«Какой ты губернатор!»

«Какой ты губернатор!»

Мать потом приезжала ко мне в Кремль, посмотрела: «Вы все тут безбожники!» — и уехала. Ей я достал квартиру в Киеве. В двадцать пятом году я приезжал в Киев, уже в ЦК работал.

Отец раньше умер — в двадцать третьем году. А в двадцать втором году я приехал из Туркестана в Киев — в форме. Расцеловался с отцом. «Кто ты теперь, какой начальник?» — спросил отец.

— Ну, вроде губернатора.

Он посмотрел на мои сапоги, гимнастерку, засмеялся: «Какой ты губернатор? Разве губернатор будет в таких сапогах ходить?»

До революции он говорил так: «Ничего у вас не выйдет! Ну, победите, возьмете власть, дадут тебе, может быть, должность городового. Больше ты ничего не получишь, потому что ты — еврей».

«Нет, — говорю, — это ты ошибаешься».

В период НЭПа мы жили в гостинице «Националь», в одной комнате, мы с женой и Мая. И племянник приехал. Есть бумажка: «Прошу выдать чаю и сахару, два куска хлеба, если есть». Напишу резолюцию: «Сахара нет, выдать осьмушку ландрина. Чаю нет». Жили так себе.

Я женился — ни отец, ни мать не знали. В двенадцатом году приехал к ним: «Вот моя жена!» Девятнадцать лет мне было. Один хороший парень был, говорит: «Я вас обвенчаю!» Я сшил костюм, парень зашел к попу, тот наложил резолюцию. Ну, отец не упрекал, пожелал нам счастья.

Вот я вам рассказал мое детство.

Если б я рассказал, как я учился во второй школе, после сельской школы!

Так и не рассказал…

13 октября 1990 года, суббота.

Один из немногих дней нынешней осени, когда нет дождя. Прохладно, но все-таки более-менее солнечно.

Машина моя стоит, сломана, поехал на метро до Фрунзенской, и в 17.15 был у Кагановича — перед этим дважды звонил ему, договаривались о встрече.

Поднялся на лифте на шестой этаж. Каганович сидел за столом. За спиной — политическая карта мира, как у Молотова была на даче, потом мне досталась. По левую руку от него — телевизор, а на столе работал репродуктор.

Каганович сидел в домашнем темно-синем халате. За спиной, у карты — костыли.

— Как вы, Лазарь Моисеевич?

— Так, знаете… Более-менее… Живу, живу. Пока…

— Но выглядите хорошо, тьфу, тьфу.

— А вы как отдохнули?

— Хорошо.

— Где вы отдыхали?

— В Ялте.

— В самой Ялте. Какая санатория?

— В Литфонде.

— К дворцу ближе? В сторону чеховского домика или дворца Ливадии?

— Можно сказать, что в сторону Ливадии, но до дворца далеко.

— Я понимаю, что далеко. Я обычно жил в Алупке. Там завалы. Вы не видели их? Интересные такие… Сколько вы там отдыхали?

— Двадцать четыре дня.

— Вы давно приехали?

— Давно. Я еще ездил в Абакан.

— В Абакан? Сибирь…

— Сибирь, Хакасия. Вас там помнят. Рассказывают, как вы там порядок наводили на железнодорожном транспорте.

— Был, был. Был в гостях у хакасов.

— Я встретил поэта, который даже стихи писал по случаю вашего приезда.

— А здесь что нового? — спрашивает Каганович.

— Разваливаем страну. Вчера у нас был секретариат правления Союза писателей РСФСР, я выступил очень резко: «Никакой поддержки нынешнему руководству! Это предатели, они изменили делу социализма». Меня поддержали в целом, но сказали: «Выступи так на съезде!» Я сказал: «Выступлю». В декабре у нас будет съезд. Я выступлю.

— Серьезно?