В УКРЫТИИ

В УКРЫТИИ

Неделю мы провели в подвале, и тогда Лейда сказала, что надо набраться храбрости и сходить домой за одеждой. Моя мама до сих пор удивляется, откуда нашлась у них эта смелость. Хутора, мимо которых они проходили, были заполнены ранеными красноармейцами. Хлебные поля, которые еще неделю назад волнами колыхались на ветру (моя мама говорила, что ей нравилось смотреть на эти ритмичные движения, напоминающие песню или танец), теперь были растоптаны кавалерией и уже не могли отдать людям зерно.

Армия уничтожила весь домашний скот и птиц, не было даже собаки. Моя мама тихонько подзывала ее по кличке, но ее нигде не было видно. Из шкафов все было выброшено, простыни солдаты использовали на перевязки. В момент, когда беженцы вошли в дом, кто-то из солдат совал в рот муку, кто-то ел поставленное моей бабушкой тесто. Моя мать говорила, что все вокруг изменилось до неузнаваемости и выглядело совершенно удручающе, и солдаты выглядели как сумасшедшие, так как остались в немецком окружении, выбраться из которого им было сложно.

При виде такой картины сестры поспешили прочь из родной деревни. На обратном пути в лесу им повстречался молодой парнишка, бледный, в слезах, он рассказал, что по поручению комсомола он должен был гнать большое стадо коров из Выру за 100 километров в Россию. Угон скота в Россию был одним из тактических шагов Сталина. По пути часть коров попала под немецкую бомбежку, часть разбежалась, часть просто пала. Коров никто не доил, вымя разрывалось от молока. Паренек заблудился и теперь не знал что делать. Сестры позвали его с собой в подвал, но он боялся, что придут солдаты и расстреляют его. Он так и остался там, на лесной дорожке, перепуганный, и что с ним стало – неизвестно.

В одно воскресное утро, когда моя мама и ее семья вышли из укрытия, они заметили, что над лесом со стороны деревни поднимается дым. Их мать с криком «Теперь сожгут и нашу деревню!» в отчаянии побежала, как бы надеясь что-то спасти. Но вскоре она, обессиленная, вернулась к погребу. Вся семья и без слов понимала, что после поджога в деревне ничего уже не осталось. Что они бездомны и нищи. Красноармейцы разграбили деревню, немцы же сожгли и сровняли ее с землей. После к погребу подъехали немецкие солдаты на мотоциклах и сказали, что им ничего другого не оставалось, как только поджечь деревню, ибо хотели поймать русских. Вайке рассказывает, что это был конец той маленькой деревни: «Не осталось ни одного животного, ни одежды, ни зерна, ничего. Больше всего нам почему-то было жалко ту мамину с отцом фотографию, которая висела над комодом и на которую мы любили смотреть, когда хотели вспомнить об отце».

Так началась в Эстонии немецкая оккупация. Крестьяне, чьи дома сохранились, пришли к погребу, чтоб предложить помощь маминой семье. Каждый что-то дал, кто скотину, кто какую-то утварь. Хозяйки окрестных хуторов обещали взять к себе детей, пока строится дом, и позаботиться о школьной одежде. Моя мама пошла нянькой к сестре мужа Лейды Лидии Пальм, Вайке – в чужую семью. Лейде и Оскару немцы предоставили продырявленную пулями военную палатку, где они временно стали жить. Мамина сестра Лейда и ее муж сразу начали строить новый дом, вместе с ними и моя мама. Между тем моя мама перебралась к старшей сестре помогать в строительстве (она жила с ними в палатке). Но был уже октябрь, а в палатке было сыро, у нее начался радикулит, и она не могла даже вставать, не говоря уже о том, чтобы ходить. «В конце концов, мы смирились со своим положением. Вскоре были готовы и небольшие дома. Мы верили, что к Рождеству война прекратится, и тогда мы построим себе большой дом. Но война затягивалась, и в 1944 году, когда вернулись русские, снова начали уводить людей в тюрьму», – вспоминает моя мама.

Рождество 1941 года было полно печали и траура. Поэтесса Марие Ундер написала стихотворение «Рождественское поздравление 1941», первая строфа которого звучит так:

Я бреду – заснежена дорога –

вдоль страдающей земли родной.

Преклонюсь у каждого порога:

дома нет, где горе – стороной.

(Перевод Линды Лаур)

К Рождеству Лидия сшила моей маме красивое платье, а ее муж Карл смастерил ей мягкие кожаные тапочки. Все дети выстроились в школе под елкой и ждали Вайке, так как сестры-близняшки должны были выступать вместе. А Вайке стояла в комнате интерната и плакала, ибо у нее не было такой же красивой одежды, как у ее сестры, – девочки привыкли ходить одинаково одетыми. В семье, где нашла приют Вайке, хозяйка перешила для нее свою старую юбку и дала толстые черные рейтузы. Но пришла учительница и утешила Вайке, подарила сестрам шелковую розовую ленточку для волос. Девочки пошли и спели у елки, и ни один ребенок не смеялся над одеждой Вайке. Именно таким запомнилось им это Рождество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.