Большой террор Ивана Грозного
Большой террор Ивана Грозного
Сначала были смещены Адашев и Сильвестр – их, как уже сказано, обвинили в отравлении первой жены Грозного Анастасии Романовны. Семьи опальных и даже их друзья были казнены, лишь немногие отделались ссылкой. Вслед за тем попали в опалу и родственники покойной царицы, бояре Захарьины-Кошкины (будущие Романовы), и близкие им люди.
Затем террор обрушился на многие боярские и княжеские земли, при этом среди 6000 человек, попавших в поминальный синодик бояр и дворян – жертв Опричнины, В. Куковенко насчитал всего пять (!) человек, имевших тюркские имена, причем это были незначительные люди, о которых не сохранилось никаких сведений в русских документах[72].
Естественно, террор вызывал сопротивление. Самый безопасный способ сопротивления – отъезд за рубеж, что многие и начали делать (отчасти, как мы видели, еще до Опричнины). С началом же последней быстро исчезли все промосковские иллюзии литовских людей русского происхождения. Вернулся в Литву Дмитрий Вишневецкий, примирившись со своим королем. Иван Грозный сделал вид, что его этот уход нимало не заботит: «Притек он как собака и утек как собака, – велел царь говорить своим послам за рубежом, – и государству и земле нашей никакого убытка не принес»[73]. В действительности же «благодаря» этой размолвке царя с крупнейшим украинским магнатом воссоединение Украины с Россией отодвинулось почти на 100 лет. Но бежали от террора не только переселившиеся было в Москву православные литовские паны, но и свои бояре (князь Курбский – лишь самый знаменитый).
Но и бояре составляли меньшинство бежавших: они надеялись «пересидеть» грозу, договориться, использовать свою родовитость… У дворянства таких надежд не было. Помимо бояр, дворян и их челяди, бежали горожане, зажиточные крестьяне. Бежали целыми семьями, целыми ватагами…[74] Бежал и первый московский книгопечатник Иван Федоров, и тоже в Литву. Таким образом, Россия из страны, в которую бегут, превратилась в страну, из которой бегут. И это при том, что, как мы уже говорили, как раз в это время в Литве (с 1569 г. объединившейся с Польшей в Речь Посполитую) усилилось притеснение православных.
Материалы писцовых книг позволяют сделать вывод, что с конца 1560-х гг. начался кризис сельского хозяйства, что и неудивительно, если учесть, например, что в 1560-х гг. налоги и подати выросли в 4–6 раз. Но стоит ли видеть причину этого кризиса только в Опричнине? В конце концов, нечто подобное опричному террору в те годы имело место и во многих странах Запада (например, Варфоломеевская ночь или террор испанцев в Нидерландах).
Историк И.Л. Перельман видит причину в затянувшейся Ливонской войне[75]. В. Куковенко опровергает его тем, что, например, затяжная (с 1545 г.) война с Казанским и Астраханским ханствами не привела к аналогичным результатам, продолжался подъем экономики (об этом мы уже говорили). Сам В. Куковенко объясняет кризис грабежом деревни со стороны опричников[76], что, на наш взгляд, правильно. По крайней мере, А. Янов приходит к аналогичным выводам.
В самом деле, в составлявшем тогда основу экономики сельском хозяйстве политика Ивана Грозного привела к искоренению наследственного боярско-дворянского землевладения и замене его передачей земли во временное пользование за службу. Естественно было временщикам, не озабоченным дальнейшей судьбой поместий, стремиться ограбить их побольше, пока не отобрали. Отсюда и печальные итоги, попросту разорение, – к концу царствования Ивана Грозного во многих центральных и северных уездах пустовало по 90–95 % дворов![77] В целом, по некоторым данным, население Центральной России за счет уничтоженных и бежавших (бежали, помимо Литвы, также на Волгу, на Дон, в Приуралье и т. д.) уменьшилось с 1550-х по 1580-е гг. на 25 %[78], как это произошло и при Петре I. Выше я уже говорил о Сталине все же как о самом гуманном из трех «великих душегубов» нашей истории. В самом деле, с 1917 по 1953 г., т. е. за период, примерно такой же, как самостоятельное правление Ивана Грозного и Петра I (1547–1584 и 1689–1725 гг. соответственно), население России все же выросло примерно на 20 % (со 160 млн до 190 с небольшим).
Цели террора, однако, были одни и те же. В первую очередь, как мы могли видеть, политика «опричного» правительства была направлена на искоренение частной собственности.
Уничтожалась и независимость Церкви. Царь упорно добивался от митрополитов одобрения своих злодеяний, участь как непокорных (как митрополит Филипп), так и «недостаточно покорных» (как новгородский архиепископ Пимен) была весьма печальной. Отметим, что Пимен осудил Филиппа в 1568 г., однако два года спустя, при опричном погроме Новгорода, сам попал в опалу и чудом избежал смерти[79]. Впрочем, и сам Филипп в свое время, будучи «иосифлянином», осуждал «нестяжателей»[80].
Как бы то ни было, в итоге с независимой от государства Церковью было покончено. Вот иллюстрация того, как изменилось положение дел. О том, что Ивана III Церковь не рассматривала как самодержца и оспаривала его действия, мы уже писали. Здесь добавим, что и Василий III, сын Ивана III и отец Ивана Грозного, по требованию церковных иерархов вынужден был (под страхом отлучения от Церкви) отрастить бороду, которую сбрил было в угоду молодой жене, будущей матери Ивана Грозного[81]. А вот когда сам Грозный в нарушение православных канонов вступил в четвертый брак, то никто не посмел требовать отказа от этого брака. Митрополит выпустил специальное постановление, где царю разрешался четвертый брак с тем условием, чтобы никто из подданных не посмел следовать его примеру[82].
Расправившись с русской феодальной аристократией и Церковью, принялись за торговые города, которые, как показывал западный, а теперь, после реформ Адашева – Сильвестра, и русский опыт, уже становились более опасными, чем феодалы и церковники, рассадниками свободы. Страшный погром Новгорода в 1570 г. добил этот город экономически. Н.И. Костомаров пишет: «Новгород, оправившийся после Ивана III (а было ли от чего оправляться? – Д.В.), был сравнительно богатым городом; новый торговый путь через Белое море не убил его… Новгородские купцы… в большом числе ездили в Швецию… Новгород пред другими краями русскими и в этот период славился преимущественно признаками умелости. Так… приглашали в Москву из Новгорода каменщиков, кровельщиков, резчиков по камню и дереву, иконописцев и мастеров серебряных дел. С Иванова посещения новгородский край обезлюдел… новгородцы стали нищими и осуждены были плодить нищие поколения»[83].
Сколько было перебито при этом народу? Таубе и Крузе говорят о 15 тыс., Гванини – о 2770 чел., но – «кроме женщин и простого народа». «Псковский летописец» называет цифру 60 тыс., однако если это и правда, то речь идет не об одном Новгороде (население которого составляло примерно 30 тыс. чел.), но обо всех разоренных в том походе землях (до Новгорода – Клин, Тверь, Торжок и множество сел и деревень, после – Нарва). Новгородская «повесть» пишет о том, что каждый день топили в Волхове по 1000 человек, редко когда по 500, а расправа продолжалась пять недель. Кроме того, опричники истребляли хлеб и скот, что вызвало страшный голод в Новгороде и окрестностях, когда доходило до людоедства и трупоедства[84].
Короче говоря, из торговой столицы страны, Господина Великого Новгорода, он превратился во вполне заштатный городок. Само Новгородское разорение описано многократно, не будем повторяться. Отметим только, что Дж. Горсей прямо называет разорявшее город опричное войско «татарским»: «Он (царь. – Д.В.) ворвался туда (в Новгород. – Д.В.) с 30 тысячами татар и 10 тысячами своей охранной стражи…»
После Новгорода «он пришел в Нарву (город был русским с 1558 по 1581 г. – Д.В.), отдав город на окончательное разграбление своей армии татар (выделено мною. – Д.В.)[85]. В общем, стоит, вероятно, согласиться с утверждением В.Куковенко о том, что это было не наказание изменников-новгородцев (чья действительная или мнимая попытка «предаться» Литве и послужила предлогом для нашествия), а очередной «ордынский» набег на русские земли.
И опять интересен перечень имен, связанных с новгородским походом. Точнее, в упоминаниях о самом походе имена, кроме Малюты Скуратова, вообще отсутствуют, но вот «обыск государевых и поместных земель» за 1572 г. выявил много запустелых деревень, с пометками «пуста от государских податей, от опричного правежа, от мору», и при этом прибавляются либо имена – Тимеш Бостанов или Кучюк-мурза, либо просто фраза «запустела от тотар». И даты – 78 год или 79-й (по календарю «от Сотворения мира» – с 1 сентября 1569 г. по 31 августа 1571 г.)[86].
Но если всем известно разорение Новгорода зимой 1569/70 г., то мало кому – аналогичное разорение Москвы двумя годами ранее. Как всегда, многих бояр московских обвинили в измене и после их казни или ссылки взялись за население их имений. Два месяца продолжалась расправа как в уезде, так и в самой Москве. «Каждый день опричники, по 10, по 20 человек и более, в панцирях под плащами, с большими топорами, разъезжали по улицам и переулкам. Каждый отряд имел свои списки бояр, дьяков, князей и видных купцов; никто не знал ни о какой своей вине… ни о том, что он осужден. Всякий шел… по своим обычным делам… Тотчас налетала на них банда убийц на улице… рубили и душили их без всякой вины и суда и бросали их трупы, и ни один человек не смел их хоронить» (Таубе и Крузе)[87].
Сколько тут пало людей? Как писали в поминальных синодиках того времени о простолюдинах, «имена их Бог весть». Количество, надо думать, тоже…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.