Шумел, гудел пожар московский…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шумел, гудел пожар московский…

За первые века своего существования Москва тринадцать раз выгорала дотла, около ста раз огонь уничтожал значительную часть строений. Летописи сообщают, что в 1365 году великая засуха поразила многие области земли Русской. С ранней весны установились невыносимо жаркие дни, когда не было никаких дождей. Пересохли все болота, иссякли родники и источники, земля потрескалась и стала твердой, как камень. Под горячим солнцем повяла трава и пожухли деревья. Прозрачная смола слезой стекала по стволам вековых сосен. Даже ночи не приносили людям облегчения, и напуганные москвичи ждали неизбежного лихолетья.

И беда грянула. В 1365 году в церкви Всех Святых, которая располагалась к западу от Кремля, в Четопорьи – месте глухом и диком, заросшем мелколесьем и кустарником, начался опустошительный пожар. В один из томительно душных дней от опрокинутой свечи в лампадке вспыхнула деревянная церковь. Сухие деревянные стены и дранка на крыше запылали мгновенно. Потом огонь перекинулся на соломенные крыши приютившихся рядом изб и хибарок, в которых ютился простой люд. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнущих.

Оружейная палата во время кремлевского пожара 21 мая 1547 года. Лицевой летописный свод

В летописях так сказано об этом: «Того же лета бысть пожар в Москве, загореся церковь Всех Святых и от того погоре весь град Москва, и посад, и Кремль, и загородье, и заречие…» Кроме того, была засуха и настала великая буря. Сильный ветер подхватил и далеко разнес искры и горящие головни. За десять дворов летели целые бревна с огнем, так что гасить было невозможно – в одном месте тушили, а в десяти загоралось. Безжалостное пламя забушевало в селах и слободах, которые во множестве теснились под городскими стенами.

Огненный смерч обрушился на скученные строения Кремля, не устояли и сами кремлевские стены, срубленные из вековых дубов. Гибельный пожар за два часа до основания уничтожил весь Кремль, его башни и посады.

После такого бедствия и решил молодой князь Дмитрий Иванович возвести каменные укрепления вокруг Кремля. Такая стена (протяженностью около 2000 метров) должна была бы противостоять и военной силе, и огненной стихии.

Но после пожара 1493 года опять выгорела вся Москва, включая Кремль и княжеские хоромы. И тогда великий князь Иван III впервые издал на Руси своего рода правила противопожарной безопасности. В них, в частности, предписывалось: не топить летом избы и бани без особой надобности; по вечерам огня в домах не держать; всем мастеровым, которым огонь нужен (кузнецам, гончарам, ружейникам), вести свои дела вдали от строений. В черте города нельзя было заниматься стекловаренным делом, строго преследовалось курение.

В последующие годы эти правила еще больше ужесточались. В 1504 году в Москве была введена система контроля за «бережением от пожара», то есть предписывалось беречь город от пожара и всякого воровства. Виновные в неосторожном обращении с огнем подвергались не только штрафу, но даже и высылке. Еще более суровая мера применялась к «зажигальщикам» – умышленным виновникам пожара. В одном из Соборных уложений отмечалось, что если «зажигальщик будет изымай» и умысел его будет раскрыт, то он подлежит сожжению на месте пожара.

Однако пожары продолжали угрожать первопрестольной столице. Редко какой год в древней Москве проходил без пожаров, беспощадно выжигавших все деревянные постройки города. Долгое время считалось, что в 1547 году был один «великий пожар» – 21 июня. Он даже будто бы явился поводом для антифеодального движения – Московского восстания XVI века. А между тем в летописных источниках имеются, хотя и скупые, намеки на то, что и 12 апреля тоже был «великий пожар». Он уничтожил большую часть Китай-города (примерно от Москворецкой набережной до Никольской улицы), только на одном Гостином дворе сгорело 2000 дворов, и много людей остались без крова.

Пожар этот вспыхнул во вторник на Святой неделе. В девятом часу утра загорелось сначала в Москотинном ряду (между улицами Ильинка и Варварка), а потом вспыхнул панский двор внутри Китай-города и загорелось в Зарядье. От Соляного двора огонь перекинулся на торговые ряды и дворы, и они погорели все до Никольского монастыря, который находился на углу улиц Устретенской и Никольской.

Сгорел и Богоявленский монастырь, который располагался в Ветошном переулке, а также много других церквей, в огне пропало много икон и других ценных предметов церковного ритуала.

Не успели люди прийти в себя, как через три дня – 15 апреля – случился большой пожар на большом посаде в Болвановке (он находился в Китай-городе между Москвой-рекой и речкой Неглинной). На этот раз сгорело 8000 домов, и опять тысячи людей остались без крыши над головой. Летописи говорят, что и тогда была засуха великая, и «зло сие за умножение грехов наших». В том же году в июне месяце с благовестной колокольни упал большой колокол, и у него отломились уши. Поставлен этот колокол был при великом князе Василии Ивановиче, и глас его был угоден Богу, потому что такого колокола прежде на Москве не бывало. Явление это еще больше укрепило народ в мысли, что свершается кара небесная.

В июне же – 21-го числа, в день святого мученика Ульяна Тарсянина – во вторник Петрова поста случился новый пожар. Загорелось сначала на посаде за городом (недалеко от того места, где сейчас находится Российская библиотека) – на Острову. Пожар начался в монастырской церкви от небольшой свечи, но потом заполыхало во все стороны. В те дни стояла засуха великая и был ветер сильный, который и разнес огонь до Ямского двора и Кубенского. Огонь перекинулся внутрь Кремля, и мгновенно заполыхали конюшни великого князя. С конюшен огонь докатился и до великокняжеских хором, и они сразу же вспыхнули, так как были крыты деревянным тесом.

Сгорел весь город – монастыри, церкви и дворы, не только деревянные. На Казенном дворе исчезли в пламени знаменитые корсуньские иконы, которые были принесены на Москву еще в незапамятные времена от Божьего града Иерусалима и от прочих святых мест богоугодными святителями и мужами преподобными… А иконы эти были «чюдныя»: «Кузнь на них златая и серебряная, и камение драгое, и жемчюг, и много мощей святых погорело».

Выгорело также много казны государя великого, «ценного жемчугу и всяких других каменьев драгоценных; и бархаты. И камки, и сукно, и тафта и прочего добра неисчислимого, как и подобает быть в царском доме».

После этого пожара и пошло выражение «От копеечной свечи Москва сгорела». Выгорели великая церковь Благовещения на великом княжеском дворе, и дом митрополита, и Чудов монастырь, а святые многоцелебные мощи Чудотворца Алексея вынесли уже из полыхавшей церкви. В монастыре том задохнулись и сгорели 56 чернецов.

За городом (Кремлем) посад выгорел почти весь. От Москвы-реки дворы выгорели по обе стороны улицы Волхонки, а также по обе стороны Арбата и Воздвиженской улицы, а потом огонь перекинулся на Никитскую, Леонтьевскую (где находится старое здание Московского университета) и Тверскую улицы. До этого пожара Москва была городом большим и красивым, и людей в нем проживало много, и «украшен он был предивно». А теперь все изменилось в один час. Сгорело множество деревянных церквей, а каменные выгорели внутри, и долго еще не было слышно в них пения церковного и звона колокольного. Ничего другого не было видно, только один дым и почерневшая земля. Да множество трупов…

Великого князя в Москве в это время не было, он находился в селе своем, которое располагалось к югу от Москвы, с княгиней своей и братом Юрием Васильевичем. Святейший митрополит Макарий, который постоянно жил в Москве и правил слово Божие истинное, начал молебен перед пречистым образом иконы Владимирской. Это был человек кроткий и смиренный, ко всему милостивый, гордыни же в нем не было никакой. Пожар добрался до церкви как раз во время молебна, от огня жар были такой знойный, что митрополит уже не мог терпеть. И тогда его спустили на веревке, но она оборвалась в трех саженях от земли, и митрополит сильно разбился.

Узнав о пожаре, великий князь тот же час приехал на Москву. И увидел погоревший от огня город, и много церквей выгоревших, и трупы. Так ему сделалось горько и жалостно, что расплакался он «вельми». Да и кто не восплачет о погибели города, кто не пожалеет и не потужит о народе погибшем – о мужьях и женах, о детях и отроках, в огне сгоревших!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.