7.7. Немного рассуждений о десантниках и диверсантах

7.7. Немного рассуждений о десантниках и диверсантах

Следует признать, что 24 июня тыл белостокской группировки перестал быть таковым. Теперь это была арена ожесточенных боев, которые вели с прорвавшимся врагом войска 4-й армии и фронтовых резервов. Но это лишь часть правды. Вторая часть состоит в том, что в тылах группировки еще с 22 июня действовали отряды германских воздушно-десантных войск, немало способствовавшие успехам полевых частей вермахта. В их числе, кроме немцев, находились сотни русских эмигрантов и борцов за «незаможну Украину».

Из докладной бывшего начальника Ломжинского оперативного пункта разведотдела штаба ЗапОВО капитана Кравцова Уполномоченному особого отдела НКВД Западного фронта от 4.01.1942 г.: «28 мая 1941 года без вызова прибыл резидент „Арнольд“, я выехал навстречу, на заставе спросил его, почему он прибыл раньше срока (срок его был 20 июня), он ответил, что есть важное сообщение, и доложил следующее: 1. Немцы готовят наступление, и в середине июня начнется война против СССР. О наступлении ему удалось узнать из разведцентра Сикорского и от некоторых английских разведчиков, а также из личного наблюдения. 2. Немцы сосредоточили от 1,5 до 2 млн войск на восточном фронте. 3. В Праге закончена подготовка белогвардейцев-диверсантов в количестве 10 тыс. человек, которые перед началом и в момент войны будут выбрасываться небольшими десантными группами для взрыва мостов, дорог, [совершения террористических] актов и указания целей авиации и т. д.»[376].

Из спецсообщения Разведуправления Генштаба Красной Армии № 66040сс от 16 апреля 1941 г.: «За пятнадцать дней апреля германских войск на восточной границе увеличилось на три пехотных и две моторизованных дивизии, 17 тыс. вооруженных украинцев-националистов и на один полк парашютистов»[377].

Отлично обученные и вооруженные диверсионные группы брали под контроль мосты, охранявшиеся гораздо более слабыми подразделениями войск НКВД по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности, перехватывали и уничтожали автоколонны, перевозившие боеприпасы, топливо и продовольствие для сражающихся войск. Они подключались к линиям связи и давали войскам ложные приказы, убивали делегатов связи и других одиночных военнослужащих.

Генерал-лейтенант артиллерии И. С. Стрельбицкий вспоминал: «Накануне войны в городе появились диверсанты. Они пытались нарушить связь. Из битых кусков зеркал устраивали на крышах ориентировочные знаки для ночной бомбежки. На рассвете 22 июня дорога на бензосклад оказалась перекрытой усиленными нарядами в новенькой форме советской милиции. Колонна грузовиков, прибывших за горючим, выстроилась длинной очередью. Старшины и водители пытались выяснить причины остановки. Но так как в те времена у нас не существовало службы регулирования движения, то водители с заводными ручками набросились на милиционеров и тут-то поняли, что это немцы. Половина разбежалась, остальные сдались. На другой дороге немцы были в форме НКВД, и там водители, простояв около часа, вернулись в городок за указаниями.»[378].

На сегодняшний день нет однозначного мнения по поводу действий немецких парашютно-десантных войск в июне 1941 г. Выброска в советские оперативные тылы множества мелких диверсионно-террористических групп сомнению не подвергается. Их проявления можно при желании проследить, пусть даже по косвенным признакам. Столкновения с диверсантами в форме войск РККА и НКВД были в те дни настолько обычным явлением, что по ним можно писать специальное исследование. Акции таких групп были типовыми: убийства генералов и старших офицеров; искусственное устраивание заторов и пробок на дорогах, особенно у мостов; неправильное регулирование движения транспорта; распространение ложных слухов (типа нарочито истерических воплей «Танки, танки сзади!!!») в расчете на возникновение паники; порча линий и узлов связи; выявление штабов и наведение на них бомбардировочной авиации, при возможности — и самостоятельное уничтожение штабов. Эти диверсионные подразделения изначально предназначались работать «под своих». Вот строки из приказа по 4-й танковой группе от 14 июня 1941 г., касающиеся приданной танкистам роты спецполка «Бранденбург-800» (ее для маскировки называют «охранной ротой»): «Первые захваченные у противника автомашины, в особенности разведывательные бронемашины и им подобные, оружие и боеприпасы, снаряжение должны быть незамедлительно переданы в спецгруппы „охранной роты“, т. к. они им более необходимы для выполнения их специфических задач.»[379].

Известно, что переодетые в советскую форму диверсанты дважды пытались убить командира 13-го мехкорпуса Ахлюстина, причем во время второго покушения был застрелен его зам. по строевой части генерал-майор танковых войск В. И. Иванов (оба случая произошли уже при отступлении). А. Г. Крылов из разведроты 25-го моторизованного полка вспоминал: «24 июня в Свислочи я последний раз видел односельчанина Д. Смирнова. Он вместе с другими бойцами восстанавливал разрушенный мостик. Там нас сформировали и организовали оборону. Командовал там генерал. Меня послали за патронами, и я видел его в белом кителе. От бойцов я услышал, что его фамилия Иванов. Бой был не очень большой. Потом нас забросали минами и выбили. Бежали метров пятьсот. И снова шли толпой. Опять нас формировали без конца, опять были короткие бои». Белый китель, насколько я понимаю, являлся летней повседневной формой высшего начсостава вне строя. Не знаю, почему генерал Иванов надел его. Вряд ли потому, что его обычный китель с черными или полевыми петлицами был испачкан или порван. Скорее всего, он специально хотел выделяться из общей массы, чтобы все видели его («генерал с нами»). Но видели его не только свои солдаты, но и чужие. Белый китель летом — это то же самое, что белый полушубок — зимой. Это то же самое, что поручневая антенна на командирском танке. Мишень, точный ориентир для врага. «Вот он, командир! Бей по нему!»

Начштаба 521-го корпусного батальона связи капитан С. З. Кремнев был свидетелем обоих покушений. Он вспоминал: «К генералу Ахлюстину обратился один полковник и попросил разрешения примкнуть к нашей группе. Он заявил, что отстал от своих и хотел бы двигаться дальше с нами. Генерал Ахлюстин разрешил ему разместиться в своем броневике, в котором до этого ехали, кроме самого генерала, прокурор корпуса, адъютант и водитель. Когда мы двинулись в путь и проехали по лесной дороге несколько километров, вдруг броневик остановился, и из открывшейся дверки вывалились его „пассажиры“ в необычных позах, удерживая за руки подсевшего недавно в машину полковника. Двигавшиеся сзади командиры, в том числе генерал Иванов В. И., начсвязи корпуса майор Мельников, я и другие бойцы и командиры поспешили на помощь. Оказалось, что этот „полковник“, сидевший в броневике сзади генерала Ахлюстина, на ходу выстрелил ему в затылок, но по счастливой случайности пуля только сбила с головы генеральскую фуражку, не задев самого Петра Николаевича. В яростной злобе мы буквально растерзали этого немецкого диверсанта, содрали с него советскую форму и бросили его в канаву. После этого неприятного эпизода мы двинулись дальше в направлении Городище»[380].

Но вот что делать с иными воспоминаниями непосредственных участников событий? Очень многие пишут: «десант, десанты, сражались с десантом…» и так далее. Указывают, что у десантников были противотанковые орудия, минометы и легкие танки (или танкетки). И что среди них были русские и украинцы, но подразделения Красной Армии они из себя не изображали. Большинство историков настроено критически. Их доводы резонны: в документах противника нет подтверждений о крупных десантных операциях на территории СССР; Гитлер после больших потерь при захвате Крита запретил массовое десантирование; в первые дни войны в частях Красной Армии имела место массовая болезнь — «десантобоязнь»; за парашютистов принимались мотострелки в составе передовых отрядов танковых дивизий вермахта. Все это верно, но есть и оборотная сторона медали. При тщательном изучении (по датам, часам и с подробными картами) немецкие подразделения с техникой и легкой артиллерией обнаруживаются в таких глубоких тыловых районах, куда еще ни при каких условиях не могли выйти полевые войска. Допускаю, что десантники, выброшенные 22 июня в ближние тылы советских войск, через день-два могли встречаться с авангардами своих же танковых дивизий и далее действовали совместно. Тактике «глубокого боя», когда все рода войск тесно взаимодействуют, это не противоречит. Если утром 24 июня немецкие танки оказались восточнее Озерницы, так парашютисты не виноваты, что танкисты продвигаются столь стремительно; к тому же это пока еще не немецкий тыл. Охват советской группировки развивается успешно, но пока еще только с левого фланга. В белостокском выступе сосредоточена масса войск, которая пока еще не начала широкомасштабное отступление на линию старой госграницы. Огромная территория от Белостока до Зельвы и далее — все еще под советским контролем. Там действуют органы власти, НКВД и НКГБ, в глубине имеются части армии и внутренних войск. Ее можно называть как угодно (прифронтовой зоной, оперативным тылом и пр.), суть от этого не меняется. И даже если танковые клинья вермахта рвутся к Минску, неужели это достаточное основание, чтобы объявить, будто никакие десанты там не высаживались, а весь «шорох», который там возник, целиком на совести вражеских танкистов. А теперь о том, какой десант вообще следует считать крупным. Согласно т. н. «парадоксу кучи)», рота или батальон в нашем тылу — это много или мало, опасно это или нет? Да, Гитлер запретил выброски воздушных десантов в размерах СОЕДИНЕНИЯ, коим являлась одна-единственная 7-я парашютная дивизия. Но ведь никто из ветеранов и не пишет о том, что немецко-русско-белогвардейские (чуть не написал белорусские — по шаблону «белоказаки, белочехи, белополяки, белокитайцы» — шутка) парашютисты сыпались им на головы тысячами. Двадцать, пятьдесят, сто, двести. Сколько бед может натворить сотня-другая хорошо вооруженных и обученных удальцов? Думаю, что очень много. Ладно, людей выбросить несложно. Идеи бригинженера Грохонского в те времена реализованы не были, но есть свидетельства, что немцы выгружали технику из уже севших самолетов и планеров. Имеются бесспорные данные о нескольких таких случаях, когда десантирование происходило не с неба, а с земли. Белосток, утро 22 Июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Алитус, утро 22 июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Езнас (вблизи от Приенай в Литве, где находился бетонный мост через Неман), 23 июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Район Гродно, утро 22 июня, позиция 68-го укрепрайона, огневые 444-го корпусного артполка. Г. Г. Рак, 2-й дивизион: «Фашистам хотелось уничтожить наши огневые точки, они выбрасывали десанты, для чего использовали планеры, на них десантировали оружие: минометы, мины, пулеметы. Наши воины из взвода управления за Неманом уничтожили два планера и взяли в плен семь десантников»[381]. Надо заметить, планеры опускались в тылу у ведущих бой артиллеристов. Молодечно, 26 июня. Десант высажен на аэродром путем посадки самолетов. Командир 9-й дивизии НКВД полковник В. Н. Истомин в своем отчете указывал: «В районе Слонима 58-й полк имел стычку с большим авиадесантом, а также вновь подвергся нападению с воздуха и якобы атаки танковых частей. Авиадесант был разогнан и частично уничтожен совместно с казачьим эскадроном частей Красной Армии, который этот авиадесант дорубил окончательно»[382].

Есть еще два свидетельства. Первое я сам записал со слов участника событий в 1990 г. Там есть такие строки, в которые — я по натуре вообще-то тоже скептик — я в те годы поверить не мог. И не поверил, и отмахнулся. Ибо это и сейчас звучит фантастично. Бывший авиатор В. Н. Пономарев — я уже ссылался на него — поведал буквально следующее: «Рассказывали, что за Барановичами, ближе к Минску, немецкие диверсанты, переодетые в нашу офицерскую форму, еще задолго до начала войны подготовили посадочную площадку для своих самолетов. Они наняли местных крестьян и после строительства, в первые дни войны, использовали эту площадку для десантирования»[383].

Свидетельство второе. В газете 209-й моторизованной дивизии 17-го мехкорпуса служил младший политрук Иван Стаднюк. Став маститым советским писателем, он еще в годы правления Л. И. Брежнева выдал «на-гора» сразу получивший популярность полудокументальный роман «Война», посвященный событиям на Западном фронте. Но не ищите там описания действий 209-й дивизии и всего 17-го корпуса. Вместо этого Стаднюк пошел по своей оригинальной стезе: к шести мехкорпусам Западного округа выдумал седьмой, «ввел» его в состав 10-й армии (теперь их там стало целых три) и изменил таким «художественным» образом историю первых боев на белорусской земле.

И в своей новой книге «Записки сталиниста» он опять открыл читателям лишь скупую дозу фактов, касающихся его дивизии. Более того, он написал, что 17-й мехкорпус принадлежал 10-й армии, то есть совершил еще одно «открытие». Но меня в «записках» заинтересовало одно место. Когда после разгрома группа из 96 военнослужащих 209-й дивизии пробиралась лесами на восток, таща на себе тяжеленный стальной ящик, снятый с автомашины политотдела, в одну из ночей произошла необычная встреча. Стаднюк пишет: «…дозорные задержали на лесной тропе всадника. Как потом выяснилось, он оказался председателем одного из приграничных колхозов. При нем — мешок с крупной суммой денег. Потребовали объяснений и услышали удивительный рассказ, подтвержденный потом другими задержанными колхозными активистами. Суть его поразительна: за несколько дней до начала войны в конторе колхоза появились два командира Красной Армии, приехавшие на мотоцикле. Заявили, что имеют приказ „откупить“ дальний колхозный луг для военных маневров. Тут же оформили документы, заплатили сумму денег, которую потребовало правление артели за потравленное сено, и строго предупредили: к лугу никому не приближаться, он будет оцеплен охраной… А ночью на луг стали садиться транспортные самолеты с советскими опознавательными знаками. Из них (как подсмотрели сельские пастушки) начали выгружаться немецкие танкетки, бочки с горючим, ящики с боеприпасами и группы военных в советской форме…»

Фантастично? Бесспорно. А если вдуматься? Поставьте себя на место западнобелорусского крестьянина «образца» 41-го года. Только два года прошло, как власть Речи Посполитой сменилась на Советскую власть. Не надо думать, что белорусам «под Польшей» жилось сладко, сытно и привольно. За сочинение стихов на родном языке запросто могли вызвать повесткой в гмину — волость — и там в постерунке — полицейском участке — избить до полусмерти. Только за то, что писал по-белорусски о том, что наболело и о чем мечтается. О том, что будет единая Беларусь и не будет постерунков с польскими жандармами[384]. Нищета, тяжкие налоги, поборы, произвол властей. Только что и оставалось у селян, так это вера в Христа. Пусть даже православные белорусы были вынуждены ходить «до костелу». А для белорусов-латинян католическая Церковь была своей, родной. Но после сентября 39-го даже и этого не стало. Всех согнали в колхозы, храмы закрыли. Имевшие неосторожность публично журить новые порядки вскоре бесследно исчезали. А в июне 41-го «органы» вообще устроили массовую «зачистку» на будущем ТВД. Тысячи семей «неблагонадежных» поляков в Западной Белоруссии были депортированы: посажены в эшелоны и вывезены за Урал — в Сибирь и Казахстан. Генерал КГБ С. С. Бельченко вспоминал, что и в Белостокской области, где поляки составляли большинство населения, были произведены массовые депортации. Он не сомневался, что во время войны они стреляли бы нам в спину. К 22 июня «зачистки» в Белоруссии закончились, в Литве — еще продолжались. Как писал в своей докладной командир 9-й железнодорожной дивизии НКВД: «К началу дня 22 июня 83 и 84 полки 9 дивизии в связи с чекистскими операциями находились на усиленном варианте охраны и обороны объектов. 58, 60 полки несли службу нормально». 83-й полк стоял в Латвии, 84-й — в Литве. Подразделения 58-го и 60-го — в районах от Белостока и Бреста до Барановичей. Но, как вспоминал бывший командир 5-го отдельного МСП НКВД генерал-майор А. С. Головко, война застала его полк в Барановичах в оперативной командировке. Не затем ли, чтобы закончить «мероприятия»? Те, кому пришлось сражаться с врагом на западной границе, ни разу не усомнились в правомерности этой депортации. С человеческой точки зрения акция была варварством. А с военной? Как всегда, у жизни, как и у медали, две стороны — аверс и реверс. Впрочем, выселение в Азию «неблагонадежных» не избавило полностью армию от ударов с тыла: гитлеровская агентура спровоцировала католическое население на открытые выступления диверсионного характера, осквернив 21 июня множество христианских святынь и пустив слухи, что это сделали бойцы РККА.

А теперь вернемся к нашему председателю колхоза. Приходят к вам в правление «командиры РККА» и в ультимативной форме требуют «отдать» самый дальний луг для проведения учений. И чтобы никто поблизости не шлялся. Форма безупречна, документы не отличить от настоящих. А чтобы председатель не сомневался и попусту не любопытствовал, вместе с переодетыми «армейцами» может быть и еще один «офицер», в форме иного ведомства — фуражка с сиреневым околышем и эмблема с мечом на левом рукаве гимнастерки из темно-синего коверкота. А у тебя брата в 40-м взяли, и половина соседей делась неизвестно куда. Пусть уж эти типы в фуражках делают что хотят, лишь бы нас не трогали.

Вот на такие колхозные луга, выровненные и приспособленные под полевые аэродромы, и могли садиться транспортники и десантные планеры противника. И даже если не найдено тому подтверждения в германских штабных документах, это еще ничего не значит. Бумаги — штука непрочная, горят, гниют, к тому же еще и фальсифицируются. Может быть, найдутся еще. Либо десанты с артиллерией и бронетехникой в тылы советских войск из неразгаданных загадок Третьего Райха перейдут в разряд легенд.

Можно долго рассуждать о том, что было и чего не было. И что могло бы быть, если бы… Но есть очевидный факт: 24 июня коммуникации в тылу 3-й и 10-й армий были перерезаны. И выходом к Слониму танковых дивизий группы Гейнца Гудериана и действиями диверсионных подразделений. Случалось, внезапными ударами из засад десантники одерживали верх и над не ожидавшими этого строевыми частями. Так, по свидетельству жителей деревень Лопухово и Селявичи Слонимского района, 24 июня через Лопухово пыталась прорваться на восток и была атакована немцами какая-то артиллерийская часть. В бою погибло много бойцов, уцелевшие отошли в окрестности деревни Селявичи, где их всех безжалостно истребили (десантники пленных не брали). В сентябре 2000 г. в ходе планомерных раскопок неизвестных захоронений советских солдат, павших летом 41-го, среди костей и сохранившихся петлиц двух десятков неизвестных (нашли всего 4 медальона) воинов-артиллеристов была найдена печать технической службы 479-го зенитно-артиллерийского полка ПВО. Тогда все стало ясно: под Лопухово и Селявичами погиб полк или один его дивизион из состава 4-й бригады ПВО. Это было молодое формирование (его нет даже в специальных трудах по истории войск противовоздушной обороны СССР), развернутое между участками Кобринского и Барановичского бригадных районов ПВО. Сам 479-й прикрывал Белосток. Командовал им майор П. П. Шутиков, замом по политчасти был батальонный комиссар Д. П. Наливкин, начальником штаба — капитан Горохов. В архиве И. И. Шапиро нашлись письма только двоих, оставшихся в живых из этого полка: командира огневого взвода С. Н. Болтовского и А. Я. Михайлова. Там почти ничего нет, только факт отзыва, но можно предположить, как все случилось.

По изрядно побитому шоссе (где-то на участке между Зельвой и Слонимом), в душных клубах пыли, на максимально возможной скорости движется большая воинская колонна. Тягачи тащат длинноствольные 76-мм или 85-мм орудия, в кузовах грузовиков сидят бойцы, лежат зачехленные и заботливо укрытые брезентом оптические дальномеры и прочее снаряжение. Офицеры с пушечками на черных петлицах привычно вглядываются в синее, но уже далеко не мирное небо. Жарко, пыль на лафетах орудий, на капотах машин, на гимнастерках, на покрытых потом лицах. Кто-то обмахивается пилоткой, кто-то курит. Нет ни дозора, ни боевого охранения. Зачем, ведь здесь глубокий тыл, да и оперативные войска НКВД наверняка не дремлют, выловят любых диверсантов.

Стоял же рядом с нами в Белостоке 23-й мотострелковый полк НКВД, где они сейчас? И не замечают зенитчики, что на опушке леса блеснула на солнце линза цейсовского бинокля, какие-то рослые парни в темных комбинезонах скинули свежесрубленные березовые ветки с установленных на огневой позиции минометов.

На дорогу обрушивается шквал огня. Бьют по кабинам, по скатам и топливным бакам. Вспыхивает и загораживает дорогу головная машина. Мины густо накрывают остановившуюся колонну. Словно косой осколки срезают мечущихся людей, рвутся баки горящих машин и тягачей.

Никто не пытается развернуть в боевое положение орудия: все снаряды расстреляны еще 22-го. Редкий винтовочный огонь не может остановить нападающих. Но вот кто-то из командиров, оправившись от шока, пытается навести порядок. Колонна велика, разгромлена только ее голова. Полк пятится, сворачивает вправо, в лес, пытается выбраться на Ружанское шоссе, также идущее на Слоним. Но по шоссе уже идут пятнистые танки с короткими пушками и с крестами на бортах и башнях. Заметив грозную на вид, но беспомощную без боеприпасов артиллерийскую часть, они без промедления открывают огонь. Снова горят и взрываются машины, под градом осколков и пуль падают люди. Танки сворачивают с шоссе, «утюжат» колонну, тараня и давя машины и солдат. Бросив технику, уцелевшие пытаются спастись, но снова натыкаются на десантников. И вот все кончено. Немцы с некоторой опаской осматривают разгромленную колонну, не зная, что боеприпасов там нет, взрывается только горючее. Да, «поработали» на славу, двух десятков новых орудий русские лишились. В штабном автобусе находят Знамя полка, расчехляют его, одобрительно щупают тяжелый бархат. Впрочем, оказалось, что в судьбе 479-го ЗАП ПВО была еще одна трагическая страница, но об этом позже.

Возможно, так же как и 479-й полк, сгинул где-то под Слонимом 219-й отдельный дивизион. Если 479-й ЗАП был разгромлен 24 июня, то дивизион утром 25-го еще вел огонь по врагу. Только потом он снялся с позиций и в составе двух батарей (третья погибла при массированном налете на ее огневые) начал свой последний марш к Слониму, где уже хозяйничали немцы. Комдив 219-го ОЗАД ПВО капитан Л. П. Малыгин по сей день числится пропавшим без вести. Не то он погиб при воздушном налете, не то застрелился при угрозе пленения. В Волковыске есть улица имени капитана Малыгина.

Можно сказать со 100 % уверенностью, что так же немецкие десантники разгромили отступающую тыловую часть у деревни Лыски Слонимского района. Там нашли останки примерно 60 человек и только 2 медальона на всех. По одному медальону отозвалась жена и сообщила, что ее муж служил в Крынках в какой-то ремонтной части, вроде бы оружейным мастером. В Крынках были склады с горючим, боеприпасами и прочие тыловые и технические подразделения. Вместе с солдатами ребята из «Батькаушчыны» нашли останки офицера с тремя шпалами на петлицах (подполковник или старший батальонный комиссар) и удостоверением депутата какого-то Совета. Оно плохо сохранилось: удалось только прочитать номер дома и комнаты. Местные жители рассказали, что когда десантники окружили подполковника и предложили ему сдаться, он продолжал отстреливаться из нагана (наган тоже нашли). Тогда они просто забросали его гранатами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.