Марина Ивановна Цветаева (8 октября (26 сентября) 1892 – 31 августа 1941)
Марина Ивановна Цветаева
(8 октября (26 сентября) 1892 – 31 августа 1941)
Родилась в семье профессора Московского университета и директора Румянцевского музея Ивана Владимировича Цветаева (1847–1913), сына бедного священника, и Марии Александровны Мейн (1868–1906), «страстного музыканта и прекрасной пианистки», знавшей четыре европейских языка: «Всю классику мы, выросши, узнавали, как «мамино» – «это мама играла…». Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ… Под их звуки мы уходили в сон» (Цветаева А. Воспоминания. М., 1983. С. 6). А много лет спустя, в 1934 году, Марина Цветаева написала очерк «Мать и музыка», в котором по дробно рассказала и о матери, и о своих детских уроках, желании проникнуть в мир музыки с её помощью: мать мечтала, что Марина «по крайней мере, будет музыкантша» (Цветаева М. Сочинения. М., 1980. Т. 2. С. 94).
У И.В. Цветаева год тому назад скончалась первая жена, Варвара Дмитриевна Иловайская, дочь известного историка, красавица, у него на руках – восьмилетняя Валерия и годовалый Андрей. И тут одна за другой появились Марина и Анастасия. Отец был постоянно занят работой, мать создавала уют и предоставила хорошие возможности получить превосходное образование своим дочерям. Были гувернантки и домашние учителя. Дети превосходно знали французский и немецкий языки, а за короткий срок прочитали чуть ли не всю русскую, французскую и немецкую классику. Марина с юных лет писала стихи, училась музыке, выступала на сцене.
В доме постоянно говорили о русском музее скульптуры, отец и мать то и дело упоминали Юрия Степановича Нечаева-Мальцева, который пожертвовал на музей три миллиона рублей, крупнейшего хрусталезаводчика из города Гусева. Об этом Марина Цветаева написала ряд превосходных очерков под общим названием «Отец и его музей» (Там же. С. 7—27). Мария Александровна Цветаева участвовала во всех музейных делах, вела всю обширную иностранную переписку и добивалась своим обаянием и шуткой того, что отцу удавалось бы с большим трудом.
Марина и Анастасия в своих воспоминаниях рассказали о многом в своём детстве и юности, вспоминали поездки в Тарусу, наслаждение необыкновенной природой: «Деревья, грибы, купанье, грозы», знакомство с Поленовым и его семьёй, поездки к Тёте (Тьо), где было всё совсем по-другому, чем на собственной даче: «В нашей даче, кроме рояля, все было почти по-деревенски просто. У Тёти в доме были ковры, чехлы на мягкой мебели, дорогие сервизы…» «Полноценнее, счастливее детства, чем наше в Тарусе, я не знаю и не могу вообразить», – писала А. Цветаева в своих воспоминаниях (Цветаева А. Указ. соч. С. 49). Мария Александровна заболела туберкулёзом, лечилась за границей, три года Марина и Анастасия были в Италии, Швейцарии, Германии, учились, лечились, набирались жизненного опыта, много читали и писали стихи.
5 июля 1906 года Мария Александровна Цветаева скончалась в Тарусе. Перед смертью мать позвала своих дочерей проститься: «Сначала Марусе, потом мне мама положила руку на голову. Папа, стоя в ногах кровати, плакал навзрыд. Его лицо было смято. Обернувшись к нему, мама попыталась его успокоить. Затем нам: «Живите по правде, дети! – сказала она. – По правде живите…» (Там же. С. 210).
Марина Цветаева окончила седьмой класс частной гимназии, а от восьмого (педагогического) отказалась, полностью отдавшись творчеству. В то время один за другим выходили сборники стихотворений Валерия Брюсова «Пути и перепутья», три тома она она переплела в один том и поставила цифры: 23 февраля 1910 года. А в марте того же года случайно встретила в магазине Вольфа на Кузнецком Валерия Брюсова и услышала его фразу: «Хотя я не поклонник Ростана…» Марина тут же написала ему откровенное письмо 15 марта 1910 года и спросила его, почему он не любит Ростана? Но ответа не получила. Марина отобрала сто одиннадцать стихотворений, назвала свою книгу «Вечерний альбом» и, заплатив за пятьсот экземпляров, выпустила через месяц в свет свою первую книгу. Один из экземпляров книги подарила Валерию Брюсову: «Валерию Яковлевичу Брюсову с просьбой посмотреть. Марина Цветаева. Москва, 4-го декабря 1910 г.».
В статье «Стихи 1911 года» Валерий Брюсов писал, что стихи Марины Цветаевой «всегда отправляются от какого-нибудь реального факта, от чего-нибудь действительно пережитого. Не боясь вводить в поэзию повседневность, она берёт непосредственно черты жизни, и это придает её стихам жуткую интимность» (Русская мысль. 1911. № 2). Так Марина Цветаева вошла в большой литературный мир.
1 декабря 1910 года на собрании издательства «Мусагет», которое только что учредили Андрей Белый и Э. Метнер, Эллис (Лев Львович Кобылинский) подвёл к ним Марину. Марина Цветаева познакомилась и подарила свою книгу Максимилиану Александровичу Волошину с благодарностью за прекрасное чтение де Лиль Адана.
11 декабря в газете «Утро России» появилась статья М. Волошина «Женская поэзия», большую часть которой он посвятил подаренной книге, назвав её «юной и неопытной», отметив, что некоторые стихи могут вызвать улыбку, это как дневник, надо читать её подряд. Однако в конце статьи маститый поэт сказал: «Вечерний альбом», это – прекрасная и непосредственная книга, исполненная истинно женским обаянием».
Марина Цветаева познакомилась с Алексеем Толстым, Николаем Гумилёвым, Мариэттой Шагинян, которым тоже подарила свою книгу. И уехала в Гурзуф, где страдала от одиночества. Но Коктебель открыл ей дорогу к удовольствиям, покою и счастью. Здесь был Сергей Эфрон (1893–1941) – высокий и красивый юноша с огромными глазами цвета морской волны, тоже увлекавшийся литературой, театром, пишущий повесть о детстве. С первых свиданий к ним пришла взаимная любовь, но Сергей болел туберкулёзом, необходимо было лечиться. В письме В.В. Розанову 7 марта 1914 года Марина Цветаева писала о происхождении Сергея Эфрона: «Прадед его с отцовской стороны был раввином, дед с материнской стороны – великолепным гвардейцем Николая I. В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Он блестяще одарён, умён, благороден. Душой, манерами, лицом – весь в мать. А мать его была красавицей и героиней.
Мать его – урожденная Дурново (Елизавета Петровна Дурново, 1855–1910. Участница партии «Земля и Воля», «Чёрный передел», большое влияние на неё оказывал князь П.А. Кропоткин. – В. П.). Сережу я люблю бесконечно и навеки» (Соч. Т. 6. Письма. С. 120). В стихотворении «С. Э.» 3 июня 1914 года Марина Цветаева посвятила своё стихотворение Сергею Эфрону: «…Безмолвен рот его, углами вниз, / Мучительно-великолепны брови, / В его лице трагически слились / Две древних крови…» (Там же. Т. 1. С. 42).
В то лето Максимилиан Волошин, её «духовный отец», получил много писем от Марины и Сергея. «Это лето было лучшим из всех моих взрослых лет, и им я обязана тебе. Прими мою благодарность, мое раскаянье и мою ничем… не заменимую нежность», – писала М. Цветаева 8 июня 1911 года, а Сергей в том же письме сделал приписку: «Привет и поцелуй от твоего дорогого Сережи» (Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. Т. 6. Письма. М., 1995. С. 48–49). Писали из Самары, из Усень-Ивановского завода, из Уфимских степей, где Сергей лечился кумысом от туберкулёза.
В сентябре 1911 года Марина и Сергей вернулись в Москву, родные подарили им деньги на покупку дома, вскоре они переехали и тут же написали Максу, где подробно описали своё житьё-бытьё.
27 января 1912 года Марина Цветаева и Сергей Эфрон обвенчались в Москве. Отец был возмущён столь ранним браком Марины, она с ним даже не посоветовалась, лишь известила о принятом решении. Недовольны были и родственники Сергея. Макс Волошин, которого Марина приглашала на свадьбу шафером, был просто раздосадован и возмущён этой свадьбой. Марина ему ответила, и после этого надолго прекратилась их переписка, и не было привычного задора в его письмах, не было развёрнутых размышлений самой Марины. После свадьбы Марина и Сергей сначала думали отправиться в Испанию, но уехали на два месяца во Францию, Италию и Германию.
10 января 1912 года, накануне свадьбы, Марина Цветаева подготовила к изданию второй сборник своих стихотворений – «Волшебный фонарь», где были стихи и о матери, и о Сергее, были и программные стихи как ответ на доброжелательную критику первой книги, в частности стихи «В.Я. Брюсову» и «Литературным прокурорам». А в самом начале книги Марина провозгласила:
Прочь размышленья! Ведь женская книга —
Только волшебный фонарь!
А в «Литературных прокурорах» остро и смело поведала:
Все таить, чтобы люди забыли,
Как раставший снег и свечу?
Быть в грядущем лишь горсточкой пыли
Под могильным крестом? Не хочу!..
Для того я (в проявленном – сила)
Все родное на суд отдаю,
Чтобы молодость вечно хранила
Беспокойную юность мою.
Здесь уже ответ не только В. Брюсову, но и Максу Волошину, который назвал свою статью – «Женская поэзия». Марина Цветаева вошла в этот литературный мир не как женщина, а как Поэт, с глубокими и серьёзными размышлениями и чувствами.
Но с этим не согласились «законодатели поэтической моды» В. Брюсов (Русская мысль. 1912. № 7), С. Городецкий (Речь. 1912.
30 апреля) и Н. Гумилёв (Аполлон. 1912. № 5), которые в своих статьях и рецензиях назвали вторую книгу «подделкой», повторением первой книги, желанием вундеркиндствовать. Лишь В. Брюсов проявляет снисходительность. В заключение статьи «Сегодняшний день русской поэзии» он сообщает: «Пять-шесть истинно поэтических красивых стихотворений тонут в её книге в волнах чисто «альбомных» стишков, которые если кому интересны, то только её добрым знакомым». Пять-шесть стихотворений – это уже немало для второй книги, так что Марина Цветаева спокойно отнеслась к этим отзывам в печати о своей второй книге, хотя в третьем сборнике «Из двух книг» (февраль 1913) напечатала одно стихотворение, в котором резко высказалась, и несправедливо, о творчестве Валерия Брюсова.
5 сентября 1912 года Марина Цветаева родила дочь и назвала её Ариадна, хотя Сергей настаивал на том, чтобы дать дочери русское имя.
Марина Цветаева и Сергей Эфрон живут в собственном доме, заплатив за него 18 с половиной тысяч рублей, воспитывают дочь, в мае 1913 года едут в Коктебель, к Волошину, и проведут здесь четыре счастливых месяца, участвуя в жизни съехавшихся друзей и знакомых Волошина. Все молоды, талантливы, способны к безобидным издёвкам и насмешкам, а всех примиряет Макс Волошин и его мать – Пра, основательница этого «обормотского» весёлого общества.
Но счастье длилось недолго: Сергей уехал в Ялту лечиться, а 30 августа 1913 года скончался отец, Иван Владимирович Цветаев, только в этом году открывший Музей изящных искусств, в который вложил всю свою жизнь.
Эти годы Марина Цветаева погружается в семейную жизнь, Сергей сдаёт гимназические экзамены, мечтает о поступлении в университет, дочь требует внимания, на стихи не хватает времени. Прочитав «Уединённое» В.В. Розанова, 7 марта 1914 года Цветаева пишет ему большое письмо, в котором рассказывает свою биографию, посылает ему две книжки стихотворений и несколько недавних стихотворений с просьбой их прочитать и ответить ей о прочитанном. И в следующих письмах, 8 апреля, 18 апреля, Марина подробно рассказывает о своей семье и о своих стихах. Но ответа так и не получила. А начавшаяся Первая мировая война тоже внесла немало поправок в её жизнь: Сергей, студент первого курса Московского университета, был призван в армию, стал санитаром, мечтал поступить в школу прапорщиков.
У Марины и Анастасии Цветаевых было очень много друзей, знакомых, коллег, но и Марина, и Анастасия много внимания уделили Осипу Мандельштаму, приехавшему с братом Александром в Коктебель. Анастасия Цветаева рассказывает в своих воспоминаниях: «Осип и Александр были крайне бедны, жили на последние гроши, всегда мечтая где-то достать денег, брали в долг у каждого, не имея возможности отдать. Александр делал это кротко, получал с благодарностью. Осип брал надменно, как обедневший лорд: благосклонно, нежно улыбаясь одно мгновение (долг вежливости), и было понятно, что брал как должное – дань дару поэта, дару, коим гордился, и голову нес высоко… Осип был среднего роста, худ, неровен в движениях – то медлителен, то вдруг мог сорваться и ринуться чему-то навстречу… Волос у него было мало – хоть двадцать четыре года! – лёгкие, тёмные, лоб уже переходил в лысину, увенчанную пушком хохолка. Горбатость носа давала ему что-то орлиное. И была в нём грация принца в изгнании. И была жалобность брошенного птенца… Всё чаще просили мы Осипа Эмильевича прочесть любимые нами стихи «Бессонница. Гомер…». Крутые изгибы его голоса, почти скульптурные, восхищали слух. Видимо, он любил эти стихи, он читал их почти самозабвенно – позабыв нас…» (Цветаева А. Воспоминания. С. 555–556). В «Истории одного посвящения» Марина Цветаева дала обширный очерк о Мандельштаме, есть здесь и то, что уже упоминала Анастасия, но был и развёрнутый творческий портрет Осипа Мандельштама, в памяти автора сохранились впечатления и о сильных, и о слабых сторонах таланта и личности поэта (Цветаева М. Соч. Т. 2. С. 159–189).
В 1916 году Марина Цветаева показала О. Мандельштаму Москву, с её архитектурными и историческими достопримечательностями. Гуляя, они вспоминают убитых царевичей Дмитрия и Алексея, вспоминают Марину Мнишек и Лжедмитрия, говорят о трагической истории России, полной невинных жертв. И 31 марта 1916 года Цветаева написала стихи, посвящённые Осипу: «Из рук моих – нерукотворный град / Прими, мой странный, мой прекрасный брат. / …И встанешь ты, исполнен дивных сил… – Ты не раскаешься, что ты меня любил» (Там же. Т. 1. С. 58). «Никто ничего не отнял» (12 февраля 1916), «Ты запрокидываешь голову – / Затем, что ты гордец и враль» (18 февраля 1916) и «Откуда такая нежность?» (18 февраля 1916) – тоже были написаны и посвящены встречам Марины Цветаевой с Осипом Мандельштамом, их «дивному путешествию по Москве» (Там же. С. 52–54).
В это же время, в 1916 году, Марина Цветаева начинает цикл стихотворений, посвящённых Александру Блоку и Анне Ахматовой. Она незнакома с ними, но поэтические имена этих кумиров овладели её душой. Пишет о Дон Жуане, Кармен, но по-своему, снижая их мифологические образы до обыденности. Пишет об Андре Шенье, казнённом якобинцами: «Андре Шенье взошёл на эшафот, / А я живу – и это страшный грех…» В 1916 году М. Цветаева написала «чуть более ста десяти» стихотворений, как свидетельствуют биографы, в 1918 году «написала две пьесы и больше ста тридцати стихотворений».
О Февральской и тем более Октябрьской революциях у Марины ничего откровенного нет, она погружена в собственный интимный мир. Сергей Эфрон, закончив курсы прапорщиков, оказался в Белой гвардии, от него нет никаких вестей. Она по-прежнему встречается на различных вечерах с И. Эренбургом, П. Антокольским, А. Толстым, К. Бальмонтом, В. Ивановым, А. Белым, Н. Крандиевской…
В ноябре 1919 года Марина Цветаева по совету друзей поместила своих дочерей в Кунцевский приют, вскоре Ариадну забрала, а оставшаяся Ирина умерла от голода.
В письме В.К. Звягинцевой и А.С. Ерофееву М. Цветаева писала 7/20 февраля 1920 года: «Друзья мои! У меня большое горе: умерла в приюте Ирина – 3 февраля, четыре дня назад. И в этом виновата я. Я так была занята Алиной болезнью (малярия – возвращающиеся приступы) – и так боялась ехать в приют (боялась того, что сейчас случилось), понадеялась на судьбу… Многое сейчас понимаю: во всём виноват мой авантюризм, лёгкое отношение к трудностям, наконец, – здоровье, чудовищная моя выносливость. Когда самому легко, не видишь, что другому трудно. И – наконец – я была так покинута! У всех есть кто-то: муж, отец, брат – у меня была только Аля, и Аля была больна, и я вся ушла в её болезнь – и вот Бог наказал…» (Письма. Т. 6. С. 153–154).
Установились хорошие отношения между Мариной Цветаевой и Анной Ахматовой.
26 апреля 1921 года Марина Ивановна написала письмо Анне Ахматовой:
«Дорогая Анна Андреевна!
Так много нужно сказать – и так мало времени! Спасибо за очередное счастье в моей жизни – «Подорожник»! Не расстаюсь, и Аля не расстаётся. Посылаю Вам обе книжечки, надпишите.
Не думайте, что я ищу автографов, – сколько надписанных книг я раздарила! – ничего не ценю и ничего не храню, а Ваши книжечки в гроб возьму – под подушку!.. Ваши оба письмеца ко мне и Але – всегда со мной»
(Там же. С. 200–201).
Стихи с 1913 по 1920 год войдут в книгу «Вёрсты», вышедшую в 1921 году в частном издательстве «Костер», а в следующем году «Вёрсты» были переизданы в государственном издательстве, кроме этого у М. Цветаевой вышли книги «Стихи к Блоку», «Разлука». Но главное, над чем много лет работала, – это цикл стихотворений «Белый стан». Она, жена белого офицера, выступала со стихами о Белой гвардии под гром аплодисментов неоднородной публики, она не приветствовала ни белых, ни красных, сегодня красный станет белым, а белый станет красным, неумолимый таится Рок над этим сражением, но среди них воюет её муж – Сергей Эфрон.
Белая гвардия, путь твой высок:
Чёрному дулу – грудь и висок.
Божье да белое – твоё дело:
Белое тело твоё – в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…
Старого мира – последний сон:
Молодость – Доблесть – Вандея – Дон (1918).
Уже тогда Марина Цветаева предчувствовала обречённость добровольчества, мучительно страдала по поводу неизвестной судьбы страстно любимого мужа. И вот он оказался в Чехии, прислал письмо и зовёт к себе. Начались хлопоты о выезде за границу.
11 мая 1922 года Марина Цветаева с Алей, получив очередное письмо от Сергея Эфрона из Праги, уехали в Берлин, потом в Прагу, потом в Париж, где уже собралась большая группа русских эмигрантов, среди них журналисты, издатели, писатели.
С. Эфрон всё прочитал из того, что написала без него Марина Цветаева, много говорили, спорили. «Помню один разговор между родителями, – вспоминает Ариадна Эфрон, – вскоре после нашего с матерью приезда за границу:
«…И всё же это было совсем не так, Мариночка», – сказал отец, с великой мукой все в тех же огромных глазах выслушав несколько стихотворений из «Лебединого стана». «Что же – было?» – «Была братоубийственная и самоубийственная война, которую мы вели, не поддержанные народом; было незнание, непонимание нами народа, во имя которого, как нам казалось, мы воевали. Не «мы», – а лучшие из нас. Остальные воевали только за то, чтобы отнять у народа и вернуть себе отданное ему большевиками – только и всего. Были битвы за «веру, царя и отечество» и, за них же, расстрелы, виселицы и грабежи». – «Но были – и герои?» – «Были. Только вот народ их героями не признаёт. Разве что когда-нибудь жертвами…» (Эфрон А. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери. М., 1989. С. 51).
Но «Белый стан» так и не был опубликован при её жизни ни в России, ни за границей. М. Цветаева прежде всего, 21 сентября 1922 года, обратилась к П.Б. Струве, редактору журнала «Русская мысль», с просьбой и вопросом, будут ли напечатаны посланные в журнал стихи. Пять стихотворений М. Цветаевой были напечатаны в журнале «Русская мысль»: «Белая гвардия, путь твой высок…», «Кто уцелел – умрёт, кто мёртв – воспрянет…», «Волны и молодость вне закона!..», «Плач Ярославны», «С Новым Годом, Лебединый стан!..» (Русская мысль. 1922. № VIII–XII). Ещё три стихотворения М. Цветаевой были опубликованы в журнале: «Собирая любимых в путь…», «Никто ничего не отнял!..», «Разлетелось в серебряные дребезги…» (Там же. 1923. № 1—11). 4 декабря 1924 года из Чехословакии М. Цветаева вновь обращается к П.Б. Струве с письмом: «Обращаюсь к Вам за советом: у меня до сих пор не издана книга так называемых «контр-революционных» стихов (1917–1921 г.), – все нашли издателей, кроме этой. Книжка небольшая, – страниц на 60. Некоторые из стихов были напечатаны в «Русской Мысли». Хотелось бы, чтобы она существовала целиком, потому что, с моего ведома, такой книги ещё не было.
Левые издательства, естественно, от нее отказываются.
Называется она «Лебединый стан», в России её – изустно – хорошо знали.
Если есть какая-нибудь надежда на её устройство – отзовитесь, тогда перепишу и представлю Вам.
Вопрос оплаты здесь второстепенен, – мне важно, чтобы тогдашний голос мой был услышан» (Т. 6. С. 312).
Из России М.И. Цветаева увезла много своих сочинений. Находясь в Берлине, в Праге, в Париже, Марина Цветаева повсюду рассылала свои произведения – открывались новые издания, на один год, на два, два-три номера выходили, а потом закрывались, но литературная жизнь клокотала. Она посылала свои сочинения Роману Борисовичу Гулю (1896–1986), который работал в эмигрантских изданиях; Валентину Фёдоровичу Булгакову (1886–1966), который как председатель союза писателей помог получить Марине Цветаевой ежемесячное пособие от чешского правительства, был редактором ряда изданий; Петру Петровичу Сувчинскому (1892–1985), одному из руководителей евразийского движения, А.В. Бахраху, А.А. Ахматовой, С.Я. Эфрону… Два огромных тома писем опубликованы в собрании сочинений в семи томах (М., 1995), т. 6 и 7, в которых предстаёт большая и изнурительная творческая жизнь М.И. Цветаевой; превосходны и комментарии к этим томам. Письма М.И. Цветаева писала с таким же тщанием и мастерством, как и свои поэтические и прозаические произведения. И порой в этих письмах – вся её судьба и противоречия.
Целый мир встаёт из переписки Марины Цветаевой и Бориса Пастернака, которые встречались лишь на литературных вечерах и на похоронах друзей. Как только М. Цветаева уехала из Москвы, так перед ней открылись литературные достижения Маяковского, Андрея Белого, с особой любовью она отнеслась к Борису Пастернаку и его творчеству. О книге стихов Пастернака «Сестра моя – Жизнь» М. Цветаева написала статью «Световой ливень», опубликованную в берлинском журнале Андрея Белого «Эпопея» (1922. № 3). Переписка началась с письма Бориса Пастернака от 14 июня 1922 года, которое И. Эренбург передал Марине Ивановне 27 июня 1922 года, полного признания её поэтического обаяния, после того, как он прочитал сборник М. Цветаевой «Вёрсты» (Эфрон А. О Марине Цветаевой. М., 1989. С. 142–143). «Мой любимый вид общения – потусторонний: сон: видеть во сне, – так начинает М. Цветаева своё второе письмо Б. Пастернаку 19 ноября 1922 года. – А второе – переписка…» (Т. 6. С. 325). И тут же рассказывает Пастернаку свой сон. В четвёртом письме Б. Пастернаку от 11 февраля 1923 года М. Цветаева пишет: «Ваша книга – ожог» («Сестра моя – Жизнь». – В. П.). Та – ливень («Детство Ливерс» – В. П.), а эта – ожог: мне больно было, и я не дула…» И далее М. Цветаева развивает своё восхищение творчеством Б. Пастернака, едва ли не признаётся в любви и назначает ему свидание. Б. Пастернак читает все произведения М. Цветаевой, подробно и психологически тонко анализирует поэму «Крысолов». Больше ста писем написала Марина Цветаева, из них больше двадцати сохранилось, остальные пропали, пришло время, наступили объективные оценки, подъём прошел, начинался спад, но восхищение талантом Пастернака никогда не проходило. В конце июля 1926 года Б. Пастернак попросил М. Цветаеву из-за возникших психологических разногласий прекратить переписку: жена и сын Пастернака были недовольны письмами М. Цветаевой.
М. Цветаева в это время опубликовала книги «Стихи к Блоку» (1922), «Разлука» (1922), «Психея. Романтика» (1923), «Ремесло» (1923), «После России» (1928), поэму-сказку «Царь-Девица», написала поэмы – «Поэма Горы» (1924) и «Поэма Конца» (1924), а главное – поэму «Крысолов. Лирическая сатира» (1925), которые с восторгом были встречены в России и Б. Пастернаком, и Н. Асеевым. «Поэма Горы» и «Поэма Конца» были посвящены короткой любовной связи М.И. Цветаевой с Константином Болеславовичем Родзиевичем. В письмах к нему М. Цветаева настолько откровенна в своих признаниях (см.: Т. 6. С. 659–662. Опубликованы только эти отрывки из двух писем. Остальные – более тридцати – хранятся в РГАЛИ, архиве М.И. Цветаевой, по распоряжению А. Эфрон недоступны. – В. П.), что ничего нет удивительного, что и в поэмах содержатся откровенные строки.
В январе 1926 года Марина Цветаева задумала устроить свой литературный вечер. Это стоило немалых денег. Нужно было подготовить пригласительные билеты, раздать их богатым лицам по двадцать пять франков, снять помещение, которое тоже стоило денег, найти ведущего. Об этих хлопотах С. Эфрон писал В.В. Булгакову 9 февраля 1926 года, эти хлопоты вызвали «резкое недоброжелательство почти всех русских и еврейских барынь, от которых в первую очередь зависит удача распространения билетов. Все эти барыни, обиженные нежеланием Марины пресмыкаться, просить и пр., отказались в чем-либо помочь нам» (Письма. Т. 6. С. 326).
Марина Цветаева в это время написала статьи о Бальмонте, о Брюсове; возмутила её книга О. Мандельштама «Шум времени», подготовила статью об этой книге, но печатать её отказались. Главное – она задумала писать драматические сочинения, с 1923 года её увлекли трагедии «Гнев Афродиты», «Ариадна», «Федра», «Елена», тщательно изучала немецкие и французские источники, греческую мифологию, древнюю классику, увлёк счастливый Тезей, которому везло в героических поступках, но не везло в любви, Ариадна соглашается быть его женой, но Тезей отдаёт её богу Дионису, который пообещал ей бессмертие. Огромные драматические и психологические возможности открывались перед ней как художником, и она, преодолевая все препятствия, работала, что-то постоянно улучшая в тексте.
Вскоре у Марины и Сергея родился сын Георгий. Они по-прежнему жили вчетвером в одной комнате, все домашние заботы лежали на ней, творчеству она выделяла не больше часа, утомилась, а надо было зарабатывать и деньги, Сергей работал, но получал очень мало. «Ариадна» была закончена в 1925-м, «Федра» – в 1927 году.
В 30-х годах М.И. Цветаева много времени уделяла прозе, воспоминаниям о близких поэтах, литературно-теоретическим работам, написала «Мой Пушкин», «Пушкин и Пугачёв», «Эпос и лирика современной России», «Поэт с историей и поэт без истории», о Гёте и Жуковском, написала об отце и его музее, о матери и её музыке.
Алчные аппетиты Германии и вторжение в Судетскую область Чехословакии породили в ней целый цикл стихотворений «Стихи к Чехии».
М.И. Цветаева не прижилась ни в Берлине, ни в Праге, ни в Париже, гордая и независимая, она не могла потрафлять тем, кто господствовал и в эмиграции. Её печатали, но и унижали. И этот дух противостояния стоял в её доме. Как только минуло совершеннолетие Ариадны и она могла выбрать себе место жительства, дочь выбрала Советскую Россию. Её провожали в Москву как на праздник. Она приехала в Москву 18 марта 1937 года и быстро освоилась в Москве, поселившись у Елизаветы Яковлевны Эфрон, в Мерзляковском переулке, стала работать, нашла себе мужа, Самуила Давидовича Гуревича. Затем осенью 1937 года вернулся Сергей Эфрон, вместе они снимали дачу в Болшеве. Марина Цветаева с сыном Георгием вернулась в Россию 18 июня 1939 года, не получив багажа. А в августе 1939 года арестовали Ариадну Эфрон, на имя которой был оформлен этот багаж. 31 октября 1939 года М.И. Цветаева написала в следственную часть НКВД с просьбой оформить документы на получение багажа, в котором, кроме прочего, прибыли и зимние вещи её и сына. Разрешение на получение багажа М. Цветаева получила только 25 июля, а последний чемодан с рукописями она получила 3 августа 1940 года.
23 декабря 1939 года, испытав все дозволенные возможности, М.И. Цветаева обращается к народному комиссару внутренних дел:
«Товарищ Берия.
Обращаюсь к Вам по делу моего мужа, Сергея Яковлевича Эфрона-Андреева, и моей дочери – Ариадны Сергеевны Эфрон, арестованных: дочь – 27-го августа, муж – 10-го октября сего 1939 года…»
Подробно излагая в этом письме биографию семьи, М.И. Цветаева просит о справедливости: «Если это донос, т. е. недобросовестно и злонамеренно подобранные материалы, – проверьте доносчика.
Если это ошибка – умоляю, исправьте, пока не поздно».
14 июня 1940 года М.И. Цветаева вновь обращается к Л.П. Берии с той же просьбой.
В 1941 году Сергей Яковлевич Эфрон был расстрелян, а дочь отбывала срок в тюрьме. 7 июля 1944 года погиб на фронте Георгий Эфрон. А Марина Ивановна Цветаева, не выдержав всю горечь возвращения в Россию, покончила жизнь самоубийством в Елабуге.
Самую глубокую оценку творческого пути М.И. Цветаевой дала Ариадна Эфрон после возвращения на свободу (27 августа 1947 года) в книге «О Марине Цветаевой», на которую здесь уже неоднократно ссылались: «Воспитанная в традициях конца века, выросшая под надзором бонн, учившаяся в швейцарских пансионах, воспринявшая языки французский и немецкий наравне с родным, Марина, естественно, в совершенстве владела русским литературным языком, языком интеллигенции, на нем, в юности, и писала, зачастую оттачивая его на грациозный ростановский лад или придавая ему гётевскую торжественность; но все это были языковые «вершки», а не «корешки», корешки же, сама народная речь таилась, до поры до времени, опять-таки в литературе, услышанная, отражённая и донесённая другими – классиками и современниками.
«Горожанка» и «дачница» в детские свои и юношеские годы, Марина не соприкасалась с жизнью народа, с речью его, ни в деревне, которой она не знала, ни на фабричных окраинах, куда не ступала её нога. Немногословно было «простонародье» – прислуги, сторожа, дворники, прачки, домовые портнихи – немногословно и почтительно; казалось, немногословна и почтительна была сама дореволюционная Москва.
Всё изменилось в одно мгновение, в то самое, когда грянула «музыка революции», когда ранее не слышимое Мариной и невнятное ей обрело голос, силу которого она восприняла и вобрала в себя с тех пор и навсегда. (Пройдёт время, и сама она, всё та же и далеко уже не та Цветаева, в известном своём письме к Маяковскому провозгласит не только силу, но и правду России революционной.)
Именно тогда, когда улицы и площади Москвы заполнялись невиданными, немыслимыми доселе хозяевами и зазвучали неслыханными доселе речами, Маринины тетради насытились записями разговоров, рассказов, реплик, подхваченных ею на лету, везде и всюду: в детских распределителях и театрах, на вокзалах, в трамваях и на толкучках, в учреждениях и на церковных папертях, на бульварах и в очередях. Именно тогда, захваченная и растревоженная новыми для себя голосами, Марина прильнула к фольклорным источникам своих поэм, как к истокам этих голосов, и в афанасьевских сборниках открыла для себя уже теперь не детские сказки, а принявшую их обличие зашифрованную летопись былых судеб и былых событий, вечных страстей и подвигов человеческих, летопись трагедий и надежд на избавительные чудеса…
Именно тогда постепенно ушло, вытеснилось из цветаевского творчеста грациозное «шопеновское» начало, в последний раз расцветшее циклом пьес, ею самой впоследствии названным «Романтика»; расставаясь с Музой, как с юностью, Марина вручила свою участь поэта неподкупному своему, беспощадному, одинокому Гению» (Эфрон А. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери. М., 1989. С. 124–125).
Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1995.
Эфрон А. О Марине Цветаевой. М., 1989.
Саакянц А. Жизнь Цветаевой. М., 2002.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.