Гетеры и наложницы
Гетеры и наложницы
Сколь ни удивительным это покажется, но даже такой социальный институт, как продажная любовь, подтверждает нашу синусоиду времен. У Демосфена можно найти фразу: «Нам даны гетеры для удовольствия, наложницы для повседневных нужд и жены, чтобы давать нам законных детей и присматривать за хозяйством». Конец IV, а более определенно начало III века до н. э. (линии № 6–7) называют историки временем, когда из-за ослабления политической и военной активности и роста доходов населения резко возросла популярность куртуазной проституции.
В это время развивалось сценическое искусство, менялось отношение к театру, в котором стало доминировать изображение романтической любви, хотя женские роли продолжали играть юноши. Для любого, знакомого с историей театра, очевидно, что такие же процессы протекали в театре XIV–XV веков. Искусствоведы говорят, что скульпторы античной Греции этого времени начали ваять обнаженное женское тело. Да, так и есть, эволюционное развитие искусства приводит к тому, что в какой-то момент художники осваивают новое умение, – и вот на одних и тех же «линиях веков» они научились изображать обнаженное тело, сначала мужское, а затем (возможно, после преодоления естественной стыдливости моделей) и женское.
Амманати. Венера. 1571.
Все эти новые веяния в III веке до н. э., полагают историки, привели в Афинах к взлету интереса к проституции, прежде всего столь утонченной, как проституция гетер, – умных, образованных, культурных, чувственных, склонных к искусствам женщин. Говорят, что доходы от этого вида частнопредпринимательской деятельности сильно увеличились. Спрос был так велик, что одна из самых знаменитых проституток по имени Метиха получила прозвище Клепсидры из-за того, что время обслуживания клиента регламентировала при помощи водяных часов (клепсидры). Тут нам остается, на выбор, только два вывода: или совсем было мало работниц такого профиля, или это просто очередной анекдот господина Боккаччо.
Рэй Тэннэхилл с некоторой долей сочувствия пишет: «Гетеры всегда сознавали, что их привлекательность не сохранится навсегда и что им нужно копить деньги. Одна гетера по имени Филумена (не исключено, что это лишь литературный персонаж) в письме к своему любовнику цинично замечает: «Для чего ты трудишься писать длинные письма? Мне нужны пятьдесят золотых, а не твои письма. Если ты любишь меня, плати; а если ты больше любишь деньги, то не надоедай мне. Прощай!».
И тут же нам излагают такие легенды, как сообщение о гетерах, сумевших накопить достаточно денег для меценатства и вложения в большие предприятия. Ламия из Афин, говорят, восстановила разрушенную картинную галерею(!) в городе Сикион близ Коринфа, а Родопис, фракийская гетера, работавшая в Египте, как утверждают, за свой счет построила целую пирамиду!!!.[23] Поверить в это невозможно.
«Гетера с клиентом». Краснофигурный килик V века до н. э.
А вот сообщение о гетерах Средних веков: «Проститутки в эпоху Возрождения превосходно умели петь, играть на музыкальных инструментах, декламировать стихи, а иногда даже сочинять. Туллия Арагонская в XVI в. написала трактат на языке Платона; другие, менее честолюбивые, превращали свои гостиные в салоны, которые навещали прелаты, уважаемые господа и философы-гуманисты. Чтобы вести такой образ жизни, им, естественно, приходилось быть очень практичными. Вероника Франко требовала за один поцелуй от четырех до пяти крон, а за то, что Монтень называл полной сделкой, – 50 крон; Туллия Арагонская потребовала от своего клиента-немца заплатить за одну ночь сотню крон. Перевести деньги XVI в. в современный эквивалент затруднительно, но поцелуй Вероники стоил примерно столько, сколько домашняя прислуга получала за шесть месяцев работы».
Кажется, сходство в нравах и ценах налицо, и характерно, что мы находим его на одной и той же линии № 7–8.
Ниже гетер на социальной лестнице стояли (лежали?) наложницы. И в античной Греции, и в средневековой Европе их положение вряд ли можно назвать счастливым; у наложницы не было такой эмоциональной и финансовой независимости, как у гетеры, и не было законных прав, как у жены. Если хозяин уставал от нее, ничто не мешало ему бросить ее или продать – хотя бы в публичный дом.
Здесь еще один анекдот. Из-за нехватки материала об античной жизни историки хватаются за любую мелочь, поэтому они склонны верить мнению, что «первые публичные дома в Афинах были организованы по приказу Солона в начале VI в. до н. э. Сперва они не приносили большой прибыли, но к IV в. до н. э. дела пошли в гору». Чтобы показать, насколько это сообщение несообразно, приведем придуманный пример: «Первые сапожные мастерские были организованы в XVIII веке по приказу Петра Великого. Сперва они не приносили большой прибыли, но к ХХ веку дела пошли в гору». Ведь это же чушь!
Владельцы публичных домов платили в казну годовой налог, сообщает историк. Были также и уличные проститутки, в совершенстве владевшие мастерством заманивания клиентов. Этим сообщениям вполне можно верить, но дальше – очередной анекдот. Оказывается, «до наших дней сохранилась одна сандалия уличной проститутки. На подошве сандалии была выбита надпись, которая при ходьбе отпечатывалась на немощеной дороге, так что человек, шедший следом, мог прочитать ее. Надпись, естественно, гласила: «Следуй за мной». Тут нам остается только руками развести. Чего же после этого стоят утверждения, будто печать изобрели в XV веке! Вот вам, неграмотная проститутка в III веке до н. э. переворачивает сандалию, режет в зеркальном изображении буквы – печатные, конечно, какие же еще – и идет печатать рекламу прямо в пыли.
Проституция особенно процветала в городах, где было много приезжих. Например Коринф с его двумя гаванями и оживленной торговлей прямо-таки кишел публичными домами и уличными проститутками, готовыми оказать услуги морякам, сошедшим на берег. Говорят, что при коринфском храме Афродиты состояло более тысячи гетер, посвятивших себя служению богине (и ее почитателям).
Из исторических книг мы узнаем, что в «Древнем Риме» жены (а не наложницы), узнав каким-то образом о счастливой жизни греческих гетер, предприняли попытки эмансипироваться. Но у них ничего не получилось, да и местные гетеры и проститутки успеха, сходного с греческим, тоже не достигли. Такой вывод историки делают скорее всего потому, что пользуются негодной хронологией; просто на линии № 7, в XV реальном веке, «Рим» – Константинополь перешел к мусульманству.
Все эти приключения относятся к высшим линиям синусоиды, № 7–8. Но ведь любой социальный институт имеет свою эволюцию. И вот мы просто, без всяких натяжек находим начало этого процесса. Ведь о храмовых проститутках, посвятивших себя служению богу, записано еще в Законах (кодексе) Хаммурапи, которые относят к ХХ веку до н. э., а это линия № 3 по «ассиро-египетской» синусоиде, или линия № 2 «старовавилонской» волны. Здесь, конечно, точности быть не может, ибо требуются дополнительные изыскания, но хоть какие-то хронологические рамки мы получаем: практика храмовой проституции сложилась к X–XI векам, когда и были написаны законы Хаммурапи.
Ведь что такое эти законы? В местности, отдаленной от культурных центров империи, на специально установленной каменной плите содержатся для удобства местных законоведов тексты имперских законов царя, которого ныне именуют «Хаммурапи», а первоначально прозывали, вероятно, Амму-Раби или Аммон-Раввин. И в этих законах специально предусмотрены права женщин, совершающих культовые акты. В кодексе[24] есть четыре статьи об этом:
«178. Если божьей сестре, божьей жене или блуднице[25] даст приданое ее отец и напишет документ, [но] не напишет в написанном документе, что она может дать свое наследство куда хочет, не предоставит ей свободного распоряжения, то по смерти отца, братья ее получают ее поле и сад и должны давать ей, сообразно с размером ее доли, хлеб, масло и шерсть и (этим) продовольствовать ее. Если ее братья не станут давать ей, сообразно с размером ее доли, хлеб, масло, шерсть и (этим) продовольствовать ее, то она может передать свое поле и сад подходящему для нее земледельцу, (чтобы) он содержал ее. Она пользуется садом и всем, данным ей отцом, пока жива, (но) не может ни продавать за деньги, ни отдавать другому в уплату (долга). Ее наследство принадлежит ее братьям.
179. Если божьей сестре, божьей жене или блуднице отец ее даст приданое и напишет в написанном документе, что она может отдать свое наследство, куда хочет, предоставит ей свободное распоряжение, то по смерти отца она может отдать свое наследство куда захочет. Ее братья не могут предъявлять никаких требований.
180. Если отец не даст своей дочери, живущей в одиночестве, божьей жене или блуднице приданого, то по смерти отца она получает из имущества отцовского дома часть, равную доле отдельного наследника, и пользуется ею, пока жива. Ее наследство принадлежит ее братьям.
182. Если отец не даст приданого своей дочери – божьей жене Убитого (Мардука) Врат Господних, не напишет документа, то по смерти отца, при разделе со своими братьями, она получает из имущества отцовского дома треть наследственной доли (и) не должна нести ленной службы (за это); свое наследство жена Мардука может отдать куда захочет».
Итак, при ромейских храмах X–XI веков имелись божьи жены, божьи сестры и церковные блудницы кадишты (от еврейского кадеш – святой). Последние были, возможно, чем-то вроде браманских баядерок, то есть храмовых танцовщиц и певиц, а божьи жены вроде средневековых христианских диаконисс, божьи сестры – что-то вроде монашенок, и к этому же разряду, как низшая ступень, прибавляются еще и божьи блудницы, а также и отдельно живущие блудницы. Очевидно, что эта профессия тоже считалась благочестивой, чем-то вроде подражания богоматери, родившей ребенка без мужа, ведь о христианской троице упоминается в предисловии к этому «кодексу».
Если отнести появление Законов Хаммурапи к XI веку, то вполне понятно, что за несколько столетий, прошедших от него до XV века, вполне мог этот «институт» блудниц переродиться в прослойку богатых, культурных гетер, о которых мы и читаем как в греческих текстах, так и в «возрожденческой» литературе.
Скажем еще несколько слов об этих Законах. Ведь в них говорится не только о правах публичных женщин на отцовское наследство и об усыновлении чужих детей, но и о правилах заключения брака, об ответственности за нарушение супружеской верности, об условиях расторжения брака, о взятии второй жены, о собственности замужней женщины, об имущественных правах супругов, о правах вдов и детей от разных браков в отношении к наследству, о браках между свободными и рабами, об условиях вторичного брака вдовы, имеющей малолетних детей, о правах лиц, посвященных богу. Статьи 194–214 определяют характер возмездия за умерщвление и телесные повреждения. В статьях 215–240 таксируется вознаграждение врачей, строителей и судостроителей. Статьи 241–260 посвящены отношениям повседневной сельскохозяйственной жизни, они о найме домашних животных, об ответственности за телесное повреждение бодливым быком, о плате за полевые работы, о краже земледельческих орудий, о заработной плате поденщиков и ремесленников, здесь же таксируется плата за наем судов. Последние пять статей говорят о правилах покупки рабов и о наказании раба за отречение от своего господина. В заключение кодекс характеризует благодетельное значение для страны царственной деятельности Аммона-Рабби вообще и обнародованных им законов.
«Мы видим, что во всех этих статьях, – отмечает И. М. Волков, – наблюдается полная секуляризация правовых норм от норм религиозных, что возвышает его, как историко-юридический памятник над всеми восточными законодательствами, не разграничивающими правовых, религиозных и моральных норм, и приближает его к развитым законодательствам Запада».
Н. А. Морозов, соглашаясь с И. М. Волковым, пишет, что страна, где выработался такой кодекс, должна была уже представлять собою большое, строго централизованное культурное государство. Общество, из которого оно состоит, уже давно пережило родовую и племенную ступень своего развития. И вот мы опять оказываемся не в доисторической древности, а в XI–XII веках н. э.
Искусные юристы составили Кодекс по поручению верховной власти. Очень хорошо. А как же он мог быть опубликован в средневековье, когда не было еще печатного станка, да еще на территории всей Византийской (Ромейской) империи? Путем прочтения на площади? Но слово – звук, быстро замирающий в воздухе, и никто не обязан его помнить. И вот за неимением другого выхода приходится допустить, что эти «своды законов» выставлялись на площадях в виде исписанных столбов, вроде того, какой мы и имеем в данном случае.
Нашли только один такой столб у речки Шатт-эль-Араб, возможно, утащенный туда в качестве военной добычи, а может, был там перекресток дорог, и в судный день приходили процессии истцов и ответчиков из окрестных поселков, предводительствуемые грамотными судьями. А с отделением этих поселков от империи и развитием собственного языка, культуры, да и права, наконец, столб был забыт и утонул в земле.
Почему таких же столбов не осталось, например, в Константинополе, понятно. Там, как и в Европе, после перехода письменности и культа от еврейского языка к греческому и латинскому остатки прежней еврейской письменности, как уже отмененной не без борьбы, подверглись умышленному уничтожению со стороны новаторов.
После столь длительного экскурса в жаркие страны позвольте вернуться к нашей сладкой теме.
Всем известно, для достойного отдыха мужчин в Риме имелись бани. Причем о том, что в бани ходили не мыться, а именно отдыхать, тоже все знают. И вот мы, совершая свой хронологический маневр из Древнего Рима в средневековый, читаем: «Древнеримский обычай посещать общественные бани давно прекратил свое существование, но крестоносцы возродили эту идею, принеся ее из мусульманского мира, хотя в слегка исправленном виде. Обычно бани в публичных домах были достаточно большими… Известно, что в Париже в начале XV в. существовало тридцать подобных «бань».
Вообще в Рим и другие европейские города XV века, если верить Тэннэхиллу, можно было совершать полноценные секс-туры:
«Число «доступных женщин» в Риме в 1490 г. достигало почти 7000; это связано с тем, что население Вечного Города состояло в основном из мужчин; женщины жили в домах, принадлежавших монастырям и церквям, и нередко их можно было увидеть на улицах в компании священников. В Венеции, согласно хронике Санудо, было 11 654 «веселых девиц» при общей численности населения около 300 000; некоторые из них в эпоху Возрождения выполняли роль, подобную древнегреческим гетерам. Аретино говорит об одной из таких женщин, которая знала наизусть «всего Петрарку и всего Боккаччо, и бесчисленное количество стихов Вергилия, Горация, Овидия и тысячи других авторов».
Тициан. Диана и Актеон. Ок. 1559.
Сходство описаний жизни, деятельности и успехов гетер времен античности и ее возрождения столь велико, что тексты можно различить лишь по именам героинь (и то не всегда) или по названию валюты. И что интересно, для II–I веков до н. э. (линии № 8–9) ни Тэннэхилл, ни другие специалисты по «истории любви» не нашли материала, и для XVI века (та же линия) они тоже сообщают лишь, что «популярность борделей и проституток резко упала из-за эпидемии сифилиса». Неужели же это опять простое совпадение?
Причины появления сифилиса остались необъясненными. Французы называли его неаполитанской болезнью, испанцы – французской болезнью, а немцы – испанской чесоткой. Историки медицины одно время полагали, что болезнь завезли из Америки, потому что множество европейцев внезапно заболели ею через 18 месяцев после возвращения Колумба из его первого путешествия в «Индию» в 1493 году. Если это правда, пишет Тэннэхилл, то 50 человек команды, бывшей на корабле с Колумбом, должны были очень постараться после своего возвращения.
(Кстати отметим, что среди плававших в Америку практически не было случаев гомосексуализма, во всяком случае, среди испанцев и португальцев. За весь долгий период завоевания Латинской Америки среди конкистадоров зарегистрировано только два случая, один, говорят, среди моряков-немцев, а другой – в Венеции, где пятеро итальянских солдат были должным образом «повешены и сожжены под всеобщие рукоплескания» по приказу их командира-испанца.)
Даются и другие объяснения появлению сифилиса, снимающие вину с колумбовых моряков и их американских скво. Оно заключается в том, что сифилис существовал и раньше в относительно мягкой форме и вспыхнул в своем опасном варианте без видимой причины в результате генной мутации. Люди были поражены размерами эпидемии и наконец поняли, что это новая болезнь, а раньше сифилис могли принимать за проказу. Действительно, есть множество случаев в средневековой литературе, когда описывается якобы проказа, но с иными симптомами; это мог быть сифилис. Как бы то ни было, сифилис был и по сей день остается одним из самых тяжелых бедствий человечества.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.