В КРУГУ СТАРЫХ ПАРТИЙНЫХ ТОВАРИЩЕЙ

В КРУГУ СТАРЫХ ПАРТИЙНЫХ ТОВАРИЩЕЙ

22 августа Гитлер подписал короткий документ: «Я предоставляю имперскому министру иностранных дел господину Иоахиму фон Риббентропу все полномочия для переговоров от имени Германского государства с уполномоченными представителями Союза Советских Социалистических Республик о заключении пакта о ненападении, а также обо всех смежных вопросах и, если представится возможность, для подписания как пакта о ненападении, так и других соглашений, являющихся результатом этих переговоров, чтобы этот пакт и эти соглашения вступили в силу немедленно после их подписания».

Риббентроп прилетел в Москву 23 августа на личном самолете Гитлера. Маршал Александр Михайлович Василевский рассказывал потом писателю Константину Симонову, что немецкий самолет по дороге обстреляли. И на фюзеляже нашли пробоины от осколков зенитных снарядов. Потом с этим делом разбиралась комиссия, ждали от немцев протеста, но они ни слова не сказали — боялись помешать заключению договора.

В Москве Риббентропа отвезли в немецкое посольство. Посол Шуленбург уже знал, что в шесть часов вечера их примут в Кремле. Но кто именно будет вести переговоры с советской стороны, немцам не сказали.

В служебном кабинете Молотова помимо хозяина они увидели Сталина. Посол Шуленбург был поражен: вождь впервые сам вел переговоры с иностранным дипломатом. Иностранные дипломаты вообще не удостаивались аудиенции у Сталина: в Наркомате иностранных дел стереотипно отвечали, что генеральный секретарь — партийный деятель и внешней политикой не занимается.

Сталин предложил было Молотову высказаться первым, но тот отказался от этой чести:

— Нет, говорить должен ты, ты сделаешь это лучше меня.

Когда Сталин изложил советскую позицию, Молотов обратился к немцам:

— Разве я не сказал, что он сделает это намного лучше меня?..

Немцы предложили вариант договора, составленный в высокопарных выражениях: «Вековой опыт доказал, что между германским и русским народами существует врожденная симпатия…» Сталин все эти ненужные красоты решительно вычеркнул. Риббентроп соглашался с любыми поправками — он отчаянно нуждался в пакте.

Сталин сказал:

— Хотя мы многие годы поливали друг друга навозной жижей, это не должно помешать нам договориться.

Они втроем — Сталин, Молотов и Риббентроп — все решили в один день. Это были на редкость быстрые и откровенные переговоры. Они распоряжались судьбами европейских стран, не испытывая никаких моральных проблем. Сразу же договорились о Польше. Сталин сказал немцам, что не стоит сохранять самостоятельную Польшу даже с небольшой территорией: ее следует полностью оккупировать. Сталин не меньше Гитлера хотел, чтобы Польша исчезла. Он ненавидел поляков. Сталин говорил Риббентропу:

— Самостоятельная Польша все равно будет представлять постоянный очаг беспокойства в Европе… Исходя из этих соображений, я пришел к убеждению, что лучше оставить в одних руках, именно в руках немецких, территории, этнографически принадлежащие Польше. Там Германия могла бы действовать по собственному желанию… Германия сделает хороший гешефт.

Риббентроп предложил поделить Польшу в соответствии с границами 1914 года, но тогда Варшава, которая до Первой мировой входила в состав Российской империи, доставалась немцам. Сталин не возражал. Он сам провел толстым цветным карандашом линию на карте, в четвертый раз поделившую Польшу между соседними державами.

Взамен Риббентроп предложил, чтобы Финляндия и Эстония вошли в русскую зону влияния, Литва отошла бы к Германии, а Латвию они бы поделили. Сталин потребовал себе Латвию и значительную часть Литвы.

В начале девятого вечера от Риббентропа ушла в Берлин шифротелеграмма: «Пожалуйста, немедленно сообщите фюреру, что первая трехчасовая встреча со Сталиным и Молотовым только что закончилась. Во время обсуждения, которое проходило положительно в нашем духе, обнаружилось, что последним препятствием к окончательному решению является требование к нам русских признать порты Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс) входящими в их сферу влияния. Я буду признателен за подтверждение согласия фюрера».

Ответ из Берлина пришел немедленно: «Да, согласен». В тот момент Гитлер был готов на все — ведь Сталин избавил его от страха перед возможностью вести войну на два фронта.

Ближе к полуночи все эти договоренности закрепили в секретном дополнительном протоколе к советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 года.

Пункт первый дополнительного протокола гласил: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР».

Договор и секретные протоколы с советской стороны подписал Молотов, поэтому этот печально знаменитый документ стал называться пактом Молотова — Риббентропа.

Германия согласилась с планами Сталина и Молотова присоединить к Советскому Союзу Прибалтийские республики и Финляндию. Это была плата за то, что Москва позволяла Гитлеру уничтожить Польшу.

Гитлер не возражал и против того, чтобы Сталин вернул себе Бессарабию, потерянную после Первой мировой войны: «Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях».

Протокол 1939 года многие десятилетия был главным секретом советской дипломатии. Все советские руководители знали, что протокол есть, но упорно отрицали его существование, понимая степень позорности документа. Секретные протоколы к договору с Германией Молотов долго хранил в личном архиве. Уходя из Министерства иностранных дел, сдал их в архив политбюро. Но до самой смерти доказывал всем, что никаких протоколов не было.

Феликс Чуев много раз спрашивал Молотова:

— Что за секретный протокол был подписан во время переговоров с Риббентропом в 1939 году?

— Не помню.

Немцы сразу после войны опубликовали все секретные протоколы, но в советской печати их назвали фальшивкой. В нашей стране многие и по сей день не верят в их реальность — настолько невероятным кажется сговор с Гитлером. На самом деле еще в 1968 году, вспоминает бывший посол в ФРГ Валентин Михайлович Фалин, когда готовился сборник документов «Советский Союз в борьбе за мир накануне Второй мировой войны», министру предложили опубликовать секретные приложения к договорам с Германией 1939 года.

Громыко ответил:

— Данный вопрос не в моей компетенции, должен посоветоваться в политбюро.

Через неделю он сказал, что предложение признано «несвоевременным». Громыко в своем кругу, разумеется, не стал говорить, что эти протоколы — «фальшивка».

Секретные протоколы нарушали договоры между Россией и Польшей, Россией и Францией, но Сталина это не беспокоило. Что такое договоры? Пустые бумажки. Значение в мировой политике имеет только сила.

Разговаривая с Риббентропом, Сталин был любезен и добродушношутлив. Когда они закончили дела, прямо в кабинете Молотова был сервирован ужин. Сталин встал и произнес неожиданный для немцев тост, в котором сказал, что всегда почитал Адольфа Гитлера:

— Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и потому хотел бы выпить за его здоровье.

Потом Сталин произнес тост в честь рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, как гаранта порядка в Германии. Читая потом отчет Риббентропа о визите в Москву, нацистские лидеры были потрясены: Гиммлер уничтожил немецких коммунистов, то есть тех, кто верил в Сталина, а тот пьет за здоровье их убийцы… Альфред Розенберг, один из идеологов нацизма, который в 1941 году возглавит имперское министерство по делам восточных оккупированных территорий, записывал в дневнике: «Большевикам уже впору намечать свою делегацию на наш партийный съезд».

Молотов не упустил случая предложить тост за Сталина, который своей речью 10 марта, правильно понятой в Германии, положил начало повороту в политических отношениях двух стран. 24 августа «Правда» писала: «Дружба народов СССР и Германии, загнанная в тупик стараниями врагов Германии и СССР, отныне должна получить необходимые условия для своего развития и расцвета».

Риббентроп говорил потом, что за несколько часов, проведенных в Москве, он достиг такого согласия, о котором и помыслить не мог. Вернувшись в Берлин, Риббентроп рассказал, что русские были очень милы и чувствовал он себя в Москве как среди старых партийных товарищей.

Его сопровождал личный фотограф фюрера Генрих Хоффман, который много снимал советского вождя и по личной просьбе Гитлера крупным планом сфотографировал мочки ушей Сталина. Фюрер верил, что по мочкам можно определить, есть ли в человеке еврейская кровь («Если мочки прижаты к черепу — еврей, если нет — ариец»). Тщательно изучив фотографии, Гитлер пришел к выводу, что Сталин не еврей.

В узком кругу Гитлер говорил о пакте со Сталиным:

— Я выбрал меньшее зло и получил гигантскую стратегическую выгоду.

Адмирал Николай Герасимович Кузнецов, который был наркомом военно-морского флота, оставил записи, в которых говорится: «После приема Риббентропа в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца, оставшись в своей среде, Сталин прямо заявил, что, «кажется, удалось нам провести немцев». Похоже на то, что он сам собирался обмануть, а не быть обманутым».

Никита Сергеевич Хрущев вспоминал, что, когда был подписан договор с Гитлером, «Сталин буквально ходил гоголем, задрав нос» и повторял:

— Ну и надул я Гитлера. Надул Гитлера!

Бывший управляющий делами Совета министров СССР Михаил Смиртюков вспоминал:

— После подписания пакта наши руководители чувствовали себя так, будто ухватили бога за бороду. Кусок Польши отхватили, Прибалтику получили!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.