Патриарх Сергий и митрополит Александр Введенский
Патриарх Сергий и митрополит Александр Введенский
Иван Старогородский, которому суждено было в конце жизни стать патриархом Сергием, родился в январе 1867 г в Арзамасе, в семье священника. Он получил обычное для детей духовенства образование — окончил приходское духовное училище, а затем Нижегородскую семинарию. В 1886 г Иван поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию и еще до ее окончания, в январе 1890 г, принял монашество с именем Сергия. В том же году он был выпущен из академии. По уставу Сергий мог оставаться при ней в качестве стипендиата для подготовки к защите магистерской диссертации, но он избрал иной путь — миссионерское служение в далекой и тогда практически неизвестной для европейцев Японии. Зимой 1891/92 гг. иеромонах Сергий был назначен судовым священником на военный крейсер «Память Азова», на котором посетил многие сопредельные с Японией страны. Впечатления от увиденного он изложил в «Письмах русского миссионера», вызвавших большой интерес в обществе.
Жестокая простуда заставила Сергия весной 1893 г вернуться в Россию. Короткое время он выполнял обязанности доцента в Санкт-Петербургской академии и инспектора — в Московской семинарии. Осенью 1894 г его назначили настоятелем при церкви русского посольства в Греции, где он пробыл до 1897 г, а затем вновь отправился в Японию в должности помощника начальника миссии. Не отрываясь от исполнения своих обязанностей, Сергий в 1895 г защитил диссертацию на тему «Православное учение о спасении» и получил степень магистра богословия. В 1899 г. Сергий вернулся в Санкт-Петербургскую духовную академию, где занял должность ректора. В 1901 г он был посвящен в сан епископа ямбургского, а в октябре 1905 г стал архиепископом финляндским и выборгским. С этого времени он стал широко известен как член Святейшего Синода.
После Февральской революции 1917 г в истории Русской православной церкви началась новая эпоха. Пришедшее к власти Временное правительство объявило о намерении провести реформы в вероисповедательной области Предполагалось объявить амнистию по всем религиозным делам, снять ограничения на деятельность католических, униатских и других религиозных организаций и т. п.
Синод глухо сопротивлялся всем этим нововведениям. В апреле он был распущен, после чего собрался в новом составе Сергий оказался единственным из прежнего состава, кто вошел в новый Синод. В этот сложный период он проявил себя как человек, способный уживаться с представителями различных политических течений, «законопослушный» и вместе с тем умеющий отстаивать свои убеждения. Одну из главных своих задач Сергий видел в то время в созыве поместного собора. Незадолго до его начала он сменил свою финляндскую епархию на владимирскую.
Первый Всероссийский поместный собор открылся 15 августа 1917 г. Важнейшим его деянием стало восстановление в России отмененного в царствование Петра I патриаршества. 11 ноября 1917 г на патриарший престол был избран московский митрополит Тихон. (Тогда же Сергия возвели в сан митрополита. Однако во Владимир из-за начавшейся Гражданской войны он не поехал и продолжал трудиться в Москве как член сформированного Поместьым собором Священного Синода и один из помощников Тихона). С самого начала патриарх встал в резкую оппозицию к советской власти. Во враждебном тоне было выдержано уже его крещенское воззвание в январе 1918 г. Предав анафеме большевиков, он вместе с тем послал просфору и свое благословение в Екатеринбург отрекшемуся от престола императору Николаю II.
В первую годовщину Октябрьской революции Тихон отправил письмо Ленину с требованием всеобщей амнистии. Но особенно неприязненными стали отношения между церковью и советским государством осенью 1921 г., когда возник вопрос об изъятии церковных ценностей и распродажи их в пользу голодающих Поволжья. Тихон категорически отказался признавать этот декрет и в феврале 1922 г выпустил послание с призывом скрывать ценности. Эта политика привела к печальным последствиям как для самого патриарха так и для всей Русской православной церкви.
С 1922 г она оказалась втянута в острейший конфликт с государством, продолжавшийся более двадцати лет. Одним из его последствий явился обновленческий раскол.
* * *
Будущий лидер и идеолог обновленчества Александр Иванович Введенский родился в августе 1889 г в Витебске в семье учителя латинского языка, вскоре ставшего директором гимназии. С ранних лет он отличался большой религиозностью каждый день перед гимназией Александр посещал раннюю обедню, во время литургии приходил в экстаз, молился с необыкновенным жаром и плакал. Пишут также о его разносторонних способностях Введенский слыл, к примеру, талантливым пианистом (в детстве его считали даже вундеркиндом), обучаясь в университете, по три-четыре часа в день проводил за фортепиано. Новинки науки, техники, искусства и политики всегда живо занимали его. Но более всего Александра Ивановича интересовали религиозные вопросы. В 1911 г, когда Введенский обучался на историко-филологическом факультете Петербургского университета, в журнале «Странник» вышла его знаменательная статья «Причины неверия русской интеллигенции». В ней, проанализировав большое количество анкет, он пришел к выводу, что в основе массового распространения неверия лежат два факта: кажущееся несоответствие религиозных догматов и прогресса науки и глубокая испорченность духовенства. Отсюда следовал вывод о двух направлениях, в которых должно идти обновление церкви апологическое примирение религии с наукой и кардинальная реформа церковной жизни.
В 1912 г. Введенский женился по страстной любви на дочери предводителя харьковского дворянства Болдыревой. Однако брак этот оказался неудачным и в дальнейшем принес ему много разочарований. В 1913 г, только что закончив университет, Введенский экстерном сдал экзамен за курс Петербургской духовной академии. Перед самой войной, в июне 1914 г, его рукоположили в пресвитерский сан и назначили священником в один из полков, стоявших под Гродно. Два следующих года он прослужил полковым священником, а в 1916 г был переведен в Петроград в аристократическую церковь Николаевского кавалерийского училища. В 1919 г ее закрыли Введенский остался без прихода и в течение нескольких месяцев перебивался случайными заработками (одно время даже торговал газетами). Он использовал нежданный досуг в том числе для самообразования и в короткое время умудрился сдать экстерном экзамены за курс нескольких высших учебных заведений. (Вгего он имел восемь дипломов, в том числе юриста, биолога и физика). Наконец Введенскому удалось добиться места настоятеля церкви Захария и Елизаветы на Захарьевской улице в Петрограде. В 1921 г он был возведен в сан протоирея. Имя стало приобретать известность из-за частых выступлений на разных публичных диспутах, которые тогда как раз входили в моду и собирали толпы народа. Введенский имел все данные для того, чтобы стяжать лавры на этом поприще. Его отличала огромная эрудиция (Как видно из его конспектов, Введенский был в курсе всех новинок европейской и отечественной науки — в течение жизни он подробно проштудировал более двух тысяч фундаментальных работ по всем отраслям знания, изданных к этому времени на четырех языках). Он был прекрасным полемистом, имел великолепную память, за словом в карман не лез, отвечал точно и метко. Частые диспуты, во время которых ему приходилось неоднократно вступать в словесную дуэль с маститыми материалистами и атеистами (например, с наркомом просвещения Луначарским), еще более отточили его красноречие.
За всеми этими делами Введенский ни на минуту не оставлял планы церковной реформы. Но реальные возможности для нее появились только после окончательного разрыва большевистского правительства с церковью. В отличие от Тихона, Введенский сразу признал новую власть и начал проповедовать то, что можно назвать «христианским социализмом». Вопреки прямому запрещению патриарха, он одним из первых сдал драгоценные предметы из своего храма на нужды голодающих. Когда советское правительство обратилось к гражданам с призывом о помощи, Введенский произнес перед своими прихожанами горячую проповедь о муках голодающего народа и первый положил свой серебряный наперстный крест на блюдо «Помгола». Позицию Введенского разделяли многие священники. В марте 1922 г в Петрограде сложилась «Группа прогрессивного духовенства», первым программным документом которой стала декларация о помощи голодающим. Вскоре она превратилась в штаб обновленческого движения. В мае центр ее деятельности переместился в Москву. Как раз в это время патриарх Тихон был помещен под домашний арест. Этот момент показался подходящим для смены церковного руководства.
Правительство, для которого патриарх являлся крайне неудобной фигурой, готово было помочь в перевороте. Ночью 2 мая Введенский с двумя своими единомышленниками Красницким и Белковым в сопровождении двух сотрудников ОГПУ пришли на квартиру к патриарху Тихону в Троицком подворье. Обвинив его в непродуманной и опасной политике, вследствие чего церковь оказалась вовлечена в конфликт с государством, они потребовали, чтобы Тихон на время ареста отказался от своих полномочий. После некоторого раздумья патриарх подписал резолюцию о временной передаче церковной власти одному из высших иерархов (16 мая полномочия патриарха временно принял на себя митрополит ярославский Агафангел).
Вскоре сторонники реформ образовали организацию «Живая церковь» во главе с Красницким 13 мая они опубликовали воззвание «Верующим сынам Православной церкви России» — своего рода программный манифест. 18 мая было сформировано новое Высшее церковное управление (ВЦУ), сплошь состоявшее из сторонников обновления. Первым его руководителем стал епископ Антонин Грановский, возведенный для большего авторитета самими обновленцами в сан московского митрополита. На следующий день власти перевезли патриарха из Троицкого подворья в Донской монастырь и там заключили под строжайшей охраной в полной изоляции от внешнего мира. Однако положение нового ВЦУ и после этого оставалось очень непростым. Большинство архиереев встретило его крайне недоброжелательно и недоверчиво. Если бы не скрытая поддержка советских властей (подвергших аресту многих противников обновленцев), их успехи вообще были бы минимальными. Очень важно было добиться лояльности со стороны иерархов старой столицы. В конце мая 1922 г Введенский лично отправился в Петроград с тем, чтобы постараться склонить на сторону обновленцев петроградского митрополита Вениамина (в начале своей священнической карьеры он был очень близок с Вениамином и многим ему обязан). Однако митрополит наотрез отказался признавать ВЦУ. Вскоре он был арестован и расстрелян. Перед арестом он успел отлучить Введенского от церкви, но по настоянию ОГПУ это отлучение немедленно снял преемник Вениамина Алексий (будущий патриарх).
Постепенно Высшее церковное управление признало около 40 архиереев старого поставления. Один из первых (еще в июне) поддержал платформу «Живой церкви» Сергий, в то время митрополит владимирский.
В каком же направлении лидеры обновленческого раскола собирались проводить свои реформы? Лучше всего их идеи раскрыты в статьях Введенского, считавшего, что живое христианское движение — явление более широкое и важное, чем церковь, его обслуживающая. Оно развивается согласно своим внутренним законам и не может сковываться церковными цепями. Церковь не должна подавлять новые явления в христианской жизни, она должна найти в себе силы к обновлению, чтобы вырваться из косных рамок школьной мудрости и войти в мир. К этой любимой идее Введенский потом возвращался неоднократно. Например, в опубликованной позже (в 1925 г.) программной статье «О пастырстве» он писал о сильном влиянии современного атеистического окружения на верующую душу. Церковь, считал он, только тогда с успехом сможет противостоять ему, когда поймет дух эпохи. Поэтому современный пастырь не должен замыкаться в рамках одних только религиозных проблем, он должен овладеть всеми сокровищами общечеловеческой культуры, живо интересоваться наукой и искусством, общественными проблемами. «Мы должны утвердить в сознании, — продолжал Введенский, — что весь мир есть обнаруживание Божественного принципа, что, приобщаясь к миру, проявлению мирской жизни, мы приобщаемся Божеству в Его творческом явлении». Церкви следует совершить поворот от «религиозной мифологии» к научно-философскому осмыслению мира. Наряду с творческой Божией волей необходимо признать участие «производительных сил природы», то есть действие научных законов материального мира. Страшный суд, рай и ад Введенский предлагал воспринимать как понятия нравственные и в Боге видеть прежде всего не карающее начало, а источник правды.
В этике декларировалось совмещение христианских идей с идеями социализма и возможность спасение души не только в монастыре, но и в мирских условиях. В области литургии Введенский считал целесообразным провести упрощение и сокращение богослужения, освободить его от «языческих» наслоений. Он был сторонником введения григорианского стиля, перехода с церковно-славянского на русский язык, вовлечения мирян в богослужение. Все наносное и формальное следует убрать из церковной жизни. Напротив, внутреннее понимание религии должно углубится. Наконец Введенский настаивал на ликвидации монашества, на введении женатого епископата, на разрешении духовенству вступать во второй брак.
Священство даже внешне должно приблизиться к народу. С этой целью он предлагал допустить выборы духовенства прихожанами, разрешить священнослужителям носить светское платье, бриться, стричь волосы и т. п.
Некоторым обновленцам программа Введенского казалась чересчур радикальной.
Особенно много споров вызвали вопросы о женатом епископате и отмене монашества.
В августе 1922 г. в Москве собрался I Всероссийский съезд белого духовенства «Живой церкви». Большинство делегатов согласилось, что иерархические должности должны перейти от черного духовенства к белому. После съезда от Живой церкви откололся Антонин Грановский, ратовавший за сохранение монашества. Он образовал группу «Церковное Возрождение». Осенью 1922 г. Введенский также покинул «Живую церковь» из-за несогласия с Красницким и возглавил конфессиональную группу «Союз общин древнеапостольской церкви». Впрочем, разногласия между тремя этими обновленческими обществами носили частный характер, и они выступали единым фронтом против «тихоновцев», то есть сторонников традиционной церкви.
В апреле — мае 1923 г. прошел второй поместный собор Русской православной церкви. Три четверти его делегатов составляли обновленцы. Собор объявил о низложении патриарха Тихона и ликвидации патриаршества, принял постановление о женатом епископате, допуске второбрачия духовенства, переходе на новый стиль.
Избранный на соборе Высший духовный совет в августе был преобразован в Священный Синод. Его председателем избрали московского митрополита Евдокима, но фактически руководителем и духовным вождем обновленческой церкви оставался Александр Введенский. Соборное постановление о женатом епископате позволило ему стать епископом Крутицким. (Торжественная хиротония протоирея Введенского в архиепископы Крутицкие состоялась 6 мая 1923 г. в храме Христа Спасителя.) Казалось, что с «тихоновской» необновленческой церковью покончено навсегда. Но тут неожиданное возвращение патриарха к руководству церковными делами смешало обновленцам все карты. В начале июня 1923 г. тот обратился в Верховный суд РСФСР с раскаянием, а затем через газету «Известие» призвал духовенство и верующих «являть примеры повиновения существующей гражданской власти в соответствии с заповедями Божиими». Это означало, что церковь отказывается от политики конфронтации с властями. 27 июня 1923 г. Верховный Суд РСФСР объявил об освобождении патриарха из-под ареста.
* * *
Переход митрополита Сергия в обновленчество смутил и соблазнил многих приверженцев патриарха, так что присоединение некоторых других епископов к лагерю раскольников часто связывали с его примером. В 1923 г. Сергия дважды арестовывали советские власти. Во время собора он также находился в заключении, и это избавило его от необходимости высказывать свое отношение к низложению Тихона. Второй Поместный собор стал временем наивысшего могущества обновленцев, когда они контролировали большинство российских епархий. Но едва патриарх оказался на свободе, как сразу началось их быстрое ослабление. Первым делом Тихон отменил все решения второго Поместного собора, а самих обновленцев, как раскольников, предал проклятию и отлучению. Большинство церковных иерархов поспешило тогда вернуться под его власть.
В августе 1923 г. Сергий, после 14-месячного пребывания в обновленческом расколе, также принес покаяние патриарху. Возвращение его в лоно православия стало заметным событием. Если покаяние других иерархов Тихон принимал в своей келье, то Сергия он заставил принести покаяние публично, что тот и сделал 27 августа 1923 г. В этот день праздновалось Успения Пречистой Богоматери. Сергий в простом монашеском клобуке вошел в церковь Донского монастыря, смиренно склонился перед патриархом, восседавшем на кафедре, и дрожащим от волнения голосом принес покаяние. Тихон принял Сергия милостиво и только слегка попенял за отступничество. «Ну, пускай другие отходят, тебе-то как не стыдно отходить от церкви и от меня», — сказал он и тут же троекратно с ним облобызался, надел на него архиерейский крест и панагию. После этого Сергий вместе с патриархом принял участие в божественной литургии. Спустя некоторое время он был назначен на кафедру в Нижний Новгород и включен в состав Синода.
Примеру Сергия последовали многие другие руководители раскола. Отошли от управления обновленческой церковью Красницкий и Антонин Грановский. Но многие священники, особенно среди белого духовенства, сохранили верность идеям, провозглашенным на втором Поместном соборе. В 1924 г. Введенский, сделавшийся фактическим главой раскольников, был возведен в сан митрополита и стал настоятелем храма Христа Спасителя — главного кафедральный собор обновленцев. Это было время его наивысшей если не популярности, то известности. Храм Христа Спасителя посещало много народа, его настоятель находился всегда на виду. О его манере вести службу сохранились противоречивые воспоминания, как благоприятные, так и негативные. Все отмечают, что Введенский был очень не равнодушен к почестям и больше походил на человека богемы, чем иерарха церкви. В его манерах, голосе, речах, образе жизни было много такого, что не укладывалось в привычный образ православного священника. Он брился и стригся, имел модный квадратик усов, мефистофельскую бородку, торчащие вверх черные волосы, отрывистый говор, резкие движения. Он мог позволить себе явиться на службу в футболке, поверх которой в притворе набрасывал рясу и архиерейскую мантию. При всем том, что он несомненно был человек очень умный, ему очень вредила какая-то фальшивая театральность поведения и постоянная рисовка. Из ризницы храма Христа Спасителя он взял удивительные по красоте и ценности облачения. Любимый его парчовый саккос был расшит иконами, драгоценная митра имела опушку, принятую у древнейших архиереев. Вместо одного креста он носил два. Ездил он в автомобиле иностранной марки. Эта парадная роскошь находилась в явном противоречии с провозглашаемыми им идеями о необходимости возврата к простоте первоначального христианства. Между тем в храме Христа Спасителя и в самом богослужении начисто отсутствовало всякое благолепие. На полу не просыхали лужи от влаги, стекавшей со стен. Хоровое пение оставалось примитивным. Натура эстетическая, экспансивная, Введенский был человеком минуты, легко поддающимся настроению. Служба его была порывистой и эмоциональной. Во время богослужения он порой впадал в театральное неистовство и бросался ниц на пол, а когда его поднимали, некоторое время не мог прийти в себя и обводил собравшихся мутным взором. Его эрудиция, очень полезная на религиозных диспутах, в церкви была явно неуместна. Но он постоянно забывал об этом, вследствие чего его проповеди больше напоминали лекции, он то и дело пускался в богословские дебри, сыпал именами ученых, ссылался на зарубежные научные журналы, рекомендовал литературу на иностранных языках. Повседневная жизнь его отличалась светскостью. В своем доме в Сокольниках он создал своего рода модный салон, который посещали многие знаменитости тех лет и прежде всего актеры. Введенский вел с гостями непринужденные разговоры, любил музицировать на пианино. Он был остроумным, разговорчивым и любезным хозяином, способным поддерживать беседу буквально на любую тему. Часто, даже во время поста, его можно было встретить на концертах и вечерах в Колонном зале Дома Союзов, в Консерватории, Доме ученых.
Митрополит любил общество дам и галантно целовал им руки. В 1935 г. он вступил во второй брак.
Уже в 1923 г стало ясно, что широкие массы верующих не пошли за обновленцами. Ни одно из церковных новшеств, предложенных Введенским, не было принято народом.
Обновленческие священники, в силу своей подчеркнутой светскости и отсутствия в них благостности, не имели никакого духовного авторитета. Фактически с обновленцами осталась только немногочисленная, модернистки настроенная интеллигенция. Сложилась поразительная ситуация: обновленцы занимали официальные руководящие посты, им принадлежало значительное число приходов, однако храмы их оставались пустыми, а их руководящие органы фактически ничего не возглавляли. С другой стороны, Русская православная церковь, являвшаяся подлинной носительницей духовности, не имела легальной организации. Единственной объединяющей фигурой ее оставался патриарх. Но 7 апреля 1925 г. Тихон умер. С его смертью наступила пора смут.
Для выборов нового патриарха следовало созвать архиерейский собор, но власти не давали на это разрешения. Управление церковью перешло к патриаршему местоблюстителю, которым стал митрополит крутицкий Петр. Он занимал по отношению к обновленцам еще более непримиримую позицию, чем сам покойный патриарх. В июне 1925 г., когда обновленческое руководство активно готовило новый Поместный собор, Петр категорически запретил участвовать в нем последователям патриаршей церкви. Вследствие этого собор, состоявшийся в октябре того же года, представлял только обновленческую церковь. Несмотря на потери, понесенные в два предшествующих года, она все еще представляла из себя достаточно мощную организацию, включавшую 92 епархии. В ее ведении находилось 1650 церквей и несколько тысяч священников. Районами, где обновленчество сохранило сильные позиции, оставалась Средняя Азии, Северный Кавказ и Кубань. В России, наоборот, обновленческие храмы попадались лишь изредка (в Москве их было всего 7, в Ленинграде — 2), а в Сибири их не осталось вовсе. Многие обновленческие священники, лишившись своей паствы, которая предпочитала храмы традиционной церкви, бедствовали.
* * *
Впрочем, патриаршая церковь тоже переживала далеко не лучшие времена.
Агрессивная атеистическая пропаганда начинала давать свои плоды. Советские люди, прежде всего молодежь, порывали с религией. Государственная власть продолжала смотреть на церковь как на своего главного идеологического противника внутри страны и наносила по церкви все новые и новые удары. Осенью 1925 г. стали сгущаться тучи над головой патриаршего местоблюстителя Петра. Его несговорчивость очень не нравилась партийным чиновникам. 15 декабря он был арестован и провел остаток жизни в ссылке. Незадолго до ареста он объявил своим заместителем нижегородского митрополита Сергия, который и стал с этого времени фактическим главой Русской православной церкви. Но тотчас приступить к своим обязанностям Сергий не мог, так как ОГПУ задержало его в Нижнем Новгороде под домашним арестом. Вообще, первое время казалось, что ему суждено в скором времени разделить судьбу своего предшественника. Только в первой половине 1926 г. Сергий дважды оказывался в заключении. В декабре 1926 г. он вновь был арестован и провел в тюрьме более трех месяцев. Вместе с тем авторитет его в глазах церковных иерархов не равнялся авторитету Петра. Некоторые из них выступили против заместителя местоблюстителя, считая его неправомочным. Это стало причиной быстрого разрастания смуты. Многие епархии объявили себя автокефальными (в их числе оказались не только украинская и белорусская церкви, имевшие на это право, но также пензенская, царицинская, тамбовская, рыбинская, иркутская, красноярская и некоторые другие). В центральном управлении царил полный разброд. Съезжаясь между собой, епископы объявляли главой церкви то того, то другого иерарха. Одно время в стране существовало 13 патриарших местоблюстителей и их заместителей. Власти в конце концов были вынуждены вмешаться в эту ситуацию. Они не были заинтересованы в полном развале церкви, так как это сильно затруднило бы контроль за ней. Здраво оценив ситуацию, партийное руководство пришло к выводу, что один только Сергий имеет достаточно влияния для того, чтобы объединить церковь и обеспечить ее лояльность советскому режиму. С ним вступили в переговоры, требуя публичной декларации в выгодном для властей духе. Сергий оказался перед сложным выбором. С одной стороны, он понимал, что безоговорочное признание советской власти оттолкнет от него многих иерархов, прежде всего зарубежных. Но, с другой стороны, он ясно сознавал, что бороться в настоящих условиях с мощной государственной машиной церковь не в состоянии. Спасти Русскую православную церковь со всем ее богослужебным укладом, местными и центральными органами управления, спасти от поглощения обновленчеством и тем дать ей надежду на благоприятное будущее могло только одно — урегулирование отношений с советским государством. В этом положении Сергий, как и ранее патриарх Тихон, не уклонился от тяжелого жребия, посланного ему судьбой. Он согласился выступить от лица церкви со своего рода покаянным заявлением, то есть сделал шаг навстречу власти, шаг, который лично ему не мог принести ни славы, ни почета. 30 марта 1927 г. Сергия выпустили на свободу, а 29 июля в печати появилось его историческое послание. Признавая, что церковь в минувшие годы часто оказывалась на стороне врагов советской власти, Сергий объявлял о полном и безусловном принятии сложившихся в стране после 1917 г. отношений. «Нам нужно, — писал он, — не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные его приверженцы, для которых оно дорого как истина и жизнь, со всеми его догмами и преданиями, со всем его каноническим богослужебным укладом… Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которого — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Декларация произвела эффект настоящего взрыва. С ее опубликованием Сергий и члены Синода не только вступали на путь полной лояльности к советской власти, но и (объявив, что радости и неудачи Советского государства отныне будут радостями и неудачами самой Русской церкви) как бы включили себя в самый организм нового государства.
Это был если не совсем новый, то во всяком случае неожиданный курс церковной политики. Большинство зарубежных епископов отказалось признать послание Сергия.
Иерархи в Советском Союзе также реагировали на него неоднозначно. К 1930 г. около 37 архиереев отказались от административного подчинения митрополиту Сергию, выступив против компромиссов с властью. Местоблюститель митрополит Петр, проживавший тогда в поселке Хэ Тобольского округа, в целом поддержал декларацию, сказав, что она продиктована временем. Но иначе отнеслись к посланию и политике Сергия те епископы, что отбывали заключение в Соловецком лагере. На своем соборе они одобрили самый факт обращения Высшего церковного учреждения к правительству с заявлением о лояльности, но однозначно не поддержали политику тесного сближения церкви с государством. В частности, они считали, что церковь не может взять на себя перед государством обязательства считать все его радости и успехи своими. Тем более такого государства, которое провозгласило своей целью полное искоренение религии. Приходское духовенство в большинстве своем отнеслось к декларации Сергия отрицательно.
Особенно возмущал многих самый тон покаяния в его послании. Получалось, что церковь (признав, что поддерживала контрреволюцию) перед всем миром взяла на себя всю вину за предшествовавшие столкновения с советским государством. На самом деле, конечно, все было гораздо сложнее, и многочисленные аресты тех представителей духовенства, которые никогда и никаким боком не имели отношения к политике, говорили о том, что в СССР имеет место ничем не прикрытое преследование граждан за их религиозные убеждения. Теперь эти невинно пострадавшие оказались поставлены в один ряд с завзятыми контрреволюционерами.
Все эти обвинения казались справедливы, и Сергию тяжело было слышать их.
Публикуя свое послание, он надеялся (возможно, ему даже прямо обещали это) на то, что положение Русской православной церкви изменится к лучшему. Но, увы, его ожидания не оправдались. Церковь как целое оставалась нелегальной (регистрацию у местных властей получали только отдельные приходы). Она не имела статуса юридического лица и вообще никакого органа, который представлял бы ее юридически.
* * *
В 1929 г. положение церкви еще более ухудшилось. В этом году начались массовые закрытия и сносы храмов, аресты духовенства, развернулась гражданская кампания по снятию и изъятию колоколов (большая часть их пошла в переплавку и была использована для чеканки мелкой разменной монеты). Как правило, закрытию храма предшествовал арест священника. Многие из них больше никогда не вернулись в свои семьи, навеки канув в сталинских концлагерях. (Всего в 1930-е гг. было репрессировано от 80 до 85 % всех священников.) Сергию приходилось своим авторитетом покрывать эти преступления. В феврале 1930 г. на пресс-конференции перед многочисленными советскими и иностранными корреспондентами он, вопреки действительности, заявил, что в СССР нет никаких гонений на церковь. Эту ложь ему потом пришлось неоднократно повторять. Между тем 1930-е гг. для Русской православной церкви оказались наиболее тяжелыми во всей ее многовековой истории.
Только среди иерархов в 1931–1937 гг. за «контрреволюционную деятельность» карательные органы арестовали 116 человек. От высшего духовенства старого поставления в предвоенные годы осталось всего 4 человека: два епископа и два митрополита. Во всех городах началось массовое разрушение культовых зданий. Так в Ленинграде разрушили Троицкий собор 1711 г., почти все церкви архитектора Тона, а также Сергиевский всей артиллерии собор. В Москве шло тотальное разрушение церквей в центральной части города. Так были уничтожены храмы Чудова и Вознесенского монастырей, почти все церкви Китай-города, большинство зданий Симонова монастыря, часовня Иверской Божьей матери у Красной площади. К концу 1930-х гг. в целом по стране закрылось 95 % церквей, действовавших в 1920-е гг.
Прекратило свое существование монашество.
В 1938 г. на всей территории СССР не функционировало ни одного православного монастыря; только после присоединения Восточной Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бесарабии их стало 64. В 1935–1936 гг. приостановилась деятельность Синода Русской православной церкви, закрылся «Журнал Московской патриархии». Незапрещенная официально, церковь фактически превратилась в нелегальную организацию. Однако положение самого Сергия в церковной среде в эти годы упрочнилось, и вокруг него постепенно объединились все те, кто еще недавно состоял в расколах. В апреле 1934 г. Синод провозгласил его митрополитом московским и коломенским. В декабре 1936 г., когда появилось известие о кончине митрополита Петра, к Сергию по единодушному согласию всех еще оставшихся на свободе иерархов, перешли права и обязанности патриаршего местоблюстителя.
Положение в обновленческой церкви в эти годы было ничуть ни лучше, чем в патриаршей, поскольку карательные органы не делали между ними никакой разницы.
Массовые аресты обновленческого духовенства начались в 1934 г. К концу десятилетия были истреблены все наиболее видные лидеры этого движения. Тогда же были закрыты обновленческие духовные учебные заведения в Москве, Ленинграде и Киеве. Прекратился выпуск периодических изданий. В 1935 г. был упразднен обновленческий Синод, а к 1938 г. прекратили существование большинство обновленческих епархий. Хотя самого Введенского гонения не коснулись, его положение с каждым годом ухудшалось. В 1931 г. был взорван храм Христа Спасителя. До 1934 г. Введенский служил в храме Св. апостолов Петра и Павла на Басманной улице, а после его закрытия перебрался в Никольскую церковь на Большой Долгоруковской улице. В 1936 г. ему пришлось перейти в церковь Спаса на Большой Спасской улице. Наконец, в 1938 г. он получил Старо-Пименовский храм в Нововоротниковском переулке, где и оставался до самой смерти. В 1936 г. ему было запрещено говорить проповеди, помимо тех, что являются «неотъемлемой частью богослужения», после чего Введенского навсегда покинуло его красноречие. В последующие годы он опустился, стал полнеть и быстро стариться. Круг его последователей редел. Управление остатками обновленческих приходов с 1935 г. сосредоточил в своих руках его однофамилец, митрополит тульский Виталий Введенский, принявший титул первоиерарха восточных церквей. В 1940 г. он ушел на покой, и звание первоиерарха перешло к Александру Введенскому.
* * *
Окончательную точку в истории второго русского раскола поставила война. Именно тогда стало ясно, кто из двух митрополитов является для народа подлинным духовным лидером. Уже 22 июня 1941 г., раньше самого Сталина, митрополит Сергий обратился к верующим с посланием «Пастырям и пасомым Христианской Православной церкви» и призвал их встать на защиту Родины. «Православная наша Церковь, — писал он, — всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она переживала как его испытания, так и его успехи. Не оставит она своего народа и теперь.
Благословляет она небесным благословением и предстоящий народный подвиг». После этого в годы войны Сергий обращался к верующим с патриотическими воззваниями более 20 раз, и каждый раз они рождали патриотический подъем. Помогала церковь государству и материально. Ее взносы в Фонд обороны в годы войны составили более 300 миллионов рублей. В декабре 1942 г. Сергий призвал духовенство и верующих к сбору средств на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского. Тогда же он обратился с письмом к Сталину с просьбой позволить церкви иметь свой банковский счет (до этого Русская православная церковь, не считавшаяся юридическим лицом, такого счета не имела). Сталин дал согласие. В короткий срок было собрано более 8 миллионов рублей. Передача Красной армии колонны имени Дмитрия Донского из 40 танков Т-34 произошла в марте 1944 г.
Конечно, Введенский также обращался к верующим с патриотическими воззваниями, но они мало кем были услышаны.
Внешние обстоятельства жизни двух первоиерархов в три первых военных года имели много общего. В октябре 1941 г Московская патриархия и руководство обновленческой церкви были эвакуированы в Ульяновск. (По иронии военного времени им пришлось добираться до этого города в одном вагоне). В ту пору в Ульяновске оставалась только одна действующая церковь. В срочном порядке специально для Сергия переоборудовали в православный храм бывший католический костел, а Александру Введенскому передали давно превращенную в склад церковь Неопалимой Купины. Но на этом совпадения в их судьбе закончились.
Когда летом 1943 г. Сергий вернулся в Москву, его ждало известие о том, что Сталин желает встретиться с ним и другими высшими иерархами Русской православной церкви. Эта историческая встреча состоялась в ночь с 4 на 5 сентября. Кроме Сергия на ней присутствовал митрополит ленинградский и новгородский Алексий, а также митрополит киевский и галицкий Николай. Сталин начал беседу с того, что высоко отозвался о патриотической деятельности православной церкви, а затем поинтересовался ее проблемами. Сергий отвечал, что главная проблема — это вопрос о патриархе, которого не могут избрать вот уже 18 лет, потому что не удается получить разрешения на созыв архиерейский собор. Сталин отвечал, что не видит к этому никаких препятствий. Затем Сергий поднял вопрос о подготовке священнослужителей, которых катастрофически не хватало для обслуживания даже тех немногих церквей, что еще продолжали действовать. Сталин отвечал, что он не возражает против открытия семинарий и академии, издания ежемесячного журнала и даже против открытия новых приходов.
Сохранился известный анекдот об этой встрече, подлинность которого теперь уже нельзя проверить. Когда зашел разговор о том, что у церкви отсутствуют кадры, Сталин будто бы спросил: «А почему у вас нет кадров? Куда они делись?» Задавая этот вопрос, он, разумеется, был прекрасно осведомлен, что тысячи священнослужителей томятся в концлагерях, но ждал, как ответит на него патриарший местоблюститель. Сергий быстро нашелся и сказал, намекая на семинаристское прошлое своего собеседника: «Кадров у нас нет по разным причинам… мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Союза». «Да как же, — отвечал Сталин, — я тоже был семинаристом. Слышал тогда и о Вас…» В конце беседы (то есть в три часа утра) престарелый митрополит почувствовал сильное утомление. Сталин, взяв его за руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал на прощание: «Владыка! Это все, что я в настоящее время могу для Вас сделать».
Так закончился период жесткой конфронтации между советским государством и Русской православной церковью. Конечно, ни о каком примирении не было и речи.
Допуская в стране некоторое возрождение религиозной жизни, Сталин и дальше собирался держать церковь под строжайшим контролем. Но, как бы то ни было, послабление, сделанное для нее по сравнению с 1930-ми гг., было очень существенным. Уже через несколько дней московская патриархия получила в свое распоряжение хорошее здание — бывшую резиденцию германского посла. Начался процесс открытия храмов в селах и городах страны.
Вновь стал выходить «Журнал Московской патриархии», открылись семинарии. 8 сентября 1943 г. в Москве собрался архиерейский собор в составе 19 иерархов (3 митрополитов, 11 архиепископов и 5 епископов). На нем, как и ожидалось, Сергий был единогласно избран Патриархом Московским и всея Руси.
В то время как Русская православная церковь начала медленно возрождаться, обновленческая церковь доживала свои последние дни. После восстановления патриаршества об Александре Введенском больше не вспоминали. В октябре 1943 г. начался массовый переход обновленческого духовенства на сторону патриаршей церкви. В Москве у раскольников были отобраны все их храмы, за исключением Пименовского. Вскоре Введенский узнал, что вся Среднеазиатская епархия (главная цитадель обновленчества) признала патриарха. Вслед за ней под власть Сергия перешли Кубань и Северный Кавказ. Таким образом, в течение каких-нибудь десяти дней обновленческая церковь прекратила существование. Патриарху принесли покаяние 25 архиереев старого поставления, в том числе Виталий Введенский (он лишился митропольчьего клобука, но в сане архиепископа Тульского и Белевского возглавил миссионерский совет при Священном Синоде). Покаялись и 13 архиереев нового постановления (в том числе очень популярный среди верующих женатый епископ Андрей Расторгуев). Введенский остался один. Он тоже сделал несколько попыток примириться с православной церковью, однако его соглашались принять только мирянином в качестве рядового сотрудника «Журнала Московской патриархии», и он не согласился.
Сергий был патриархом совсем недолго — 15 мая 1944 г. он внезапно умер от кровоизлияния в мозг. Хотя Введенский был гораздо моложе своего противника, он пережил Сергия всего на два года — скончался он в июне 1946 г. За несколько месяцев до этого — в декабре 1945 г — его разбил паралич.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.