Одержимый Вотаном
Одержимый Вотаном
Напомним, что Нибелунги — духи ночи и тьмы. А наследниками этих духов, по Вагнеру, являются люди. Раз так, то впору поговорить о роли духов в истории. И о союзе с ними смертных.
Как Гитлер заключил такой союз? Помните? «Спутав» Вотана со Христом, он считал, что получил посвящение от копья владыки Валгаллы.
Первоначально договор с диаволом порождает эйфорию могущества. В 1936 году, после успешного ввода войск в Рейнскую зону (генералы возражали) Гитлер заявил: «Я иду по предначертанному мне провидением пути совершенно безопасно, как лунатик по карнизу».
Лунатик? Что ж, обратимся к психиатру. Анализируя «Майн кампф», профессор М. Кох-Хиллебрехт пишет: «Из скучного потока слов в текстах Гитлера вдруг совершенно неожиданно появляются ясные четкие фразы. Создается впечатление, что это писал другой человек или сам автор неожиданно превратился в рупор некоего оракула. Подобные предложения часто даже выделены в тексте жирным шрифтом, впоследствии уже в Третьем рейхе превратились в крылатые слова: «Так я решил стать политиком», «Германия либо станет великой державой, либо ее не будет вообще»…
«В то время как другие государственные деятели учитывали реальность существующего соотношения сил, он отталкивался от несуществующего. Точно так же, как начал он без оглядки на реальное положение вещей проектировать новый мегаполис Берлин, планировалась им и полная перестройка Европы и всего мира; не только он сам пришел из ниоткуда — из ниоткуда шли его мысли» [47]. Современный исследователь, возможно, и сам не осознал, насколько точно разложил на простые слова неосязаемую материю гитлеровского феномена. Источником мыслей Гитлера действительно было «великое ничто», сама диавольская пустота. И не случайно мысли эти, созидательные на первый взгляд, вели только к одному — смерти и разрушению.
Все это явно роднит фюрера с обожаемым им Ницше. Тот сам называл себя лишь мундштуком нечеловеческих сил. Диавол дунул в свою трубу, и прогремело: «Бог умер!»
Философ страдал беснованием в течение двадцати лет. Этим периодом датируются его основные произведения. Почти все они созданы путем автописьма. «Заратустра овладел мною» — так называл он свое состояние. Ницше, не без нелепой гордости, описывал эту «творческую одержимость»:
«Имеет ли кто-нибудь в конце девятнадцатого столетия ясное представление о том, что поэты сильных эпох называли вдохновением? Если нет, то я это опишу. — Действительно, при самом ничтожном остатке суеверия в душе почти невозможно отказаться от представления, что являешься только воплощением, только мундштуком, только посредником сверхмощных сил. Понятие откровения, в том смысле, что внезапно, с невыразимой достоверностью и тонкостью нечто становится видимым, слышимым, нечто такое, что глубоко потрясает и опрокидывает человека, — только описывает факты. Не слушаешь, не ищешь; берешь — и не спрашиваешь, кто дает; будто молния сверкнет мысль, с необходимостью, уже облеченная в форму, — у меня никогда не было выбора. Восторг, неимоверное напряжение которого иногда разрешается потоком слез, восторг, при котором шаг то бурно устремляется вперед, то замедляется; полный экстаз, пребывание вне самого себя, самым отчетливым сознанием бесчисленных тончайших трепетов и увлажнений, охватывающих тело с головы до ног; глубина счастья, в которой самое болезненное и мрачное действует не как противоположность, а как нечто само собой обусловленное, вынужденное, как необходимая краска среди такого избытка света…»
Этого «гения» не смущало элементарное противоречие. С одной стороны: «свобода воли», «сверхчеловек», а с другой — довольно жалкие: «у меня никогда не было выбора», «с необходимостью», «вынужденное»… Мундштук пригоден лишь тогда, когда он полый внутри. Когда полностью подавлена собственная воля.
В таком состоянии почти всегда несчастный получает антихристианские по своей сути диктовки. В 1937 году в Германии был издан «Трактат по истории германского духа», в котором сочувственно писалось: «Обоснование христианской морали — религиозный индивидуализм, постоянное чувство вины, кротость, идея спасения души — все это чуждо Ницше».
Сам Гитлер счел нужным приехать в архив Ницше в Веймаре и сфотографироваться рядом с бюстом философа. Его сестра Элизабет Фёрстер-Ницше встречала фюрера восторженно. Она заявила, что он «производил впечатление фигуры скорее религиозной, чем политической».
Цвейг писал о Ницше весьма выразительно: «Давно уже вздрагивает его рука (с тех пор как она пишет под диктовку высших сил, а не человеческого разума), подписывая письма именем «Фридрих Ницше»: ничтожный сын наумбургского пастора — подсказывает ему смутное чувство — это уже давно не он, — переживающий неимоверное, существо, которому нет еще имени, колосс чувства, новый мученик человечества. И только символическими знаками — «Чудовище», «Распятый», «Антихрист», «Дионис» — подписывает он письма — свои последние послания, — с того мгновения, как он постиг, что он и высшие силы — одно, что он — уже не человек, а сила и миссия… «Я не человек, я динамит». «Я — мировое событие, которое делит историю человечества на две части», — гремит его гордыня, потрясая окружающую его пустоту…»
Бог умер только в сердце Ницше и ему подобных. А без Христа, как писал святитель Иустин Попович, мир — это «большой космический сумасшедший дом». Злыми санитарами в нем служат демоны.
Всякий революционер это вообще, как правило, — псих. Об этом и Раковский говорил, и психиатры догадывались. Еще в конце XIX века писали о «политическом и реформаторском расстройстве». Да, существует такая мания. В разрушении христианских империй она сыграла не последнюю роль.
«Это болезнь, — утверждал профессор Рихард фон Крафт-Эббинг, — инкубационный период ее долгий, зачастую он начинается в детстве» [33]. Нельзя не согласиться и с таким мнением: «Большинство русских «борцов с царизмом» были таковы, что становится вообще непонятно, что им было нужнее всего — хороший психиатр или попросту дешевый публичный дом» [3].
Кстати, «нежный возраст» реформатора искусства и неудачливого революционера Вагнера полон мистическими переживаниями. «С самого раннего детства, — пишет Вагнер, — все необъяснимое, таинственное производило на меня чрезвычайное действие. Припоминаю, что даже неодушевленные предметы, как мебель, нередко пугали меня: если я долго оставался один в комнате и сосредотачивал на них внимание, то начинал вдруг кричать от страха, так как мне начинало казаться, что эти предметы оживают»…
Было бы смешно наклеить на подобное переживание какой-нибудь латинский психиатрический термин и на этом успокоиться. В этих состояниях кроется вся мгла и бездна будущих вагнеровских «откровений».
Шпенглер справедливо писал: Вагнер никогда не увлечет здоровую натуру, он для городских мозгляков. О болезненности творчества композитора свидетельствовал и Ницше: «Вагнер был революционером, он бежал от немцев… У артиста нет в Европе отечества, кроме Парижа; деликатность всех пяти чувств в искусстве, которую предполагает искусство Вагнера, чутье нюансов, психологическую болезненность, — все это находят только в Париже».
Большую часть своей музыки Вагнер слышал галлюцинативно
А вот еще характерные воспоминания Вагнера: «Не было ни одной ночи, до конца моего детства, чтобы я не проснулся от какого-то сна с привидениями с ужасным криком, который никогда не прекращался до тех пор, пока меня не успокаивал человеческий голос».
Все это очень похоже на признаки душевной болезни. А ведь подобные состояния могут быть индуцированы вовне — в зависимости от таланта их носителя. Недаром Вагнер относился к типу творцов-визионеров. Большую часть своей музыки он слышал галлюцинативно…
Макс Нордау писал: «В одном Рихарде Вагнере соединено более психопатических элементов, чем во всех остальных, вместе взятых, выродившихся субъектах, которых мы до сих пор изучали. Признаки вырождения у него так ясно выражены, что становится страшно за человека. Мания преследования, горделивое помешательство, мистицизм, туманная любовь к человечеству, анархизм, страсть к протесту и противоречию, графомания, бессвязность, непоследовательность, склонность к глупым остротам, эротомания, религиозный бред — всем этим проникнуто его писание, стремления и душевное состояние».
Карл Юнг: «Во мне сидел демон…»
П. И. Чайковский называл оперы Вагнера четырехчасовой симфонией, богатой яркими оркестровыми красками, но бедной ясно и просто изложенными мыслями. Порой лишь замечательная музыка драпирует не только, по словам Чайковского, «немецкую ходульность» сочиненного Вагнером сюжета, но и его, мягко говоря, странности. Возьмем пример из «Парсифаля». Какова судьба «благословенного» героя Титуреля, который сподобился того, что ангелы спустили ему с неба Чашу Грааля? Благодаря «милосердию Спасителя», он продолжает жить едва ли не вечно. Но в… могиле. «В гробу я продолжаю жить, благодаря Христу», — радостно восклицает он и настойчиво требует, чтобы ему показывали Грааль и этим продолжали его земное существование».
Нордау обращает внимание на истеричность Вагнера, которая как бы вошла в резонанс с истеричностью немецких масс, порожденной войной 1870 года. (Казалось бы, странно, но факт: эйфория победы была как-то связана в Германии и со взрывом самоубийств.) Но в таком же, даже намного худшем состоянии немцы находились и после Первой мировой, во время Гитлера.
Нацисты были харизматической партией, иначе говоря, группой индуцированных своим лидером людей. Не случайно, что они не замечали странностей Вагнера, сумасшествия Ницше. А как было написано главное произведение столь уважаемого Гитлером Хьюстона Чемберлена! «Возвращаясь из очередного путешествия по Италии в 1896 году Чемберлен неожиданно сходит с поезда в Гардоне и, закрывшись в номере гостиницы, в течение восьми дней не покидал его, углубившись в изучение биологии. В этот момент, по словам Чемберлена, у него были частые галлюцинации, в которых к нему являлись демоны, побуждавшие его к написанию новых работ и открывшие для него важнейшую проблему: связь расы с историей. Это дало толчок к написанию основного сочинения Чемберлена — «Основы XIX столетия».
Кошмары расового вырождения германцев являются ему в характерных образах: «Еще утро, но силы тьмы продолжают тянуть свои руки-присоски, впиваются в нас в тысячах мест и пытаются утащить нас… назад в темноту».
Сумасшествие и признаки вырождения нацисты искали избирательно, по расовому признаку. В III рейхе выставки вырожденческого искусства стали излюбленным жанром. Речь как раз шла о душевной болезни художников. Вывешенные фото душевнобольных творцов действительно весьма выразительно дополнялись их рисунками. По сути, это ведь были тоже бесовские «откровения», призванные изуродовать в человеке образ Божий.
Нацистские психиатры, кстати, с большим пиететом относились к Карлу Юнгу: «В его «подсознании» много живых форм, с которыми можно общаться как с живыми существами и которые в состоянии дать совет или предупредить, с которыми стараешься быть в хороших отношениях, чтобы они не «осердились». Психология Юнга демонична. Суть демона заключается в его названии. Исконная истина состоит в том, что дьявола можно разоружить и даже сделать из него слугу, если знать его имя».
Гитлер с вороненком на плече
Подобные представления и заблуждения «арийский ученый» получил — вот дьявольская ирония! — из недр тайной еврейской науки, называемой каббалой. И уподобился какому-нибудь местечковому знахарю XVII–XVIII веков. «В то время было много таких «баалшемов», или знахарей-каббалистов, которые лечили от разных болезней посредством заклинаний, нашептываний, амулетов (камеи) и целительных трав»… [14-2]. Баалшем означает «обладатель Имени». То есть этот человек узнает тайное имя еврейского бога и начинает совершать «чудеса»…
Юнг «вступал в диалог» с демоном по имени Филемон. Тот являлся ему в виде старика с крыльями и рогами быка. Такой контакт стал, конечно, результатом накопления греха, отступления от Христа многих поколений предков. «Его отец был пастором, нетвердым в своей вере, дед — масоном, а бабушка… общалась с духами. Мать Юнга, Эмилия, тоже была медиумом, и сам он с детства искал учителя «на пути индивидуализации». Искал и, наконец, нашел: «Во мне сидел некий демон, и, в конечном счете, это определило все. Он пересилил меня, и если иногда я бывал безжалостен, то лишь потому, что находился в его власти».
«Плодом философии Юнга явилась его двусмысленная позиция в годы фашизма, когда он был идеологически связан с «Немецким движением за веру». Мифическим героем этого движения был Вотан — древнегерманский бог… соединявший в себе противоположности добра и зла» [27-2]. «Вотану» не обязательно быть идолом. Он может прикинуться и «архетипом».
И вот «…Юнг опубликовал статью под названием «Вотан», в которой проводил явные параллели между Гитлером и владыкой Валгаллы. Юнг полагал, что Вотан возник как живой архетип из германского коллективного сознания и что посеянный им бурный ветер превратился сейчас в ураган…»
Юнг писал о Гитлере: «Он — словно человек, внимательно прислушивающийся к шепчущему голосу, что доносится из потаенного источника. И он действует в соответствии с этим голосом. В нас слишком много рационального, чтобы покоряться ему. Гитлер же слушает и подчиняется. Истинный лидер всегда ведом». Итак, «бессознательное» по имени Вотан завладело Гитлером. Заставляло его кричать с трибуны, увлекая миллионы. Кстати, Юнг писал, что «Вотан демонстрирует не только свой беспокойный, бурный и неистовый характер, но и свою совершенно иную природу — экстатическую и пророческую».
Имя Вотан имеет один и тот же корень «wut» — со словами «неистовый», «исступленный», «одержимый». Вот и Юнг писал о нем, как о «движущей силе» людей.
Бесноватый целитель утверждал, что видит в бесноватом фюрере своего потенциального пациента. Но как же хотел он лечить больного вождя и больную Германию? Слушайте, русские: «Юнг предлагал ему взяться за оружие, повернув его против России, что было бы «логичным лечением» для Гитлера и для его нации» [58].
А ведь «лечить-то» надо было от безбожия! Характерно мнение Юнга о Спасителе: «Для меня Господь Иисус совсем никогда не существовал реально, никогда не был полностью приемлемым, никогда не становился достойным любви».
Да, более реальным и более достойным любви для многих немцев вновь стал меняющий обличья Вотан, бог грозы, огня, войны и одновременно — бог колдовства, шаманства и экстаза. Беснования еще будет достаточно…
Ну и архетипом же был этот «Вотан»!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.