9.3. Отступление на восток Действия диверсантов

9.3. Отступление на восток

Действия диверсантов

При беспорядочном отходе и перемешивании тылов на восток уже двигались так называемые «дикие» колонны, в которые стихийно собирались автомашины, трактора, тягачи и повозки из разных частей. Даже если речь шла не о бегстве, а о выполнении какого-либо задания своего командования, из-за хаоса на автодорогах шансов найти родную часть почти не было. Авиация противника, пользуясь своей безнаказанностью, продолжала наносить по отступающим удар за ударом — кюветы и обочины дорог заполнялись разбитыми и поврежденными транспортными средствами и их обломками, по сторонам множились холмики безымянных могил.

В этой лавине, катящейся к старой госгранице, так бы и затерялась одинокая машина 50-го танкового полка, если бы не моя переписка с бывшим сержантом П. С. Коптяевым, поселившимся после освобождения из плена в городке бывшей Восточной Пруссии, носящем сейчас имя Гвардейск. После того так в каком-то сосновом лесу были зарыты сейфы с документами 25-й танковой дивизии, разношерстная колонна автомашин тронулась в сторону Слонима. Но на каком-то из переходов машина, в которой кроме сержанта были младший политрук Боженко (старший) и еще до десятка людей, в том числе два незнакомых лейтенанта, отстала. Отследить маршрут следования мне не удается, но не этим воспоминания Коптяева важны. Он стал свидетелем такого рода «работы» переодетых в советскую форму диверсантов, которая, скорее всего, была четко ими отрепетирована, многократно проделана на тяжких дорогах отступления и пожала весьма обильную жатву.

Проехав несколько дней в общем направлении на восток, грузовик с бойцами и командирами встретил военного регулировщика, который показал им двигаться прямо. Выехав на опушку леса, они увидели, что дорога идет по насыпи через заболоченную пойму реки и вся насыпь забита стоящими автомашинами. Мост был разрушен (название реки тоже установить не удалось, хотя не исключено, что это была Зельвянка), и старший колонны, полковник, руководил работами. Видимо, никакого саперного инвентаря у них не было, ибо солдаты не восстанавливали переправу, а камнями, бревнами, фашинами и землей просто перекрывали русло реки. Работали всю ночь, и к утру переход через реку был готов. Уже рассвело, и где-то вдали слышался рокот авиационных двигателей. Полковник громко скомандовал: «По машинам, заводить моторы, по сигналу зеленой ракетой начать движение». И вот здесь произошло то, что П. С. Коптяев запомнил на всю жизнь. Головная машина тронулась с места и вдруг остановилась, застопорив движение всей колонны. Стоявший поблизости «лейтенант» выхватил пистолет и застрелил полковника. На него кинулись и обезоружили, а потом расстегнули на нем шинель: под ней оказался немецкий китель. По всей колонне началась стрельба, и тут налетели бомбардировщики. Все, кто мог, бросились врассыпную, в том числе и Коптяев с товарищами. Машина 50-го полка стояла в самом хвосте, укрытая в кустарнике. Водитель сдал назад, в лес, потом вывернул направо, и через 3–4 километра они выехали к исправному понтонному мосту, где не было затора и стоял еще один полковник с автоматом, который, как оказалось, ждал здесь ту самую, только что уничтоженную на насыпи автоколонну (вероятно, регулировщик тоже был «липовый» и сознательно направлял машины к разрушенной переправе, когда неподалеку имелась целая). Потом они двигались на Слоним уже в другой колонне, но снова отстали из-за того, что заглох двигатель (в эти дни заливали в бак все, что придется — когда спирт, а когда и керосин). Когда подъехали к Слониму, навстречу им несся ЗИС-5, а на шоссе за ним рвались мины. Свернули на проселок и поехали в сторону Барановичей, но в какой-то деревушке заклинило двигатель. Бросив машину, разбились на группы и пошли пешком… В лагере военнопленных под Минском П. С. Коптяев встретил многих своих сослуживцев из 25-й дивизии[418].

И. И. Кузнецов служил водителем грузовика в 25-м автотранспортном батальоне 25-й танковой дивизии. Его фронтовая судьба сложилась более счастливо, чем у П. С. Коптяева, но и ему при отступлении пришлось пройти через похожие испытания. Его письмо содержит конкретные даты и названия населенных пунктов, что весьма ценно. «Первый и второй день мы держали оборону, а к вечеру на второй день мы стали отступать. Мы проехали всю ночь, на третий день войны на восходе солнца мы были в Волковыске. В городе была паника.

С нами эвакуировались офицерские жены и дети. Но мы далеко не ушли. Километров через 7–10 на пути у нас была протока, мосты были разбиты. Технику переносили буквально на себе, и тут налетели на нас гитлеровские стервятники и окончательно разбили нас». Оставшиеся в живых собрались в группу и пошли на восток. К вечеру им встретилась колонна автомашин и другой техники. Ночь двигались вместе, а к утру кончилось горючее. Взять его было негде. «Один майор предложил пробираться лесами в сторону Новогрудка. Но впереди, на опушках леса, на просеках, были гитлеровские десанты. Мы пробивались сквозь десанты, уничтожали гитлеровцев». Кузнецов писал, что в группе были случаи дезертирства, но немного. Рассеяв один заслон, отряд прошел дальше на восток, и примерно через 3 км сбежал один боец. «На просеке нас обстрелял десант. Мы разделились на две группы. Нас было примерно человек 50. Наша группа пошла в обход. Зашли с тыла, окружили его и уничтожили. Когда собрались мы все вместе, на нас набрел наш солдат, который убежал от нас. Он был в гражданской одежде. Наши солдаты узнали его, доложили майору». Майор приказал не стрелять, чтобы не поднимать шума, а заколоть дезертира штыком; приказ был выполнен. Вечером 26 июня отряд вышел к Новогрудку. Город был уже сильно разрушен, магазины, ларьки, склады — все было раскрыто и разграблено. Солдаты разбрелись по магазинам в поисках продовольствия и курева, и в это время начался авианалет. Из переулка на центральную улицу выехали две полуторки. На углу, на повороте, из задней автомашины выскочил шофер, догнал переднюю машину, на ходу запрыгнул в кузов и уехал. И. И. Кузнецов начал осматривать брошенный грузовик, который был вроде бы в полном порядке. В это время от храма на холме к нему подбежал офицер, капитан или майор. «Я осматривал полуторку. Он у меня спросил: „Ты шофер?“, я сказал: „Да“. Он мне приказал или просто попросил: „Поедем, заберем раненых“. Мы погрузили раненых и поехали в сторону Минска. Выехали за Новогрудок. Нас остановила одна молодая пара. Сказали, что мы на Минск не проедем, по дороге высажен немецкий десант. В это время из молодого ельника вышел молодой лейтенант, с ним было человек 10 солдат. Они с майором потребовали у них документы. Когда обыскали их, обнаружили у них оружие. Они оказались гитлеровскими лазутчиками. Их тут же, на месте, расстреляли». Дорога оказалась свободной. Много еще испытаний пережил шофер. Где-то под Минском какой-то «Иван Сусанин», показывая прямую дорогу, завел их в лес так, что солдаты на себе разворачивали полуторку. «Проводника» обыскали и тоже нашли компромат. Военврач 3 ранга из пистолета расстрелял его в упор. «С ранеными мы выехали в Могилев. В Могилеве их определили в госпиталь. Майор остался при каком-то штабе, а меня — на формировочный пункт. Отсюда, от Днепра, началась моя нормальная фронтовая жизнь»[419].