Глава 3 Диверсант «голубых кровей»

Глава 3

Диверсант «голубых кровей»

Главный свидетель обвинения

30 ноября 1945 г. шел семнадцатый день судебного процесса над группой главных нацистских военных преступников в Международном военном трибунале Нюрнберга. На утреннем заседании трибунала произошло событие, ставшее главной сенсацией начавшегося процесса: Роберт X. Джексон, главный обвинитель от США, вызвал во Дворец правосудия главного свидетеля обвинения с американской стороны. В первый и последний раз на этом процессе место на свидетельской скамье занял генерал—майор вермахта. Этот человек был посвящен во многие тайны Третьего рейха и сам был организатором и вдохновителем множества совершенно секретных операций германского политического руководства и ОКБ. В прошлом первоклассный австрийский контрразведчик, он впоследствии возглавлял один из ключевых отделов Управления Аусланд/Абвер/ОКВ — абвер–2.

Полковник Джон Харлан Эймен, сорокашестилетний юрист американской армии, как «прикомандированный обвинитель» от США даже в самых смелых мечтах не мог предположить, что пробил его звездный час.

Итак, включаемся в судебный процесс.

Медленно открылась дверь, и к свидетельскому барьеру подошел худой изнуренный человек с ввалившимися щеками — Эрвин Эдлер фон Лахузен—Вивремонт (в дальнейшем — Лахузен). Председатель суда, лорд Лоуренс, представлявший на этом процессе Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, внушительно произнес:

— Прошу внимательно выслушать и повторить за мной: «Именем Господа нашего, единого и всемогущего, клянусь говорить только правду и ничего кроме правды…». Вслед за лордом Лоуренсом генерал Лахузен громко и отчетливо повторил текст официальной присяги.

Председатель: Вам не кажется, что свидетелю нужно присесть?

Полковник Эймен: Я тоже так считаю. Тем более что у генерала порок сердца, и я опасаюсь осложнений в связи с нервной перегрузкой.

Председатель: Хорошо, прошу вас, присаживайтесь.

Полковник Эймен: Назовите суду дату и место вашего рождения.

Лахузен: Я родился 25 октября 1897 г. в Вене.

Полковник Эймен: Кто вы по профессии?

Лахузен: Я был профессиональным солдатом.

Полковник Эймен: Где вы получили образование?

Лахузен: Я получил образование в Австрии, в Военной академии Марии—Терезии в Винер—Нойштадте.

Полковник Эймен: Когда вы были произведены в офицеры?

Лахузен: В 1915 г. я получил первый офицерский чин — лейтенант от инфантерии.

Полковник Эймен: В каком звании вы были в 1930 г.?

Лахузен: В 1930 г. я был гауптманом.

Полковник Эймен: Вы продолжили свое образование после 1930 г.?

Лахузен: В 1930 г. я поступил в Австрийскую военную школу и окончил курсы подготовки офицеров Генерального штаба. Это учебное заведение приблизительно соответствует Военной академии вермахта.

Полковник Эймен: Сколько времени заняла учеба на этих курсах?

Лахузен: В общей сложности я проучился в военной школе 3 года.

Полковник Эймен: В каком подразделении регулярной австрийской армии вы проходили службу в 1933 г.?

Лахузен: В 1933 г. я служил во 2–й дивизии, так называемой Венской дивизии.

Полковник Эймен: В чем заключались ваши служебные обязанности?

Лахузен: Я был офицером дивизионной разведки. Вопрос о моем назначении был решен еще во время моей учебы на курсах Генштаба.

Полковник Эймен: При каких обстоятельствах вы получили очередное воинское звание?

Лахузен: Я получал очередной офицерский чин согласно существовавшему тогда в австрийской армии положению о присвоении воинских званий: майора — в конце 1933 и оберстлейтенанта — летом 1936 после перевода в австрийский Генштаб.

Полковник Эймен: Что вы можете сообщить суду о вашем переводе в разведывательное управление, состоявшемся приблизительно в это же время?

Лахузен: Я действительно был откомандирован в разведуправление при австрийском Генштабе, которое выполняло те же функции, что и абвер в вермахте. Должен добавить, что это управление было создано в Австрии только в 1936 г. До 1936 подобного рода разведслужбы в австрийской армии не было. Военная разведка прекратила свое существование вместе с крахом австро—венгерской империи в 1918 г. Мое назначение было связано с планами высшего военно—политического руководства страны воссоздать австрийскую военную разведку. В связи с новым назначением я прошел специальную подготовку на курсах Генштаба.

Полковник Эймен: Расскажите суду о том, как вы оказались на службе в абвере.

Лахузен: После аншлюса я был автоматически переведен в ведомство адмирала Канариса — Управление Аусланд/Абвер/ ОКБ.

Полковник Эймен: Расскажите подробнее, какой пост занимал Канарис в абвере?

Лахузен: В то время Канарис был начальником Управления разведки и контрразведки Верховного командования вооруженных сил Германии.

Полковник Эймен: В чем заключались ваши обязанности?

Лахузен: Я был автоматически переведен в абвер–1. Этот отдел занимался организацией разведки за границей и сбором секретной информации о вероятном противнике. Я работал под началом тогдашнего руководителя отдела «Абвер–1», оберста немецкого Генштаба Пикенброка. Канариса и Пикенброка я хорошо знал еще по Австрии.

Полковник Эймен: Адмирал Канарис был вашим непосредственным начальником?

Лахузен: Адмирал Канарис был моим непосредственным начальником.

Полковник Эймен: Вам доводилось выступать в роли официального представителя или заместителя адмирала Канариса?

Лахузен: Да. Это происходило всякий раз, когда отсутствовал его официальный заместитель, оберст Пикенброк. А также в тех случаях, когда Канарис считал необходимым представить своим заместителем именно меня.

Полковник Эймен: Доводилось ли вам встречаться в этом качестве с генерал—фельдмаршалом Кейтелем?

Лахузен: Да.

Полковник Эймен: Не принимали ли вы участия в совещаниях, на которых присутствовал господин Гитлер?

Лахузен: Да, я принимал участие в нескольких оперативных совещаниях, на которых присутствовал или председательствовал Гитлер.

При даче свидетельских показаний генерал—майор Лахузен категорически отрицал причастность к совершению военных преступлений, возлагая всю полноту ответственности на непосредственное руководство из ОКБ и Министерство иностранных дел. Определенный интерес представляют протоколы перекрестного допроса Лахузена защитником шефа ОКБ Канариса, доктором юридических наук Отто Нельте, и защитником министра иностранных дел фон Риббентропа, доктором юридических наук Фрицем Заутером.

Доктор Нельте: Сколько времени вы были знакомы с господами Канарисом и Пикенброком?

Лахузен: Я познакомился с ними в 1937, когда служил в разведуправлении австрийского Генштаба.

Доктор Нельте: Существовали ли в то время какие—либо связи военного характера между абвером в лице Канариса и вами?

Лахузен: Существовала вполне устойчивая связь не только между нашими разведслужбами, но и между австрийской армией и вермахтом с легальным обменом разведывательной информацией. Легальным в том смысле, что этот обмен происходил с ведома и по поручению соответствующих инстанций. Я бы даже сказал, что у нас сложились плодотворные рабочие отношения в военной области, заключавшиеся в обмене развединформацией по граничащим с Австрией странам.

Доктор Нельте: Мне хотелось бы узнать, ограничивались ли ваши контакты с Канарисом только служебными рамками, или же они имели продолжение и во внеслужебное время? В этой связи меня как защитника интересует отношение армейских кругов Австрии к аншлюсу.

Лахузен: Относительно того, что вы называете «личными контактами», то я встретился с Канарисом один—единственный раз не по служебным делам в министерстве обороны Австрии, в кабинете начальника австрийского Генштаба.

Председатель: Прошу «защиту» повторить вопрос свидетелю.

Доктор Нельте: Я задал вопрос господину свидетелю — в какой степени личные контакты господ из немецкого Генштаба и абвера и господ из австрийского Генштаба и разведки оказали влияние на проведение политики аншлюса.

Лахузен: Я уже сказал о том, что это не были личные контакты, по крайней мере, в том смысле, какой вкладывает господин адвокат. Единственная встреча с Канарисом в неофициальной обстановке состоялась один раз — тому есть свидетели, сидящие в этом зале (вся эта история хорошо известна фон Папену). Я ни минуты не разговаривал с Канарисом наедине, а только в присутствии моего непосредственного начальника, который действительно сделал несколько замечаний о политической ситуации в стране и о проблеме присоединения Австрии. Как младший офицер я не мог позволить себе высказывания по политическим вопросам. Никаких двусмысленных разговоров не вел, насколько я помню, и сам Канарис.

Доктор Заутер: Господин свидетель, после захвата Гитлером Австрии в 1938 г. вы подали рапорт о переводе в вермахт…

Лахузен: Нет, я не подавал такой рапорт. В этом не было никакой необходимости. Во—первых, я не был случайным или посторонним человеком в разведке; во—вторых, я всегда относился к выполнению возложенных на меня служебных обязанностей со всей добросовестностью и профессионализмом, и мое имя кое—что значило в австрийском Генштабе. С ведома австрийского правительства и в определенном смысле германских властей, вернее, ограниченного круга компетентных лиц с германской стороны, я занимался выполнением конфиденциальных поручений, лежащих вне сферы австрийских внутриполитических проблем. Специфика служебной деятельности обусловливала достаточно тесные контакты с вермахтом, итальянским и венгерским правительствами. Особо подчеркиваю, что круг моей компетенции всегда определялся властями и служебными инстанциями. Все это политика, за которую я не могу нести ответственность.

Доктор Заутер: Мне кажется, что вас подвела память — непосредственно перед вторжением вермахта в Австрию вы отправились в берлинский Генштаб, что вы категорически отрицаете, и подали рапорт о переводе в германскую армию. Тогда вы заполнили специальную анкету, в которой засвидетельствовали преданность рейху и лично Адольфу Гитлеру, а несколько позже вы принесли присягу «фюреру немецкого народа».

Лахузен: Я никогда не отрицал, что все происходило именно так, как вы говорите — это была общепринятая процедура в конкретной ситуации и при переводе на новое место службы.

Доктор Заутер: До этого вы утверждали, что не подавали никакого рапорта. Между тем, я располагаю информацией о том, что вы и сопровождавшие вас два или три офицера были первыми военнослужащими австрийской армии, которые выехали в Берлин и подали рапорт на имя начальника Генштаба сухопутных войск, генерал—оберста Людвига Бека, о переводе в вермахт.

Лахузен: Я был бы вам крайне признателен, если бы мы больше не возвращались к обсуждению этого вопроса, поскольку я уже дал исчерпывающие и однозначные объяснения по сути проблемы. Не было нужды хлопотать о моем трудоустройстве в вермахте потому, что к тому времени мое имя было достаточно широко известно в военных кругах. Я могу объяснить вам и причины столь поспешного выезда в Берлин. Я уже говорил, что по поручению командных инстанций австрийского разведуправления сотрудничал с разведслужбами разных стран и разрабатывал отдельные направления. В то время в сфере ближайших интересов Австрии находилась Чехословакия. В разработке чехословацкого направления и моем переводе в Управление Аусланд/Абвер/ОКВ был заинтересован и мой будущий шеф Канарис, знавший меня по предыдущей служебной деятельности в Австрии. Так что именно Канарис и Бек были инициаторами моего нового назначения.

Воздушная разведка

Эксперты Управления Аусланд/Абвер в числе первых осознали значимость технических методов разведки для ведения блицкрига — современной молниеносной войны. К 1939 г. абвер располагал самой мощной в мире системой воздушной разведки, во многом обеспечившей успехи вермахта в польской и французской кампаниях. Ни в одной стране мира самолеты—разведчики не имели такого первоклассного оснащения, так же как и ни одни ВВС не совершали такое количество разведывательных самолето—вылетов, как люфтваффе. Широкомасштабная воздушная разведка сопредельных стран была грубейшим нарушением нейтралитета, поэтому в число посвященных входила ограниченная группа высокопоставленных офицеров Генерального штаба и немецких разведведомств.

Полковник Эймен: Вам знакомо имя оберста Ровеля?

Лахузен: Да.

Полковник Эймен: Что вам известно о нем?

Лахузен: Ровель был офицером люфтваффе, оберстом люфтваффе.

Полковник Эймен: Известно ли вам что—нибудь об эскадрилье особого назначения люфтваффе, которой он командовал?

Лахузен: По приказу Управления Аусланд/Абвер эскадрилья «Ровель» выполняла полеты на сверхбольших высотах для аэрофотосъемки интересующих командование районов или стран.

Полковник Эймен: Присутствовали ли вы во время его докладов адмиралу Канарису в штаб—квартире?

Лахузен: Да, время от времени я при этом присутствовал.

Полковник Эймен: Не могли бы вы вспомнить, о чем конкретно сообщал Ровель во время этих докладов?

Лахузен: Ровель докладывал о результатах разведывательных полетов и демонстрировал аэрофотоснимки, если мне не изменяет память, с комментариями экспертов абвер–1, группы «Воздух».

Полковник Эймен: Вам известно, над какими районами совершались разведывательные полеты?

Лахузен: Это были аэрофотоснимки территорий Польши, потом Англии и Юго—Восточной Европы. Я не могу сейчас точно сказать, какие именно районы вызывали интерес командования. Я знаю только то, что эскадрилья дислоцировалась под Будапештом.

Полковник Эймен: Вы сами держали в руках какие—нибудь аэрофотоснимки?

Лахузен: Конечно.

Полковник Эймен: Не могли бы вы сообщить суду, когда, с вашей точки зрения, были осуществлены ранее упомянутые разведывательные полеты над Лондоном и Ленинградом?

Лахузен: Я не смогу назвать точные даты. Я вспоминаю только о состоявшемся в моем присутствии разговоре между Ровелем, Канарисом и Пикенброком — они обсуждали уже состоявшиеся разведывательные полеты и анализировали полученную информацию. Могу добавить, что самолеты—разведчики взлетали с аэродромов под Будапештом. Я был лично знаком с несколькими пилотами эскадрильи особого назначения и один раз совершил перелет из Будапешта в Берлин на их самолете.

Полковник Эймен: Назовите суду год или годы, когда эскадрилья «Ровель» совершала разведывательные полеты.

Лахузен: Эти полеты происходили в 1939 г. перед началом польской кампании.

Полковник Эймен: Были ли вы осведомлены о захватнических планах Третьего рейха как один из руководителей абвера?

Лахузен: Я был осведомлен в той мере, в какой эти планы касались деятельности Управления Аусланд/Абвер/ОКВ.

Полковник Эймен: Имели ли вы доступ к информации, получение которой было недоступно рядовым сотрудникам или армейским офицерам?

Лахузен: Да, естественно. Доступ к совершенно секретной информации был одной из привилегий моего служебного положения.

31 августа 1939 г. несколько переодетых в форму солдат польской армии немецких уголовников, которым было обещано досрочное освобождение, совершили нападение на радиостанцию в Глейвице на германо—польской границе. Глейвицкий инцидент стал поводом для вторжения вермахта в Польшу. Общее руководство операцией осуществлял шеф РСХА Рейнхард Гейдрих, а Управление Аусланд/Абвер принимало активное участие в подготовке акции на ее начальной стадии.

Полковник Эймен: Имела ли какое—либо кодовое обозначение провокация германских спецслужб на глейвицкой радиостанции?

Лахузен: В журнале боевых действий моего отдела записано, что эта операция, состоявшаяся непосредственно перед началом польской кампании, получила кодовое обозначение «Гиммлер».

Полковник Эймен: Сообщите суду о характере взаимодействия абвера и РСХА в ходе подготовки к данной операции.

Лахузен: Мне предстоит дать показания об одной из самых засекреченных и таинственных операций абвера за всю его историю. Приблизительно в середине августа 1939 — точную дату можно посмотреть в журнале боевых действий — отделы «Абвер–1» и «Абвер–2» получили приказ подготовить несколько комплектов обмундирования солдат польской армии, соответствующую амуницию и экипировку для операции «Гиммлер». Этот приказ (об этом есть соответствующая запись в журнале отдела, сделанная не мной, а моим адъютантом) Канарис получил из оперативного управления ОКБ или Военного министерства. Если я не ошибаюсь, в связи с операцией прозвучало имя Вальтера Варлимонта, заместителя начальника оперативного отдела ОКВ.

Полковник Эймен: Значит, вы не знаете, кто конкретно отдал этот приказ?

Лахузен: Нет, я и не мог об этом знать. Это была обычная практика и обычный приказ. Конечно, мы как начальники отделов имели некоторые предположения на этот счет, да и название «Гиммлер» говорило само за себя, но не имели никакого понятия о конечных целях операции. В то время я записал в журнал отдела интересовавший меня вопрос: почему господин Гиммлер требует от нас польское обмундирование и снаряжение?

Полковник Эймен: Что должен был делать абвер с полученным польским материалом?

Лахузен: Мы должны были подготовить обмундирование и снаряжение, а потом кто—то из СС или СД — его фамилия записана в журнале боевых действий — должен был все это забрать.

Полковник Эймен: Когда в абвере узнали о предназначении собранного материала?

Лахузен: Я ничего не знал о конечных намерениях руководства в то время, впрочем, детальный план операции не известен мне вплоть до сегодняшнего дня. Конечно, у многих из нас было подсознательное ощущение, что затевается какая—то грязная история. Чего стоило одно только название операции!

Полковник Эймен: Канарис рассказал вам впоследствии, что же на самом деле произошло на границе?

Лахузен: Мы узнали об этом несколько раньше, когда получили официальное сообщение вермахта о нарушении государственной границы и нападении поляков или польских подразделений на немецкую радиостанцию. Эту сводку зачитал Пикенброк и сказал приблизительно следующее: «Теперь—то понятно, зачем им понадобилась польская униформа…». В этот день или несколькими днями позже Канарис сообщил, что несколько переодетых в польскую форму заключенных из концлагерей инсценировали нападение на радиостанцию в Глейвице (по—моему, название какого—либо другого населенного пункта не упоминалось)…

Как профессиональный солдат Лахузен не мог не знать, что использование военной формы противника за линией фронта является тягчайшим нарушением всех писаных и неписаных законов войны. Справедливости ради нужно отметить, что этим грешили не только немцы: так воевали диверсанты Разведупра РККА и 4–го управления НКВД (Отдельный мотострелковый батальон особого назначения — ОМСБОН), британские коммандос и американские рейнджеры.

Директивы «пятой колонне»

Эти документы так и не появились на заседаниях Международного военного трибунала в Нюрнберге. Работая над этой книгой, я нашел их в Варшаве, в архивах Комиссии по расследованию военных преступлений. 23 августа 1939 г., за 9 дней до начала войны, Лахузен подписал служебную инструкцию, свидетельствующую о том, какую роль играл он как руководитель абвер–2 в организации «пятой колонны» на территории Польши:

Сов. секретно. Документ командования. № 1540/39. Берлин, 23 августа 1939.

Отпечатано 120 экз.

Вручить лично. Только через офицера.

Экз. № 11.

1. Симпатизирующие нам представители национальных меньшинств, не задействованные в боевых операциях вермахта, могут быть использованы:

а) в униформе регулярной польской армии, пограничной службы и других государственных учреждений;

б) как гражданские лица, без оружия, выдающие себя за беженцев, могут быть использованы при занятии вермахтом отдельных населенных пунктов.

Оружие, экипировка и амуниция этих лиц должна быть размещена на дивизионных пунктах базирования.

В обоих случаях представители национальных меньшинств должны быть отделены от лиц коренной польской национальности и размещены на сборных пунктах (временно в качестве военнопленных на тех участках фронта, где они попали в плен или перешли на нашу сторону).

Организация сборных пунктов и устройство дивизионных пунктов базирования возлагается на 1–«с» (старший офицер службы разведки и контрразведки. — Примеч. перев.) штабов корпусов.

2. Представители национальных меньшинств, задействованные в боевых операциях вермахта, могут быть использованы:

а) в униформе регулярной польской армии, пограничной службы и других государственных учреждений; они могут быть сведены в боевые части или действовать малыми группами за линией фронта;

б) как гражданские лица (партизанские формирования, вооруженные немецким и прочим оружием, взрывчаткой и средствами взрывания);

в) как агенты—парашютисты в военной форме (в качестве опознавательных знаков могут выступать, например, зелено—серо—коричневые комбинезоны парашютистов с желтыми петлицами и нашивками) или в гражданской одежде с оружием, взрывчаткой и средствами взрывания.

3. Следует помнить и о том, что в связи с усилением погранично—пропускного режима, ужесточением полицейских мероприятий и т. п., не все действующие во вражеском тылу «военные организации» и «группы саботажа» могут быть оповещены об изменениях в системе опознавательных знаков, паролей и т. д. В случае их захвата в плен с ними следует обращаться не как с военнопленными, а как с поднадзорными до выяснения всех обстоятельств.

Лахузен

На основе служебной инструкции Лахузена была разработана «Памятка военнослужащего». Через два дня после инцидента в Глейвице под Познанью был сбит боевой самолет люфтваффе, и среди прочих документов в руки сотрудников польских спецслужб попал один из экземпляров «Памятки»:

«Памятка военнослужащего».

Для ознакомления личного состава вермахта.

1. В Польше проживают не только лица коренной польской национальности. В различных районах страны компактно проживают представители германских национальных меньшинств и других этнических групп, симпатизирующих Германии.

2. Налицо стремление угнетенных поляками этнических групп избавиться от польского ига и поддержать освободительную борьбу вермахта.

3. В первую очередь это относится к этническим немцам, которые со времени подписания в Версале мирного договора проживают на отторгнутых от фатерланда территориях. Они приложат максимум усилий для возвращения в лоно германской цивилизации, и мы вправе ожидать от них активных действий:

а) уклонение резервистов из числа фольксдойче от призыва в польскую армию и переход на сторону вермахта;

б) представители национальных меньшинств, призванные в ряды польской армии, переходят на германскую сторону со всем оружием и снаряжением;

в) не исключено, что окажется возможным боевое использование сформированных из представителей нацменьшинств подразделений на направлениях наступательных ударов вермахта (захват, удержание и разминирование стратегических железнодорожных и автодорожных мостов или проведение диверсий в тылу польской армии, например, блокирование транспортных коммуникаций и линий связи).

4. Разработана система опознавательных знаков и паролей для действующих на вражеской территории боевых отрядов, сформированных из этнических немцев и симпатизирующих нам негерманских народностей:

а) красный платок (размером с обычный носовой платок) с окружностью желтого цвета в центре;

б) светло—голубая нарукавная повязка с окружностью желтого цвета в центре;

в) серо—коричневые комбинезоны с эмблемой желтого цвета в петлицах (стилизованная граната) и желтыми нашивками на левом рукаве;

г) будут задействованы дополнительные контингенты, сформированные из представителей нацменьшинств, со следующими опознавательными знаками:

— нарукавная повязка со свастикой;

— пистолеты «Штейр» (П–12), пулеметы МГ–34 и ручные гранаты чехословацкого образца;

д) общий пароль для немецких, польских, украинских, русских и чешских подразделений: «эхо» (практически одинаково произносится и пишется на этих языках).

5. В связи с вышеизложенным следует обращать особое внимание на боевое использование формирований нацменьшинств противником, а также применение врагом оговоренной выше системы опознавательных знаков и паролей.

6. Не следует забывать о том, что не все фольксдойче имели возможность уклониться от призыва в польскую армию, а некоторые из них выполняют в ее составе секретные задания.

7. Представители нацменьшинств, перешедшие на сторону вермахта, а также взятые в плен в бою, должны быть отделены от солдат коренной польской национальности. С ними следует обращаться, как с военнопленными.

8. Солдат, помни о коварстве и жестокости польского характера! Спецотряды поляков вполне могут пытаться выдавать себя за представителей дружественных Германии национальных меньшинств.

9. Солдат, ты вступаешь на территорию, где проживает преимущественно германское население. Не забывай о том, что эта война началась для того, чтобы объединить германские народы под сенью «тысячелетнего рейха». От тебя зависит, как встретят вермахт на десятилетия оторванные от фатерланда немцы.

Абвер и ОУН

На нескольких заседаниях Нюрнбергского трибунала всесторонне изучался вопрос формирования и боевого использования диверсионных подразделений из числа лиц негерманской национальности.

Полковник Эймен: Что вам известно и вообще известно ли вам что—нибудь об украинских формированиях в составе «Бранденбург–800»?

Лахузен: В соответствии с официально провозглашенными фон Риббентропом внешнеполитическими доктринами рейха и полученными адмиралом Канарисом распоряжениями от начальника штаба ОКБ, генерал—фельдмаршала Кейтеля, аб—вер–2 проводил подготовку восстания в Галиции, главными целями которого была ликвидация коммунистов, евреев и поляков. Насколько мне известно, это решение было принято на совещании в салон—вагоне фельдмаршала Кейтеля.

Генерал Руденко (главный обвинитель от СССР): Свидетель Лахузен, правильно ли я вас понял, что повстанческие украинские подразделения были сформированы по приказу ОКБ?

Лахузен: Да, и это были в основном эмигранты из Галиции.

Генерал Руденко: И из этих переселенцев были сформированы отряды коммандос?

Лахузен: Да, хотя слово «коммандос» будет, наверное, не совсем точным. Это были люди, которые прошли военную или даже полувоенную подготовку в специальных лагерях.

Генерал Руденко: Какие задачи ставились перед ними?

Лахузен: Как я уже сказал, это были переселенцы из Галицийской Украины, сотрудничавшие с Управлением Аусланд/Абвер/ОКБ.

Генерал Руденко: Какие конкретные задачи ставило перед украинскими коммандос немецкое командование?

Лахузен: После начала боевых действий командные инстанции — ОКБ и руководство абвера, к которому относился и я — определяли перечень задач, исходя из оперативной обстановки на фронте.

Генерал Руденко: Меня интересуют конкретные задания этих боевых групп.

Лахузен: Они проводили диверсионные операции в тылу вражеского фронта — диверсионные операции всех видов.

Генерал Руденко: В каких районах или областях?

Лахузен: Эти операции проводились на территории тех стран, с которыми Германия находилась в тот момент в состоянии войны. В данном конкретном случае речь идет о Польше, вернее, о действиях спецподразделений в Польше.

Генерал Руденко: Естественно в Польше. Какие еще операции, кроме акций саботажа, проводили ваши агенты?

Лахузен: Агенты группы «С» (саботаж и разрушение) минировали и взрывали мосты и другие стратегические объекты. Какие военные цели подлежат первоочередному уничтожению, определяло оперативное управление ОКБ. Я бы сформулировал задачу спецподразделений как разрушение стратегических военно—промышленных объектов на территории противника.

Генерал—майор юстиции Никитченко (член Международного трибунала от СССР): На каких еще совещаниях принимались решения об уничтожении украинцев и сожжении украинских населенных пунктов?

Лахузен: Хочу уточнить заданный вопрос, какое именно совещание интересует генерала? Состоявшееся в спецпоезде фюрера незадолго до взятия Варшавы в 1939? Если да, то из собственноручной записи Канариса в журнале боевых действий следует, что совещание состоялось 12 сентября 1939. Смысл сформулированного фон Риббентропом распоряжения, переданного Кейтелем адмиралу Канарису в виде приказа, заключается в следующем: ОУН (Организация украинских националистов), которая сотрудничала с абвером в военных вопросах, должна была поднять восстание в Польше, опираясь на проживающих там украинских эмигрантов. Целями восстания была ликвидация поляков и евреев. Если говорить о поляках, то имелось в виду уничтожение национальной интеллигенции и в первую очередь тех, кто был готов принять участие в движении национального сопротивления. Так что идея заключалась не в уничтожении украинцев, а, наоборот, — в сотрудничестве с ними и решении чисто политических и террористических задач. Об этом есть соответствующая запись в журнале боевых действий Управления Аусланд/Абвер/ОКВ. Можно легко убедиться в том, что речь шла о чисто диверсионной подготовке 500 или 1000 человек из ОУН.

Генерал—майор Никитченко: Эти приказы подписаны фон Риббентропом и Кейтелем?

Лахузен: Приказы подписаны фон Риббентропом.

Следует добавить, что Лахузену как руководителю отдела «Абвер–2» подчинялся и Учебный полк особого назначения «Бранденбург–800», в состав которого входил и батальон «Нахтигаль» («Соловей»), сформированный из украинских эмигрантов. Командовал батальоном оберлейтенант доктор Альбрехт Херцнер, а «общее политическое руководство и надзор» осуществлял Теодор Оберлендер. В составе штурмовой группы вермахта батальон «Нахтигаль» зверствовал во Львове в начале июля 1941. За неделю учиненных погромов во Львове погибло от трех до пяти тысяч поляков и евреев — мужчин, женщин, детей, стариков. В 1960 Верховный суд ГДР рассмотрел дело Теодора Оберлендера и заочно приговорил проживавшего в ФРГ бывшего командира батальона «Нахтигаль» (впоследствии федерального министра снабжения) к пожизненному заключению за военные преступления, совершенные на временно оккупированной территории СССР, и преступления против человечности.

Сотрудничество со спецслужбами США

Эрвин Эдлер фон Лахузен—Вивремонт руководил диверсионными операциями за границей и в тылу войск противника с 1938 по 1943. Еще в 1941 он был произведен в оберсты и награжден сравнительно редким «Золотым немецким крестом». В 1943 был отправлен на Восточный фронт и назначен командиром 41–го истребительного полка. В декабре 1944 по приказу Гитлера отозван с передовой и назначен руководителем разведуправления 12–го военного округа (Вена). Новое назначение было связано с так и не осуществленным намерением Адольфа Гитлера организовать последнюю линию обороны в Альпах (операция «Альпийский редут»). Лахузен получил звание генерал—майора в январе 1945, а в мае 1945 сдался в плен американцам, которые переправили его в следственный спецлагерь западных союзников Бад—Нендорф под Ганновером. Вездесущие журналисты разыскали Лахузена, и вскоре в одной из нью—йоркских газет появился сенсационный репортаж:

«…Над Лахузеном «от всей души» поглумились костоломы из полукриминального контингента, набранного британскими оккупационными властями для охраны следственных лагерей. С выбитыми зубами и синяками на лице, он едва передвигал ноги от систематических побоев. Подобного рода обхождение заставило бы озлобиться и отказаться от сотрудничества и куда менее гордого человека. Лахузен выдержал это испытание и в непростой ситуации повел себя как «офицер и джентльмен» — в истинном смысле этого выражения, избитого частым и не всегда оправданным употреблением. Несмотря на избиения в Бад—Нендорфе он принял решение рассказать все, что было ему известно…».

Практикуемая в американском правосудии сделка с подозреваемым, когда в обмен на определенного рода гарантии последний соглашается на сотрудничество с органами дознания и следствия, в конечном итоге принесла Лахузену ощутимые дивиденды: он не вошел в число главных военных преступников, а вскоре после окончания судебного процесса был освобожден из—под стражи «за активную помощь западным союзникам в организации и проведении первого процесса в Нюрнберге».

Лахузен вернулся в Тироль (Австрия), где ему была назначена генеральская пенсия. Незадолго до своей смерти в Инсбруке он передал рукопись воспоминаний нью—йоркскому издательству. Сильно сокращенный вариант воспоминаний увидел свет в 1958 г. В редакционном предисловии прямо указывалось, что «книга ограничивается описанием германских диверсионно—разведывательных операций на территории англосаксонских стран (США, Великобритании и частично Южно—Африканского союза), хотя в журнале боевых действий 2–го отдела абвера упомянуто немало операций, которые проводились в Передней Азии, России, Западной Европе, Южной Америке и Мексике…».

В этом нет ничего удивительного, поскольку «не засвеченная» агентура Лахузена в течение ряда лет после окончания 2–й мировой войны успешно поработала на американцев и их западных союзников в Европе и во всем мире. Изрядно потрепанная агентурная сеть Управления Аусланд/Абвер/ОКВ осталась и в России, но здесь американцам не повезло: многолетний заместитель начальника отдела «Абвер–2», оберст Эрвин Штольце, попал в советский плен.