Панические ставучаны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Панические ставучаны

Реваншистская осада Очакова турками началась уже после того, как русские, турецкие и австрийские уполномоченные немало времени просидели за столом переговоров в большой палатке под украинским местечком Немиров, куда они приехали летом 1737 года по инициативе австрийских дипломатов. Австрия, союзник России, выступила тоже против турок, но провела в войне с османами только несколько месяцев и особых успехов в Боснии – главном театре военных действий на Балканах – не добилась. Но то, что давний союзник России не только официально подтвердил конвенцию о союзе 1726 года, но и вступил в войну на стороне России, было важным фактором в дипломатической игре, которая сопровождает каждую войну. В Немирове русские дипломаты (П.П.Шафиров, А.П.Волынский и И.И.Неплюев) затребовали от османов «по максимуму»: «Земли татарские Кубань и Крым и прочия до реки Дуная лежащия да останутся со всеми жителями и крепостями во владении Российской империи». Валашское и Молдавское княжества становились независимыми, но «под протекцией Ея императорское величество». Главным резоном турецкой стороны было утверждение, что Россия требует земель, которые ей никогда в прошлом не принадлежали. Сколь уязвим этот аргумент в кровавом споре империй, мы знаем достаточно хорошо. Переговоры в Немирове, несмотря на сложные маневры сторон, оказались бесплодными, и армии начали готовиться к новой кампании 1738 года.

Организация этой кампании была даже более бездарной, чем предыдущей. Войска Штофельна непрерывно двигались в трех огромных каре, пересекали множество рек, но так и не дошли до главной цели – крепости Бендеры. Снова начались болезни, резко возросла смертность людей, а гигантский падёж скота привел к тому, что большое количество артиллерийских снарядов и снаряжения пришлось бросить на обратном пути. К тому же в Очакове началась чума, и, потеряв двадцать тысяч человек, Штофельн был вынужден оставить как сам Очаков, так и Кинбурн, которые были «до подошвы подорваны и разорены». Более успешен был третий поход Ласси в Крым: перейдя Сиваш, русские взяли и уничтожили Перекоп. Сам разоренный Крым военного интереса уже не представлял – пепелища и следы прошлогодних разгромов виднелись на каждом шагу, татары же в бой не вступали, а укрывались в труднодоступных горных теснинах. Миних, планируя новые крымские экспедиции, это прекрасно знал. Он писал: «А в Крыму имеется до 200 000 семей, которые, как прочие татары, в кибитках не живут, но в имеющихся там бесчисленном множестве селах и деревнях, кои большею частию каменного строения и мазанки, которые по разорению, за неимением лесу, в несколько лет вновь построить будет невозможно…» Поэтому бессмысленные с военной точки зрения походы в Крым имели исключительно карательное назначение.

Последний год войны, 1739-й, должен был, по мысли Миниха, стать решающим. Но оснований для побед было мало – в организации армии и ее тактике ничего к лучшему не изменилось. Но Миних родился под счастливой звездой, и удача вдруг улыбнулась ему. Движение армии в направлении к турецкой крепости Хотин на Пруте оказалось весьма успешным: на пути к крепости русские войска подошли к турецкому лагерю у местечка Ставучаны. Здесь 17 августа турки предприняли кавалерийские атаки на русские позиции, но с большим уроном для себя были отбиты… И тут внезапно девяностотысячным войском Вели-паши овладела паника. Турецкая армия, не разбитая в бою, вполне боеспособная, начала беспричинно и поспешно отступать. Турки без боя оставили хорошо укрепленный лагерь, полный продовольствия и различных запасов, и бежали в сторону крепости Хотин – центра обороны Подолии, бросая по дороге пушки и снаряжение. Потери русских составили всего 13 убитых и 54 раненых. «Никогда еще, – отмечает Манштейн, – совершенная победа не была одержана с такою малою потерею».

А дальше произошли события, редко встречающиеся в истории: отступающие турецкие полевые войска, проходя через Хотин, заразили паникой и 10-тысячный гарнизон этой неприступной вырубленной в скале крепости (места непрерывных сражений османов и поляков), и гарнизон почти целиком бежал из крепости, оставив все, что там было, вплоть до знамен. Когда читаешь в популярной книге фразу: «19 августа Хотин был взят», то думаешь о несовершенстве (или наоборот – совершенстве) русского языка, который позволяет одним и тем же глаголом обозначить и взятие Суворовым в 1790 году с огромными потерями и невероятным трудом крепости Измаил, и взятие Минихом… ключей от Хотина, которые подал ему на подносе эльяс Колчак-паша – хотинский комендант. А между тем эпидемия паники, охватившая турецкую армию, известную в истории своей стойкостью, продолжалась – через десять дней турки оставили Яссы, бросив тем самым на произвол судьбы Молдавию, и откатились за Дунай. Победа Миниха была ошеломительной и полной… В начале сентября 1739 года Миних, воодушевленный нечаянной победой, писал императрице: «Понеже здешняя молдавская земля весьма преизрядна и не хуже Лифляндии, и люди сей земли, видя освобождение от варварских рук, приняли высочайшую протекцию со слезною радостию, поэтому весьма потребно эту землю удержать в руках Вашего величества, я ее со всех сторон так укреплю, что неприятель никак нас из нея выжить не будет в состоянии». Миних торжествовал – его знаменитый «Генеральный план» 1736 года был близок к исполнению. Как бы услышав его, безвестный фрайбургский студент Михайла Ломоносов написал в эти дни оду на взятие Хотина, прославившую безвестного студиоза как поэта. В этой оде пиит обращал к Порте такие строки:

Еще высоких мыслей страсть

Претит тебе пред Анной пасть?

Где можешь ты от ней укрыться?

Дамаск, Каир, Алепп сгорит,

Обставят Росским флотом Крит;

Ефрат в твоей крови смутится.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.