, жениху почти пятьдесят. Екатерина сменила гнев на милость и назначила Веру Николаевну своей фрейлиной. Завадовский был влюблён в свою молодую жену. Брак был, помимо всего, выгодным, потому что приобщал новоиспечённого мужа к высшей аристократии страны.

Можно сказать, что они жили долго, но не скажешь, что счастливо. Первые шесть лет прошли вполне благополучно, а потом у них стали умирать дети. Умирали они в младенчестве. Родилось всего десять детей (немыслимое количество по нашим временам), осталось всего пятеро, а потом трое. Завадовский писал другу своему С.Р. Воронцову: «Я познал, какова радость, какова печаль от детей: пятерых погрёб, одна дочь шести месяцев остаётся, которая не одобрение, а более трепет сердцу наводит. Толику я несчастный отец! Хоть живу, но как громом поражённый; сам не чувствую своей жизни». В свете сплетничали, что оставшиеся в живых два сына и дочь Татьяна родились не от Завадовского, а от князя И.И. Барятинского. Что тут скажешь? На чужой роток не накинешь платок.

Смерть детей отразилась на здоровье Завадовского, да и возраст давал о себе знать. Очередной фаворит императрицы Платон Зубов его откровенно ненавидел, поскольку Завадовский имел, по его мнению, слишком большое влияние на императрицу. Двор всегда созвучен фавориту, вокруг Завадовского велись бесконечные интриги. Словом, он помышлял об отставке, но Екатерина и слышать об этом не хотела. Кому ещё она может доверить народное образование? Дабы удержать своего любимца подле себя, она награждает Завадовского орденом Святого Александра Невского, жалует титул графа Священной Римской империи, заодно этот титул получают и его братья — Яков и Илья Завадовские.

Екатерина скончалась, на трон вступил её сын Павел. Он вполне благосклонно отнёсся к ближайшему соратнику покойной матери. В день своей коронации 5 апреля 1797 года он пожаловал П.В. Завадовскому графское достоинство Российской империи, наградил его орденами Святого Андрея Первозванного и Анны I степени, а также назначил руководителем Государственного ассигнационного банка. Завадовский продолжал заседать в Сенате, но и, как прочие екатерининские деятели, скоро дождался отставки. Секретарь банка каким-то обманным путём получил на руки 7000 рублей. Правда, Завадовскому уже давно было не до банка, руководство им было чисто формальным. Император вспылил, а дальше всё понятно.

Наконец-то Пётр Васильевич мог уехать в свои Ляличи! К этому времени любимая усадьба приобрела совсем новый вид. Барский дом, построенный знаменитым Кваренги, был великолепен. По желанию Екатерины он внешне напоминал Ассигнационный банк. С этим зданием произошла анекдотическая истории. За опальным вельможей по приказанию Павла был учинён негласный надзор — следить, как живёт, кого принимает. Писать было особенно нечего, хозяин жил тихо и скромно, и услужливый надзиратель сообщил в столицу, что дворец Завадовского выше, чем вновь отстроенный Михайловский (Инженерный) замок. По счастью, Петра Васильевича предупредили, что из-за этой нелепицы у него могут быть большие неприятности. Тогда он сделал перед дворцом насыпь, закрыл нижний подвальный этаж. И ведь приехали, обмерили, но отбыли ни с чем. Дом Завадовского был «на целый аршин» ниже Михайловского замка.

Александр I с воцарением тут же призвал Завадовского на службу и в 1802 году, при замене коллегий на министерства, назначил его министром народного просвещения. Этот пост Завадовский занимал десять лет, и сделано за эти десять лет было больше, чем за всё минувшее столетие. Были открыты Казанский и Харьковский университеты, сотни новых учебных заведений, лицеи, губернские гимназии и Главный педагогический институт.

Завадовский умер 10 января 1812 года в возрасте 73 лет, жена пережила его на 33 года. Надгробную речь произнёс митрополит Филарет. Он окончил её такими словами: «Сколько за сими знаменитыми подвигами сына Отечества скрывается скромных добродетелей человека, на которые, будучи ближе к сердцу, ручаются за чистоту деяний блистательных. Кротость и чадолюбие в семействе, твёрдость в дружбе, для которой он забывал себя, снисходительность в домочадстве, умеренность во власти, справедливость без строгости, милость без пристрастия».

И ещё, говорят, он играл на арфе. А почему бы не играть на арфе интеллигентному человеку?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.