ГЛАВА ТРЕТЬЯ Государство, силы и средства дьявола

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Государство, силы и средства дьявола

Когда слово дьявол употребляется в единственном числе, оно обозначает или, 1) как имя нарицательное, одного из дьяволов, либо сравнение с дьяволом, или, 2) как имя собирательное, всю дьявольскую расу, весь дьявольский народ (как «турка» вместо «турки», «немец» вместо «немцы» и т.п.), или, наконец, 3) как имя собственное, повелителя дьяволов, князя тьмы.

Дьяволов было не только много, им числа не было. По общему мнению богословов, в возмущении против бога приняла участие десятая доля ангелов. Но были добросовестные теологи, которые, не удовольствовавшись такой неопределенной статистикой, вычислили точное число злых духов. По одному такому вычислению, их не менее 10000 биллионов.

Для такого огромного народа нужно было немало места, а потому дьяволы распределились на жительство по двум областям: в аду и в воздушных сферах. Витая в последних, они получали возможность искушать и мучить живых людей, а первый был устроен для их собственного наказания, одновременно с которым они приводили в исполнение кары, предназначенные умершим. Воздушные квартиры отведены им только до Страшного Суда. Его приговор всех их забьет в ад, и не один из них оттуда уже не выйдет.

Не все дьяволы были равны качествами, положением, способностями. Бесконечна их классификация по месту жительства (водяные — «нептуны», лесовики — «дузии» и т.д.) или по роду деятельности (инкубы, суккубы, и пр.). Так как одному дьяволу лучше удалось одно, другое другому, то отсюда выработалось известное разделение труда, повлекшее за собой нечто вроде социального строя. Казалось бы, дьявол, олицетворение именно беспорядка и смуты, должен быть завзятым анархистом, отрицанием каких бы то ни было государственных и сословных форм. Однако, напротив, св. Фома и многие другие теологи из самых уважаемых нашли в дьявольском народе такую же иерархию, как в сонмах ангелов, и даже более точную, так как у дьяволов есть их собственный, специально ихний глава, тогда как ангелы не имеют иного начальника, кроме бога, который есть владыка всей вселенной, а не только их одних.

В евангелиях от Матвея и Луки и в писаниях — большинства богословов князь и владыка демонов носит имя Вельзевул. Но так же часто зовут его Сатаной и Люцифером. Данте соединил все эти три имени вместе, как определяющие одного и того же великого Дьявола. Но, обыкновенно, это — три разных беса и не одинаковой власти.

О дьявольских чинах упоминают уже в первом христианском веке апокрифическая книга Еноха и Новый Завет. Св. Фома, упомянув о дьяволах высших и низших и, вообще, об иерархическом их устройстве, не входит в дальнейшие подробности. Но подобная сдержанность не могла удовлетворить демонографов, теоретиков магии и, в особенности, ее практиков. Для них важно знать дьявольскую иерархию точно, а также и способности и компетенцию каждого в ней чина, и, по возможности, и каждого отдельного беса. Систему чинов строили двояко: одни демонологи — в зависимости от классификации грехов, вверенных дьяволам, другие — по степени общего могущества и влияния, предполагаемых за известными имя–рек дьяволами.

Данте называет Люцифера императором царства скорби. Для него мир симметрически делится на три великие монархии: высшую небесную — божескую, среднюю, земную — человеческую, нижнюю, адскую — дьяволову. Но идея ада, как царства, не принадлежит Данте, ни даже ни даже средним векам, хотя в средние века она достигает наивысшего развития. Старая на земле, как само государство, она свойственна всем историческим религиям, и христианство приняло ее из эллино–римского мира уже в весьма тщательно выработанном виде. Понятие об адском царстве находится уже в Евангелиях и уже отцы церкви снабжали Люцифера атрибутами верховной власти: скипетром, венцом и мечом, во многих аскетических легендах Сатана изображается сидящим на высоком троне, окруженным царской пышностью, возвышаясь над огромной толпой служителей и свиты. Таким путем народная фантазия выработала мало–помалу целый сатанинский двор, во всем подобный дворам великих государей земли. В волшебной истории Иоганна Фауста, послужившей основой знаменитой трагедии Гёте, мы находим такое расписание чинов: король ада — Люцифер, вице–король–Белиал, губернаторы — Сатана, Вельзевул, Астарот и Плутон. Мефистофель и еще шесть других — в титуле князей. При дворе Люцифера имеется пять министров, один статс–секретарь и двенадцать служебных демонов, в роде флигель–адъютантов (spiriti familiares). В других, же магических и демонологических книгах упоминается о дьяволах–герцогах, маркизах, графах, с точным исчислением, сколько легионов дьяволов каждый имеет под своей командой.

В русской старинной литературе подробную картину ада как царства и царского двора Сатаны дает знаменитая «Повесть о Савве Грудцыне» — роман XVII века, повествующий якобы событие эпохи первого самозванца («бысть убы в лето 7144»). Купеческий сын Савва Грудцын, живучи в городе Орле, Усольском, влюбился в жену здешнего купца Божена Второго и, за обладание ею, продал душу свою бесу, представшему ему в виде доброго товарища и выманившего у него хитростью «богоотметное писание». Но, так как черти большие формалисты, и плутовски добытая расписка, по–видимому, не твердо гарантировала право беса, то он, обманом же, приглашает Савву Грудцына лично поднести ее Сатане: «По некоем же времени поемлет бес Савву, и поидоша оба за град на поле; изшедшим же им их града, глаголет бес Савве: «Брате Савво, веси ли кто есмь аз? ты убо мниши мя совершенно быти от рода Грудцыных, но несть тако: ныне убо за любовь твою повем ти всю истину, ты же не убойся, ниже устыдися звати мя братом себе, аз убо всесовершенно улюбих тя в братство себе: но аще хощещи уведати о мне, аз убо сын царев; но идем протчее и да покажу ти славу и могущество отца моего»; и сия глаголя, приведе его в пустое место на некий холм и показа ему в некоем раздоле град велми славен; " стены и покровы и помосты все от злата чисто блистахуся; и рече ему: «Сей есть град и творение отца моего, но идем убо и поклонимся купно ему; а еже дал ми еси писание, ныне взем его, сам вручи отцу моему, и великой честью почтен будеши от него». И сия изглаголав, бес отдает Савве богоотметное оное писание. Оле безумие отрока! ведый бо яко никоторое царство прилежит в близости к Московскому государству, но все обладаемо бе царем московским, аще бы тогда вообразил на себе образ честного креста, вся бы сия мечты дьявольские яко сень погибли!»

Но на предлежащее обратимся. «Егда мы поидоша оба к привиденному оному граду и проближившимся ко вратам града, сретают их юноши темнообразнии, ризами и поясы златыми украшены, и со тщанием поклоняющеся, честь воздающе сыну цареву, паче же рещи дьяволу, такожде и Савве. Вшедшим же им во двор царев, паки сретают инии юноши, ризами блистающися паче первых, такожде поклоняющеся им. Егда же внидоша в палаты царевы, абие друзии юноши сретают их, друг другу честию и одеянием превосходяще, воздающе достойную честь сыну цареву и Савве. Вшед же бес в палату глаголя: «Брате Савво! пожди мя зде мало; аз убо шед возвещу о тебе отцу моему, и введу тя к нему; егда же будеши пред ним, ничто не размышняя или бояся, подаждь ему писание, свое». И сия рек, поиде во внутренния палаты, оставль единого Савву; и помедлив тамо мало, абие входит к Савве, и по семь вводит его пред лице князя тьмы.

«Той же седя на престоле высоце, камением драгим, и златом, преукрашенном, сам же той славой велиею и одеянием блистаяся, окрест же престола его зрит Савва множество юнош крылатых стоящих, лица же их овых сини, овых багряни, иным же яко смола черны, пришед же Савва предста царя онаго, пад на землю, поклонися ему; вопроси же его царь, глаголя: «Откуда еси семо, и что есть дело твое?» Безумный же он юноша, подносит ему богоотметное свое писание и вещает: «Яко пришед, великий царю, послужити тебе».Древний же змий сатана прием писание и прочет его, обозревся к сквернообразным своим воином, рече: «Аще ли и прииму отрока сего, но не вем, крепок ли будет мне, или ни». И призвав сына своего, Саввина мнимаго брата, глаголя ему: «Иди протчее, и обедуй с братом своим». И тако оба поклонившася царю и изыдоша в преднюю палату, наченши обедати, и неизреченный яди приношаху им, такожде и питие, яко дивитися Савве, и глагола: «Яко никогда же в дому отца моего таковых ядей вкушах, или питий испих».

Легионы демонов и глава их образуют армию. Демоны по самой натуре своей духи воинственные. Полчища их, противопоставляемые небесному воинству, воображаются устроенными, конечно, по образу земных армий. В житии св. Марии Антиохийской царь демонов является на военной колеснице, в сопровождении бесчисленной орды всадников. Преподобный Петр (ум. 1156) видел однажды, как огромный отряд дьяволов одетых солдатами, двигался ночью через лес. Часто повторяли видения вооруженных полков, несущихся в воздухе, подобно тучам.

Так как ад — государство, а Сатана — государь, то естественно ему иметь и свой государственный совет, в котором обсуждались важные вопросы адской политики, чинился суд, произносились приговоры. Время от времени Сатана, наскучив адским дворцом своим, отправлялся с компанией любимцев на охоту в земных, лесах и проносился ураганом, вырывая с корнем деревья на пути своем, рассыпая вокруг себя ужас и смерть. Артуро Граф справедливо замечает, что государи земли в то время охотились с меньшей стремительностью, но не с меньшим вредом, для полей и пастбищ вилланов. В качестве государя Сатана требовал себе присяги от тех, кто ему предавался.

В вопросе о разумности и знаниях демонов теологи много спорят. Все согласны в одном: после падения демонов разум их затмился настолько, что, если он еще намного превосходил разум человеческий, то далеко ему до разума ангельского. Дьявол знает прошлое, но в настоящем только то, что бог не считает нужным от него скрывать. Некоторые церковные писатели утверждают, что Сатане была неизвестна тайна христова пришествия и он не узнал в иисусе вочеловечившегося бога. Действительно, в Евангелии от Матфея Сатана искушает иисуса условными предложениями: «Если ты сын божий, то преврати эти камни в хлеб», — что показывает как бы нетвердую уверенность в том, кого именно он испытует. Это незнание дорого обошлось Сатане, так как, добившись от людей безвинной казни иисуса, он тем самым способствовал акту искупления и завершил свою собственную гибель.

Расходятся мнения и о том: зная все тайны природы, знают ли демоны также тайны человеческой души? Могут ли они проникать в глубину совести, шпионить наши мысли и чувства? Некоторые отрицают это на том основании, что в таком случае человек оставался бы весь в их власти, совершенно беззащитным против их наущений и искушений. Поэтому демонам не дано видеть душу человека и они только большие физиономисты: по внешним признакам угадывают мысль и волю, читают в уме и чувстве, что, собственно говоря, может делать и человек, но у дьявола в тысячи раз больше умения, опыта и навыка. Другие богословы, и. между ними сам князь их, Фома Аквинат, наоборот, полагает, что демоны читают в душе нашей, как в раскрытой книге. Гонорий из Отена (Augustodunensis; умер около 1130 г.) думал, что демонам дано знать злые стремления человеческой мысли и воли, добрые же — нет. Дело в том, что свое знание первых дьявол много раз доказывал, внезапно обличая своих заклинателей, при всем честном народе, в самых тайных и сокровенных грехах их, не исключая и мысленных.

Не менее спорный вопрос — знают ли дьяволы будущее. Большинство теологов высказываются отрицательно: если бы дьявол, зная прошедшее и настоящее, знал еще и будущее, то» чем же его знание отличалось бы от знания бога? И как бы бог потерпел, чтобы дьяволы заранее знали его предначертания через веки веков? Подобным знанием они не обладали и раньше своего изгнания из рая, так как иначе не подняли бы бесполезного восстания. Ведь и добрые ангелы не имеют непосредственного знания будущего, а знают лишь его постольку, поскольку бог допускает их читать мысли его.

Как же объяснить предсказательные способности дьяволов? Ориген говорит, что они узнавали будущее по движению планет; мнение, плохо примиримое со взглядом Лактанция, который именно астрологию признавал ложным изобретением демонов. Св. Августин полагал, что дьяволы не имели непосредственного и прямого знания будущего, но благодаря способности переноситься с места на место быстрее молнии, а также благодаря изощренности своих чувств и интеллекта, они были облегчены в логической работе настолько, что по заключениям настоящего могли воображать и угадывать будущее чуть не наверняка. Св. Бонавентура полагает, что они не знают будущего как возможности, а только угадывают ее как планомерность, так как они великолепнейшие натуралисты и до тончайшего совершенства выучили все законы и тайны природы. Глубокие научные познания дьявола «заставляли церковь, подозревать в сношениях с ним каждого ученого и, по возможности, сжигать его, как ученика сатанинского, живым. Данте считает, что философия для дьявола недоступна, так как «в них умерла любовь, а, чтобы быть философом, любовь необходима». Это нисколько не мешает самому Данте вывести превосходным диалектиком черта, который тащит в ад Гвидо ди Мантефельтро, хотя и получившего отпущение грехов от папы Бонифация VIII, причем этот демон сам себя рекомендует своему грешнику «логиком» по профессии:

— А ты, брат, кажется, не думал, что я мастер в логике?

(Tu non pensavi che io loico fossi?)

(Forse)

Знаменитый Жан Бодэн пишет в своей «Демономании» что славный Ермолай Барбаро, патриарх аквилейский (ум. 1493), вызвал однажды дьявола, надеясь узнать от него, что собственно хотел сказать Аристотель своей энтелехией? Во всяком случае, если демон не силен в философии, то в софистике он богатырь и учитель, и всякий софизм есть адоугодный грех мысли. По этому поводу Пассаванти рассказывает страшную историю об одном парижском студенте, который, умерши в нераскаянии, явился с того света перепуганному своему профессору в плаще, вышитом, софизмами: вот оно что значит злоупотреблять и шулерничать оружием силлогизма!

Итак, философия не давалась демонам настолько, что в ее области их мог бы загонять даже П. Б. Струве. Но, в странном противоречии, они были знатоками богословия, цитировали на память священное писание и рассуждали о таинствах с точностью и определенностью профессиональных теологов. Из уст одержимых, телом которых они завладевали, демоны сыпали текстами из нового и ветхого завета, мнениями и сентенциями отцов и учителей церкви и часто вгоняли в стыд заклинателей, которые вдруг оказывались совершенными невеждами в сравнении с ними. Более того: св. Фурсей присутствовал при диспуте демонов о грехе и наказании даже не с людьми, а с ангелами, — и нечистые не ударили лицом в грязь ни в диалектике, ни в богословии. Известно, что в богословском споре дьявол припер самого Лютера к стенке настолько плотно, что бедный реформатор, истощив все логические аргументы, предпочел просто запустить в него чернильницей.

Впрочем не надо думать, чтобы все дьяволы стояли на одном уровне знаний и умственных способностей. Между ними были свои интеллигенты и невежды, удачники и неудачники, ловкачи и простофили. «Глупый черт», любимец русских сказок, занимает в дьявольщине такое огромное место, что о нем лучше будет поговорить особо. Если дьявол заметно преуспевал в какой–либо области знания, ад так и пускал его по этой дороге, Цезарий знал дьявола–юриста, по имени Оливера. Он был стряпчим и отлично вел–судебные дела. Фра Филиппо Сиемский рассказывает о неком Giongino da Monte Luccio, нотариусе который после смерти своей получил место нотариуса также и в аду и, таким, образом, сделался одним из чиновников царства Сатаны и, следовательно, тоже чертом. Но обычно предпочитают медицину и естественные науки; при их помощи варятся волшебные напитки, превращаются металлы и, вообще, осуществляются всевозможные насилия над материей.

Наука и сила синонимы, а поэтому знание Сатаны делает его «могущественным., духом». Так называет его апостол Матвей. Границы этого могущества определяются трудно. Конечно, оно несравнимо со всемогуществом божьим, но все же велико и грозно. Как мятежник, Сатана сокрушен без надежды на улыбку победы. Но побежденный по совокупности, он мстит за себя непрерывным бунтом в розницу. Он проникает в счастливые обители наших прародителей и вводит в гармонию божественного творчества грех, разлад и смерть. Он наполняет вселенную ядом, своим и побуждает ее к отречению от бога. Он становится «князем мира сего», в пространстве и времени — Princeps hujus saeculi. Правда, власти у него ровно настолько, сколько Бог его злобе терпит, но нельзя не признать, что пределы этого терпения чрезвычайно широки и действуя на них, Сатана вооружен и собственной инициативой, и собственной внутренней, а не заимствованной или отраженной силой. Все зло мира истекает из него, и чрезмерность зла дает понятие о гигантском могуществе источника. Искупительное воплощение христа, конечно, нанесло дьяволу жестокий удар, — настолько, что однажды он, явившись св. Антонию, протестовал, зачем люди продолжают осыпать дьявола проклятиями и ругательствами, тогда как он, после пришествия христова, стал совершенно бессилен. Но дьявол хитрил. В язычестве умерла, быть может, его абсолютная власть над землей, но не умерла сила. Христос победил его, но не отнял у него оружие, и Сатана сейчас же начал новую борьбу, отвоевывая у победителя человечество, шаг за шагом, душу за душой. И по прошествии нескольких веков по искуплении царство Сатаны опять полно рабами, а картина мира столько же печальна, как перед искуплением.

Распространяясь одинаково как на природу, так и на человека, могущество демонов обусловливается их чудесными способностями. Они могут в мгновение ока переноситься с одного конца вселенной на другой, углубляться в землю и воду, проникать в стихии. Вещественная природа, в особенности, подчинена им. Не надо забывать, что многие еретические секты считали материю творением Сатаны. По мере того как в религиозной идее обострялся контраст между материей и духом, и материя — враг осуждалась на проклятие и гибель, как сила темная и развращенная, — фантазия дрессируемых католичеством народов должна была все более склоняться к тому, чтобы видеть в природе великую лабораторию и царство Сатаны, Это одна из причин, почему в средних веках так бедно и скудно было чувство природы: между ней и глазами человека вечно торчала перегородка угрожающего греха. Пусть даже не Сатана создал природу, — во всяком случае, он осквернил ее. Грех, погубивший первых людей, проник также и в природу, и при том, человечество — то омыто кровью христовой, а природа — нет.

Излюбленные стихии демонов — огонь и воздух. Теологи единогласно признавали за дьяволом самостоятельно распоряжаться атмосферическими явлениями: вызывать бури, сгущать тучи, метать молнии, проливать на землю разрушительные дожди, сыпать градом и снегом. Вой бури есть крик разъяренных демонов. Правда, св. Фома говорит, что подобные волнения производятся во мраке (artificaliter), а не средствами природы (naturali cursu), но на практике от этого не легче. Данте в Преддверии Чистилища (Antipurgatorio) говорит от имени Буонконте ди Монтефельтро, без вести пропавшего в битве при Кампальдино (11 июня 1289 г.), что тело его было унесено с поля сражения волнами наводнения, вызванного причиненной демонами грозой, Фома Кантипратийский считал созданием демонов обманы Фаты Морганы.

Не меньшую власть имели демоны над землей, в центре которой отводилось место для ада. Их делом были или могли быть землетрясения, а тем более извержение вулканов, которые вообще почитались пастями и отдушинами ада. Когда дьявол спешил возвратиться в свой ад кратчайшим путем, он проваливался сквозь землю в любом месте, как в театральный трап.

Не все в природе подчинялось демонам в одинаковой степени. Некоторые вещества и условия местности их как бы притягивали, другие их, наоборот, отталкивали. Дьявол большой любитель романтического пейзажа: его излюбленное пребывание — среди уединенных скал, в ущельях обрывистых гор, в густых и темных лесах, пещерах, провалах, — во всех, угрюмых странах природы, среди которых зловеще движется грозный Самиэль Веберова «Волшебного Стрелка». Думали, что бес в таких местах особенно силен, — потому их и любит. Дуалистические легенды тюрско–финского язычества, усвоенные и славянством, предполагают, что все подобные места даже и сотворены–то Сатаной. Когда бог захотел сотворить землю, то послал Сатану на дно морское за песком. Сатана несколько песчинок слизнул с ладони и спрятал во рту, еще сам не зная, на что они годятся. Когда бог посеял из песка, принесенного Сатаной, землю на водах и благословил ее расти на все четыре стороны света, стали дуться и расти также во рту Сатаны утаенные им песчинки. Терпел–терпел Сатана, но стало не в мочь, и побежал он по новозданной земле, ругаясь, плача и повсюду расплевывая камень, песчаные степи, скалы и целые горные хребты. Уже евреи считали пустыню жилищем злых духов, и всем известно, как последние надоедали селившимся в пустыне аскетам. Из растений черту любезны орех и мандрагора, но ненавистен чеснок. Ему милы уголь и зола, но соль отнимает у него всякую силу, то же действие имеют некоторые драгоценные камни. Из животных жаба его лучший слуга и друг, иногда его воплощение, петух — злейший враг и гонитель.

Во власти над человеком Сатана был ограничен известными условиями: над плотью он имел ее гораздо больше, чем над духом. Тело, плоть, материя, животная часть человека почиталась настолько дружелюбно и подчиненно Сатане, что некоторые еретики думали даже, что человек телесно создан Сатаной, а не богом. Отнюдь взгляд на тело как тюрьму духа, как на зачинщика всякого греха, как на развращенную силу, стремящуюся навстречу воле отца, всех пороков и лжей, как на источник поэтому разлада в жизни человеческой, как на союзника, бесов против бога. Дьявол ценил своего союзника, и ласкал его. Он обольщает тело, награждая его красотой и здоровьем, чтобы оно возгордилось перед бедной, серенькой душой и подавило ее; он обостряет плотские аппетиты вожделения, похоти, умножает его запросы, повышает требования от жизни, так что душа теряется перед ними и должна тянуться на поводу у тела, Либо, наоборот, чтобы лишить душу терпения и довести ее до отчаяния, дьявол мучит тело болезнями и тысячами несчастий, как было это с Иовом многострадальным. Эпидемии и эпизоотии очень часто почитались делом, рук дьявола.

В атаках своих на душу дьявол встречал преграду в свободной воле человека, которую все богословы единогласно считали сильнее его ухищрений. Но правило имело исключения, по которым, во власти Сатаны остаются бесноватые, отлученные от церкви и некрещенные. Что касается первых, то в них душа отправлялась как бы заразой от тела: проникнув в тело, дьявол понемногу просасывался в душу, заставляя одержимого хотеть, думать, говорить и делать то, что угодно Сатане. Довольно трудно понять, как и почему, сталкиваясь в душе одержимого с всемогущим присутствием божественного начала, дьявольское начало могло над ним восторжествовать и вытеснить его из души, подменив его собой. Но принципиальное возражение это не спасло злополучных от всех тяжких последствий, к которым приводили тела их благочестивые меры духовенства и набожных людей, обращенные на сидевших в этих телах узурпаторов души, дьяволов.

В душу нормального христианина — крещенного члена церкви и не бесноватого — путь дьяволу открывает совершенный грех. Поэтому естественная забота дьявола–чтобы грешили как можно больше. Для этого демон смущает душу мятежными мыслями, нескромными грезами, будоражит чувства, посылает тысячи греховодных призраков и мыслей. Он нападает на души во сне, когда, разум потемнен, а воля ослабла, и расставляет им сети и осаждает их видениями и снами, оставляющими по себе опасные тревоги и смуты. Даже души святых не свободны от его влияния; его дуновение заставляет колебаться, как факельное пламя от ветра. Сильно влияя на индивидуальную жизнь человека, Сатана ярко отражал образ свой и в собирательной участи народов и всего человечества. Все отцы и учителя церкви согласны в том, что им изобретены ложные религии, ереси, тайные науки; он бросает семена раздоров, подсказывает заговоры, воспитывает мятежи, накликает голод, внушает войны, возводит на престолы злых государей, посвящает антипап, диктует вредные книги, а в промежутках между всеобщими бедствиями сеет частные: пожары, несчастные случаи, кораблекрушения, убийства, грабежи, соблазны, разорения. Для всего этого он располагает громадными средствами, так как ему известны и подвластны все со кровища, скрытые в земле. Со временем — сын Сатаны, и главный его наместник — Антихрист получит все эти богатства в свое распоряжение, чтобы, ценой их, сделаться владыкой мира. Так как золото есть нерв войны, то, по замечанию Артуро Графа, потому, вероятно, папы и собирали так усердно этот металл, грабя его со всего мира, — чтобы насколько возможно ослабить бюджет будущего врага.

Технические способности Сатаны беспредельны. Он знает все искусства, ремесла и мастерства, но, разумеется, не разменивается в их области на пустяки, и предпринимает только работы, достойные своей ловкости, и силы. В Западной Европе, где искони люди живут на камне, Сатана получил страсть к архитектуре и строительству. Великое множество мостов, башен, стен, акведуков и тому подобных построек приписывают этому странному зодчему и инженеру. Это он сложил знаменитую стену между Англией и Шотландией, воздвигнутую по повелению императора Адриана. Он же перекинул мост через Дунай в Регенсбурге, через Рону в Авиньоне и другие так называемые «чертовы мосты». В варварские и бедные средние века громадные римские постройки, включая и великие военные дороги римлян, казались превосходящими силы человеческие и, кроме дьявольского художества, народ не находил кому их приписать. «На Руси и в других славянских землях, старинные окопы слывут змеиными валами. С этими «чертовыми стенами» народ соединяет такое предание: после долгих споров бог и черт поделили между собой вселенную, и вслед затем Сатана провел границы своего владения». Страннее всего, что дьявол употреблял иногда свои архитектурные таланты также на сооружение церквей и монастырей. Но, конечно, в этом случае он либо преследовал свои тайные цели, либо был побуждаем волей, сильнейшей его. Так, говорят, им были сделаны планы и другие рисунки для Кельнского и Ахейского соборов, а последний даже отчасти, если не весь, им выстроен. В Англии считается постройкой, дьявола аббатство Кроулэнд. Дьявол настолько гордился своим зодческим талантом, что однажды вызвал архангела михаила, старого своего неприятеля, на конкурс, кто построит красивее церковь на горе Сен–Мишель в Нормандии. Архангел, как и следовало ждать, победил, но и дьявол не ударил лицом в грязь; при том архангелова церковь была за красоту взята на небо, так что грешный мир о ней судить не может, а дьяволом воздвигнутая осталась на земле, и ей до сих пор любуются туристы, как готическим шедевром. «К св. Олафу, королю норвежскому, пришел некогда незнакомец и вызвался построить церковь, если в уплату за труд ему отдадут солнце и месяц, или самого св. Олафа. Этот незнакомец был великан по имени «Wind und Wetter». Чтобы он потерял право на обещанную награду, надо было узнать его имя. Королю удалось это. Случайно подслушал он, как жена великана унимала свое плачущее дитя: «Цц! завтра придет отец Wind und Wetter и принесет нам солнце и месяц или святого Олафа».

Чудесность дьявольских построек заключалась не только в их совершенстве, но и в скорости, с которой они созидались. Часто дьяволу давался для них срок не более как в одну ночь, — и он успевал, если только люди его не надували, чего по отношению к дьяволу, кажется, ничто и никогда грехом не почитал. Обязавшись на протяжении одной ночи выстроить церковь, дьявол переносил на место постройки из отдаленнейших мест целые гранитные скалы, глыбы и плиты цветного мрамора, иногда даже колонны, похищенные в каком–нибудь древнем языческом храме, вековые дубы и ели, металлические брусы и балки, и, не покладая рук, рубил, строгал, буравил, тесал, ковал, лил, полировал, рыл, складывал, штукатурил, красил, рисовал, расписывал, ваял, так что с наступлением утра первый луч солнца уже зажигал на башнях яблоки из превосходного полированного золота и отражался в художественной живописи огромных стрельчатых окон. И уж за такую — постройку нечего было бояться, что через год или два в ней обрушится потолок или обвалится стенная штукатурка. Единственно, от чего дьявол систематически уклонялся, это — увенчать свое здание крестом. Да и то один раз адский архитектор умудрился и выстроил для шведского короля Олафа Святого высочайший собор с крестом. Но однажды святой король, поднявшись на кровлю собора, с ужасом увидел, что то, что снизу кажется людям, крестом, в действительности — золотая фигура коршуна с распростертыми крыльями. На эту тему, тающую богатую канву для антитез, кто–то из русских мистиков — Н.П. Вагнер — написал интересный рассказ.

Все это требовало от дьявола не только высочайшего гения, ловкости и энергии, но и, так сказать, мускульной силы, поистине чудодейственной. Следы этой силы развеяны по всему миру. В Европе нет страны, где бы не лежало какого–нибудь валуна, принесенного дьяволом с отдаленных гор, чтобы раздавить келью какого–нибудь святого монаха, да по келье–то он промахнулся, а камень так и остался лежать где не надо. «Когда созидались первые христианские храмы, великанское племя, по свидетельству норвежских саг, бросало в них огромными камнями. В разных местностях указывают «чертовые камни» (teufelssteine), из которых одни были брошены дьяволом в ту или другую церковь, а другие упали с воздушных высот в то самое время, как нечистые духи занимались своими строительными работами». А то покажут вам огромную скважину в горе: это черт прошиб — обозлился на что–то, работая в своей подземной кузнице, и швырнул молот в потолок, так вот это от того. Решительно повсеместно ставились на счет дьяволу эрратические камни, занесенные доисторическими ледниками на десятки и сотни верст от своих гор, а там, где они есть, также и друидические камни. На остров Каневец, что на Ладожском озере, черт не только приволок откуда–то громадный Конь–Камень, но еще и развел в нем целую бесовскую колонию, благополучествовавшую, покуда св. Арсений не разогнал чертей своими молитвами, и тогда они, стаей черных воронов, улетели на финский берег, в залив, который с тех пор так и слывет «Чертовой Лахтой». Эта ладожская легенда любопытно сходится с мексиканской о том, что, когда перестали поклоняться одному священному камню, из него перелетел на другой камень попугай, после чего стали поклоняться этому последнему камню (Тэйлор).

Чудовищная сила сопровождается в дьяволе с проворством и ловкостью величайшего акробата и фокусника. Еще Тертуллиан утверждает, что дьявол умеет даже носить воду в решете. На этой сверхъестественной ловкости дьявол обыкновенно попадается, когда хочет скрыть свою истинную породу, — забывшись, он непременно раскроет свое инкогнито, проделав что–нибудь такое, что далеко превосходит самые крайние пределы

человеческих средств.

Обыкновенно, черт, когда берется возвести твердые стены, церковь или мост, то в награду требует душу того, кто первый вступит в новое здание; но расчеты его обыкновенно не удаются. Так однажды в двери возведенного им храма пустили прежде всех волка; раздраженный черт. бросился сквозь церковный свод и пробил в нем отверстие, которое потом — сколько ни заделывали — никак не могли починить.

Там, где однажды работал дьявол, человеческие средства бессильны и неприложимы. Если он оставил недоконченным здание, которое начал строить — достроить уже нельзя. Равным образом, вред, нанесенный дьяволом, какому–либо зданию, уже никогда не поддавался исправлению, перестройке, либо починке.

Виктор Гюго, поэт латински рассудительный и без чутья к фантастическому, описал в одной из поэм своей «Legende des siecles» страшный труд и натугу, с которыми дьявол, поспорив с богом о том, кто создаст более красивое существо, выковал в своей кузнице… саранчу, тогда как бог одним взглядом своим обратил паука в солнце. Поэма Гюго громословна и холодна, но Артуро Граф напрасно упрекает Гюго, что, изображая Сатану бездарным тружеником, работающим в поте лица своего, поэт погрешил против, если можно так выразиться, «мифологической истины». Гений, ловкость и сила дьявола необыкновенны только по сравнению с человеческими, божественный контраст обращает их в ничто. Тема Гюго — старинная тема народных преданий, между прочим, и славянских, и отношение их к труду двух сил, «подъемлющих спор за человека», всегда то же самое, что у Гюго. В «Песнях о творении» Г. Гейне Сатана смотрит на создания божии и смеется:

«Эге! господь копирует самого себя. Сотворил быков, а потом, по их образу и подобию, фабрикует телят!»

господь отвечает:

«Да, я, господь, копирую самого себя. После солнца я творю звезды, после быков я творю телят, после львов со страшными лапами я творю маленьких милых кошечек, — ну, а ты, ты ничего сотворить не можешь».

При всем, своем непомерном могуществе дьявол, не только может быть обуздан в своей дерзости, но и укрощен, приручен и даже порабощен. При том в самой природе есть условия, и средства, в которых человек находит силу и защиту против дьявола, а дьявол слабеет и становится безопасен. Главнейшее из них — дневной свет. Все подвиги своего могущества дьявол, обыкновенно, совершает ночью. Днем, за исключением часа полуденного, он если и действует иногда, то далеко не с такой силой и дерзостью, как ночью. Утренний же час для него совершенно несносен. Христианский фольклор не знает примера, когда бы князь тьмы не бежал от первых лучей зари, от крика, петуха, возвещающего утро, от благовеста к заутрени.

Запел петух… и смолкнувши бегут

Враги, не совершив ловитвы.

(Жуковский)

В этот час дьявольские силы настолько слабеют, что иногда, если почему–либо не успели убраться вовремя в адские бездны, они от того даже погибают. Гоголь со всей художественной яркостью рассказал такой случай в своем насквозь народном «Вие».

«Раздался петушиный крик. Это был уже второй крик: первый прослушали гномы. Испуганные духи бросились, кто как «попало, в окна и двери, чтобы поскорее вылететь; но не тут–то было: так и остались они там, завязнувши в дверях и окнах.

Вошедший священник остановился при виде такого посрамления божьей святыни» и не посмел служить панихиду в таком месте. Так навеки и осталась церковь, с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким, терновником, и никто не найдет теперь к ней дороги».

Силач и насильник, Сатана тем не менее не только не чужд понятия о праве, но даже иногда является большим охотником становиться на почву юридических норм, в особенности договорных. Когда христианство коснулось Рима, не мог же такой юридический народ оставить без анализа права дьявола на человека. Во втором веке Ириней Лионский рассмотрел это право и доказал, что, хотя оно не существует более, но существовало. Первородный грех законно предал людей в руки Сатаны. Чтобы законно выкупить человечество, не прибегая к насилию, христос дал пролить свою кровь. Сатана, добившись безвинной смерти праведника, потерял ранее принадлежащее ему право» Эта теория была встречена очень благосклонно и долго повторялась в духовной литературе, внушавшей, таким образом, своим, неофитам, с истинно римской, юридической настойчивостью весьма понятную для них метафору, что они как бы вольноотпущенники Сатаны, выкупленные из его рабства христом, за великую цену. Сатана, конечно, ничего не имеет против признания законности его права в прошлом, но это не вознаграждает его за потерю того же права в настоящем, и будущем. И, не признавая своего права уничтоженным, он, проиграв свой мировой процесс перед судом Высшей Справедливости, не удовлетворяется и аппелирует к бунту и мятежу, то есть требует удачи в «праве сильного». В этих опытах проходит вся его жизнь и деятельность. Ради них он устроил свое государство, свою армию, так точно копируя институты и устройство божественные, что заслужил от церковных писателей презрительное прозвище «обезьяны. бога», Церкви христа он противопоставляет свою собственную анти–церковь и имел в ней своих служителей, свой культ и, по свидетельству уже Тертуллиана, свои таинства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.