ЖЕМЧУЖИНА РУССКОГО БАРОККО
ЖЕМЧУЖИНА РУССКОГО БАРОККО
На левом берегу Крюкова канала, вниз по его течению, сразу же за Кашиным мостом, находится Никольская площадь с главной доминантой Большой Коломны, выдающимся архитектурным памятником XVIII века – Богоявленским Морским собором, более известным в народе под именем Николы Морского, со стоящей отдельно от него на берегу канала изящной колокольней в четыре яруса. Собор всегда возвышался над окружающими кварталами, которые служили его скромным оформлением.
Б. Патерсон. Никольский Морской собор и Никольский рынок. Вид с Садовой улицы. 1800 г.
В Петербурге – морской столице России – среди множества церквей особое место всегда занимали морские храмы. После революционных событий в октябре 1917 года их закрыли, приспособили под складские помещения, промышленные предприятия или безжалостно разрушили.
Из довольно большого числа морских церквей и соборов до наших дней сохранился и продолжает действовать лишь один Николо-Богоявленский кафедральный Морской собор.
Один из главных и самых значительных морских храмов столицы, детище талантливых отечественных зодчих, строителей и мастеров, возвели на Никольской площади, образованной из части земель Морского ведомства. При Петре I здесь располагался обширный плац Морского полкового двора, а прилегающую к нему территорию застроили деревянными одноэтажными казармами для служащих Военно-морского ведомства.
В 1738 году, согласно планам преобразований этой части столичного города, разработанным Комиссией о Санкт-Петербургском строении, на юго-западе, с правой стороны от Глухой речки (будущий Екатерининский канал), предполагалось строительство кирпичных казарм Морского полка. Однако работы по различным причинам так и не были начаты.
После облицовки берегов гранитом, речка превратилась в судоходный Екатерининский канал – он-то и стал официальной южной границей Никольской площади. Ее северная граница проходила вдоль Екатерингофского проспекта (нечетная сторона улицы Римского-Корсакова). Западной границей стал другой канал, названный вначале Никольским, а затем Крюковым. Восточная сторона Никольской площади ограничена зданиями, расположенными на Екатерининском канале.
Титульный лист книги «Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга от начала заведения его, с 1703 по 1751 год», авторства А. И. Богданова
Огромные пожары в августе 1736 года на территории Морских слобод уничтожили все деревянные строения. На погорелых местах начали спешно возводить новые жилые кварталы, но уже с каменными домами. Для адмиралтейских служащих отвели территорию за Мойкой вдоль Глухой речки, от Вознесенского моста до пересечения с нынешним Крюковым каналом. Участок представлял собой совершенно неосвоенный и сильно заболоченный лес. Проект его осушения и последующего освоения 20 апреля 1738 года утвердила российская императрица Анна Иоанновна.
В начале сороковых годов XVIII века на осушенном участке приступили к строительным работам. В 1742 году Государственная комиссия принимала первые «искусно выстроенные полковые адмиралтейские светлицы».
В историческом описании города Санкт-Петербурга, составленном историком и архивариусом А. И. Богдановым, уточняется число возведенных строений – «71 светлица»; позже на их месте возвели капитальные каменные казармы Гвардейского флотского экипажа (набережная Екатерининского канала, 133). Участок к югу от построенных «светлиц» шириной 277 метров по направлению к Глухой речке оставался свободным и незастроенным вплоть до середины XVIII века, являясь сборным местом для «морских служителей».
К югу от площади планировали возвести здание Морского полкового двора. Но, как мы уже упоминали, казармы и административные учреждения Морского ведомства, спроектированные сначала архитектором Адмиралтейств-коллегии И. К. Коробовым, а затем его учеником С. И. Чевакинским, так и не построили. В наше время на их месте располагаются торговые ряды Никольского рынка. К западу от предполагаемого здания Морского полкового двора намечалось строительство городских кварталов, составленных из домов служащих российского военно-морского флота.
Архитектор Адмиралтейств-коллегии С. И. Чевакинский
В 1743 году на сборном месте для морских служащих возвели небольшую деревянную церковь, построенную адмиралтейскими плотниками. Многие, в том числе и архивист А. И. Богданов, считали ее временной постройкой – часовней. Однако, несмотря на малые размеры этого храмового сооружения, ее приход стал значительным – 3384 человека, не считая чиновных семей. При деревянной церкви, к западу от нее, образовалось морское кладбище. Е. И. Исакова и М. В. Шкаровский в книге «Никольский собор и другие морские храмы Санкт-Петербурга» (2003 г.) упоминают о том, что «когда в 1857 году на бывшем участке Морского ведомства на берегу Крюкова канала (дом № 15) заложили церковь Святых Константина и Елены для гимназии Императорского Человеколюбивого общества, то при рытье котлована под фундамент здания обнаружили остатки старого кладбища, но сведений о захороненных на нем не имеется…».
Указом императрицы Елизаветы Петровны 15 июля 1753 года на месте деревянной обветшалой церкви заложили каменный храм. Торжественная закладка происходила в присутствии архиепископа Санкт-Петербургского и Шлиссельбургского Сильвестра (Кулябки), президента Адмиралтейств-коллегии генерал-адмирала князя М. М. Голицына, всех адмиралов и заслуженных флотоводцев.
Церковь строилась по проекту главного архитектора Адмиралтейств-коллегии С. И. Чевакинского.
Президент Адмиралтейств-коллегии, генерал-адмирал князь М. М. Голицын
Удивительна и необычна судьба этого человека. По отзывам современников, Савва Иванович Чевакинский «являлся одним из одаренных зодчих того времени, мастером огромной художественной культуры, опытным строителем, неутомимым тружеником, отдававшим свой талант, силы и долгие годы жизни строительству северной столицы России».
Лучшим из возведенных Чевакинским сооружений присущи четкость и ясность объемных решений, изысканность силуэта, характерное для той эпохи богатство форм и праздничность декоративного убранства. Выдающимся примером подобного творчества является построенный Чевакинским Никольский Морской собор с его многоярусной колокольней. Ансамбль собора вошел в сокровищницу русского зодчества как одно из высших достижений архитектуры русского барокко.
Старинный дворянский род Чевакинских упоминается в составленных в XVIII столетии списках новоторжцев – уроженцев Тверской земли. В более древнем списке, относящемся к концу XVI века, значился и «первой Чевакинский», умерший в 1584 году.
Кстати, архитектором Савва Иванович стал случайно, «по стечению обстоятельств». В начале XVIII века он с другими дворянскими недорослями обучался в московской Школе математических и навигацких наук, а в 1729 году продолжил обучение в стенах столичной Морской академии, готовя себя к карьере морского офицера. Бедственное положение военно-морского учебного заведения, отсутствие денежных средств заставляло тогда некоторых учеников «за скудностию содержания» убегать из академии или записываться в солдаты. С одной из таких групп Чевакинский без разрешения начальства покинул Морскую академию и записался в Измайловский полк писарем. В 1732 году его обнаружила Московская адмиралтейская контора и переправила на расправу в Петербург. Из беды будущего зодчего выручил архитектор И. К. Коробов, взявший талантливого отрока к себе учеником. Прошение, направленное знаменитым зодчим в Адмиралтейств-коллегию, удовлетворили. Чевакинскому посчастливилось избежать сурового наказания за самовольный уход из академии.
Под руководством главного архитектора Адмиралтейств-коллегии Ивана Кузьмича Коробова Чевакинский занимался черчением, рисованием «фигур и орнаментов», изучением основ теории архитектуры и «сочинением чертежей», приобретая навыки проектирования. Сохранившиеся в архиве чертежи Чевакинского свидетельствуют о том, что молодой зодчий был достойным учеником Коробова, в совершенстве освоившим композиционное мастерство и графику. Годы учения Чевакинского совпадают с периодом оживления строительства, связанным с переездом в Петербург Анны Иоанновны, после ее коронации в Москве. Помогая своему учителю, молодой архитектор расширял свои профессиональные знания: знакомился с приемами планировки и «снятием ситуационных планов», фиксирующих существующее положение застройки. Опыт, приобретенный под присмотром Коробова, позволил Чевакинскому в дальнейшем самостоятельно разработать план Кронштадта и дать правильные градостроительные решения для отдельных частей столицы.
Принятый в архитектурную мастерскую Коробова в конце 1732 года, Чевакинский уже в январе 1739 года по представлению столичных зодчих П. М. Еропкина, И. К. Коробова и М. Г. Земцова удостаивается звания «архитектуры гезеля», уже не ученика, а младшего помощника архитектора. В Комиссии о Санкт-Петербургском строении он был «в искусстве экзаменован и явился архитектурии гезелем быть достоин». Полученное им звание позволяло вести самостоятельную работу под присмотром архитектора.
В 1740 году, после отъезда Коробова в Москву, Чевакинский становится его преемником в должности главного архитектора Адмиралтейств-коллегии. Теперь в его обязанности входили проектирование и наблюдение за ходом строительных работ по заданию Адмиралтейств-коллегии в Петербурге и Кронштадте, а также дело подготовки квалифицированных строителей.
В 1745 году Чевакинский получил звание архитектора и ранг майора. В Адмиралтейств-коллегии Савва Иванович прослужил тридцать восемь лет и закончил свой трудовой путь в звании полковника и «обер-интенданта флота» – в самом высоком из существующих в XVIII столетии военных званий для специалистов, по роду занятий связанных с флотом, но не принимавших прямого участия в его действиях на море.
Пятидесятые годы XVIII века принесли архитектору Чевакинскому творческий успех. Ему поручили разработку проекта строительства Никольского Морского собора. Считается, что инициатором постройки являлся тогдашний президент Адмиралтейств-коллегии генерал-адмирал князь Михаил Михайлович Голицын. Согласно А. И. Богданову, «новый каменный храм взамен обветшавшей деревянной церкви предполагалось построить по образцу Астраханского собора о пяти главах, о чем от Петра I в 1721 году в бытности в Астрахани с означенным генерал-адмиралом рассуждение чинено». Однако справедливости ради следует отметить практически полное отсутствие какого-либо сходства между этими двумя соборами, за исключением пятиглавия.
Е. Чемесов. Императрица Елизавета Петровна. 1761 г.
Строительство пятиглавых храмов – старая русская православная традиция, к которой вернулись во времена царствования Елизаветы Петровны. При утверждении строительства Никольского собора императрица специально оговорила в своем указе, что храм должен быть «о пяти главах по древнему обычаю». И еще одно серьезное отличие от ранних петербургских церквей было у Никольского собора: колокольня, согласно традициям древнерусского зодчества, не входила в конструкцию храма, а возводилась отдельно.
Проект и смету нового сбора архитектор Чевакинский предоставил в Адмиралтейств-коллегию уже к 20 мая 1752 года. Однако следует отметить, что первый проект утвержден не был. Решающим стало одно непредвиденное обстоятельство.
Осень 1752 года в столице была дождливой и довольно ветреной. Резкое похолодание воздуха отмечалось уже в конце августа. Сильные порывы ветра с залива вызвали подъем воды в Неве. Четыре последовавших друг за другом наводнения (29 августа, 15 и 17 сентября и 22 октября) принесли немало бед и разрушений. В ночь с 22 на 23 октября разразилась жестокая буря и, как вспоминал один из очевидцев, «было все в водопотоплении и по улицам можно было ездить верейками, а хотя, где имелось и высокое место, где прежние бывающие прибылые воды не потопляли, была вода на полтора аршина вышиной, и таковой сильной воды мало кто помнит». Тогда затопило погреба, амбары, лавки, были разрушены пристани и мосты на каналах. Под мощным напором воды поднимались полы в домах, гибли люди и скот. Место, намеченное для строительства нового морского собора, также оказалось под водой. Промеры показали, что уровень воды находился «выше того положения места, где быть означенной церкви, около трех аршин».
Требовалось срочно пересмотреть проект и найти рациональное решение, при котором не возникала бы угроза затопления нижнего этажа строящегося собора. Варианты возможных решений рассматривались на заседаниях Адмиралтейств-коллегии с участием С. И. Чевакинского. В конечном итоге коллегия во главе с генерал-адмиралом М. М. Голицыным решила, что следует повысить здание «в такую меры, дабы в нижнем апартаменте, во время таких случающихся вод… возвышение долженствует учинено быть до трех аршин, сверх положенной меры на подлинном чертеже, тесаною плитою».
Автор же проекта подошел к его переработке более профессионально и требовательно. Чевакинский убедил членов Адмиралтейств-коллегии и ее президента в том, что, подняв здание храма лишь в вышину, строители обязательно нарушат все его первоначальные пропорции. В рапорте генерал-адмиралу Голицыну зодчий писал о необходимости изменения всех размеров строения: «Понеже по регулам архитектуры всякое публичное и знатное здание требует расположения по высоте и широте, дабы в наилутчшей пропорции и красоте себя оказать могло, чего ради необходимо и нужно есть чтоб по пропорции в прибавку высоты прибавить и широты, дабы не могла та церковь оказывать себя чрезвычайною высотою».
Северный фасад Никольского собора
В результате ширина и высота здания увеличились на 7,2 метра, что потребовало и переработки конструктивной основы здания. «Из-за увеличения ширины и высоты, – писал С. И. Чевакинский, – необходимо должно быть внутри церкви столбам, как для облегчения стен, так и для лутчей красоты сводов и церкви».
Адмиралтейств-коллегия, согласившись с предложениями архитектора, предписала ему переработать проект с «прибавочною высотою и шириною в той же фигуре, с устройством, впрочем, столбов, сочинить план и фасад и предложить оные для рассмотрения». Измененный Чевакинским проект в конце концов одобрили, и 15 июня 1753 года по повелению императрицы Елизаветы Петровны была совершена официальная закладка нового каменного храма.
На строительство собора ассигновали дополнительные средства. Деньги императрица распорядилась взять из «мостовых сумм», собиравшихся за проезд и проход через «плавучий» Исаакиевский мост в период с 1727 по 1761 год.
Правда, уже в ходе строительства храма выяснилось, что этих средств будет совершенно недостаточно. В итоге общая сумма, затраченная на возведение Никольского Морского собора, составила 129 987 рублей 38,5 копейки. Из них так называемые «мостовые деньги» составили только половину – 64 997 рублей 78,5 копейки; недостающие средства внесли Адмиралтейств-коллегия и «доброхотные» дарители. Правда, последних оказалось не слишком много, и вклад их в сумме составил всего 3917 рублей 52 копейки.
Двухэтажный Никольский Морской собор увенчан пятью широко расставленными куполами. Все выступающие части здания декорированы группами колонн, стоящих на высоких постаментах. В архитектурной обработке фасада Чевакинский широко использовал декоративную скульптуру; все выступающие углы храма обработаны пучками из трех колонн, причем средняя колонна, вопреки принятым в то время канонам, поставлена на самый угол. Эффектный широкий пояс антаблемента украшен кронштейнами в виде пальметок и перебит овальными окнами второго света верхней церкви, украшенными наличниками и лепными гирляндами цветов.
Успех работы зависел не только от Чевакинского, но и от исполнителей его проекта. На строительство вербовались лучшие каменщики из Ярославского и Костромского уездов, работали артелями под руководством опытных мастеров. Самым знаменитым мастером в XVIII веке был крепостной князя М. М. Голицына Матвей Соболев, житель деревни Голодяевой села Сандырева Ярославского уезда. В мае 1753 года с ним был заключен договор на каменные работы.
В 1755 году Чевакинский в своем очередном отчете Адмиралтейств-коллегии докладывал: «Стены и своды строящейся церкви все в отделку окончены, а и кровля в непродолжительном времени покроется, а в предбудущее лето надлежит только отделать пять осьмериков, которые ныне, за наступающим осенним временем, делать уже некогда». К наружной штукатурке стен храма зодчий планировал приступить в 1756 году, а к внутренним отделочным работам – в 1757 году.
При своем отчете князю М. М. Голицыну С. И. Чевакинский также напомнил членам коллегии, что в тимпанах четырех фронтонов предполагается «сделать штукатурною работаю сияние с облаками и херувимами». Для этого он «ниспрашивал» разрешения нанять лепного мастера Фридриха Портира, работавшего в то время на строительстве дворца в Царском Селе. В июле 1756 года с Портиром заключили договор на выполнение скульптур на фронтоны; он же изготовил по рисункам Чевакинского «лепные алебастровые штуки» для интерьера собора.
Фридрих Портир искусно вылепил девять моделей и по ним отлил семьдесят шесть «лепных алебастровых штук». Однако коллегия выбрала лишь три модели и вместо семидесяти шести предложила в итоге отлить лишь десять. В 1758 году Савве Ивановичу все же удалось настоять на дополнительной отливке еще десяти лепных композиций.
Интересен рабочий отчет С. И. Чевакинского о ходе строительства Никольского Морского собора за первые четыре года: «В 1753 году подбиты под фундамент сваи и выбучен был фундамент, да сверх земли сделан из плиты цоколь. В 1754 году сделан нижний апартамент, а в 1755 – верхний апартамент и все своды. Лантернины[1] затем делать оставлены, что не имелось в заготовлении белого камня».
В проекте собора архитектор предусмотрел сооружение отдельно стоящей колокольни. В кондициях на производство строительных работ Чевакинский четко определил ширину рвов под фундамент стен храма (одна сажень) и колокольни (две сажени). «При этом сваи в оных рвах бить в четыре ряда, длиною от трех до двух с половиной саженей».
Сваи под фундамент колокольни забили за четыре месяца, и уже 28 августа 1756 года С. И. Чевакинский оповестил Адмиралтейств-коллегию о том, что «сваи все забиты, а ныне надлежит сверх оных бутить фундамент, для которого я каменщиков нанять отыскал, а понеже работа требует не весьма большого искусства, которую можно исправить и работными людьми, и сего ради Адмиралтейств-коллегии доношу, не соизволит ли она определить для означенных работ до сорока человек…».
Специалисты, в том числе и опытнейшие строительные мастера, отмечали, что работы по сооружению колокольни оказались более сложными, чем строительство самого храма.
Никольский собор. Вид с Крюкова канала
А. Н. Петров, историк архитектуры и автор книги о С. И. Чевакинском, писал: «Возведение колокольни Морского собора взял на себя самый опытный подрядчик – Матвей Соболев, поставивший условие о более высокой оплате производимых им и его артелью работ. Чевакинский вынужден был даже специально согласовывать это требование подрядчика с Адмиралтейств-коллегией: „Хотя за употребление кирпича в нижние два апартамента он просит цену выше церковной, но токмо оная работа против церковной фигурнее“. На коллегии архитектор разъяснил собравшимся, что „фигурность“ кладки отдельно стоящей трехъярусной колокольни определялась прежде всего сложностью ее архитектурной декорации. Все три яруса необычного сооружения строителям необходимо было украсить массивными колоннами на постаментах, несущими раскрепованный, сложно профилированный антаблемент. Стены двух нижних ярусов должны были получить криволинейные вогнутые очертания, в отличие от стен верхнего круглого в плане яруса, служащего основанием полусферического купола, завершенного барабаном и тонким, изящным шпилем».
Говоря о «фигурности» кладки, архитектор подразумевал, что «здание, с каждым ярусом суживаясь, составляет как бы несколько отдельно поставленных друг на друга фигур».
На колокольне планировалось установить тринадцать медных колоколов. Вес самого большого из них равнялся 541 пуду (более 8500 килограммов). Общий же вес всех колоколов составлял 1266 пудов (более 20 250 килограмм).
Адмиралтейств-коллегии пришлось принять условия подрядчика, подтвердившего свой высокий строительный класс и выполнившего заказ за полгода. 15 октября 1757 года Чевакинский доложил президенту Адмиралтейств-коллегии, что при «новостроящейся Морской полковой церкви колокольня каменною работою вся сделана». Правда, похолодание приостановило все дальнейшие строительные работы и «оштукатурение колокольни как с лица, так и внутри» отложили до лета 1758 года.
Колокола для колокольни и металлические конструкции для куполов собора заказывались в Москве и Туле. В январе 1757 года Савва Иванович специально сам выезжал в Москву договариваться о заказе на изготовление колоколов со знаменитым колокольным мастером тех лет, купцом Семеном Гавриловичем Мозжухиным. Договор составили довольно необычный для тех времен. Мастер на своем заводе брался отлить сразу два комплекта колоколов. Те, что звучали лучше, отправлялись в Петербург, а другие – в Москву.
Пока колокольня Никольского собора достраивалась и отделывалась, в Царском Селе спешно украшали Знаменскую церковь. Архитектор Растрелли по распоряжению императрицы проектировал каменную колокольню в виде триумфальных ворот «с проездом на четыре стороны». Очевидцы свидетельствуют, что именно для этой колокольни Елизавета Петровна пожелала заполучить приглянувшиеся ей колокола Никольского храма. Всем была известна любовь дщери Петра Великого к звучным колоколам. 25 мая 1757 года последовал Высочайший указ: «Колокольный звон от строящейся морской церкви взять и в Царское Село, а взамен, за счет Сената, отлить новые, тем же весом и толики же числом». Колокола срочно переправили в Царское Село, в котором новую колокольню строить почему-то раздумали. Колокольный набор некоторое время пролежал на складе и в марте 1758 года был возвращен в Петербург «за ненадобностью». За это время на заводе купца Мозжухина изготовили дополнительный набор из 12 колоколов. 15 февраля 1758 года колокола по зимнику, на санях, отправили в столицу. Неосторожность привыкших к быстрой езде ямщиков обернулась бедой. При спуске с крутой обледенелой горы на мост, неподалеку от Бронницкого яма под селом Вилы, сани опрокинулись, и край большого колокола получил повреждение. Дальше следовать не решились, и лишь 17 апреля, уже по воде, комплект колоколов доставили в Петербург. Из двух наборов на колокольню Никольского собора отобрали лучшие колокола, часть же оставшихся использовали для курантов. Часы с механическими курантами установили на колокольне сразу же при ее строительстве. В курантах задействовано 9 колоколов, общим весом 38 пудов 18 фунтов.
До сих пор на колокольне Никольского Морского собора играет механический перезвон колоколов купца С. Г. Мозжухина, отбивая время и призывая к богослужению.
В Туле Чевакинскому огромную помощь тогда оказал владелец железоделательных заводов П. А. Демидов. В его доме несколько раз заседала «Техническая комиссия», взявшая заказ на изготовление металлических конструкций для куполов собора. Позже С. И. Чевакинский вспоминал: «Для расчерчивания глав Прокофий Акинфеевич отдал мне свой дом, а для дела лекал на все штуки удовольствовал меня как материалами, так и столярами. Для произведения кузнечной работы отдал все имеющиеся в его доме кузницы, а для больших штук приказал сделать большой сарай вновь и горны, а кузнецов сколько мог набрать своих, тех всех отдал, а протчих своим же старанием приискал за наем и учредил все в порядок. Ежели б Прокофий Акинфеевич мне в том не помог, то б я принужден был ехать почти ничего не сделав».
В возведении Никольского Морского собора, несомненно, есть большая заслуга президента Адмиралтейств-коллегии М. М. Голицына. Ему выпала самая ответственная, неблагодарная, но необходимая в строительстве храма работа – набор подрядчиков, заключение договоров со знаменитыми мастерами, распределение строительных заказов и своевременная четкая поставка материалов. Чевакинский впоследствии вспоминал, что лишь благодаря глубокому уважению и искреннему дружескому расположению к генерал-адмиралу известный промышленник П. А. Демидов проявил столько заботы и бескорыстного делового участия в постройке храма. Сам же знаменитый заводчик позднее писал: «В морской церкви шпиль я делал и золотил, а шалили мы оное с покойным адмиралом Голицыным; он меня любил, и я таких дураков скупых люблю и для него мучился. Железо в стропилах с работою и привозом в Питер пуд обошелся по 1 рублю 15 копеек, а в лице был покойный Чевакинский, а я будто был чертенком».
К уважению государственного деятеля, после освящения храма, портрет князя М. М. Голицына поместили в собор. Когда же в 1863 году издали указ, запрещающий вывешивать в церквях портреты светских лиц, то изображение адмирала Голицына перенесли с почетом в церковный дом и повесили на стене квартиры старшего соборного протоиерея. В 1868 году морское руководство испросило разрешение о включении портрета знаменитого флотоводца в экспозицию Морского музея.
Привезенные из Тулы железные конструкции куполов поставили на барабаны. Их тщательно и искусно вызолотил мастер Моисей Сарычев. К осени 1760 года на собор, при огромном стечении народа, водрузили кресты. Тогда же собрали конструктивные элементы шпиля колокольни и произвели ее золочение. На колокольню успешно водрузили тринадцать медных колоколов. Самый большой из них весил 541 пуд 14 фунтов (более 8600 кг). Общий вес колоколов составлял 1266 пудов (более 20 260 кг).
Во внутреннем оформлении Никольского Морского собора архитектор Чевакинский проявил исключительную композиционную изобретательность. Блистательна классическая по формам и пропорциям колоннада, украшающая иконостас. Поверхность колонн увита гирляндами цветов и листьев, красиво и тонко прорисованных.
Работы по внутренней отделке собора проводил знаменитый московский «золотарь» Семен Золотой «с искусными помощниками».
Художественные работы – роспись стен, потолка, иконы – огромный труд и талант братьев Федота и Мины Колокольниковых.
Резной деревянный иконостас с тонким изящным рисунком виртуозно выполнен знаменитыми резчиками Савелием Никулиным и Иваном Канаевым.
Иконы для верхней церкви предложили написать Федоту Лукичу Колокольникову. Однако, когда на Адмиралтейств-коллегии зашел вопрос о цене, ее президент – генерал-адмирал М. М. Голицын – был несказанно удивлен независимостью и твердостью крепостного художника. Перед коллегией стоял знаменитый мастер, знавший цену своему труду и таланту. Он не тушевался и не соглашался раболепно на предложенные условия. После долгих препирательств и уговоров Федот Лукич твердым спокойным голосом назвал окончательную сумму – тысяча рублей, ниже которой он за работу не возьмется. Адмиралтейств-коллегии пришлось согласиться с его требованиями и подписать с художником официальный договор, по условиям которого знаменитый столичный живописец обязывался «написать для верхнего храма 32 иконы, по рисунку и реестру архитектора Чевакинского. При этом все иконы должны быть написаны добрым мастерством, собственными иконописца лутчшими красками, а где необходимо, разведенным золотом». На покупку красок мастеру выдали аванс в 200 рублей, остальная сумма ему будет выдаваться по написании образов «без задержания». Срок изготовления всех 32 икон установили в течение полутора лет.
Мина Лукич Колокольников должен был написать 42 образа для иконостаса нижнего Никольского храма.
Братья Колокольниковы считались лучшими живописцами тех лет. Ими расписаны многие столичные дворцы и храмы. Поэтому не удивительно, что именно их Адмиралтейств-коллегия и постаралась заполучить для оформления интерьеров Морского собора. Работали братья в собственных мастерских, Федот Лукич – в Царском Селе, Мина Лукич – в собственном доме на Васильевском острове, где, помимо обширной мастерской, были выделены специальные помещения для хранения материалов и готовых работ.
Заказ Адмиралтейств-коллегии братья выполнили с небольшой задержкой. В указанный срок (июнь 1757 года) Федоту Лукичу оставалось дописать храмовый образ Богоявления и завершить почти написанные образа для Царских врат. Его брат, Мина Лукич, 13 июня доложил Адмиралтейств-коллегии, что все 42 образа им написаны, но некоторые из них он еще «поправляет».
1762 год для С. И. Чевакинского стал важной и радостной вехой – строительство монументального Никольского Морского собора наконец завершилось. Храм был освящен и открыт для верующих.
Дом причта Никольского собора. 2006 г.
Через тридцать лет, в 1790-е годы, профессор Императорской академии наук Иоганн Готлиб Георги в книге «Описание Российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопримечательностей в окрестностях оного» прекрасно охарактеризовал Никольский Морской собор: «Церковь Св. Николая Чудотворца, которая по принадлежности своей к Адмиралтейству называется также Морская, находится на том углу, где Екатерининский канал с правою стороною Никольского собора соединяется, на приятной, деревьями и решеткой окруженной площади. Она построена в два высоких яруса, со многими выдающимися вперед углами, столбами коринфского ордера и другими украшениями. На кровле одного большого купола сделано четыре меньших, покрытые все медными листами, крепко через огонь золочеными, что при солнце весьма блистает. Колокольня отдалена от церкви более нежели на 20 сажен; она узка вышиною около 50 сажен и выстроена с хорошим вкусом. Во внутренности имеются две церкви: нижнюю топить можно, и потому она называется зимнею, а верхняя – летнею. В нижней церкви отправляются зимою в торжественные дни молебствия всем здешним духовенством. Обе богаты резьбою, позолотою и другими украшениями, также и хорошо писанными иконами; особливо же в летней церкви, которая гораздо великолепнее, находится много богатых и драгоценными каменьями украшенных икон угодников Божиих. Екатерина Великая после побед, одержанных над шведским флотом в июне 1790 года, посвятила в сию церковь 5 икон, золотом и драгоценными каменьями украшенных, изображающих тех святых, коих память празднуется в дни оных побед».
За долгие годы Никольский Морской собор мало в чем изменился. В храме по-прежнему царит колорит и дух старых эпох – прекрасные старинные иконы, золоченые резные киоты, таинственное и умиротворяющее мерцание свечей и лампад.
Во времена императора Павла I в соборе побывал член депутации Мальтийского ордена аббат Жоржель. Он довольно своеобразно передал впечатления от посещения нижней церкви Морского собора: «Церковь Святого Николая Матросского – одна из самых посещаемых в Санкт-Петербурге; она двухъярусная, с нижним и верхним этажом: это местная приходская церковь. Нижний этаж представляет храм со сводами и столбами; здесь находится много маленьких часовен с иконами Богородицы и Николая Угодника; в каждой горят лампады. В дни покаяния, особенно при приближении Пасхи, эта подземная церковь наполняется лицами обоего пола, которые кладут здесь земные поклоны и крестятся. Так как она обширна, то священники помещаются в разных местах, читая ектении и молитвы…».
Впечатление от храма как от «многих маленьких часовен» в данном случае закономерно: в нижней церкви хранились иконы, принадлежавшие морским командам, входившим в Адмиралтейское ведомство, – машинной, парусной, провиантской, канатной и прочим, и при посещении храма каждая команда становилась около своей иконы, служила молебны и ставила свечи.
Четырехъярусная колокольня Никольского собора – совершенное по красоте силуэта сооружение, наиболее органично вписанное в перспективу Крюкова канала и его набережных. В семье Бенуа, жившей в родовом доме в Коломне, неподалеку от храма, сохранялось предание о том, что возможным автором или, вернее, соавтором колокольни является В. И. Баженов.
М. В. Добужинский. Белая ночь. 1923 г. Вид на Крюков канал со Смежного моста
Во время строительства Никольского собора молодой зодчий в качестве архитектурного помощника также участвовал в проектировании и возведении колокольни. Трудно увидеть в ней почерк Чевакинского: тектоника колонн и антаблементов, силуэт – слишком многое напоминает иные, не петербургские и даже не классические барочные образцы, а московские ярусные храмы: церковь архангела Гавриила (Меншикову башню), колокольни Троице-Сергиевой лавры и Новодевичьего монастыря. Все, что наиболее ценил Баженов. Общие пропорции и форма глав, весь характер декора колокольни отличаются от форм собора.
Ярусы колокольни уходят ввысь, пучки колонн на углах завершаются сложными скульптурными композициями. Небольшая главка несет осьмерик» барабана следующего маленького куполка с главкой, переходящей в шпиль, увенчанный крестом.
Однако в 1983 году автор книги об архитекторе Савве Чевакинском, известный историк архитектуры Анатолий Николаевич Петров, привел убедительные аргументы в пользу неправдоподобности легенды, передававшейся из поколения в поколение в семье Бенуа. А. Н. Петров категорически утверждает, что «документальные материалы совершенно не подтверждают этого домысла. Постройка колокольни проходила в 1756–1757 годах, когда Баженов приехал из Москвы и был определен в группу Чевакинского „для обучения архитектурии“. Как видно из рапортов Чевакинского во время возведения колокольни, Баженов в те годы еще только проходил курс черчения ордеров. Говорить о его творческом вкладе в создание колокольни Никольского собора нет оснований. Но для Баженова, как и для других учеников Чевакинского, в частности для Сатарова, эта постройка был прекрасной практической школой строительного искусства. На их глазах прошел весь цикл строительных работ – начиная с кладки фундаментов и кончая подъемом колоколов на колокольню».
Позднее, во второй половине XIX века, на территории Никольского собора построили две часовни: в 1866 году – с юго-восточной стороны, а в 1869 году – с северной стороны при входе в церковную ограду.
Еще во время строительства собора, в 1759 году, по предложению М. М. Голицына Адмиралтейств-коллегия выделила часть своей земли под церковный садик. В июне того же года архитектор Чевакинский представил на утверждение коллегии его детальный план. Садик тогда обнесли деревянной оградой на каменном основании со 139 каменными столбами.
В северной части, за оградой храма, располагалась замощенная булыжником площадь. В октябре 1873 года купец Осия Тупиков обратился к столичному генерал-губернатору Д. Ф. Трепову с просьбой разрешить разбить сквер на месте этой площади. Все расходы по обустройству сквера купец полностью брал на себя, оговорив при этом лишь одно условие, что снятый булыжник он получает в свое распоряжение. Разрешение последовало, к нему дополнительно Городская дума добавила свое условие: «Обнести садик железной решеткой за счет купца Тупикова».
Сквер открыли в апреле 1875 года. Император побывал в нем и высказал пожелание о соединении нового сквера с церковным садиком, естественно, за счет все того же Осия Туликова. Следует отметить, что подобное решение императора об объединении городского сквера с церковным садиком причт Никольского собора встретил с большим недовольством, считая высочайшее распоряжение неслыханным нарушением постановления Святейшего Синода от 1863 года, строжайше запретившего обустройство открытых для публики мест гуляния в пределах церковной ограды. Подобное решение, во-первых, нарушало права собственности церкви на землю, стесняло прихожан и не исключало «случаев нарушения подобающего святости места благочиния».
Естественно, с царем не поспоришь. Ограду перенесли к собору, обширный по своей площади сквер стал прекрасным местом прогулки петербуржцев, и в первую очередь – жителей старой Коломны.
Недовольство причта и прихожан Никольского собора вызвала и активная застройка набережной Екатерининского канала. До 1896 года здесь, по существу, оставалось открытое место и свободный подъезд к храму. На самой же набережной в те годы проходили регулярные парады, смотры и построения Гвардейского экипажа.
После многочисленных жалоб со стороны руководства церкви и препирательств с Городской думой в июне 1907 года настоятель собора протоиерей Николай Кондратьев сообщил командиру Гвардейского экипажа: «Садики при Морском Николаевском Богоявленском соборе, возвращенные по повелению Его Императорского Величества вверенному мне собору, в настоящее время приведены в полный порядок: разрушенные во время городского управления садиками каменные столбы заново поправлены; по линии, отделяющей садики от городского сквера, построены новые каменные столбы по образцу столбов старых. С трех сторон садики обнесены железною решеткою с тремя железными воротами. На столбах главных ворот поставлены двуглавые с позолотою орлы. Внутри садики обнесены деревянным палисадом, дорожки расчищены, для сидения устроены деревянные скамейки, а для наблюдения за порядком и чистотою поставлен особый сторож».
Памятник экипажу броненосца «Император Александр III» в ограде Никольского собора
В церковной ограде открыли памятник героям эскадренного броненосца «Император Александр III», который в составе 2-й Тихоокеанской эскадры, героически сражаясь с японскими броненосцами в Цусимском проливе, вызвал огонь на себя, получил сильные повреждения, перевернулся и затонул со всем экипажем (900 человек) 14 мая 1905 года. Памятник героическим русским морякам соорудили на деньги, собранные матросами и офицерами Гвардейского флотского экипажа. Это высокий обелиск из красного полированного гранита, венчает который орел с распростертыми крыльями, держащий крест. По периметру постамента укреплены бронзовые доски с надписями и барельеф с изображением погибшего эскадренного броненосца и датой трагедии. Авторы памятника – архитектор Я. И. Филотей и скульптор А. Л. Обер.
Торжественное открытие монумента состоялось 14 мая 1908 года. В Морском соборе собрался весь Гвардейский экипаж, присутствовали его августейший шеф – императрица Мария Федоровна и королева Греческая. Прибыл генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович и особы царской семьи. Собрались многочисленные родные погибших русских моряков, депутации от гвардейских полков, дислоцирующихся в столице. Моряки замерли в четком строю перед накрытым чехлом памятником.
Шеф Гвардейского экипажа императрица Мария Федоровна в сопровождении офицеров и свиты у памятника экипажу броненосца «Император Александр III» 14 мая 1908 г.
Один из участников исторического боя при Цусиме так описывает эту траурную церемонию: «Тихо и торжественно шла церемония. Слезы царицы, неутешных вдов и матерей, сосредоточенное выражение моряков – все говорило, как дороги были вырванные безжалостной судьбой сослуживцы. Но вот запели „Вечную память“, спала пелена и глазам зрителей представился обелиск, увенчанный бронзовым орлом, и даже этот символ силы и могущества наклонил свою голову, чтобы ближе быть к нам, к нашей печали.
Легкий ветерок осушил слезы. Царица встала с колен и возложила на памятник икону Св. Николая Чудотворца с трогательной надписью в память погибших. Раздалась команда, ряды матросов зашевелились, перестроились и под звуки своего марша прошли мимо памятника и своего Высочайшего шефа. Послышался ласковый, но еще расстроенный голос царицы в знак одобрения, и понеслось стройное „Рады стараться“, в ответ на царское внимание. И уходя по судам, чины Экипажа уносили гордое чувство за погибших товарищей, исполнивших свой долг: „За братий, за други своя…“».
В советское время памятник не охранялся и к началу 70-х годов XX столетия пришел в ветхость. Бронзовые доски с именами погибших моряков исчезли, были сорваны бронзовые украшения. Утрачена и икона Святителя Николая Чудотворца.
В 1973 году памятник отремонтировали и воссоздали утраченные тексты. И все же его сегодняшний вид во многом отличается от первоначального, авторского варианта.
Е. И. Исакова и М. В. Шкаровский в исторической монографии, посвященной флотским храмам, справедливо полагают, что императрица Елизавета Петровна, отдавая распоряжение о строительстве в Морской слободе собора, вряд ли предполагала, что он станет памятником славы отечественного флота. Отнюдь, ему в то время предназначалась обычная роль местной приходской церкви для работных людей адмиралтейских заводов и жителей Коломны. Авторы труда по истории Никольского собора и других церквей при Адмиралтействе отмечали, что «на особое положение этого собора обратила внимание Екатерина Великая. К началу ее царствования практически завершили его строительство и уже освятили нижнюю церковь. Новый храм по своему великолепию и размерам уступал в то время только Петропавловскому собору. На освящении верхней церкви в честь Богоявления и нижнего левого придела во имя Святителя Дмитрия Ростовского, состоявшемся 20 июля 1762 года, изволила присутствовать сама императрица. В тот же день Екатерина II „изустно повелела“ новоосвященную церковь именовать Морским собором».
Собственно, именно это царское повеление определило дальнейшую судьбу храма и его место в истории российского военно-морского флота. С этого времени и поныне все знаменательные события и «виктории» русских моряков отмечаются в Никольском Морском соборе. Известия о победах отечественного флота всегда праздновались с особой торжественностью. В эти дни всем чинам Адмиралтейств-коллегии, флагманам и экспедиторам объявлялось о высочайшем повелении прибыть в церковь Святителя Николая вместе с младшими офицерами и нижними чинами корабельного и галерного флота. Перед приездом монарха устанавливались караулы и «фрунты» – четкие шеренги моряков вдоль шествия императора или императрицы. С тех же далеких времен была учреждена традиция – выстраивать в парадном строю кадет и гардемарин Морского кадетского корпуса «как с ружьем, так и без ружья».
После торжественных молебнов в Морском соборе, начиная с 1777 года, по высочайшему повелению, по окончании текста царского многолетия обязательно возглашалась вечная память Петру I, с добавлением фразы: «Основателю российского флота и виновнику морских побед».
1 августа 1914 года началась кровопролитная война с Германией, унесшая тысячи и тысячи жизней. Она перекорежила и исковеркала судьбы людей, разрушила и разбросала по всему свету семьи. По всей Европе мобилизовали огромные армии, каких ранее не видывал мир. Четыре миллиона русских бросили в мясорубку войны.
В соборе служили молебны перед отправлением офицеров и матросов в пекло жестоких сражений, а затем в жизнь старинного морского храма вторглись не менее трагические революционные события.
Декретом советской власти упразднили институт военного духовенства. Приказом по флоту и Морскому ведомству с 23 января 1918 года прекратили выплату жалованья Морскому духовенству – причт и собор вновь перешли в епархиальное ведение, в разряд приходских храмов.
Изъятие ценностей Никольского Морского собора прошло относительно спокойно. В 1922 году никто из членов причта еще не был арестован или осужден. В Николо-Богоявленском соборе за долгое время его существования собрались редкие и чрезвычайно ценные вещи, многие из которых представляли собой предметы огромной художественной и исторической значимости. Прихожане выкупали святыни, внося в районную конфискационную комиссию равное по весу количество серебра.
Николо-Богоявленский кафедральный Морской собор всегда был объектом постоянной заботы и внимания моряков-прихожан. Созданный вначале для духовных потребностей адмиралтейских служащих, в трактовке архитектора С. И. Чевакинского он становится не только шедевром зодчества высокого барокко, но и символом выхода России к берегам Балтики. Балтийские моряки и корабелы считали свой храм, с его редкой работы иконостасом и замечательным звоном колоколов, одной из лучших церквей Санкт-Петербурга. Императоры, адмиралы, офицеры, матросы и простой люд поддерживали его состояние, делая всевозможные дары и вклады. Из реликвий Никольского собора до нашего времени сохранилась частица мощей Святителя и чудотворца Николая (покровителя моряков), подаренная императрицей Александрой Федоровной. Греческими моряками храму поднесена 350-летняя икона Св. Николая Чудотворца. Императрица Екатерина II в память десяти побед русского флота пожаловала храму десять живописных образов в золотых ризах, размещенных в двух крестах, с двумя золотыми лампадами.
15 мая 1908 года вдовствующая императрица Мария Федоровна для памятника морякам броненосца «Император Александр III», погибшим в Цусимском сражении, преподнесла гвардейским морякам образ Св. Николая Чудотворца с дарственной надписью: «Вечная память героям дорогого мне Гвардейского экипажа, доблестно погибшим в боях минувшей войны на эскадренных броненосцах „Император Александр III“, „Петропавловск“, крейсерах „Адмирал Нахимов“ и „Урал“».
В середине XIX века Морское министерство возглавил великий князь Константин Николаевич. С детских лет он был связан с морской службой и воспитывался под патронажем известного мореплавателя адмирала Ф. П. Литке. Особое предпочтение Константин Николаевич отдавал Никольскому Морскому собору. В 1851 году по случаю рождения своего первенца, названного Николаем, великий князь и его супруга пожертвовали собору большой серебряный подсвечник с хрустальными лампадами.
Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич. Последняя четверть XIX в.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.